Таким образом, колонисты водворились снова в своё жилище. Очень удачным было то, что стаей обезьян овладел ужас как раз в ту минуту, когда колонисты собрались разрушить заслонку прежнего водостока. Неужели животные почувствовали, что на них собираются напасть с другой стороны? Это было единственным правдоподобным объяснением неожиданной паники среди обезьян.

До захода солнца колонисты успели перенести в лес и закопать трупы обезьян и привести в порядок Гранитный дворец. Обезьяны, к счастью, только разбросали вещи, ничего не попортив. Наб развёл огонь в печи и изготовил сытный обед, пришедшийся всем по вкусу.

Не забыли при этом и Юпа — он получил свою порцию миндаля и кореньев. Пенкроф развязал ему руки, но решил не развязывать ног до тех пор, пока орангутанг не привыкнет к новой обстановке.

Перед сном Сайрус Смит и его товарищи обсудили планы ближайших работ. Первой и самой безотлагательной было сооружение моста через реку Благодарности; этот мост должен был связать Гранитный дворец кратчайшей дорогой с южной частью острова. Затем нужно было построить загон — кораль — для муфлонов и других животных, дающих шерсть, которых колонисты намеревались поймать живыми. Необходимо было всерьёз позаботиться об одежде: мост позволит перевезти в Гранитный дворец оболочку шара, из которой можно сшить бельё, а обитатели кораля дадут шерсть для зимней одежды.

Сайрус Смит хотел построить кораль у истоков Красного ручья, так как там скот имел бы пастбище с великолепной сочной травой. Дорога между Красным ручьём и Гранитным дворцом частично уже была проложена, и перевозка грузов оттуда была бы очень несложным делом, особенно, если удалось бы поймать какое-нибудь упряжное животное: тогда вместо неуклюжей тачки колонисты сделали бы большую повозку.

Но если не было никаких неудобств в том, чтобы кораль находился в отдалении от Гранитного дворца, то птичий двор должен был быть под руками. Поэтому решено было строить его на берегу озера, невдалеке от старого водостока.

Назавтра, 3 ноября, серия новых работ началась. Все рабочие руки были привлечены к ответственному сооружению — постройке моста.

Взвалив на плечо пилы, топоры, колуны, молотки, новоявленные плотники спустились к подножию Гранитного дворца.

Там Пенкроф вдруг остановился и сказал:

— А что, если мистеру Юпу придёт снова в голову мысль поднять наверх лестницу, которую он вчера так любезно сбросил нам?

— Закрепим её нижний конец, — ответил инженер.

Так и сделали: в песчаный грунт вбили два кола и к ним накрепко привязали лестницу.

После этого колонисты поднялись вдоль левого берега до излучины реки Благодарности. Осмотрев берега, инженер решил, что это место вполне подходит для постройки моста. Действительно, отсюда до порта Шара, открытого два дня тому назад, было не больше трёх с половиной миль. Здесь нетрудно было проложить проезжую дорогу и таким образом чрезвычайно упростить сообщение Гранитного дворца с южной частью острова.

Сайрус Смит поделился с товарищами своим планом, очень простым и в то же время очень остроумным.

Инженер задумал ни больше ни меньше, как искусственно окружить плоскогорье Дальнего вида водой, чтобы обезопасить его от непрошеных посещений четвероногих и четвероруких гостей.

При этом не только сам Гранитный дворец, но и Камин, и будущий птичник, и верхняя часть плоскогорья Дальнего вида, где предполагалось разбить хлебные поля, были бы ограждены от набегов животных.

Проект инженера очень легко было привести в исполнение — плоскогорье и так было с трёх сторон окружено водой: с северо-запада — озером Гранта, с севера — новым водостоком, с востока до устья реки Благодарности — морем и, наконец, с юга — частью самой реки Благодарности, от её устья до излучины, через которую колонисты хотели теперь перебросить мост.

Оставалась, таким образом, незащищённой только западная часть плоскогорья, между излучиной реки и южной оконечностью озера, протяжением не больше одной мили. Здесь легко было вырыть широкий и глубокий ров и заполнить его озёрной водой, избыток которой будет стекать прямо в реку Благодарности. Конечно, уровень воды в озере из-за этого снова несколько понизится, но, вычислив дебит вод Красного ручья, инженер счёл его достаточным для приведения этого проекта в исполнение.

— Таким образом, — закончил свою речь инженер, — всё плоскогорье превратится в настоящий островок, сообщающийся с остальными нашими владениями мостом, который мы сейчас строим, двумя мостками, уже установленными нами в верхнем и нижнем течении водостока, и, наконец, ещё двумя мостками, которые нам придётся перебросить через ров. Все эти мосты и мостки мы сделаем подъёмными и таким образом совершенно обезопасим себя от всяких неожиданностей.

Чтобы наглядней пояснить товарищам свой план, Сайрус Смит начертил его на песке. Все одобрили этот план, и Пенкроф, подняв свой молоток, крикнул: «Ура!»

— Итак, начнём с большого моста! — сказал инженер.

Наметив подходящие деревья, колонисты свалили их, очистили от ветвей и распилили на брёвна. Мост, неподвижный в части, примыкающей к правому берегу реки Благодарности, со стороны левого берега должен был быть подъёмным. Подъём и спуск этой части обеспечивались системой противовесов, как на шлюзах.

Ширина реки в этом месте равнялась примерно восьмидесяти футам. Колонисты при помощи копра забили в реку сваи для поддержки неподвижной части моста. По расчёту инженера, мост мог выдержать значительную нагрузку. Работа эта была очень трудной и длительной. К счастью, у колонистов не было недостатка ни в инструментах для обработки дерева, ни в железе и гвоздях для креплений, ни в изобретательности руководителя, ни в доброй воле рабочих, набивших себе руку на всякого рода физическом труде за эти семь месяцев. Надо отметить, что Гедеон Спилет работал не только не хуже других, но не без успеха соревновался в сноровке и ловкости с Пенкрофом, заставляя моряка признаться, что «ничего подобного он не ожидал от газетчика».

Постройка моста заняла целые три недели. Колонисты завтракали и обедали тут же на стройке и возвращались в Гранитный дворец только ночевать. Погода всё время стояла великолепная. За это время Юп постепенно освоился с новой обстановкой и привык к своим хозяевам, хотя и продолжал смотреть на них с величайшим любопытством. Пенкроф не предоставил ему ещё полной свободы, откладывая это до тех пор, пока Гранитный дворец не будет окружён непроходимым рвом.

20 ноября мост был окончен. Его подвижную часть, уравновешенную противовесом, можно было поднимать и опускать при самом небольшом усилии. При поднятой подвижной части между неподвижной частью и берегом оставался просвет в двадцать футов шириной, достаточный, для того, чтобы остановить непрошеное вторжение животных.

Следующей работой было намечено рытьё рва.

— Ров сделает наш птичий двор недосягаемым для лисиц и прочих вредных животных, — сказал Пенкроф.

— Не говоря уже о том, что тогда можно будет пересадить на площадку над дворцом разные полезные растения, — добавил Наб.

— И распахать второе поле под пшеницу, — с торжествующим видом закончил моряк.

Действительно, первый «посев» пшеницы, состоявший из одного зёрна, благодаря заботам Пенкрофа дал великолепные всходы. «Жатва», как и предсказал инженер, принесла десять колосьев, в каждом из которых было по восьмидесяти зёрен. Таким образом, за шесть месяцев — это обеспечивало два урожая в год — колонисты получили восемьсот зёрен.

Семьсот пятьдесят зёрен — пятьдесят колонисты на всякий случай отложили в запас — нужно было высеять в новом месте с такой же заботливостью, как и первое, единственное зерно.

Распахав «поле», колонисты окружили его высоким забором из заострённых кольев, чтобы преградить доступ животным. Для отпугивания птиц Пенкроф устроил ряд пугал, свидетельствовавших о богатстве его фантазии. После этого каждое из семисот пятидесяти зёрен было высажено в особую ямку и предоставлено заботам природы.

21 ноября Сайрус Смит проложил трассу рва, замыкавшего на западе кольцо воды вокруг Гранитного дворца. Слой почвы, лежавший на граните, едва достигал двух-трёх футов. Пришлось поэтому снова прибегнуть к помощи нитроглицерина, и в течение пятнадцати дней в граните был пробит ров шириной в пятнадцать и глубиной в шесть футов.

Снова нитроглицерин подорвал гранитную перемычку между озером и рвом, и новый ручей, названный колонистами «Глицериновым», заструил свои воды в реку Благодарности. Как и предвидел инженер, уровень озера снова понизился, но очень незначительно.

К середине декабря закончились все работы по превращению Гранитного дворца в остров. Получился неправильный многоугольник, имеющий в периметре около четырёх миль; окружённый кольцом воды, он стал совершенно недоступным для всякого вторжения извне.

Несмотря на то, что стояла сильная жара, колонисты решили не прерывать работ и тут же приступили к постройке птичьего двора.

Нечего и говорить, что после того, как плоскогорье было превращено в островок, мистер Юп получил свободу. Он не расставался со своими хозяевами и не проявлял никакого желания бежать.

Юп не знал себе равных в искусстве взбираться по лестнице Гранитного дворца.

Колонисты уже поручали ему кое-какие работы: переноску дров, камней, извлечённых из ложа Глицеринового ручья, и т.п.

— Юп ещё не стал настоящим каменщиком, но «обезьянка» из него получилась отличная, — весело сказал как-то Герберт, намекая на прозвище «обезьяны», которое каменщики дают своим подручным. И надо признаться, что в этом случае прозвище было действительно уместным и заслуженным!

Птичий двор был разбит на юго-восточном берегу озера на участке площадью в двести квадратных ярдов. Окружив участок забором, колонисты выстроили навесы и шалаши для будущих обитателей.

Первыми из них оказалась пара тинаму, не замедлившая дать многочисленное потомство. Вскоре к тинаму присоединилось полдюжины диких уток, постоянных жителей берегов озера. Эти утки принадлежали к так называемой китайской разновидности; крылья их, раскрывающиеся веером, и оперение по блеску и краскам могут поспорить с золотистыми фазанами. Через несколько времени Герберту удалось захватить живьём и приручить пару куриных, с коротким, загнутым вниз хвостом, с красивым синевато-чёрным оперением, испещрённым маленькими круглыми и овальными пятнами. Это были хохлатые цесарки.

Пеликаны, зимородки, водяные курочки сами добровольно явились на птичий двор, и весь этот маленький мирок, после нескольких ссор и драк, мирно ужился и стал размножаться с быстротой, снимавшей с колонистов всякую заботу о дальнейшем пропитании.

Один уголок птичьего двора был отведён под голубятню.

Скоро в голубятню поступили первые жильцы. Голуби привыкли возвращаться на ночь в своё новое жилище и обнаружили больше склонности к приручению, чем их родичи — вяхири, которые, кстати сказать, редко размножаются в неволе.

Настало наконец время подумать и об использовании оболочки аэростата, чтобы сшить бельё; колонисты окончательно отказались от мысли покинуть остров на воздушном шаре и лететь по воле ветра над безграничным океаном — к этому могли прибегнуть только люди, лишённые самого необходимого.

Решено было перевезти оболочку шара в Гранитный дворец, и Сайрус Смит занялся переделкой тяжёлой тележки: её нужно было облегчить и сделать более подвижной.

Но вопрос о тягловой силе по-прежнему оставался нерешённым: колонисты всё ещё не нашли на острове животного, которое могло бы заменить в упряжке лошадь или осла.

— Нам больше и не нужно, как одно такое животное, — говаривал Пенкроф. — Рано или поздно мистер Смит построит паровую тележку или настоящий паровоз, потому что нам никак нельзя обойтись без железной дороги от Гранитного дворца к порту Шара, с ответвлением к горе Франклина!

И честный моряк искренне верил тому, что говорил. Вот до чего может дойти необузданная фантазия!

Случай, видимо вообще благоволивший к моряку, не заставил его долго ждать. 23 декабря днём колонисты, работавшие в Камине, вдруг услышали крики Наба и громкий лай Топа. Предполагая, что случилась какая-то беда, они поспешно бросились к дворцу.

Что же оказалось?

На плоскогорье через спущенный по недосмотру мостик забрели два крупных животных, похожих и на лошадей и на ослов. Это были самец и самка, стройные, буланой масти, с белыми ногами и хвостом и с чёрными полосами на голове, шее и крупе.

Животные спокойно паслись на лужайке, посматривая живыми, бесстрашными глазами на людей, в которых они ещё не угадали будущих хозяев.

— Да это онагры! — воскликнул Герберт.

— Разве это не ослы? — огорчился Пенкроф.

— Нет, Пенкроф. Видишь, у них короткие уши, и форма тела совсем другая.

— А впрочем, это неважно! Это живые двигатели, как сказал бы мистер Смит, и поэтому их нужно поймать!

Моряк крадучись, чтобы не испугать животных, пробрался к мостику через Глицериновый ручей и поднял его. Таким образом, онагры оказались в плену.

Колонисты решили приручать их исподволь и предоставить им возможность в течение нескольких дней без помех бродить по плоскогорью, где росла густая и сочная трава, а тем временем построить конюшню подле птичьего двора.

В первые дни колонисты старались не подходить к онаграм, чтобы не вспугнуть их. Онагры, видимо, тосковали по простору лесов и полей и часами стояли на берегу Глицеринового ручья, глядя на недоступные теперь для них, отделённые глубоким рвом леса.

Тем временем колонисты приготовили сбрую, переделали тележку и прорубили просеку в лесу, соединив порт Шара прямой дорогой с Гранитным дворцом.

Теперь оставалось только запрячь онагров. Этим занялся Пенкроф, успевший уже приучить их есть из своих рук. Животные позволили взнуздать себя, но когда их запрягли, стали брыкаться, и их с трудом удалось сдержать. Однако они упорствовали недолго и после нескольких упражнений начали ходить в упряжке.

В один прекрасный день вся колония уселась в повозку и отправилась к порту Шара. Можно себе представить, как трясло колонистов на этой едва намеченной дороге! Тем не менее повозка беспрепятственно достигла цели, и в неё сложили оболочку и сетку шара.

В восемь часов вечера повозка уже вернулась обратно и, переехав снова через мост, остановилась у подножия Гранитного дворца. Онагров распрягли и отвели на конюшню, а Пенкроф перед сном с таким удовлетворением зевнул, что эхо долго не утихало под сводами Гранитного дворца.