— Колин, — промолвил архиепископ. — Признаёшь ли ты Отца, Сына и Святого Духа как Бога единого?

— Да, — последовал ответ.

Облачённый в бело-золотые королевские одежды, Колин стоял коленопреклонённый на возвышении перед алтарём кафедрального собора святого Андрея Авалонского. Архиепископ держал его правую руку на Библии.

— Обязуешься ли ты любить и почитать Святую Церковь Христову, беречь её от язычников, реформаторов и осквернителей и нести свет её истинной веры по всему миру?

— Да.

— Обязуешься ли ты править своим государством по закону и справедливости, защищать правду и добро и, сколько станет тебе сил, искоренять зло и несправедливость?

— Да.

— Обязуешься ли ты употреблять свою Силу, дарованную тебе свыше, только в богоугодных целях, вести непримиримую борьбу с дьяволом и прислужниками его, чёрными магами?

— Да.

Колин скрепил текст королевской клятвы своей подписью, и архиепископ положил пергамент на алтарь, как бы призывая в свидетели самого Всевышнего. Красочная церемония коронации подходила к своему кульминационному моменту.

Когда отзвучала молитва во славу короля, монсеньор Корунн МакКонн при помощи длинной тонкой трубки из чистого золота набрал из священной ампулы немного елея и капнул его в золотую чашу. Присутствующие в соборе затаили дыхание. Архиепископ макнул палец в елей.

— Сим миром от имени Всевышнего помазываю тебя на царство, и да пребудет с тобой Сила и благословение Господне во всех твоих праведных начинаниях. Аминь!

С этими словами он начертал на лбу Колина крест. В толпе пронёсся облегчённый вздох. Многим показалось, что на какое-то мгновение над головой короля вспыхнуло сияние, а кое-кто мог даже поклясться, что видел парившего над алтарём святого Андрея, издревле считавшегося покровителем Логриса. И только несколько человек знало, что никакой передачи Силы ещё не состоялось.

Снова зазвучала музыка и церковный хор запел очередную молитву. Двое младших епископов закрепили на плечах Колина пурпурную королевскую мантию, затем символически коснулись его башмаков золотыми шпорами и тут же убрали их. Архиепископ взял с алтаря меч в украшенных драгоценными камнями ножнах и с напутственными словами протянул его молодому королю.

Колин принял меч, поцеловал головку его эфеса и передал его лорду Дункану Энгусу, мужу своей тётки Алисы. Преклонив колени, Дункан Энгус положил меч на алтарь, вручая военное могущество государства в руки Божьи, перекрестился, после чего встал на ноги и отошёл в сторону.

По знаку одного из епископов Кевин и Дана поднялись к алтарю. На груди у обоих висели камни — Знак Жизни у Даны и Знак Мудрости у Кевина. Они опустились на колени по обе руки от короля. Тем временем архиепископ достал из дарохранительницы усыпанную драгоценными камнями золотую корону, которую венчал огромный остроконечный алмаз чистой воды.

— Венчает тебя Господь, сын мой, короной славы и справедливости! Будь верным защитником и слугой своего государства, и да поможет тебе Всевышний, творец всего сущего на земле. Во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь!

Он возложил на голову Колина корону. Знак Силы на груди у короля засветился мягким красным светом. Внутри двух других камней, Знака Мудрости и Знака Жизни также вспыхнули огоньки — голубой и фиолетовый. Левая рука Кевина и правая Даны потянулись к алмазу на короне и одновременно прикоснулись к нему кончиками пальцев.

«Холодный, как лёд», — подумал про алмаз Кевин, и тут его слегка зазнобило, а к горлу подступила тошнота.

Врата отворились, пропуская к Источнику очередного неофита. Колин исчез из собора — но никаких чар, чтобы скрыть его отсутствие, накладывать не пришлось, поскольку…

…Колин стоял на коленях у подножия высокого холма, сплошь покрытого растительностью какого-то странного лилового цвета. Кое-где виднелись цветы — белые, алые, оранжевые, фиолетовые, жёлто-золотые, серебряные, небесные… то есть зелёные — так как небо здесь было ярко-зелёное, то тут то там отливавшее бирюзой. Солнца видно не было; свет излучало само небо — сияющее, сверкающее…

По пологому склону холма к Колину не спеша спускалась стройная золотоволосая женщина в ослепительно-белых одеждах. Её походка была величественной, упругой и грациозной. Когда она подошла ближе, он разглядел черты её лица — чёткие, строгие, безукоризненно правильные. Её суровая красота дышала холодом снежных вершин.

Женщина остановилась в трёх шагах от него.

— Приветствую тебя, Колин Лейнстер из Авалона!

Губы её шевелились в полном соответствии с произносимыми словами, но её серебристый с властными нотками голос звучал, казалось, отовсюду, обрушиваясь на Колина подобно водопаду.

С некоторым опозданием Колин додумался встать с колен. Только тогда он обнаружил, что одет не в тяжёлые королевские одежды, а в свободную, не сковывающую движений зелёную тунику из лёгкой, почти невесомой ткани, мягкой и шелковистой на ощупь.

А секунду спустя Колин понял, что этот наряд — всего лишь иллюзия, созданная его собственным воображением, чтобы он не чувствовал себя неловко без одежды. На самом же деле он был совершенно голым!

— Моя одежда…

— Она осталась в соборе, — последовал ответ женщины в белом. — Так и должно быть в полном соответствии с ритуалом. Но не беспокойся. За то время, что ты пробудешь здесь, твоя одежда не сдвинется с места, и ты вернёшься прямо в неё.

— Как это?

— Очень просто. Ты выйдешь из Врат в тот же момент, когда и вошёл в них. Время здесь очень вязкое.

— Где «здесь»?

— В Безвременье.

— Что это?

— Перекрестье миров. Место, где находится Источник Мироздания, альфа и омега всего сущего.

— А ты кто такая, прекрасная леди? — спросил Колин, заранее зная, каков будет ответ.

— Я Хозяйка Источника. — Она протянула ему руку. — Пойдём со мной, Колин Лейнстер. Времени у нас вдоволь…

…И никаких чар, чтобы скрыть его отсутствие, накладывать не пришлось, поскольку в тот же самый момент Колин вернулся в собор. Кевин и Дана встали с колен и помогли подняться Колину — теперь уже коронованному королю и адепту Источника. Они вместе повернулись к пастве.

— Люди! — торжественно провозгласил архиепископ. — Вот ваш король, законный правитель Логриса!

— Да здравствует король! — дружно воскликнули присутствующие.

Церковный хор грянул «Многая лета». Колин, в сопровождении своей свиты и группы прелатов, принимавших участие в коронации, двинулся к выходу из собора. Позади них начала формироваться процессия.

Кевин, шедший вместе с Даной рядом с Колином, искоса смотрел на короля, поражаясь стремительным переменам, происходившим с его внешностью. Лицо Колина, прежде имевшее слегка болезненный оттенок, приобретало всё более здоровый цвет, тени под глазами исчезли, а на щеках проступил розовый румянец. Без каких-либо видимых усилий он нёс на себе массивную королевскую корону, голову держал высоко поднятой, ступал легко, уверенно, при ходьбе, против обыкновения, не сутулился. В каждом его движении чувствовалась недюжинная физическая сила, которой он раньше никак не мог похвастаться. Ну, в каком ещё более убедительном подтверждении божественности королевской власти нуждался простой народ, восторженно приветствовавший на площади перед собором своего нового государя?…

— Боже! — прошептал Колин, глаза его блестели. — Как это прекрасно — быть полностью здоровым!.. Кевин, дружище, дядя Бриан ошибался насчёт Хозяйки. Она совсем не злая, напротив — очень милая особа. И красивая, и добрая… — Он покосился в другую сторону, влево, и на его губах заиграла нежная улыбка. — Но ты вне конкуренции, Дана. Ты прекраснее всех на свете.

Дана покраснела и украдкой взглянула на Колина, затем вновь обратила свой ясный взор на толпу простонародья, приветствовавшего вместе с королём и свою будущую королеву.

А Кевин почему-то подумал о сестре Колина, Бронвен, и мысль о ней вызвала у него странное волнение…

Мы спустились на лифте в глубокое подземелье дворца, где прекращали своё действие защитные чары, намертво блокировавшие доступ к Туннелю-меж-Мирами, и очутились в просторном помещении, выдолбленном в толще скалы. Это был Зал Перехода, специально предназначенный для сообщения с другими мирами, поскольку весь Солнечный Град, столица Царства Света, был надёжно защищён от любых проникновений извне.

Мы направились в дальний конец зала, где в ряд располагались арки, помеченные как входные и выходные. Они не содержали никаких чар и были предназначены исключительно для удобства, чтобы избежать столкновений при входе и выходе из Туннеля. Под неровным потолком, подпираемым многочисленными колоннами, парили в воздухе светящиеся шары, заливая помещение ровным дневным светом. То и дело перед нами вспыхивали предупреждающие надписи: «Проверьте, имеются ли при вас детонирующие вещества или радиоактивные материалы», «Внимание! Даже остаточная радиоактивность чревата катастрофическими последствиями», «Будьте осторожны! Ещё раз проверьте…» — и так далее. Эти предупреждения были отнюдь не лишними. Попадая в Туннель, все неустойчивые атомные ядра подвергались мгновенному распаду, а взрывчатки, хоть и были принципе транспортабельными, детонировали при малейшей встряске. Если вам надоело жить и вы хотите покончить с собой, то нет более верного способа свести счёты с жизнью, чем войти в Туннель, положив себе в карман немного очищенного урана. Стопроцентный результат гарантирован.

Вооружённые гвардейцы, охранявшие Зал, при нашем приближении вытягивались по стойке смирно и нарочито громко бряцали оружием. По пути нам встретилась группа дворян, возвращавшихся с какого-то незначительного торжества в Доме Теллуса. Они приветствовали нас почтительными поклонами; мама, как обычно, расточала свои ослепительные улыбки налево и направо.

Мы подошли к ближайшей входной арке, и как раз в этот момент под соседней с ней, выходной, возникло слабое свечение. Бледно-голубые молнии мгновенно соткали полупрозрачный мерцающий человеческий силуэт, который ещё спустя мгновение обрёл живую плоть. В проёме появилась та, которую я меньше всего хотел сейчас видеть (после брата Александра, конечно): моя тётушка Минерва, мамина сводная сестра. Эта противная старая мегера любила совать свой длинный нос во все мои дела и отравляла мне жизнь в дедовом Замке-на-Закате и в поднебесном городе Олимпе, где я проводил гораздо больше времени, чем в Солнечном Граде. Кстати сказать, я всегда предпочитал отцовскому Царству Света родину моей матери — Страну Вечных Сумерек. Всю свою сознательную жизнь я чувствовал себя в большей мере Сумеречным, нежели сыном Света, что расценивалось многими моими родственниками со стороны отца как проявление потенциально опасной нелояльности к нашему Дому. Впрочем, сейчас отношения между двумя одинаково родными мне Домами были союзническими и даже дружественными, о чём свидетельствовало и появление здесь Минервы без предварительного уведомления о своём визите.

Материализовавшись, тётушка сделала шаг в нашем направлении, сердечно улыбнулась моей матери, а меня наградила одной из самых гадких своих ухмылочек.

— Юнона, Артур! Вы уходите?

— Увы, сестра, — ответила мать. — Не очень удачное время ты выбрала, чтобы навестить нас.

— Знаю. — Опять гадкая ухмылочка, адресованная мне. — Отец рассказал. Вот уж не думала, что Враг так скоро затребует к себе Артура.

Я понял намёк и бросил на Минерву встревоженный взгляд. Челюсти мои невольно сжались, а в груди неприятно защекотало.

Ясный взор моей матери мигом потемнел. Когда речь шла о её детях, Юнона совершенно не воспринимала юмора, тем более такого чёрного, как у тётушки Минервы.

— Прекрати, сестра! — гневно произнесла она. — Твои шутки отвратительны и вовсе не остроумны. Боюсь, время не властно над твоим скверным характером.

— Прости, — сказала Минерва. — Я не нарочно. Это всё мой длинный язык.

— Могу укоротить, — отозвался я, формируя перед собой сияющий образ раскаленных добела клещей.

Тётушка рефлекторно отпрянула, когда клещи потянулись к ней, и захихикала — не менее гадко, чем перед этим ухмылялась. А я от души пожалел, что не могу по-настоящему укоротить ей язык. Как бы то ни было, а она моя родня. Впрочем, рано или поздно Минерва допрыгается и кто-то прикончит её. А я первым проголосую за оправдательный вердикт для убийцы.

— Довольно, — сказала Юнона, беря меня за локоть. — Извини, сестра, но у нас мало времени. Заходи как-нибудь в другой раз.

— И желательно тогда, — добавил я, — когда меня здесь не будет.

Минерва состроила обеженную мину и направилась к лифту. Видимо, пошла к другой моей тёте, Игрейне, сводной сестре моего отца, которая занимала почётное третье место в списке моих самых нелюбимых родственников. Минерва с Игрейной были два сапога пара, а когда собирались вместе, то превращались в настоящее стихийное бедствие — порядка одиннадцати с половиной баллов по шкале Рихтера. До полных двенадцати они недотягивали исключительно из-за недостатка у обеих ума.

Юнона проводила сестру долгим взглядом, затем повернулась ко мне.

— Не обижайся на неё, ладно? — сказала она, будто оправдываясь. — Несладко ей, бедняжке, быть старой девой.

— Ну да! — фыркнул я. — Поди найди ей мужа, который терпел бы её гадючий характер.

Насколько мне было известно, за последние двести лет Минерва то ли семнадцать, то ли восемнадцать раз объявляла о своей помолвке, но до свадьбы дело не доходило. Все её суженные вовремя прозревали и благоразумно отказывались от этой затеи. И, по-моему, правильно делали. Я не пожелал бы такой участи даже злейшему врагу.

Мы вошли под арку, и я полностью расслабился, предоставляя действовать матери. Нас обволокло густым фиолетовым туманом, пол под нами исчез. Когда пропала сила тяжести, я на мгновение почувствовал приступ тошноты (проклятье, забыл пообедать!), но я не был новичком в таких делах и быстро справился со взбунтовавшимся желудком. Затем последовал резкий толчок в спину (не в упрёк маме будет сказано, я проделал бы это значительно мягче), и нас понесло вдоль Меридиана к нижнему полюсу существования — к Хаосу.

Вокруг нас с калейдоскопической быстротой менялись картины разных миров. Ослепительно-белое солнце Царства Света приобрело золотистый оттенок, цветущие сады, величественные башни и купола Солнечного Града, мелькнув на мгновение, исчезли, уступив место диким тропическим джунглям… Солнце порозовело, а над зарослями будто пронёсся ураган, сметая всё на своём пути, и осталась только выжженная потрескавшаяся земля… Розовый оттенок светила сменился красным, землю покрыла километровая толща воды… Солнце ещё больше покраснело, океан отступил, обнажая песчаную равнину… Солнце превратилось в большой красный диск, похожий на дневное светило Страны Сумерек… Диск всё разрастался и разрастался…

Мы уже оставили позади Экваториальный Пояс, единственное место во Вселенной, где существуют все условия для возникновения и развития нормальной полноценной жизни. Близость к полюсам мироздания, Порядку и Хаосу, порождает дисбаланс бытия, убивающий всё живое, за исключением нас, Властелинов Экватора — колдунов и ведьм, обладающих наследственным даром повелевать силами.

Между тем солнце продолжало увеличиваться в размерах, приобретая зловещий кровавый оттенок, и вскоре заняло добрую четверть бледно-серого неба. Вокруг нас простиралась бескрайняя оранжевая пустыня, хилый ветерок изо всех своих крохотных сил изредка подымал в разреженный воздух небольшие тучки песка, кое-где виднелись гладкие, отшлифованные миллиардами прошедших лет скалистые выступы. Это был необитаемый и ничейный мир из группы Полярных миров Хаоса; мир, близкий к той незримой черте, за которой начинается тепловая смерть Вселенной…

— Держись! — крикнула мне Юнона, и нас снова окутала фиолетовая мгла.

Меня дёрнуло, тряхнуло, потом закружило с умопомрачительной скоростью, к горлу вновь подступила тошнота, а к довершению ко всему что-то сильно ударило меня в поддых, и лишь отчаянным усилием воли я заставил себя не скрутиться в бараний рог. Но на несколько долгих, как вечность, секунд дыхание у меня всё же перехватило… Да, путешествовать с моей матушкой по Туннелю не мёд! Для того, чтобы безропотно снести всё это, требуется включённая на полную мощность сыновья почтительность. Я никогда прежде не пересекал Грань Хаоса, но был уверен, что смог бы обойтись без такой соматической встряски.

Мы пронеслись сквозь океан бушующей энергии и нырнули в пространство, которое опровергало все евклидовы представления о перспективе. Мир нелинейных и непостоянных во времени законов, мир парадоксов, абсурда и безумия, мир сумасшедшей геометрии и шизофренической логики…

Желудок мой снова взбунтовался, когда мы на огромной скорости пересекли область, где геодезические расходились веером, искажая не только перспективу, но и наши тела. Откуда не возьмись, перед нами возникла каменная глыба. Однако Юнона не стала сбавлять скорость и направила нас прямиком в тёмную и зловещую на вид пещеру.

Из Туннеля мы вышли на удивление мягко, и после всех маминых фортелей это приятно удивило меня. Мы оказались в помещении, где геометрия была более или менее нормальной, во всяком случае, стабильной. Ни окон, ни дверей видно не было; свет излучал пол, выложенный разноцветной мозаикой. Все стены и сводчатый потолок сплошь были покрыты фресками, изумительными по своей красоте и жуткими по содержанию. Они производили столь сильное впечатление, что даже такому неискушённому в живописи дилетанту, как я, было совершенно ясно, что вышли они из-под кисти великого мастера. Изображённые на фресках сцены были яркими, убедительными и динамичными; они поражали воображение, приводили в восторг, вселяли ужас. Тщательная проработка всех деталей, вплоть до самых мельчайших и незначительных, едва заметных взгляду, создавали впечатление внезапно застывшей в движении реальности, готовой в любой момент снова ожить и сойти со стен, заполнив собой всё пространство…

Я стряхнул с себя наваждение и передёрнул плечами. Зрелище было настолько жутким и отвратительным, что казалось в высшей степени прекрасным. Да, будь я издателем, то обеими руками ухватился бы за возможность использовать фрагменты этой росписи в качестве иллюстраций к Данте Алигьери.

— Чертоги Смерти, — сказала Юнона.

Я лишь молча кивнул, так как и сам догадался об этом. Прежде я никогда не бывал в Чертогах Смерти, но много слышал о них от старших родственников. Согласно поверью, здесь души умерших грешников представали перед Нечистым, следуя в Хаос, однако я в это не верил. Я разделял мнение тех, кто считал, что Чертоги Смерти были воздвигнуты Врагом уже после его поражения в последнем Рагнарёке, чтобы произвести должное впечатление на победителей, как бы в попытке взять моральный реванш. Именно здесь, под пристальными взглядами чертей, мучающих на фресках грешников, был подписан Договор о падении Домов Тьмы, по которому Хаос признавал победу сил Порядка и Равновесия и отказывался от каких-либо претензий на влияние в Экваториальных мирах.

Пол в центре помещения вдруг вздыбился, развёрзся, из образовавшегося отверстия вырвались языки красного пламени, и в клубах чёрного дыма возник вытесанный из гранита трон, на котором восседал могучий великан с длинными золотистыми волосами, сильно смахивавший на грозного и воинственного бога из скандинавских мифов.

Языки пламени исчезли, дыра в полу затянулась, дым рассеялся, но трон продолжал парить в воздухе.

— Приветствую тебя, Юнона, дочь Януса, королева Света! — загрохотал под сводами Чертогов голос «скандинавского божества». — Я рад, что ты приняла моё приглашение.

Это был Хранитель Хаоса собственной персоной. Ещё его называли Нечистым и Князем Тьмы. Честно говоря, я ожидал увидеть хвостатого и рогатого сатаноида с пятаком вместо носа и раздвоенными копытами — именно в таком облике он явился много лет назад на подписание Договора, венчавшего завершение Рагнарёка. Мой сводный брат Амадис рассказывал, что тогда молодые колдуны и ведьмы, сопровождавшие старших Властелинов, славно повеселились, переловив чертят из свиты Нечистого и шутки ради привязав их друг к другу хвостами. Жаль, что в то время меня ещё не было на свете.

В ответ на громогласное приветствие Юнона смерила Врага ледяным взором.

— Оставь свои дешёвые фокусы, Князь Тьмы, — резко произнесла она. — И не смей сидеть в моём присутствии.

Златовласый гигант проворно соскочил на пол. Опустевший трон штопором ввинтился в потолок и исчез без следа.

— Ты груба и надменна, королева, — заметил Враг. — Впрочем, что ещё можно ожидать от отпрысков Дома ренегатов. Твоя спесь порождена чувством вины — ведь в прежние времена Сумеречные были лояльны к Хаосу.

— Равно как и лояльны к Порядку, — сказала Юнона. — Мы не поддерживали и никогда не поддержим ни одну из Стихий в её экспансионистских устремлениях. Сумеречные привержены принципу Мирового Равновесия. Для нас всё едино — что Порядок, что Хаос, — мы в равной степени не приемлем претензий ни того, ни другого на господство в Экваторе.

Враг покачал головой:

— В своей неслыханной дерзости вы, жалкие людишки, восстаёте против непреложных законов бытия. Можно понять тех, кто цепляется за прошлое, почитая Порядок; достойны уважения гонимые ныне провидцы грядущего, восхваляющие Хаос — своего будущего властелина и повелителя; но безумны и смешны сторонники некоего мифического Равновесия, возомнившие себя земными богами.

— Эти жалкие и смешные людишки, — язвительно вставил я, — не так давно крепко накрутили тебе хвост, Князь Тьмы. Видимо, по этой причине ты не прицепил его сегодня.

Враг поглядел на меня с таким видом, будто только сейчас заметил моё присутствие.

— Это событие, которое кажется тебе столь важным, принц Света, предпочитающий Сумерки, на самом деле лишь незначительный эпизод в противостоянии сил Порядка и Хаоса. Тебе, вероятно, известно такое выражение, как пиррова победа…

— Довольно! — сказала Юнона, раздражённо топнув ногой. — Хватит воду в ступе толочь! Мы пришли не затем, чтобы выслушивать твои сентенции, лукавый. Ты просил меня о встрече — так изволь же сообщить о предмете нашей беседы.

— Не горячись, королева, — произнёс Враг примирительным тоном. — Может быть, вам лучше присесть? — Рядом с нами появилось два мягких кресла. — Не желаете перекусить? — Между креслами возник невысокий круглый стол, обильно уставленный блюдами со всяческой снедью. — Прошу вас, дорогие гости!

— Нет! — отрезала моя мать. — У нас мало времени. Каждая минута в твоих владениях равна без малого суткам Основного Потока, и мы не намерены задерживаться здесь дольше, чем это необходимо.

— Ну что ж, на нет и суда нет, — пожал плечами Враг; стол и кресла бесшумно провалились сквозь пол. — Позволь осведомиться, королева, — тотчас перешёл он к делу, — какие у колдовского сообщества планы касательно Срединных миров?

Юнона вопросительно посмотрела на Врага:

— О чём ты толкуешь, Князь Тьмы? Что ты называешь Срединными мирами?

— Миры, что лежат по ту сторону бесконечности вдоль Экватора. Миры у истоков Формирующих.

Одним из недостатков моей мамы, наряду с неуёмной словоохотливостью, было неумение скрывать свои чувства. Вот и сейчас на её лице было написано откровенное удивление.

— Ты говоришь странные вещи, Князь Тьмы. Ведь общеизвестно, что потоки Сил Формирующих Мироздание не имеют ни начала, ни конца. Они индуцированы полем градиента энтропии между Порядком и Хаосом и опоясывают Вселенную параллельно Экватору, пересекая бесконечное множество миров, а значит…

— Это ещё ничего не значит, — возразил Враг. — Сумма бесконечного числа слагаемых не всегда равна бесконечности; так и бесконечная череда миров не обязательно беспредельна. При соответствующей комбинации факторов она стремится к конечному пределу.

— То есть, — отозвался я, — ты утверждаешь, что существуют последовательности миров, которые имеют своё продолжение по ту сторону бесконечности?

— Да. Такие последовательности идут вдоль Формирующих по направлению к их истокам, к Источнику.

— А что такое Источник?

— Сосредоточие сил, образующих структуру Вселенной, — последовал немедленный ответ. — Третий полюс существования, балансирующий между Порядком и Хаосом. Если на минуту обратиться к грубой и неудачной, но очень распространённой аналогии, сравнивающей Вселенную со сферой бесконечно большого диаметра, то известная вам её часть расположена на поверхности — Экваториальный Пояс, Субтропики, Умеренные и Полярные Зоны, а также Полюса, которые суть Порядок и Хаос. Внутри же сферы-Вселенной, в самом её центре находится Источник, откуда берут начало все Формирующие.

— А Срединные миры?

— Они сосредоточены в области доминирующего влияния Источника, куда доступ существам из Порядка и Хаоса закрыт.

— А нам, людям?

— Путь к Источнику труден и полон опасностей, — многозначительно произнёс Враг, и лицо его приняло непроницаемое выражение. — Я вижу, что у вас отсутствует даже малейшее представление о предмете разговора. Увы, но в таком случае наша дальнейшая беседа теряет всякий смысл. Королева, принц, сожалею, что напрасно потревожил вас.

С этими словами он воздел руки к потолку и, охваченный пламенем, вырвавшимся из пола, завертелся, как юла, превращаясь в огненный вихрь.

Чисто рефлекторным движением я выхватил из ножен Эскалибур и весь собрался, готовый к отражению возможной атаки. Как и любой другой колдун, прошедший в детстве обряд Причастия к силам, я никогда не терял контакта с Формирующими, постоянно поддерживая с ними пассивную связь, чтобы при необходимости мгновенно перевести её в активное состояние. Отсюда, из Чертогов Смерти, я смог дотянуться лишь до двадцати трёх Формирующих против обычных 60–70. Но и этого оказалось достаточно, чтобы меня переполнила сила, а серебряный клинок моей шпаги засиял, превращаясь из просто колющего и рубящего оружия в грозный магический инструмент. Краем глаза я заметил, что Юнона слегка развела руки в первом жесте мощного защитного заклятия.

Однако прибегать к чарам нам не пришлось. Огненный вихрь описал несколько кругов, удаляясь от нас по спирали, затем рассыпался водопадом красных и жёлтых искр, которые гасли, едва лишь коснувшись пола. С облегчённым вздохом я немного ослабил контакт с Формирующими и вложил шпагу в ножны.

Моя мать всё ещё стояла неподвижно с разведёнными в стороны руками и задумчиво глядела в пространство перед собой. Наконец она опустила руки, повернулась ко мне и произнесла:

— По-моему, он сказал нам всё, что хотел сказать.

Я согласно кивнул:

— Я тоже так думаю. Нам пора возвращаться… И с твоего позволения, матушка, теперь править буду я.

— Хорошо.

Я взял её за руку, и мы отправились в обратный путь.