Через полчаса Герберт и Сайрус Смит возвратились в лагерь. Инженер коротко сказал своим спутникам, что они находятся на острове. Затем «островитяне» устроились кто как мог в своей базальтовой пещере, расположенной на высоте двух тысяч пятисот футов над уровнем моря, и уснули глубоким сном.

На следующее утро, 30 марта, инженер предложил своим спутникам снова взобраться на вершину потухшего вулкана, чтобы при дневном свете осмотреть остров.

— Быть может, — сказал он, — нам предстоит провести здесь всю жизнь… Остров может ведь лежать вдалеке от обитаемой земли и в стороне от путей кораблей, поддерживающих сообщение с южными архипелагами…

На этот раз инженера сопровождали все участники экспедиции. Все они хотели рассмотреть получше остров.

Около семи часов утра они покинули место ночлега. Никто из них не был удручён невесёлым настоящим. Каждый был полон веры в будущее. Но следует отметить, что эта вера имела разные источники у Сайруса Смита и всех остальных его товарищей.

Инженер без страха глядел вперёд, потому что чувствовал себя в силах вырвать у этой дикой природы всё необходимое для него самого и его товарищей.

Спутники же его не боялись будущего именно потому, что инженер был с ними. Отсюда и разные оттенки в уверенности. Пенкроф, например, с тех пор как инженер разжёг костёр, не тревожился бы за свою участь, даже очутившись на голой скале, если бы только Сайрус Смит был рядом с ним.

— Выбрались же мы из Ричмонда без разрешения начальства, — говорил он. — Было бы чертовски глупо, если бы мы не сумели в один прекрасный день выбраться из места, где нас никто, наверное, не станет удерживать!

Сайрус Смит вёл свой отряд по уже разведанному накануне пути. Погода стояла великолепная. Солнце поднималось по безоблачному небу, заливая ярким светом восточный склон горы.

Путники подошли к кратеру вулкана — гигантской воронке, уходившей на тысячу футов в глубь горы. Дно воронки было покрыто застывшей лавой. Такие же застывшие потоки змеились и вдоль склонов горы, достигая долин в северной части острова. На внутренних стенах кратера, наклон которых не превышал 35—40°, заметны были следы давних извержений, когда лава ещё не пробила себе стока и просто переливалась через края воронки.

Осмотр вулкана днём подтвердил предположение инженера, что он принадлежит к числу бездействующих.

Около восьми часов утра Сайрус Смит и его спутники добрались до вершины конуса.

— Море! Кругом море! — воскликнули они хором.

Действительно, сколько видел глаз, кругом была вода, только вода.

Вторично взбираясь на вершину горы, Сайрус Смит надеялся обнаружить на горизонте какую-нибудь землю, которую из-за темноты не удалось рассмотреть накануне вечером. Но сколько видел глаз, то есть на пятьдесят миль вокруг, не было ни земли, ни паруса. Остров был центром огромного и совершенно пустынного водного пространства.

Путники опустили взоры на остров, лежавший у их ног, как рельефная карта.

Гедеон Спилет спросил инженера:

— Какую площадь занимает этот клочок земли?

По сравнению с безбрежным океаном остров казался крошечным.

Сайрус Смит мысленно определил длину береговой линии острова, сделал поправку на высоту своего наблюдательного пункта и после недолгого молчания сказал:

— Мне кажется, друзья мои, что без большой ошибки можно определить длину береговой линии в сто миль.

— А площадь?

— Её труднее определить, потому что берега очень изрезаны.

Если Сайрус Смит не ошибся в расчётах, то остров по величине равнялся островам Мальта и Занте в Средиземном море. Очертания его поражали своей прихотливостью.

Когда Гедеон Спилет по просьбе инженера зарисовал контур острова в свою записную книжку, все признали, что он похож на какое-то фантастическое животное, на доисторического птерозавра, заснувшего на волнах Тихого океана.

Восточная часть побережья, на которую исследователи были выброшены крушением, врезывалась в море широким полукругом. Небольшой залив в этой части берега замыкался с юго-востока одним острым мысом, а с северо-востока — двумя мысами, походящими на раскрытую пасть акулы.

На северо-западе береговая линия напоминала своими очертаниями приплюснутый череп хищного животного. Здесь находился вулкан, на вершине которого стояли исследователи. Отсюда береговая линия шла на юг почти правильным вогнутым полукругом, прерывавшимся на западной стороне узкой бухтой. За бухтой берег вытягивался сужающейся полоской, оконечность которой напоминала хвост аллигатора. Вся эта часть суши представляла собой настоящий полуостров, почти на десять миль вдающийся в море. С юго-запада на северо-восток очертания береговой линии полуострова также представляли полукруг, образующий ещё один залив, северо-восточная оконечность которого примыкала к мысу, откуда началось описание острова.

В самом узком месте, то есть между Камином и бухтой на западном берегу, ширина острова не превышала десяти миль. Наибольшая длина его — от крайней северо-восточной точки до оконечности полуострова на юго-западе — равнялась тридцати милям.

Общий вид поверхности острова был таков: вся южная часть его — от берега океана до горы — была покрыта густым лесом; зато вся северная часть была бесплодной — одни камни и пески. Между вулканом и восточным берегом острова Сайрус Смит и его спутники увидели озеро, окаймлённое бордюром из зелёных деревьев.

Первое впечатление при взгляде с горы было, что озеро лежит на одном уровне с океаном. Но инженер объяснил своим спутникам, что оно по меньшей мере на триста футов поднято над уровнем моря, потому что плоскогорье, служившее ему бассейном, было продолжением гранитной стены на восточном побережье.

— Значит, это озеро с пресной водой? — спросил Пенкроф.

— Безусловно. Оно должно питаться ручьями, стекающими с горы, — ответил инженер.

— Вот речка, впадающая в него! — воскликнул Герберт, указывая пальцем на ручеёк на западном склоне вулкана.

— Правильно, — сказал Сайрус Смит. — Надо полагать, что где-нибудь существует и сток, по которому изливается в море избыток воды из озера. Мы это проверим на обратном пути.

Этот ручеёк, озеро и уже известная обитателям острова река — вот и вся водная система острова. Так по крайней мере казалось инженеру. Однако он допускал, что под непроницаемой сенью деревьев, покрывающей две трети площади острова, имеются и другие реки, впадающие в океан. Это было даже более чем вероятно, судя по богатству растительности, представляющей лучшие образцы флоры умеренного климата.

В северной части острова не было никаких признаков текучей воды. Можно было только предположить наличие болот в расселинах и трещинах почвы на северо-востоке. Общий облик этой части поверхности — сушь, пески, камни — представлял разительный контраст с изобилием и пышностью большей, южной части острова. Вулкан был расположен ближе к северо-западной части острова и как будто отмечал границу двух зон — растительной и бесплодной.

Сайрус Смит и его спутники провели больше часа на вершине вулкана. Остров лежал под ними, как рельефная карта, окрашенная в различные цвета: зелёный — для леса, жёлтый — для песков, синий — для воды.

Оставалось разрешить один важнейший вопрос: обитаем ли остров?

Этот вопрос первым поставил журналист. Только что произведённый внимательный осмотр острова, казалось, давал право ответить на него отрицательно. Нигде не было заметно никаких следов деятельности человека. Ни группы домов, ни отдельных построек, ни рыбачьей хижины на побережье. Ни один дымок не поднимался в воздух. Правда, наблюдателей, стоявших на вершине горы, отделяло добрых тридцать миль от крайней точки острова — хвоста полуострова на юго-западе, а на этом расстоянии даже зоркие глаза Пенкрофа не в состоянии были бы рассмотреть постройки. Правда и то, что взоры наблюдателей не могли приподнять зелёного покрова ветвей, скрывавшего добрых три четверти острова, чтобы посмотреть, не прячется ли под ним человеческое поселение.

Обычно на таких узких полосках земли островитяне селятся ближе к берегу моря; но побережье-то как раз и производило впечатление абсолютно пустынного. Поэтому, пока более подробное обследование не докажет обратного, остров приходилось признать необитаемым.

Важно было ещё установить, посещается ли он — пусть хоть наездами — туземцами с соседних островов. Но и на этот вопрос было трудно ответить. На пятьдесят миль вокруг нигде не было и признаков другой земли. Но такие расстояния легко покрывают и маленькие малайские и большие полинезийские пироги. Следовательно, решение вопроса всецело зависело от близости острова к какому-нибудь архипелагу.

Сможет ли Сайрус Смит без инструментов определить местоположение острова — его широту и долготу? Это было сомнительно. Поэтому необходимо было, безопасности ради, принять меры на случай неожиданной высадки на остров диких туземцев.

Исследование острова было закончено. Сайрус Смит и его спутники установили его протяжённость, нанесли на карту его контуры, вычислили длину береговой линии, познакомились с его горной и водной системами. Местоположение, размеры и очертания лесов, рек, равнин и плоскогорий были нанесены на карту. Оставалось спуститься с горы и заняться выяснением естественных богатств острова — растительных, животных и ископаемых.

Но прежде чем подать сигнал к спуску, Сайрус Смит обратился к своим товарищам с маленькой речью:

— Друзья мои! — начал он. — Случай забросил нас на этот уединённый клочок земли. Нам придётся здесь жить, может быть даже долго. Впрочем, возможно, что неожиданно к нам на помощь придёт какой-нибудь корабль… Я говорю «неожиданно», потому что остров этот слишком незначителен: здесь нет даже удобной стоянки для кораблей. Вдобавок остров расположен слишком далеко к югу для кораблей, совершающих рейсы к архипелагам Тихого океана, и слишком далеко к северу для кораблей, направляющихся в Австралию в обход мыса Горн. Не хочу ничего скрывать от вас…

— И очень хорошо делаете, — перебил его журналист. — Вы имеете дело с мужчинами! Мы верим вам, но и вы можете положиться на нас! Не правда ли, друзья?

— Я буду во всём повиноваться вам, мистер Смит, — сказал Герберт, пожимая руку инженера.

— За вами, хозяин, в огонь и в воду! — воскликнул Наб.

— Не будь я Пенкроф, — сказал моряк, — если хоть когда-нибудь стану отлынивать от работы! Если вы пожелаете, мистер Смит, мы превратим этот остров в уголок Америки. Мы построим здесь города, проложим железные дороги, проведём телеграф!.. Только у меня есть одна просьба…

— Какая?

— Я хотел бы, чтобы мы не рассматривали себя как потерпевших крушение. Мы — колонисты, приехавшие сюда, чтобы колонизировать этот остров!

Сайрус Смит улыбнулся.

Предложение моряка было единогласно принято.

— А теперь — в путь! Домой, в Камин! — воскликнул Пенкроф.

— Ещё минуточку, друзья мои, — остановил его инженер. — Мне кажется, что нужно как-нибудь назвать этот остров, его заливы, горы, реки, леса, лежащие перед нашими глазами.

— Отлично, — сказал журналист. — Это в дальнейшем облегчит отдачу и исполнение приказаний.

— Действительно, — согласился моряк, — очень удобно иметь возможность как-то называть места, где был или куда идёшь. Пусть будет хоть видимость того, что мы живём в каком-то путном месте…

— В Камине, — лукаво заметил Герберт.

— Правильно! — сказал Пенкроф. — Согласны ли вы на это название, мистер Смит?

— Конечно, Пенкроф!

— Давайте придумывать названия другим местам! — весело сказал моряк. — Мне Герберт однажды читал книжку про Робинзона. Назовём части острова «бухта Провидения», «мыс Кашалотов», «залив Обманутой надежды»…

— Лучше дать имена мистера Смита, мистера Спилета, Наба… — возразил Герберт.

— Моё имя! — воскликнул Наб, обнажая великолепные белые зубы.

— А почему бы нет? — ответил Пенкроф. — Чем плохо назвать — «порт Наба»? Отлично звучит! Или — «мыс Гедеона»!..

— Я предпочёл бы имена, напоминающие родину, — сказал Гедеон Спилет.

— Я согласен с вами, — вмешался инженер. — Лучше всего, друзья мои, назвать большой залив на востоке «бухтой Союза», соседний залив, тот, что южнее, — «бухтой Вашингтона», гору, на которой мы сейчас находимся, — «горой Франклина», озеро, лежащее под нами, — «озером Гранта». Эти имена всегда будут напоминать нам Америку. Для рек же, лесов, мысов выберем названия, которые бы соответствовали их очертаниям. Благодаря этому они будут лучше запоминаться. Остров настолько необычен по форме, что нам нетрудно будет подыскать характерные названия для большинства его частей. Что же касается неизвестных нам водоёмов, неисследованных лесов и холмов, мы будем придумывать им названия по мере нашего знакомства с ними.

Предложение инженера было встречено единодушным одобрением. Остров лежал под ногами исследователей, как развёрнутая карта, и оставалось только дать названия всем этим выступам и выемкам, горам и долинам.

Гедеон Спилет тут же заносил на карту все принятые наименования. Прежде всего были записаны предложенные инженером названия бухт Вашингтона и Союза и горы Франклина.

— Я предлагаю назвать полуостров, вытянувшийся на юго-запад, «Змеиным полуостровом», а его загнутый хвост — «мысом Рептилии». Он ведь и вправду похож на хвост пресмыкающегося, — сказал Герберт.

— Принято! — сказал инженер.

— Теперь назовём этот залив на северо-востоке, поразительно напоминающий челюсти акулы, «заливом Акулы», — продолжал Герберт.

— Отличное название! — воскликнул Пенкроф. — А для полноты картины образующие его два мыса назовём «мысами Челюсти».

— Но ведь там два мыса, — возразил журналист.

— Что ж, — ответил Пенкроф, — один будет «Северной челюстью», другой — «Южной челюстью».

— Записано, — сказал Гедеон Спилет.

— Остаётся ещё назвать юго-восточный мыс, — заметил Пенкроф.

— «Мыс Когтя»! — воскликнул Наб, также желавший принять участие в наименовании владений колонистов.

Наб придумал очень удачное название: мыс действительно казался когтем того гигантского животного, каким представлялся весь остров в целом.

Возбуждённое воображение колонистов не замедлило окрестить реку, протекающую подле Камина, «рекой Благодарности»; островок, на который их выбросил аэростат, — «островком Спасения»; плоскогорье, высившееся над Камином, — «плоскогорьем Дальнего вида».

Наконец непроходимому лесу, покрывавшему Змеиный полуостров, дали название «леса Дальнего Запада». Этим кончилась работа по наименованию важнейших частей острова. Позже, по мере новых открытий, перечень названий должен был пополняться.

Страны света инженер определил пока что приблизительно — по высоте и положению солнца. На следующий день он решил записать время восхода и захода солнца, чтобы, отметив положение солнца как раз в середине этого промежутка времени, точно определить страны света.

Все сборы были закончены, и колонисты уже готовились тронуться в обратный путь, как вдруг Пенкроф вскричал:

— Ну и разини же мы!

— Почему это? — спросил Гедеон Спилет, уже спрятавший в карман записную книжку и собиравшийся встать.

— А остров-то! Ведь его-то мы и забыли назвать!

Герберт хотел было предложить назвать остров именем инженера; все его товарищи одобрили бы эту мысль. Но Сайрус Смит просто сказал:

— Назовём остров именем великого гражданина, борющегося теперь за единство американской республики. Назовём его именем Линкольна!

Троекратное «ура» послужило ответом на предложение инженера.

В этот вечер, перед сном, колонисты вспоминали о своей далёкой родине. Они говорили об ужасной войне, залившей всю страну кровью, о том, что правое дело — дело Севера — не может не восторжествовать, что рабовладельческий Юг не сможет долго сопротивляться таким вождям, как Грант и Линкольн.

Беседа эта происходила 30 марта. Колонисты, конечно, не подозревали, что через шестнадцать дней страшное преступление будет совершено в Вашингтоне и Авраам Линкольн падёт от пули фанатика.