Глава 30
Законы
У абсолютной монархии есть только один опасный враг. Это — король.
Возвращение Шенкера в Иендерт было не таким радостным, как возвращение Нермана в Парм. Иендерт встретил советника настороженным волнением, переросшим на следующий день в самый настоящий бунт.
Вообще же главе имис пришлось побегать, невзирая на почтенные годы и почетные должности. Сначала, после возвращения армии в Иктерн, советник немедленно устремился в Иендерт, чтобы лично доложить императору о случившемся. Мукант воспринял новости с таким трудом, что сам немедленно засобирался к Нерману. Пришедшее в тот же день письмо короля Ранига, в котором тот извинялся за спешку и приглашал на свадьбу, лишь ускорило сборы. Шенкер оказался перед необходимостью возвращаться в Раниг — на этот раз в компании императора. Советник испросил лишь небольшую отсрочку, чтобы повидаться с семьей.
Но на следующий день императорского отъезда не случилось. Вместо этого делегация дворян и ишибов, среди которых было несколько великих ишибов, потребовала аудиенции у императора. В обычное время Мукант, не задумываясь, жестоко наказал бы дерзких, но сейчас все было по-другому. Император сидел не первый год на троне и умел делать выводы из собственного опыта и опыта предшественников. Он точно знал, когда нужно показывать силу, а когда лучше притвориться добрым правителем, понимающим заботы подданных и готовым к переговорам. Мукант с ласковой улыбкой принял всех.
Шенкер стоял по правую руку от трона (а слева был непотопляемый длиннобородый советник Енарст, который после краткосрочной опалы все-таки сумел вернуть расположение императора) и слышал каждое слово. Требования делегации были просты: оставить все, как есть. Дело в том, что еще до возвращения армии по Фегриду ползли нехорошие слухи. Прибытие же воинов, так и не вступивших ни в одно сражение, слухи усилило. Говорили, что император окончательно подпал под влияние коварного короля Ранига, что вскоре ожидается повсеместная отмена рабства и ряд неожиданных реформ, что последует откат в политике по отношению к эльфам, а множество знатных родов лишится своего влияния и даже имущества.
Мукант общался с делегацией так, словно они были его любимые дети. Император тонко лавировал, льстил, давал дружеские советы, заверял в верности прежнему курсу, но в конце концов выяснил имена всех тех, кто на самом деле стоял во главе этого недозаговора. По странному стечению обстоятельств (которое Михаил назвал бы закономерным), они все были великими ишибами. Шенкер думал, что Мукант на этом остановится, но нет, тот пошел еще дальше. Император пригласил главарей вместе нанести визит Нерману. Это был очень сильный ход: с одной стороны, заговорщики не оставались в Иендерте в отсутствие верховной власти, с другой — Мукант явно собирался отдать их для обработки королю Ранига. В том, что Нерман найдет нужные слова, чтобы затуманить им головы, Шенкер не сомневался.
Отъезд состоялся на второй день. Императорский кортеж резво пронесся по хорошим дорогам Фегрида, пыльным — Кманта и наполовину отличным, наполовину отвратительным — Ранига. Мукант не отпускал Шенкера далеко от себя, все время пытался что-то уточнить о Технократе, и советник вздохнул с облегчением, когда они наконец-то встретились с Нерманом.
Разговор получился сложным, хотя и проходил в легкомысленной комнате с бледно-розовыми стенами, дверь которой вела прямо в сад. Шенкер старался не вмешиваться до самого конца, когда уже сам император обратился к главе имис.
— Советник, а король эльфов говорил тебе то же самое, что и его величеству? — спросил Мукант.
В этой розовой комнате стояли белые диваны и кресла. Император расположился на диване, отдавая дань своим привычкам, советник находился у деревянной двери, опираясь спиной на косяк, а Михаил сидел в кресле. Владыка Ранига не без оснований гордился своим новым дворцом. Он был построен в византийском стиле: с округлыми золотистыми куполами над башнями и мозаичными стенами. Конечно, о таком стиле здесь никто не знал, кроме хозяина дворца, но это было не суть важно.
— Да. Мы потом сверились. Королю Нерману Тарреан рассказал гораздо больше, — ответил Шенкер.
— Проблема в том, — вставил владыка Ранига и Круанта, — что Тарреан отказался сообщить мне детали. Очень хотелось бы знать, сколько раз Технократ переходил из тела в тело, надолго ли в среднем он исчезал, когда был последний переход… и кое-что другое. Но, увы, король боялся говорить о конкретных вещах. Хотя я увидел и услышал достаточно, чтобы сделать некоторые выводы. Например, последнее исчезновение Технократа случилось не очень давно. Думаю, что больше десяти лет назад (ведь Тарреан правит только десять лет), но вряд ли намного больше (иначе король не оттягивал бы так решительно встречу с Технократом, если бы подозревал, что тот вот-вот вернется сам).
Мукант горестно покачал головой. Он многое узнал еще в Фегриде, но до конца не поверил. Точнее, не хотел верить. Но сейчас, после разговора с королем Ранига, исчезла последняя надежда на ошибку. Император так разволновался, что, будь на его месте менее закаленный в политике человек, мог бы случиться нервный срыв. Однако Мукант старался держать себя в руках. Он пытался найти аналогии с тем, что уже было в прошлом, и остановился на одной, самой близкой к происходящему: его прадед однажды оказался в пренеприятной ситуации, когда попытался предъявить претензии на корону после смерти отца, но в обход старшего брата. С этим чудаковатым братом было не все ясно: он вроде бы собирался отрекаться от трона, а вроде бы и нет. Прадед поспешил и тут же оказался меж двух соперничающих групп, причем верх сразу взяла группа, поддерживающая законного наследника. И потом две долгие томительные недели прадед ждал решения брата, чтобы получить ответ на вопрос: кто он — узурпатор или все-таки император? Между этими двумя понятиями была некоторая разница, примерно как разница между словами «эшафот» и «трон». И сейчас Мукант думал, что вполне понимает чувства своего прадеда, который оставил яркие эмоциональные записи в дневниках о том времени. Император сравнивал себя с далеким родственником: у них обоих сначала все было хорошо, потом дела пошли наперекосяк, и теперь приходится ждать действий сторонних сил, которые от Муканта никак не зависят. Могущественный владыка Фегрида этого просто терпеть не мог. Его лицо перекашивалось, словно при поедании незрелого лимона, когда он думал о том, что вся его безраздельная власть здесь бессильна.
— Но у твоего величества есть какие-нибудь соображения, что нам делать? — спросил Мукант. Император был готов пойти на заключение очередного союза на самых выгодных для Нермана условиях, лишь бы только тот предложил хоть какой-то вариант действий.
Король Ранига это понимал, но, увы, не был готов предлагать что-либо конкретное. Его чувства перекликались с чувствами Муканта.
— Я предлагаю сначала навести порядок, — вздохнув, ответил король. — Твое величество привез сюда бунтовщиков. Им нужно объяснить, что и как, даже сгустить краски. Пусть они с этим живут! Затем я был бы очень благодарен, если бы из Фегрида и Уларата ко мне направили записи касательно размышлений о природе ти, а также знающих мудрецов — великих ишибов. У меня пока нет четкого плана, только общие соображения, но сдаваться я не собираюсь. Далее логика подсказывает: чтобы предотвратить скорое появление Технократа, нужно сократить количество смертей. Как это сделать? Исключить войны, для начала хотя бы местные (но уже это очень существенно, потом можно расшириться), разборчиво применять смертные казни и улучшить медицину. Последнее идет вместе с улучшением быта рабов… да-да, твое величество, рабов! Они не должны умирать словно мухи. Бедняков это тоже касается. Я бы сказал, что любой человек старше десяти лет находится на подозрении. Поэтому пусть живет как можно дольше. Возможно, это даст нам некоторое время. Я чувствую, что какое-то решение должно быть.
Мукант продолжал качать головой. Он был согласен со словами собеседника, но лишь частично.
— Если у твоего величества нет плана, — сказал император, — может быть, будет разумным создать школу по изучению этого вопроса в Иендерте? Пусть твое величество простит, но умственная мощь Фегрида несравнима с мощью Ранига. Здесь лишь Парет и еще парочка известных мудрецов, а у нас их десятки!
Михаил откашлялся. Он был готов к такому повороту событий. Мукант могущественнее, он хочет всем руководить. Это логично, но лишь с точки зрения императора.
— Все правильно, — сказал король. — Но здесь есть три нюанса. Во-первых, Уларат тоже влиятельное государство, и Нрал не поймет, почему его столица осталась на задворках. Я же лицо в некотором смысле не столь значительное, можно сказать, даже нейтральное после похода на эльфов. Уларат смирится с моей кандидатурой как руководителя… этого… скажем… проекта. Во-вторых, посмотрим правде в глаза. Во всем виноват я. Олеан уже мертв, так что виновник остался один, и с этим ничего не поделаешь. Именно я открыл дорогу для новых амулетов, именно я поставил под сомнение существующий порядок вещей, проведя ряд реформ и подписав кое-какие договоры, и именно я обнаружил существование островных эльфов и Технократа. Возможно, без последнего шага все бы обошлось. Технократ объявился бы, уничтожил бы меня, подверг бы Раниг какому-нибудь катаклизму, а потом повернул бы все изменения в Фегриде и Уларате вспять. Ему достаточно вымарать из памяти человечества наши с Олеаном подвиги и идеи. Я не знаю, сохранил ли бы он жизнь твоему величеству, но в целом — это достаточно бескровный исход, даже династии, наверное, не поменялись бы. Теперь же все обстоит иначе. Количество людей, знающих о Технократе, ширится. Назад пути нет. И, повторяю, во всем виноват я. Поэтому вижу свой долг в том, чтобы идти до конца. И наконец последнее. Скажу без утайки: лучше меня и Аррала в амулетах на материке не разбирается никто.
— Ладно, — произнес император, все еще хмурясь. — Допустим, все будет так. Но разве у твоего величества нет какой-нибудь мысли, которая может нам помочь? Чего-нибудь существенного и практического?
Король заколебался. Ему не хотелось с самого начала влезать в дебри бесплодных догадок.
— Я не собираюсь вмешиваться в работу его амулетов, — сказал Михаил. — Это опасно. Даже если разберусь в том, как они действуют, я не буду знать, где пролегает та грань, которую нельзя пересекать. Могу ненароком что-то нарушить — и все, игре конец.
— Но если не изменить амулетов, то как тогда быть? — удивился император. — Какой выход?!
Король встал с кресла и подошел к большому окну. Солнце било прямо в стекла, и отражение фигуры владыки Ранига на полу казалось тенью в окружении ярко-желтого ореола.
— Что твое величество думает о душе? — внезапно спросил Михаил.
— О душе? — озадаченно повторил Мукант. — О той, которую так превозносят все религии и не могут ничего доказать? Я понимаю, конечно, что должен поддерживать фегридских священников, но если продолжать смотреть правде в глаза…
Император сделал красноречивый жест.
— Этот Технократ сообщил мне о душе больше, чем все жрецы Оззена, вместе взятые, — вымолвил король.
— Как сообщил? — удивился Мукант.
— Опосредованно, — ответил король. — Разум человека — интересная штука. Работает медленно, но верно. Если нам дать время, то мы можем до такого додуматься, что рано или поздно выйдем на уровень Технократа. Подкинь нам какой-нибудь факт — и мы из него сделаем столько выводов, что голова пойдет кругом. Главное — время.
— И что же Технократ сообщил о душе? — осведомился Мукант.
— Почему тело, которое он оставляет в срочном порядке, тут же умирает? — ответил король вопросом на вопрос. — Разве Технократ не может покинуть тело и сохранить ему жизнь? Почему бы его разуму располагаться не в хрупком человеческом организме, а где-нибудь в другом месте, просто получая информацию о состоявшейся жизни? Если на то пошло, то отчего Технократ ограничивается одним телом? Он мог бы вселяться сразу во многие! Одновременно! Это же какой опыт! Развлечение, усиленное многократно! Но он предпочитает строгую последовательность: одно человеческое тело — ти-амулеты или машины, пока не знаю, что там у него, — вновь человеческое тело от рождения и до смерти — и опять амулеты…
— Что из этого следует? — осторожно спросил Мукант.
Шенкер же подался вперед в позе высочайшего внимания.
— Технократ иначе не может, — сказал король, — и это делает его уязвимым. Только одно тело в одно и то же время! Технократ входит в людей полностью, и если представить, что душа существует (а иначе его поведения никак не объяснить), то входит вместе с душой. Он ее не может размножить, потому что если бы мог это делать, то потом легко вновь собрал бы получившиеся души в одну. Я объясню это подробнее. Допустим, писец делает копию какого-нибудь свитка. У него получаются два свитка с одинаковым содержимым. Сумеет ли он их объединить? Конечно! Склеить, нарезать на куски, перетасовать буквы, фразы и опять склеить. Писец — всемогущий властелин своих свитков, а Технократ слаб, если дело касается души. Такое — вне его способностей. Похоже, мы обнаружили не только то, что душа существует, но и пределы силы для самых могущественных существ: они могут все, кроме создания душ, объединения душ и изменений душ. Может быть, это вообще невозможно или доступно существам совсем иного порядка! Вот что мне сообщил Технократ. И я этому очень рад.
Мукант и Шенкер переглянулись. Их лица были задумчивы, как обычно бывает, когда человек начинает размышлять над важным, но отвлеченным вопросом. Однако император быстро пришел в себя.
— А нам от этого какая польза? — спросил он. — Я так понимаю, что твое величество сообщил все с какой-то целью.
— Мы не будем ничего делать с амулетами Технократа, а станем искать его тело, — ответил король. — Я еще не знаю как, но думаю, что лазейка должна найтись. Конечно, хотелось бы, чтобы какие-нибудь амулеты поддерживали с этим телом постоянную связь, так нам будет легче найти, но даже если эта связь возникает только в кризисных ситуациях, ничего. Можно что-нибудь придумать.
Мукант потер рукой бровь, а потом кивнул:
— Понимаю. Интересный подход. Я над этим подумаю. Крепко подумаю. А сейчас прошу извинить — не хотелось бы оставлять моих великих ишибов надолго. Я поговорю с ними еще раз, прежде чем передать в руки твоему величеству. Не стану возражать, если они останутся в Раниге насовсем, чтобы трудиться над общим делом.
Император встал с дивана, поправил воротник халата и вышел. Король и Шенкер остались наедине.
— Мы опять вместе, советник, — усмехнулся Михаил. — Думаю, что Мукант оставит и тебя в Раниге. Опять в ранге моего заместителя.
Шенкер помедлил и кивнул. В это время дверь распахнулась, и в комнате появилась лысая голова Тунрата, королевского секретаря:
— Твое величество, господин Комен просит аудиенции. Он говорит, что установил все имена.
— Любопытно, любопытно, — сказал король. — Пусть войдет. — И Михаил, обернувшись к советнику, добавил: — У нас в Иктерне произошло несколько убийств. Обезображенные трупы складывали в бочки. Комен наконец узнал, кого именно убили. Вот чем мне приходится заниматься, вместо того чтобы решать главный вопрос!
Комен вошел в комнату твердым шагом уверенного в себе человека. Никто не мог бы предположить, что еще недавно король сделал ему крайне неприятное внушение, касающееся бесплатного использования государственных наемных рабочих для личных нужд. Главный полицейский был одет в подчеркнуто строгий темно-серый камзол.
— Вот список, твое величество. — Комен протянул желтый свиток. — Или мне зачитать?
— Я сам прочту. — Король взял бумагу и быстро развернул ее. — Так-так. Убиты два сына тагга, один уру и сын уру. Просто нет слов. Кстати, я же их всех хорошо знаю! Комен, мне только кажется или они…
Михаил вопросительно посмотрел на главного полицейского.
— Да, твое величество, — кивнул Комен. — Всех убитых объединяла одна и та же черта: они были весьма… гм… слабы в присутствии женского пола. Не вполне контролировали себя.
— Бабники и волокиты, — резко сказал король, возвращая список. — Не пропускали ни одной юбки! Мне на них даже неоднократно жаловались. Комен, кто же тогда их убил? Это ведь не случайно — четыре трупа закоренелых бабников.
— Не знаю, твое величество. Но могу предположить. Скорее всего, муж одной из дам. Вероятно, очень красивой дамы, мимо которой они не смогли пройти. Не факт, что дама уступила их просьбам, но муж почувствовал себя оскорбленным. Кстати, он наверняка очень могущественен. Ему подчиняются ишибы. Возможно, у него даже титул далла. Это резко сужает круг подозреваемых: влиятельный, знатный муж, неместный, у него красавица-жена, а преступление произошло в Иктерне. Только проблема в том, что там таковых подозреваемых не было. Все приезжие даллы оставили Иктерн после того, как армия отплыла. Ни одного человека, который подходил бы под описание, я не нашел.
Король нахмурился. Слова «влиятельный», «знатный», «красивая дама», «Иктерн» пробудили в нем смутную догадку. Михаил внезапно ударил рукой по стене, на его лице отобразились крайняя досада и раздражение.
— Я знаю, Комен, кто это. Все знаю!
Король быстро вышел из комнаты, оставив удивленных Комена и Шенкера. Михаил несся по коридорам дворца так, что все встречные еле успевали дать дорогу. Дамы испуганно шарахались в стороны, сгибаясь в кривых реверансах, а практичные мужчины, понимая, что не успевают поклониться, просто прижимались к стенам.
Владыка Ранига и Круанта не утруждал себя снижением скорости даже на поворотах, и это привело к тому, к чему привело: король столкнулся с человеком, который счел ниже своего достоинства отпрыгивать с дороги.
Верховный жрец Оззена Цренал стоически выдержал столкновение с королем, который отнюдь не был худощавым, а обладал, скорее, атлетической фигурой.
— Твое величество! — Старик произнес эти слова как ругательство, запутавшись в собственном красном халате, расшитом золотыми лилиями. — Рад приветствовать!
— Я тоже очень рад, — ответил Михаил, озадаченный неожиданной помехой. — Прошу простить, но тороплюсь.
Король попытался было обойти жреца, ступив с красной дорожки на плиточный пол, но слова Цренала остановили его:
— Очень надеюсь, что твое величество найдет время для обсуждения одного важного вопроса. А то он все откладывается и откладывается, между тем свадьба будет уже через два дня. И я, как Верховный жрец, не могу допустить, чтобы…
— Обсудим непременно, — ответил король. Он отлично понял, о чем идет речь: Анелия не отличается религиозностью, не говоря уже о том, что вовсе не почитает Оззена. Жрец был верен себе: он мог бы закрыть на вероисповедание принцессы глаза, но собирался сделать это с выгодой.
— Твое величество! Я бы хотел обсудить сейчас! — Слова Цренала вновь остановили Михаила, который уже успел пройти пару шагов.
Король обернулся. И то ли вид большой белой бороды, обычно тщательно уложенной, а сейчас несколько всклокоченной, взбесил его, то ли последние события окончательно подорвали душевное спокойствие, но Михаил заговорил злым тихим голосом, полным скрытой иронии:
— Не пришло ли время нам поговорить о боге, а, Цренал? — едко осведомился король. — А то мы все разговариваем о каких-то пустяках: о землях храмов, налогах, жрецах других религий, а вот о боге не поговорили ни разу. Хотя мне есть что сказать!
— Что же, твое величество? — настороженно спросил жрец, в глазах которого зажглись подозрительные огоньки.
— Наивным детям кажется, что бог сидит далеко в облаках, — столь же тихим голосом сказал король. — Но если взлететь выше облаков, то выясняется — там нет ничего. Дети взрослеют, поднимаются выше и выше, и им начинает казаться, что бог дальше неба — в космосе. Однако рано или поздно дети становятся старше настолько, что проникают в космос. И не находят там бога. Седина покрывает волосы этих детей, и они думают, что бог, вероятно, ближе, чем казалось. Может быть, в их городе, или на их улице, или в их доме, или даже в них самих. Потом постаревшие дети умирают, и вопрос о боге перестает их волновать.
— К чему это сказано, твое величество? — спросил жрец и оскорбленно поджал губы.
— К тому, что не нужно мне мешать, — резко ответил король. — Не отнимайте мое время, пока я думаю о Технократе, и вопрос о боге будет волновать жрецов еще долго.
Михаил повернулся и пошел дальше. Цренал был одним из первых, кто узнал о Технократе. Теперь король не собирался щадить жреца: жадность в трудное для государства время — признак большой распущенности.
Владыка Ранига и Круанта вновь набрал прежнюю скорость и вскоре распахнул двери, ведущие в покои Анелии.
Принцесса занималась типичным женским делом — в окружении двух служанок прикладывала к себе ткани, чтобы выяснить, как будет смотреться платье, пошитое из них. Анелия оторвалась от зеркала, где отражался черно-зеленый лоскут, обрамляющий белое лицо, и взглянула на вошедшего. Глаза принцессы сначала наполнились радостью, но быстро стали встревоженными.
Король одним взмахом руки отправил служанок прочь и остался с полуобнаженной невестой наедине.
— Ты знаешь, что в Иктерне было обнаружено четверо убитых дворян? — спросил король, собственноручно запирая дверь. — В бочках. Скажи, тебе что-нибудь об этом известно?
— А… вот в чем дело. — Анелия бросила лоскут на пол и отошла поближе к зеркалу. Помолчала и добавила: — Странно. Меня заверили, что бочки уплыли в море. Как же ты узнал?
Михаил сделал несколько шагов вперед. Он нисколько не удивился. В Иктерне во время его отсутствия оставался только один неместный, могущественный и знатный вельможа, способный на тайные и хладнокровные убийства. Это была Анелия.
— Как узнал? Это не так важно. Важно то, зачем ты их убила.
Принцесса молчала.
— Ты вообще понимаешь, что сделала? — продолжил король. — Я столько сил положил на то, чтобы поддерживать законность, даже сам поначалу нарушал все мыслимые и немыслимые правила, но лишь ради одной цели: спокойствия и порядка. Я не брезговал общением с ворами и наемными убийцами, привечал всякий сброд, долгими ночами писал законы, которые будут работать, а в промежутках между этим всем хватал за руку вороватых комендантов. Первым же шагом дал судам независимость. Ты знаешь, что недавно полунищий трактирщик выиграл у меня суд за какой-то клочок земли? Выиграл у короля, когда идиот губернатор решил этот клочок отобрать у него моим именем! Ранигских полицейских нельзя назвать образцом честности, но это — лучшее, чего можно сейчас добиться. Ты спроси у Комена, когда в Парме было последнее убийство. Будешь удивлена. У нас тут тишь да гладь. Ты знаешь, на сколько снизились грабежи за последнее время? Даже государственные средства перестали исчезать! А почему? Да потому что я и мои суды держим всех за горло, невзирая на титулы! И что же узнаю сегодня? Что моя невеста — серийный убийца. По старой доброй привычке, видимо. Анелия, я хочу знать: зачем?!
Принцесса бросила на короля чуть прищуренный взгляд, достала из шкафа, вделанного в белую стену, блестящий шелковый халат и демонстративно набросила его на себя. Король ждал, угрюмо наблюдая за Анелией.
— Мне очень жаль, твое величество, что так получилось, — наконец сказала она. — Я не думала, что об убийствах кто-то узнает. Кому они нужны, эти ничтожные развратники?
— Ничтожные развратники? — повторил король. — Только не говори мне, что они делали тебе какие-то предложения. Никто бы не осмелился.
— О нет. — Принцесса даже улыбнулась нелепому предположению. — Они молчали в моем присутствии. Смотрели, конечно, с недостаточным почтением, но из-за такого в твоем королевстве не убивают. А жаль.
— Тогда в чем дело? Зачем?
Анелия слегка пожала плечами, отвернулась, а потом взглянула прямо в глаза Михаилу:
— Зачем? Что ж, я отвечу. Твоему величеству известно, что я решила увеличить число своих служанок? Королеве требуется больше служанок, чем принцессе. К тому же новый дворец несравним со старым.
— Служанки-то тут при чем? — не выдержал король.
— Я набираю служанок из числа самых красивых девушек, — с подчеркнутым терпением продолжила Анелия. — Сама осматриваю лучших претенденток и выбираю. Служанки — это моя вотчина, никто не смеет вмешиваться в мои отношения с ними. Пусть твое величество отменил рабство, но я не могу не думать о служанках как о своей собственности. Они — мои! И твое величество обещал, что тоже не будет вмешиваться, если я не стану проявлять излишнюю жестокость. Но моя жестокость на женщин не распространяется.
— Да, — кивнул король. — Ты относишься к своим людям с мягкостью. Но я все-таки не понимаю…
— В Иктерне я нашла пять новых служанок, очень хорошеньких, — произнесла Анелия. — Но поселила их не во дворце, а неподалеку, чтобы потом забрать с собой в Парм. Девушки приходили ко мне, а сами жили вместе, только в разных комнатах. И вот эти четыре развратника, увидев моих новых служанок, живущих к тому же не во дворце, заключили пари.
— Какое пари? — спросил Михаил, начиная догадываться.
— Кто раньше других соблазнит служанку принцессы. На все про все одна ночь, только девушки разные. Эти четверо дворян, как называет их твое величество, проникли в комнаты четырех девушек и, получив отпор, изнасиловали моих служанок. Моих, твое величество!
Король скривился и уселся на стул. Налицо было явная проблема. Конечно, всем известно, что с Анелией шутки плохи, но иногда принцесса удивляла. Михаил не знал точно, как сложится их совместная жизнь, однако догадывался, что будет непросто. Очень непросто. Принцесса по своему складу ума и характера отличалась даже от ранигских дворянок, не говоря уже о девушках из родного Михаилу мира.
— Их нужно было передать в руки правосудия, — сказал король.
Анелия зло рассмеялась:
— Твое величество ведь помнит собственные законы. Что полагается дворянину за изнасилование простолюдинки? А если дворянин еще и ишиб? Расплатится — и свободен! А мои служанки — не простолюдинки. Они принадлежат мне, и я воспринимаю как личное оскорбление любую обиду, нанесенную им!
Михаил с горечью подумал, что перед ним еще одна проблема. Законы, конечно, несовершенны, но это вызвано необходимостью маневрировать между заинтересованными группами. Возможно, рано или поздно удастся добиться улучшения только что устоявшихся законов. Но сейчас на них ведется наступление в лице будущей королевы. Мощный и неожиданный удар.
— Твое высочество, никто не имеет права нарушать мои законы, — король сделал упор на слово «мои», — я хочу, чтобы перед ними все были равны. Уже предупреждал ведь ранее! И если бы не твоя беременность, то, возможно, не смог бы простить такого поступка.
Анелия вновь посмотрела в глаза короля, словно решая, говорит он правду или преувеличивает. Затем, видимо не придя к какому-либо выводу, принцесса сочла за лучшее сменить тему.
— Я решила быть человеколюбивой и дала этим дворянам шанс выжить, — ответила она. — Так что твое величество несправедлив, если упрекает меня в жестокости. Шанс выжить, правда, небольшой, но ведь он был, в отличие от действий государственных палачей.
— Какой шанс? — непонимающе нахмурился король.
— Я применила к ним рунарен, — сказала принцесса.
— Что это?
— Ах, твое величество не слышал о нем! Это такая казнь. Очень древняя. Раньше была популярна у эльфов, и поход к островным эльфам напомнил мне о ней. Я сейчас расскажу подробней. Рунарен очень прост: нужно убить виновного так, чтобы ничего не повредить, а добиться лишь остановки сердца и дыхания. После этого казненный еще может ожить. Затем надо положить на голову мертвеца амулет, указующий путь, и ждать. Если убитый ожил, значит, так угодно судьбе.
— Что за амулет? — мгновенно спросил король, напрягшись. Михаил был так сосредоточен в последнее время на Технократе, что ему показалось, будто принцесса описывает первоначальный или экспериментальный ритуал вхождения Технократа в чужое тело во время клинической смерти.
— Амулет? Обычный амулет, твое величество. Светильник. Излучает синий свет — и больше ничего не делает… — Анелия попыталась скрыть радость от того, что король, казалось, забыл об ее поступке и сосредоточился на амулете.
— Синий свет — и все? Это точно? Он никак не изменяет ти? Не создает никакого ти-пучка?
— Нет, твое величество. Просто светильник. — Принцесса помедлила и вновь улыбнулась, на этот раз ласково и лукаво. — Нам не нужно ссориться перед свадьбой, иначе окружающие подумают, что мы уже тайно женаты.