Глава 12
ОБОКРАДЕННЫЙ БАРОН

Увеличение нашего клана грозило голодом. К середине лета общее население поселка достигло двух с половиной сотен, и возделанные нами поля не могли прокормить всех. Пока пищи хватало, но закрома стремительно пустели. Лазутчики докладывали о полных складах зерна в баронстве Сильватии, в прошлом году там был хороший урожай. Большую часть хлеба барон у своих крестьян отбирал и отправлял на продажу. Население жило впроголодь, и обозы с зерном хорошо охранялись, чтобы не отбили отчаявшиеся крестьяне.

Снупи сообщил дату отправления хлебного каравана, и я вышел ему навстречу с полусотней робингудов, поручив остальным воинам охрану деревни. Чтобы не платить пограничные сборы, барон направил караван в обход поселений людей, вдоль границы с Дикими землями, что сильно нам помогло, для налетов в глубине человеческих королевств у меня пока не хватало сил. Да и нападение надо было устроить так, чтобы обокраденный барон думал на соседей. Дружина Сильвата насчитывала до пятисот профессиональных воинов плюс ополчение, в случае атаки обиженного барона на нашу долину мы могли и не справиться. Поэтому Хорт был отправлен в лавку трофеев Трейдгарда, и сейчас на десятке моих воинов, больше всего похожих на людей, были одеты котты с гербами соседнего с Сильватией графства Штрайн.

Хлебный обоз барона остановился на ночлег на небольшой полянке, часа в три ночи мы крадучись подобрались к стоянке. Беспечность охраны поражала, всего двое часовых, причем один нагло храпел, привалившись спиной к телеге, второй клевал носом, опираясь на копье. Это же все-таки пограничная территория, рядом Дикие земли. Где только Сильват набрал этих непуганых кретинов? Впрочем, барон жаден, скорее всего, просто не захотел тратиться на нормальную охрану. Воистину скупой платит дважды.

Орки окружили лагерь. Когда все заняли свои места, я тихо ухнул филином. По этому сигналу мои бойцы ринулись на людей, часовые, хрипя, повисли на кривых ножах орков, сонную охрану просто вырезали. Мне не было жаль этих тварей, наверняка не один раз участвовавших в диких охотах Сильвата. Другое дело пейзаны, сидевшие днем на облучках. Лишней крови я не хотел, потому погонщиков просто согнали овечьим стадом в кучку. Быстро впрягли лошадей и вывели караван со стоянки. Рядом с пленными людьми крутились орки в коттах с гербами Штрайна. В ночной темени (костры мы мигом погасили) заметить цвет кожи или клыки нападавших люди вряд ли смогут, а вот черного гербового орла на белых коттах — вполне.

Я велел не добивать оставшихся в живых охранников, мне нужны были компетентные очевидцы, готовые засвидетельствовать, что нападавшие, несомненно, из людей графа Штрайна. Парочка легкораненых солдат барона усиленно изображала трупы. Один даже обгадился, видимо, для полноты картины, вот, мол, какой я мертвый, уже и воняю…

Роли были распределены заранее, и сейчас я верхом на Черныше в доспехах и рыцарском плаще с гербом Штрайна (плащ был продран в трех местах и кое-как заштопан, ну да в темноте сойдет) остановился возле двух сильватовских охранников, по совместительству — жуков-притворяшек.

Ко мне подскочил Хорт в рыцарской кольчуге и шлеме, вытянулся и подобострастным голосом фельдфебеля (два дня репетировали) сообщил:

— Ваша милость, осмелюсь доложить: обоз готов, можем сей же час отправляться.

— Быстрее, бездельники, его светлость ждать не любит, — процедил я сквозь зубы, в лучших интонациях надменно-спесивого мелкопоместного дворянства. — Да, сержант, позаботьтесь, чтобы тут не осталось никого живого, нам свидетели ни к чему.

Фраза подействовала на пленных погонщиков, как выстрел судейского пистолета на спринтеров. Отчаянно крича, крестьяне ринулись в темноту, нечеловеческим усилием продравшись сквозь мою охрану, я с улыбкой смотрел им вслед. Раненые охранники, кажется, вообще перестали дышать. Орки шепотом выдавали фразы: «Быстрее, его милость осерчает», «Эх, упустили, надо было сразу резать», «Запрягайте, не успеем, на конюшне выпорют» и тому подобное. Если бы они говорили в полный голос, гортанный выговор грубых глоток тут же выдал бы их, но вот отличить шепот орка от шепота человека почти невозможно.

Отъезжая с полянки, я вроде как случайно зацепился за ветку, выругался и наколол на острый сучок обрывок рыцарского плаща с приличным фрагментом герба Штрайна. Кусок смятого котта с тем же символом Хорт вложил в костенеющую руку убитого баронского охранника.

В придорожных кустах я приостановился и стал наблюдать за событиями на поляне. Как только последний орк покинул место привала, штук пять жуков-притворяшек срочно ожили и рванули в кусты, отряд вел обгаженный охранник, наверное, это был командир. Что ж, каков народ, такие и бояре.

В сторону кратера мы свернули на каменистом плоскогорье, чтобы не оставлять следов. Сзади с березовыми вениками суетились гоблины Снупи, заметая следы, посыпая землю толчеными листьями дикого табака, напрочь отбивающего нюх ищейкам.

На месте нападения с егерями, следопытами и стражниками находился сам барон. Сильват был в бешенстве, такое количество зерна, столько денег пропало, а эти растяпы никак не могут разобраться в следах.

— Ваша милость, это были орки, — к барону подошел седой следопыт, — расстояние между следами, походка, раны от кривых мечей на трупах. Я всю жизнь изучаю следы, я не могу ошибаться.

Барон брезгливо скривил губы. Ну до чего же тупы эти сиволапые растопыры. Действительно, только благородное сословие может мыслить, а простонародье, какой бы пост ни занимало, все равно останется неразумными скотами.

— Скажи мне, дружок, — голос барона был полон яда, он ткнул прямо в лицо следопыту найденный в руке мертвого охранника обрывок ткани, — с каких пор орки носят герб моего соседа графа Штрайна и разъезжают в рыцарском облачении верхом на лошадях?

— Они могли подкинуть это, чтобы замести следы. — Следопыт был упрям.

— Хорошо, допустим, — барон ерничал, — но скажи, зачем им это? Если орки разграбили караван, то зерно уже растащено по их грязным норам и безвозвратно пропало. Даже если я знаю, что это орки, что с того? Рядом нет ни одного крупного темного клана, только бродяги Диких земель. Что изменится, если я узнаю об их нападении, я стану их убивать? Я и так убиваю их, где только могу.

— Может, появился новый черный рыцарь и ему служат орки? — Следопыт не унимался. — Он и был в доспехах на коне.

— Что-то новенькое в нашем мире, черный рыцарь грабит зерно. — Барону даже приятно было разрушать аргументы следопыта, он почти физически чувствовал превосходство своего разума над умишком простолюдина. — Ну даже допустим на миг, что это правда. Но орки, у которых никогда не было коней, быстренько запрягли всех лошадей каравана и на них уехали. Какие умелые орки! А скажи мне, зачем оркам зерно?

— Как — зачем? Есть, — озадаченно пробормотал следопыт.

— Вот как, есть. — Барон куражился. — Орки жрут людей, для них каждый труп, как для человека баранья туша, а в твоем случае — свиная. Но все трупы охраны на месте, ни один не тронут. Значит, орки взяли для еды зерно, а мясо бросили? А как говорили между собой эти самые орки? Ну где там мой начальник каравана, который при нападении не придумал ничего лучшего, как обгадиться? Ты уже сменил штаны? Хорошо, так что там говорили эти самые орки?

— Это были люди, совершенно точно, — смущенно ответил раненый охранник. — Я слышал разговор командира и сержанта, так говорят только рыцари. Кстати, он в темноте зацепился за сосну вон там и, кажется, порвал одежду.

— Здесь? — Барон подъехал к дереву и аккуратно снял с него клочок ткани. — А вот и кусок плаща наших необыкновенных орков, только из дорогой ткани и с тем же гербом. Нет, теперь я лично поговорю с графом Штрайном, а ты больше не главный следопыт, тупой мужлан. Пошел вон, болван, стража, гоните его. И чтобы в моем домене тебя больше не видели.

И охрана, по приказу барона, выгнала единственного человека, который мог ему действительно помочь. Метрах в пятидесяти от Сильвата, в кроне огромной ели, сидел Снупи и, зажимая ладошкой рот, изо всех сил боролся со смехом.

Сегодня Саэне не спалось, то ли виновато полнолуние, то ли тревога за Торна, отправившегося добывать хлеб. Надо прогуляться, решила эльфийка, вылезла из-под одеяла и стала одеваться. Она уже открывала дверь, когда дикий крик часового: «Тревога!» — прорезал ночь. Орки, гремя доспехами и оружием, бежали к стенам. Саэна метнулась обратно, подхватила свой огромный лук, сунула за пояс белый жезл и помчалась к палисаду. В поселке осталось всего пятьдесят мужчин, каждый воин на счету, ее помощь может пригодиться.

Снаружи дико завыли гулли и раскатился утробный рев огров. Но у частокола уже стояли воины и слышался командный голос Нервна, оставленного Торном за старшего в его отсутствие.

Стена частокола затрещала, два бревна вывалились. В проеме показалась квадратная фигура огра. Людоед ухватился за третье бревно и выворотил его, расширяя проход, внутрь стали проскакивать гулли. Три орка, прикрывшись щитами, приняли огра на копья, остро отточенные наконечники пропороли шкуру и уперлись в массивные кости. Людоед зарычал от боли и взмахнул дубиной, разнеся оружие в щепки, но набегали еще орки, со всех сторон всаживая в массивную тушу копья. Стрелки на палисаде торопливо рвали тетивы луков, пронзая стрелами гуллей. Еще хорошо, что гулли и огры не в состоянии вскарабкаться на стены. На противоположной стороне поселка возник еще пролом, часть орков под предводительством Санора-кузнеца побежала туда. На голову сломавшего забор огра обрушилась здоровенная кузнечная кувалда, это слишком даже для толстого черепа твари, он разлетелся, разбрызгивая мозги. Ринувшихся следом гуллей встретил частокол копий, бой разгорался.

Из домов выскакивали женщины, сжимая костяные ножи, вилы, косы, короткие охотничьи луки. Они застыли перед дверями своих домов, чтобы защитить находящихся за их спинами детей, готовые сцепиться с врагами, если те прорвутся в поселок. Эльфийка видела горящие глаза орчанок — глаза кошек, обороняющих своих котят, здесь гулли не найдут легкой победы. Но битву так не выиграть, если стены падут, им не выжить.

Рядом раздался еще один зловещий треск, бревна частокола зашатались.

— За мной! — кричит эльфийка, кидаясь к пролому. От ближайших домов к ней подскакивают женщины-орки и три воина. В проеме появляется бесформенная голова огра. Стрела Саэны входит в глаз твари, с диким ревом людоед откидывается на спину, но свое дело он сделал, волна гуллей втекает внутрь. Стремительная человекоподобная тварь огромными скачками летит на Саэну. В монстра вонзается стрела эльфийки, но гулли очень живучи, и только когда вторая стрела прошила сердце, противник скрючился и замер. Крепкий гулль-вожак прямо от забора взвивается в прыжке и, сшибив одного из орков-мечников, вцепляется собачьими челюстями ему в плечо. Вскрикнув от боли и ярости, орк отпускает рукоять меча и, другой рукой выхватив кинжал, всаживает его в бок твари. Рядом катится визжащий клубок из насмерть сцепившихся гулля и двух гоблинов. Орки стараются выдавить тварей наружу, составив щиты, с флангов в монстров втыкаются вилы, стиснутые в руках женщин, поверх щитоносцев поет песню смерти лук эльфийки. Ни один орк или человек, никто, кроме эльфа, не способен так стрелять. За считаные секунды колчан пустеет.

— Стрелы! — командует эльфийка, и тут же какая-то совсем юная девчонка протягивает ей полный колчан. Конечно, это не безупречные изделия эльфов, но на такой дистанции и они сойдут. — Неси еще, — добавляет она, забросив колчан за плечо и вскидывая лук. Девчушка кивает и срывается с места.

Вал из утыканных стрелами трупов в проломе мешает гуллям, оркам удается прижать щиты к палисаду, перекрывая лаз. Саэна взбегает на площадку частокола, и ее лук снова оживает. К счастью, огров было только трое, новых проломов нет. В других местах оркам также удается блокировать проходы, и теперь тварей просто отстреливают с площадок на стенах. Вскоре бой затихает, Саэна вешает лук на плечо и, растирая онемевшие от дикого напряжения руки, идет в сторону здравницы, куда уже сносят раненых. Туда же спешит Нерен с коротким окровавленным мечом в руке, на скуле травника — рваная рана от когтей гулля.

Сегодняшний день сильно повлиял на Саэну. Эльфийка больше не видела перед собой темных злых орков, она видела отчаявшихся женщин, защищающих своих детей от хищников всем, чем только можно. И она твердо решила, что эти женщины должны быть в состоянии противостоять любым агрессорам. А как это сделать, она уже знала.

На подходе к поселку меня кольнуло недоброе предчувствие, там определенно что-то случилось. В ближайшей стене можно было различить на скорую руку заделанный пролом, стены и земля в бурых пятнах, многие орки перевязаны. Но гораздо больше меня поразило необыкновенное зрелище. На выровненной площадке установлены дощатые щиты с нарисованными мишенями, в пятидесяти метрах от них десяток орчанок с охотничьими луками натягивают тетивы, а возле строя этаким армейским прапорщиком, гоняющим новобранцев, прохаживается Саэна. Стройная фигурка эльфийки на фоне более массивных орчанок выглядела особенно тоненькой (кстати, орки считали, что она мало ест, вон как вся исхудала, и при каждом удобном случае пытались ее накормить).

— Ровнее держи, левую ногу вперед, дальше, тетиву не дергай, спускай плавно, смотри не на лук, а вдоль стрелы на цель. — Серебряный голосок с командными интонациями разносился над полем.

Из-за частокола за неповторимым зрелищем наблюдало, похоже, все население поселка. Я поставил на место отвалившуюся челюсть и махнул рукой, возобновляя движение хлебного каравана.

Через пару дней вернулся Снупи и принялся восторженно рассказывать о последствиях нашего рейда. Когда разведчик повествовал о реакции на ограбление Сильвата, меня опять посетило чувство дежавю.

— А потом он стал потрясать в воздухе кулаками и орать: «Наш домен просто нагло ограблен, меня обворовали, сколько трудов, сколько денег, все пропало, погибло…» — повествовал Снупи, и тут я вспомнил. Ну конечно, это же почти слово в слово монолог обокраденного стоматолога Шпака из бессмертного фильма «Иван Васильевич меняет профессию»:

«А меня обокрали. Посмотрите, как обработали мою квартиру. Это же все, все, что нажито непосильным трудом, все же погибло… портсигар золотой отечественный, магнитофон заграничный, пиджак замшевый…»

Дальше Сильват поехал с предъявами к графу Штрайну, на границе их владений и состоялась встреча. Монолог Сильвата можно было свести к двум словам — «верни чужое», причем он повел себя в точном соответствии со своим прототипом из кинокомедии — количество украденного сразу возросло: «Два магнитофона заграничных, два портсигара».

В ответ на обвинения обидевшийся Штрайн в совсем не подобающих дворянину выражениях послал барона куда подальше. Сильват пригрозил жалобой королю, на что граф сразу выдвинул встречный иск, обещая привлечь барона за клевету. Можно было не сомневаться, в жалобе Сильвата королю будет фигурировать уже что-то вроде: «Три портсигара, три магнитофона, пиджак замшевый, три пиджака…»