40
Следующим утром Мать сидела за столом у себя в кабинете и, подперев кулачком подбородок, смотрела в окно на бурлящую об эту пору деловую Москву. Сегодня ей предстояло посетить подвал, в котором трудились рекламисты холдинга. Секретарь суетился насчет завтрака, раскладывая на ажурной, севрского фарфора тарелочке свежую, еще дышащую сдобу и собственноручно готовил правильный капуччино.
– Пани должна иметь представление о том, что креативщики в рекламе – враги комьюнити. Они пытаются перетянуть ПРА на себя. Так и тычут своей соломинкой в нашу лохань. И сосут, сосут… Как наворотят, так не то что понять, о чем речь, а просто даже прочитать невозможно. Называется «авторская гарнитура». Вот намедни как кризис грянул, так много наружных рекламных площадей на Москве пустовало. И тут приходят девчонки – короткие, извиняюсь, юбчонки. Рекламу хотят на двести метров квадратных где-то по Бульварному кольцу. Так эти их уж и так и сяк – по-всякому их, стало быть, снимали. Ретростайл, говорят, ч/б, в панталонах и корсетах… И что в результате? Ботва подумала, что показ ретрофильмов анонсируют. А наши взяли да написали черным по белому полю в левом верхнем углу два телефона напротив имен:
ххх ххх хх ххх – Галя
ххх ххх хх ххх – Люба
И все! И ПРА – рекой.
Мать засмеялась и с аппетитом принялась за румяную булочку, благоухавшую корицей.
– Пани не представляет, как это страшно, когда креатив вытекает на улицы, – утрамбовывал площадку в мозгу начальства секретарь, – как вулканическая лава. Один пепел вместо ПРА остается. Приходится их замуровывать целыми агентствами.
Мать поперхнулась.
– Что делать приходится?!
– Замуровывать. Чтоб не вытекало. Весь креатив скапливается в рекламных агентствах, но мы его наружу не выпускаем – блокируем. Хотя и заказчики неразумные иной раз все портят. Напишите мне, говорит, увлекательный, легкий текст, который читается с интересом. Я его спрашиваю: «А вы, сударь, уверены, что мы с вами сейчас говорим о пеноблоках? Может, вам оперетку про них поставить? Тогда это будет договор о продакт плейсмент». Хотя лучшая реклама пеноблоков – это ролик про то, как из них строят дом. Сам процесс то есть. Завораживающее зрелище, надо вам сказать. А если еще строит потный, с голым торсом губернатор Калифорнии, то это вообще в десятку.
– И что, губернатор соглашается на такие предложения?
– А куда ему деваться из горящей Калифорнии? Растопчин свое дело знает.
Пока спускались в бункер к рекламистам, секретарь поминал былое:
– Представьте, в начале прошлого века отлично работала реклама в вагонах городской конки. Потом городская управа сделала вид, что намеревается удалить сей продукт, а по здравом размышлении, объявила тендер. Но кто ж нас мог перебить? Мы ж за аренду рекламных площадей там по шести с половиною тысяч рубликов в год платили. Кто ж такое, кроме нас, потянуть мог? Никто и торговаться не стал. Ну и продлили нам аренду. А конкурентам Городская управа, с согласия московского обер-полицмейстера, разрешила поставить на московских бульварах для бесплатного пользования скамейки, на спинках которых помещались писанные масляными красками рекламы. Мы просто рыдали от смеха. Седалищем, что ли, эти рекламы читать?
Эскалатор уносил Мать с секретарем куда-то в земное нутро, подпираемое мрачными сводами, на которых вскоре стали попадаться яркие граффити.
– Порезвиться выпускаем помаленьку, – кивнул на настенную живопись секретарь. – Пар выпустить.
Наконец он подвел Марью к бронированной двери и крутанул штурвал поворотного механизма. В помещении, напоминающем банковское хранилище, рекламисты работали на горячих клавишах. Температура клавиш резко повышалась, как только рекламисту случалось ненароком срыгнуть на монитор креативом. Самопроизвольно извергнувшийся креатив портил рабочую атмосферу рекламного бюро на полдня. Провинившегося заставляли набивать вручную текст Устава департамента рекламы десять раз подряд.
– Для того чтобы валидная органика таковой и оставалась, нечистая публика должна обеспечивать фабрикат, который создает питательную среду для чистой. Хороший овощ нуждается в удобрении. Нечистой удобряем чистую. Только дохнет нечистая часто. Пьет, сука, оттого калечится. Так что пришлось вплотную заняться техникой ее безопасности на производстве. Тут уж наши рекламисты превзошли себя!
– Художественным образом?
– Каким еще «образом»? Нечистая публика образ не понимает. Вы не поверите, это очень сложно, это, можно сказать, высший пилотаж – найти самые точные, самые однозначные слова из тех, которые эта публика разумеет. Мы бережно храним подборку первых плакатов по технике безопасности. Они – наша гордость! Пойдемте, я вам похвастаюсь.
Мумия повел Мать в музей рекламы комьюнити.
– Серия «Техника безопасности» выполнена была по заказу нашего холдинга. Правда, он тогда не холдингом назывался, а артелью «Организованный труд». Самодеятельно через профсоюзы на производства внедряли.
Мать, слушая Мумию, вчитывалась в слоганы и рассматривала плакаты.
– Поощрялся императив. Обращение требовало личного местоимения «ты», причем обязательно в единственном числе. Чтобы каждый пролетарий относил императив к себе лично. Вот, обратите внимание, пани:
ОСТЕРЕГАЙСЯ УДАРА ЗЮЗЬГОЙ!
НЕ ПРОВЕРЯЙ ПАЛЬЦЕМ НАПРЯЖЕНИЕ!
ЗАГИБАЙ ГВОЗДИ!
НЕ РАБОТАЙ С НЕПОДВЯЗАННОЙ ШЛАНГОЙ!
ОГРАЖДАЙ КОНЕЦ ВАЛА!
Потому что, как показал опыт, всякие отвлеченные типа:
ОСТОРОЖНО С ВИЛАМИ!
ОСТОРОЖНО С ЦАПКОЙ! —
не срабатывали. Пролетарьят калечился, создавая предпосылки к утечке ПРА. Так-то вот, – заключил секретарь.
Плакаты, запечатлевшие противостояние пролетариев взбесившемуся инструментарию и наоборот, напоминали кадры хроники с гражданско-индустриальной войны. Любимым плакатом, завоевавшим сердечные симпатии членов комьюнити, был рекламный шедевр:
НЕ ПРОХОДИ ПОД ТРАНСМИССИОННЫМ ВАЛОМ!
На плакате кровоточила намотанная на вал плоть в разорванной спецухе. Некоторые члены комьюнити усматривали в изображении кровоточащей плоти порнографию, поскольку налицо был искус, вызывавший обильное слюноотделение. Плакат пользовался бешеным успехом и украшал офисы служащих холдинга ЗАО МОСКВА, не имевших даже представления об устройстве и назначении трансмиссионного вала.
Мать замерла перед плакатом:
В ШЕЙКИ ВАЛКОВ ПОДАВАЙ САЛО ВИЛКОЙ!
Он завораживал таинством процесса и порождал химеры в сознании непосвященных.
Самим рекламистам очень нравился слоган «БЕРЕГИСЬ БУФЕРОВ!», хотя обращен был сей призыв исключительно к путевым обходчикам.
– Рамзик, а как фабрикат, создаваемый нечистой публикой, становится пригодным к употреблению чистой? – поинтересовалась Мать.
– С помощью возгонки ПРА. Мы его «золотим» – анодируем в спецрастворе налогов, акцизов, рекламы, упаковки, сервисных услуг. В результате цена продукта поднимается до порога, на который реагирует встроенный потреблятор чистой публики.
– Какой еще «потреблятор»? Куда встроенный?
– А как же? Как иначе понудить чистую публику к сцеживанию ПРА? Это же ежедневное донорство.
– А куда встроен потреблятор?
– Мы долго думали. И пришли к выводу, что самый незаметный способ встроить потреблятор в организм – это услуги стоматологической клиники. Рот и сам по себе идеальный потреблятор, природой данный. Значит, надо его усовершенствовать. Вот мы и открыли стоматологические клиники. Чистая публика ведь не застрахована от кариеса. В образовавшееся дупло и встраиваем. Прямо в пломбировочный материал. Это, кстати, один из самых надежных источников ПРА. Зубы-то у всех имеются. А вся стоматология в Москве – наша.
– Рамзик, это все, конечно, замечательно, но я не совсем понимаю, какое отношение реклама имеет ко мне. Ведь моя работа начинается ночью. Или я что-то не поняла?
Секретарь замялся:
– Э-э-э… видите ли, пани, объектом вашего внимания будет не сама по себе реклама, а Черный Блогер, который наших рекламистов ненавидит, стремится всячески ославить, а главное, он ночами наши билборды и растяжки исправлять пытается. Заказчики недовольны. Работу наших мастеров фотошопа замусоливает до неузнаваемости своим креативом. И ругается при этом грязно.
– И как же вы предлагаете мне его обезвреживать?
– Ну, способ-то известный… Пани давеча в офисе его опробовала. Сдуть его, и все дела.
– А как я его узнаю?
– По лестнице узнаете. Он в ночное с лестницей выходит. Телескопической. А как заберется, так можно спросить у него, который час. На руке он носит большие часы Христофора Галовея – без стрелок и цифр. Вместо того чтобы бросить взгляд на расположение двух стрелок, он читает четыре слова. Например: двадцать три сорок четыре. Спросите его, который, мол, теперь час, и в этот момент и сдувайте: времени хватит, пока читает.
Кстати, шоу-бизнес взял подряд на продвижение нашего товарного знака «звезда». Фабрики звезд плодят живые рекламные носители, насыщают плоть пеной. Пока справляются успешно. Но есть проблемы. Кто-то сказал юным дарованиям, что попасть в шоу-бизнес можно только через постель. Так им теперь всем постель подавай! А где ж столько взять? Хотим попить фабрикантов, а они норовят через постель. Причем «через постель» для многих из них и есть главная цель. Говорят: нам обещали через постель! И везде написано. Так что извольте! Мы им уже создаем всякие реалити-шоу, чтобы они между собой как бы, а они все равно в постель к продюсерам лезут. Продюсеры ропщут…
– Рамзик, а вот я еще хотела спросить. После посещения продюсерского центра у меня возник вопрос: зачем нам надо, чтобы люди смотрели телевизор? Нам-то что от этого?
– Пани забывает о ПРА. Телевидение сейчас является отличным насосом: и реклама, и PR, и продакт плейсмент… Правда, тут пожиже будет. Недоработали еще. Но наши разработчики двигаются в этом направлении. Пани обращала, наверное, внимание, что на передней панели каждого телевизора имеется красный огонек. Вот через него и должен идти бесконтактный отъем. Но пока случаются сбои в идентификации жидкостей. Ну, вы меня понимаете.
– Рамзик, а можно я спрошу о другом?
– Чего пани желает?
– Послушай, мне, право, неудобно, но все-таки… Скажи, а почему комьюнисты пьют партнера во время секса?
– В этом торжество правды, пани, – важно и со значением сдвинув надбровные дуги, ответил секретарь, – члены комьюнити могут позволить себе искренность в отношениях. К тому же, как я слышал, оргазм усиливается многократно. Любовь, кровь, рука об руку…
– Рамзик, скажи, почему мне досталась самая грязная работа? Я ведь думала, что ночная Москва – это самый гламурный гламур. А оказывается – твердые бытовые отходы, охрана клубов от поджигателей, сдувание с лестниц безумных креативщиков… Получается, муж мой кайфует в ложе, а я с берданкой патрулирую ночные улицы столицы… Где справедливость?
– Не расстраивайтесь, пани! Зато ваше дело – ПРАвое! А что до справедливости, то не советую: сПРАведливость, по законам нашего жанра, – это слив ПРА. Да и вообще, пани должна понимать, что мать – она по хозяйственной части. Если мать станет тусить, то пожалеть можно такое семейство.
Неожиданно объяснения ответственного секретаря были прерваны завывшей сиреной, словно кто-то жалостливый близко к сердцу принял его слова.
– Бежим! – скомандовал Мумия.
– Что это??? – закричала на бегу Маша.
– Гражданская оборона настала… – отозвался Рамзик, ковыляя по коридорам со вспыхивающими то и дело лампами аварийных выходов.
– А что делать-то???
– Каждый должен спасти не менее трехсот килограмм органики. Надо просто выпихивать плоть из огня!
Секретарь вытолкнул Мать на поверхность Москвы, а сам по спецсвязи вышел на Министерство Непредвиденных Случаев.
На сей раз полыхало рядом с метро. Горел киоск, в котором продавали диски. Сухой морозный воздух разносил искры в направлении мобильного оператора, торгующего по соседству связью и гаджетами.
Какая еще гражданская оборона? – думала Мать. Нет давно никакой гражданской обороны! Теперь каждый гражданин обороняется сам, как может.
Вход на станцию метро был задымлен. Мать потянула носом морозный воздух и, сама того не ожидая, втянула весь дым. Закашлялась, из глаз потекли слезы. По ушам ударила пожарная сирена подъехавших специализированных машин. Обесточив ларьки и разогнав публику, снимающую телефонами зрелище, пожарные принялись заливать источник возгорания.
– Охренеть! – вырвалось у Марьи. Она вынула из сумочки зеркальце и взглянула на свое лицо: в ее глазах плескались языки пламени догорающих киосков.
