ГЛАВА 10

Все концертные площадки в городке Даэн-Шерви были открытыми, и зимой там можно было полюбоваться только голыми скамьями среди подернутых ледком луж да пустой сценой, усыпанной истлевшими листьями. Ах да! Еще солидным замком на решетчатых воротах. Кантор прилежно обошел все места культурного досуга и добросовестно полюбовался на каждый замок.

Ту самую сцену, где когда-то выступал юный Эль Драко, он так и не узнал среди одинаково серых и мокрых строений. Может, и к лучшему. Меньше воспоминаний — меньше причин для грусти.

При некоторых решетках с замками состояли скучающие сторожа, охотно уделившие праздношатающемуся туристу по несколько минут своего времени за символическую плату, а то и вовсе задаром. Все как один могли без запинки перечислить длинные списки знаменитостей, выступавших на вверенном объекте, но мистралийца по имени Артуро не вспомнил ни один. Бардов тут в сезон много бывает, и мистралийцев среди них чуть ли не половина, каждого помнить — голова отвалится.

Распрощавшись с последним сторожем, Кантор в очередной раз сдержал вертевшийся на языке вопрос, кто же им так непрочно головы приделал, и решил еще по рынку потолкаться, а потом уж начинать обход питейных заведений.

Рынок тоже оказался по-зимнему унылым и безлюдным. Покупателей было немного, в основном местные жители. Кантор для приличия полюбовался на чудотворные амулеты, ужаснулся ценам на фрукты, приценился к набору метательных ножей и купил резной деревянный гребешок — исключительно из сострадания к замерзшей торговке. Ничего интересного на рынке не было, а погода не располагала к беседам на абстрактные темы.

Пробираясь к выходу через рыбные ряды, Кантор приостановился, засмотревшись на угрей в корзине и вспомнив, как удивительно вкусны эти создания в копченом виде. Неожиданно кто-то весьма неприветливо ухватил его сзади за плечо с явным намерением развернуть лицом к себе и негодующе выкрикнул что-то вроде «как ты посмел сюда вернуться?!».

Точного текста Кантор не уловил, так как при первых же признаках угрозы инстинктивно отступил на шаг в сторону с одновременным захватом посторонней конечности и несложным поворотом. Явно обознавшийся незнакомый парень взвыл, тщетно пытаясь вырваться, но ошибки своей так и не осознал. Напротив, принялся громогласно излагать на весь рынок фантастический перечень всего, что сейчас сделает с гадом, который посмел вернуться. Только будучи нежно зафиксирован мордой на прилавке среди россыпи карасей, герой резко прозрел и правильно оценил свое положение.

— Тебе что, делать нечего? — поинтересовался Кантор, не торопясь отпускать близорукого воителя. — Или тебе повылазило? Если ты одного мистралийца от другого не отличишь, чего тогда прешь не глядя и лапы суешь куда ни попадя?

— П-пусти… — простонал тот. — Больно же…

— Если бы я тебе твою совательную конечность обрубил, больнее было бы!

— Ну, обознался я, ошибся! Со спины было похоже! Отпусти же!

— Порядочные люди в таких случаях извиняются.

— Ну извини, я не хотел… Говорю же, обознался!

Вокруг них начала собираться толпа, и Кантор не стал дожидаться, пока представлением заинтересуются блюстители порядка.

— Ладно, иди уже… В другой раз глазами смотри, а не задницей!

Потерпевший шустро вынул морду из карасей, отбежал на безопасное расстояние и уже оттуда крикнул, что все равно все мистралийцы одинаковые. После чего бросился наутек, на ходу утирая с физиономии последствия своего геройства.

Кантор и не обратил бы внимания на это недоразумение, если бы всего полчаса спустя оно не повторилось при немного иных обстоятельствах.

Он сидел у стойки второго по счету трактира и размышлял, что если в каждом из местных заведений выпьет хотя бы по одной стопочке, то домой его привезут стражи порядка — либо спящим, либо распевающим непристойные куплеты. А если вместо спиртного в каждом заведении пить чай, то очень скоро придется завидовать уличным псам, которым не фиг делать задрать лапу на любое дерево, и штаны снимать не надо, и оскорбление общественной нравственности не пришьют…

От решения столь важной практической задачи Кантора отвлек голос за спиной:

— Ты смотри-ка, вернулся все-таки! И трех лет не прошло! Наверное, и долг принес?

Мистралиец обернулся, уже заранее предвидя реакцию счастливого кредитора и начиная удивляться совпадениям. Да что они в этом городе, все поголовно незрячие? Мистралийцы все-таки не хины, чтобы так их путать!

За спиной обнаружились трое молодых людей из категории непуганых лоботрясов, жаждущих признания в обществе и оттого перманентно ищущих приключений на задницы.

— Вам очки подарить? — сурово поинтересовался Кантор, отмечая про себя, что эти тоже обознались, по рожам видать.

— Тьфу ты, не тот… — простодушно прокомментировал самый юный из отважных приключенцев.

Его старшие товарищи переглянулись и, видимо, решили, что главное — начать драку, а с кем — не столь важно.

— Очки? Смотри, как бы тебе костыли не понадобились! — угрожающе протянул тот же, что упоминал о долгах.

Рисковать и без того нездоровой головой ради сомнительного удовольствия набить три молодых неразумных морды Кантору не хотелось. А тактику поведения с подобными балбесами он изучил уже давно.

Небрежно облокотившись о стойку, Кантор потянулся за своим стаканом, как бы невзначай отодвинув при этом полу куртки и предъявив два пистолета, нож и чакру.

— Я не дерусь по кабакам, — с пренебрежительным безразличием сообщил он, глядя строго в глаза разговорчивому лидеру. — Неинтересно. Шли бы вы, мальчики, отсюда, пока вам гробы не понадобились. Мне за вас, поди, и пары серебрушек никто не заплатит.

Хорошо, что ребята напиться не успели. Пьяному море по колено, а трезвые они еще способны сообразить и не связываться с вооруженным профессионалом. Вот кто бы сказал, почему у подобных непризнанных героев пользуются такой популярностью и уважением всевозможные преступные элементы? Почему жизнь наемника, вора или убийцы кажется им пределом романтических мечтаний? Сейчас, того и гляди, в ученики попросятся.

— Ладно, садитесь, раз подошли. — Кантор убедительно изобразил этюд «суровый мастер снисходит до ничтожных, проявляет великодушие и делает широкий жест». — Я вижу, вы ребята смелые, с вами можно иметь дело. Присядьте-ка, кое-что перетереть надо. Хозяин, бутылку водки сюда и стаканы ребятам.

Внутренний голос покатывался со смеху и откровенно потешался, советуя посмотреть на себя со стороны и сожалея, что этого безобразия не видит маэстро Карлос. Кантор терпеливо сносил насмешки, понимая, что Карлос за такую игру вбил бы в сцену по самые уши и слова «халтура», «дешевка» или «балаган» были бы самыми мягкими при оценке мастерства исполнителя. Но сейчас он играл не для маэстро Карлоса, а для трех бестолковых провинциалов, у которых как раз дешевые понты и считались признаком истинного величия.

Кантор неторопливо раскурил сигару, выдерживая подобающую паузу, и, только когда «смелые ребята» усугубили свою смелость, приступил к делу.

— Я могу доверить вам профессиональную тайну?

Юнцы вразнобой закивали с такими убийственно-серьезными минами, что Кантор чуть не расхохотался вместе с внутренним голосом.

— Дело в том, что сейчас я как раз иду по следу одного мистралийца, который задолжал моему клиенту крупную сумму. Около трех лет назад он исчез где-то в этих краях, и с тех пор ни его, ни денег мой клиент так и не видел. Я объехал дюжину городов, не находя никаких следов, и вдруг именно здесь, в вашем городе, меня второй раз за полчаса принимают за некоего господина, который всем вокруг должен. Это здорово смахивает на знак свыше, вам не кажется? Расскажите-ка мне, ребята, о человеке, с которым вы меня перепутали. Если это действительно окажется нужный мне след, с меня ужин.

Ребята оказались и впрямь бесценной находкой. Выслушав их подробный рассказ, Кантор не только с радостью заказал для них ужин, а даже сопроводил его развлекательной программой. Стрелял в подброшенные монетки, дал пощупать волшебную чакру (стоит ли упоминать, что все трое тут же порезались?), а также поведал несколько реальных историй из своего прошлого, заменив лишь имена. Истории он нарочно выбрал самые кровавые, но на аппетит юных последователей никакие тошнотворные подробности не повлияли.

На прощание один из ребят все же набрался смелости и действительно заикнулся насчет обучения. Пришлось в очередной раз сделать суровое лицо и объяснить, что место ученика сейчас занято и освободится года через три. Но Кантор будет иметь в виду запасного кандидата на случай, если нынешний до окончания своей учебы не доживет.

Расставшись наконец с восторженными поклонниками, он вздохнул с облегчением и заторопился в гостиницу. Условленное время было просрочено почти на два часа, и Мафей, поди, уже испереживался весь. На протяжении ужина Кантор искренне опасался, что «ученику» взбредет в голову отправиться на поиски «наставника», он вломится в самый неподходящий момент и своим непочтительным обращением испортит легенду и уронит авторитет «крутого наемника» в глазах восторженных юнцов. К счастью, ничего подобного не произошло, но Кантору все равно было немного тревожно. Мало ли что мог учудить малолетний маг, оставленный без присмотра. Вдруг за ним сейчас придется тащиться в ближайший участок…

Мафей был дома. Как и подобает порядочному юноше в столь поздний час. Он сидел у зеркала и с невыносимо кислым видом пристально изучал свое отражение.

— Опять ты за зеркало! — не выдержал мистралиец, обнаружив эту картину. — Тебе что, делать нечего?

— А кое-кто нажрался до поросячьего визга, — не смолчал принц, — опоздал на два часа и еще какие-то претензии тут высказывает. Неужели я не могу просто посмотреться в зеркало, как все люди?

— Во-первых, — Кантор тоже не оставил без внимания необоснованное обвинение, — я почти что трезв. Во-вторых, я не ради собственного удовольствия пил, а в стратегических целях и благодаря этому обстоятельству кое-что раскопал. А в-третьих, с каких это пор ты озаботился своим внешним видом? Все прикидываешь, какая бы из тебя девочка получилась?

Перед отъездом Мафей чуть было не порушил хитроумные замыслы кузена, вбив себе в голову, будто женский костюм замаскирует его приметную внешность намного лучше, чем мужской. Однако претворить сии гениальные планы в жизнь ему не позволили. Шеллар III с присущим ему занудством принялся разъяснять, что выдавать себя за лицо другого пола — задача не для дилетанта, каковым является уважаемый кузен. Кантор, у которого не хватило сил выслушивать полный перечень ужасных ошибок, которые теоретически должен был совершить напарник, выбрал первую же удобную паузу в речи его величества и торопливо вставил категорическое: «Не поеду!» Словом, Мафей все-таки остался мальчиком. Только компрометирующие уши спрятали под русый парик и для верности прикрыли капюшоном.

— Да нет… — Юный эльф отвернулся от зеркала. На его мордашке легко читались раздражение и досада. — Диего, вот скажи мне, я что, со стороны выгляжу каким-то ненормальным или у меня на лице написано что-то недоступное мне самому? Я действительно вызываю у людей желание подойти и пожалеть?

— У меня — нет, — заверил его Кантор. — Разве что уши надрать, иногда. А что, так много жалеющих по пути встретилось? Может, если ты расскажешь подробнее, мы найдем их странным порывам простое и понятное объяснение? Мне вот тоже поначалу показалось странным, что чуть ли не каждый встречный намеревается либо морду мне набить, либо долги с меня стребовать, а объяснение оказалось легче легкого.

— Постой, так ты все-таки нашел? — Мафей мигом забыл о своих Великих и Ужасных Проблемах. — Это потому, что тебя за него принимали?

— Раз ты так легко догадался, напрашивается вопрос: мы что, в самом деле с ним хоть чем-то похожи? — не стерпел Кантор.

— Похожи. — Мальчишка и не подумал щадить впечатлительную и тонкую душу товарища. — И вовсе не потому, что недалекие люди путают всех мистралийцев. Ты сам не замечаешь, сходство видно в основном со спины, когда ты просто стоишь. У вас телосложение одинаковое. Вот походка уже разная, в движении вас не спутаешь…

— Так, хватит, я все понял… — раздраженно проворчал Кантор.

— Тогда рассказывай, что узнал.

— Он был здесь на гастролях. Завел роман с местной девушкой, под это дело не платил ее папеньке за жилье и пансион, у брата занял денег, а потом куда-то пропал.

— А куда именно, тебе не сказали?

— Мне рассказывал тот самый брат. Если бы он знал куда, сам бы давно нашел. Правда, зацепку одну он мне подкинул — вроде бы нашего знакомца видели около дома Селимы в обществе одной из обитательниц. Чуть позже он якобы появился в новом костюме и при деньгах, объявил, что начинает новую жизнь, и посулил завтра же всем раздать долги. Прежде чем «завтра» наступило, маэстро бесследно исчез. По крайней мере, уже можно потихоньку строить версии — кто его и за что.

— Странно… — Мафей грустно улыбнулся. — Как раз у этого дома я сегодня был.

— А что тебе там понадобилось? Примеряешь на себя место постоянного пациента? Точнее, пациентки? Для того и девочкой хотел переодеться?

— Да нет, — ехидно оскалился мальчишка, — предлагал им твои услуги как целителя. Дурацкий вопрос. Дом на моей половине города оказался, с чего б я такое знаменитое место пропустил.

— Это там тебя все норовили пожалеть?

— Поблизости. Дело было так…

Дойдя до окраины города, где уже начинался лес, Мафей решил передохнуть и подумать, куда направиться дальше. Перед ним высилась кованая ограда, теоретически призванная отделять ничейный лес от парка, окружающего особняк с голубой крышей. На деле «парк» ничем не отличался от леса, разве что размерами, да еще мощеной дорожкой, ведущей от ворот куда-то в направлении здания. У ворот стояли две скамейки, на одну из которых и присел юный эльф, погрузившись в печальные думы о бесполезности своих поисков. Что можно найти, просто слоняясь по улицам и ни с кем не общаясь? Вот именно, ничего. А с кем общаться? И как? Приставать к прохожим с глупыми вопросами? Или дожидаться, пока к нему кто-то пристанет? Вот если бы он и вправду оделся девчонкой, охотников познакомиться было бы хоть отбавляй. А кому интересен несолидный мальчишка, кроме заезжих извращенцев из братского Таланта?

— Простите, можно присесть?

Погруженный в размышления Мафей мимоходом покосился на благообразного старичка с чемоданчиком и молча кивнул, снова уставившись в землю.

— Я вижу, вы чем-то опечалены, дитя мое, — сочувственно произнес незнакомец, едва успев разместиться рядышком.

Первым побуждением принца было тут же разъяснить, что он не дитя, и уж тем более не чье-то, но вмешалось благоразумие. Сам же хотел, чтобы с ним кто-то пожелал поболтать.

— А вы местный? — полюбопытствовал он вместо ответа, уже внимательнее рассматривая нежданный источник информации. Что-то неприятное, приторно-тошнотворное чувствовалось во всем облике старичка.

— Да, я здесь живу неподалеку. У меня кондитерский магазин. А вы приезжая или из этого заведения?

Ничего себе! Его принимают за девчонку без всяких переодеваний! Надо было парик покороче выбрать. Не ровен час, и в самом деле парни приставать начнут…

— Нет, я не отсюда. А что это за… заведение?

— Здесь лечат депрессии, фобии и прочие душевные болезни, — поведал местный житель, скорбно созерцая запертые ворота. — Вы выглядели такой печальной, что мне показалось…

— Нет-нет, — Мафей поспешил отвести от себя подозрения в умственной неполноценности. — Вам показалось.

Ничего полезного старичок больше не поведал, зато последовательно предложил сначала конфету, потом пройтись с ним до кондитерской, где есть изумительные пирожные, потом до лавки, где продаются самые лучшие куклы, потом просто показать город…

А потом из небольшой калитки рядом с воротами выскочила высоченная сухопарая дама в очках и в черной, наглухо застегнутой мантии. Первым делом она зашипела на сладкоречивого кондитера, как кошка на собаку, и перехватила стопку книг таким образом, будто собиралась огреть беднягу по башке всей стопкой сразу. Из ее шипения Мафей с трудом разобрал лишь слова «извращенец», «растлитель» и «геенна огненная». Собственно, все это он давно понял сам и только не мог решить — послать ли горе-соблазнителя сразу и по-простому или сначала зайти в его кондитерскую и там жестоко удивить.

Старичок исчез так стремительно, будто за ним и в самом деле гнались обещанные карающие демоны, претендующие на его бессмертную душу. Проводив разгромленного противника негодующим взором, дама поправила очки и заняла освободившееся место на скамейке.

Первым делом она торжественно вознесла хвалу какому-то богу за чудесное спасение невинной заблудшей души. Какому именно — Мафей не разобрал, а мантия ни о чем ему не говорила. В многообразии символики различных орденов его высочество разбирался слабо.

Разумеется, за молитвой последовал ряд закономерных вопросов — что делает несчастная девушка одна в этом богом забытом месте, какая беда у нее стряслась, не может ли скромная служительница чем-то помочь и не желает ли девушка послушать откровения святого пророка, описанные вот в этой священной книге…

Мафей всерьез испугался, что из-за собственной вежливости проведет оставшиеся полдня в компании ненормальной тетки, и хотел уж признаться, что он вовсе не девушка, а откровения пророков интересуют его не больше, чем конфеты старого извращенца. Успел он высказать только первую часть из запланированного, так как дама перебила его на полуслове, принявшись объяснять, что нет такого греха, который не простил бы господь. Надо только искренне покаяться, открыть сердце свое, принять господа всей душой, и все такое.

К счастью, помешанную тетку спугнул очередной претендент в собеседники, который пришел вразвалочку по той же дорожке, что и Мафей. Этого опознать было легко — жрецов Мааль-Бли трудно с кем-либо спутать. Уж очень характерные у них одеяния. И сами они, как на подбор, приятной наружности и почему-то с первого взгляда вызывают симпатию. Этот улыбчивый парень с корзиной яблок не оказался исключением.

Дойдя до скамейки, жрец бесцеремонно остановился и уставился на проповедницу с такой откровенной насмешкой, что та занервничала, заерзала и, не выдержав, опять зашипела. Парень, продолжая грызть яблоко, выслушал уничижительную речь о «богопротивных развратниках, которые только и поджидают наивных девиц, дабы увлечь в гнездо порока», затем выкинул огрызок и откровенно ухмыльнулся.

— Это ты, что ли, девица? — насмешливо произнес он, едва сухопарая дама остановилась, чтобы набрать воздуха. — В зеркало давно смотрелась? Нет, мы при храме и таких обслуживаем, если хочешь, приходи, но к мальчишке-то зачем приставать?

Крошечные глазки за стеклами очков расширились и застыли от шока.

— Я же сказал, что я не девушка, — виновато напомнил Мафей. — И откровения пророка я слушать не хочу. И вообще я маг, и мне это неинтересно.

Жрец заразительно расхохотался и посоветовал конкурентке сначала уяснить разницу между мальчиками и девочками, а потом уж лезть со своими проповедями. К неописуемому облегчению Мафея, высоконравственная дама удалилась вместе со своими книжками, гордо шипя и фыркая. Спаситель же, вместо того чтобы идти, куда направлялся, плюхнулся на скамейку и подмигнул:

— Достала тебя эта вобла? Надо было не стесняться и сразу послать куда подальше. С такими ненормальными невозможно быть вежливым — на голову сядут. Хочешь яблочко?

Если бы угощение предложила жрица, Мафей бы еще подумал, а так — с удовольствием вгрызся в сочный румяный бочок. Яблоко оказалось твердым, хрустящим и сладким — как раз как он любил. А вот способ, каким веселый жрец додумался завязать разговор, оставлял желать лучшего:

— А чего ты тут сидишь такой грустный и чокнутых старух приманиваешь?

Мафей насупился и отвернулся. Ну вот, такой вроде с виду нормальный парень — и опять о том же!

Служитель Светлоликой, чуть посерьезнев, кивнул на ворота.

— Что, подружка у тебя… там?

— Нет! — раздраженно отозвался эльф. — Я просто гулял по городу и забрел сюда. Случайно. Ну почему всем кажется, будто я грустный, несчастный и нуждаюсь в сочувствиях?!

— Всем — не знаю, — добродушно отозвался жрец, хрустя яблоком. — А я вот вижу, что у тебя с подружкой какие-то проблемы. Я ведь не полоумная шарлатанка с пачкой откровений пророка, а посвященный второй ступени. Мы такие вещи видим. Так что там с твоей подружкой? Может, у нас в храме можно как-то помочь делу?

— А вы умеете воскрешать мертвых?

Хруст мгновенно стих.

— Извини, — неловко произнес жрец, чуть не подавившись проглоченным куском. — Настолько точно я, к сожалению, не чувствую. Давно?

— Давно. И наговорился я уже об этом предостаточно, — угрюмо бросил Мафей, борясь с желанием встать и уйти прямо сейчас.

Единственное, что его удержало, — надежда хоть у этого относительно вменяемого собеседника что-нибудь выспросить.

— Понял, — покладисто согласился жрец. — А к нам какими судьбами?

— Наставник поручил сопровождать пациента, — выдал дежурную легенду Мафей и кивнул на ворота. — А здесь действительно лечебница для душевнобольных?

— Не совсем… — Мистик вернулся к недоеденному яблоку, охотно просвещая при этом гостя города: — Это так называемый дом Селимы. Так звали молодую волшебницу, которой он когда-то принадлежал. Она недолго в нем жила — вышла замуж, уехала к мужу в Мистралию, ну и… охота на магов, а они убежать не успели… Сейчас ее дочка официально владеет. Только вот девочка не совсем нормальная. Что-то с ней еще в детстве случилось, когда родителей убили, и с тех пор она так и не оправилась. Не знаю, что именно, не по моей части. Вот. Дедушка, ее опекун, где-то в столице работает, сам присматривать за внучкой не имеет возможности, поэтому он здесь ее поселил, нанял кого-то, чтоб ухаживали. Потом, чтоб ей не было скучно, поселили еще парочку таких же девушек. А потом и вовсе превратился этот дом во что-то вроде платного пансиона для девиц с проблемами. Я так понимаю, дедушка не шибко богат, а содержать такой особняк — денег стоит.

— А они вылечиваются? — поинтересовался Мафей. С душевными болезнями он пока не сталкивался, да и вряд ли мэтр станет с ним этим заниматься. Другая школа. А ведь интересно же.

— Кто как, — философски пожал плечами жрец. — Мои пациентки обычно вылечиваются. А вот хозяйка здесь уже больше пятнадцати лет, и никаких результатов. Где-то не в этом мире она живет. Навсегда в детстве застряла. С ней больше всего проблем. То браслет снимет, то сбежит, как-то, помнится, и вовсе чуть замуж не вышла за первого попавшегося мистралийца. Наверное, они ей отца напоминают, очень уж их любит. Всех подряд.

— Погодите, а браслет зачем?

— Так ведь иначе — никак. Представляешь, что такое невменяемый маг? Полностью бесконтрольная Сила? Вот ты, например, хоть и ученик, но, я вижу, сильный. И умеешь уже, наверное, многое. Вот теперь представь себе, что ты совершенно не соображаешь, что со своей Силой делать, и делаешь что попало.

Мафей скромно потупился, вспомнив разрушенную в детстве башню. Но девушку все равно было жалко. Сам он провел в полиарге около двенадцати часов, и то до сих пор помнил отвратительное ощущение пустоты и беспомощности. А всю жизнь вот так ходить?

Он попытался расспросить о загадочном мистралийце, чуть не ставшем супругом безумной волшебницы, но жрец его никогда не видел и историю эту слышал лишь в пересказе. На этом они и попрощались — верного последователя Мааль-Бли ожидали пациентки, а самого Мафея — дальнейший обход выделенной половины города.

— Очень даже может быть, что это он, — задумчиво кивнул Кантор, выслушав отчет напарника. — Не сходить ли мне туда самому?

— Ну вот, а о моем вопросе ты уже и забыл! — надулся юный принц.

— Ах о твоем вопросе… Глупый у тебя вопрос, приятель. Если ты, весь из себя такой молоденький и привлекательный, сидишь в полном одиночестве на лавке, обязательно найдется кто-то, кто пожелает твое одиночество скрасить. А если у тебя при этом еще и рожица унылая и скорбная, то поводом для завязания разговора, скорее всего, послужит именно она. Все просто, как я и говорил. А к дому Селимы сходить все же надо. И обязательно мне, раз бедная девочка так уж любит мистралийцев.

Кантор не имел никакого представления о теории вероятности, но что-то ему подсказывало: если общая длина забора составляет около тысячи локтей, то в нем обязательно должна быть хоть одна дыра. На крайний случай оставалась возможность перелезть, но маэстро был сейчас немного не в форме для таких упражнений и опасался, что его карабканье на ограду будет выглядеть убого и неэстетично. Поэтому вариант, роняющий достоинство воина, был оставлен на тот самый «крайний случай», а сам воин шагал сейчас вдоль ограды, высматривая отогнутый прут или иное подходящее отверстие.

Сквозь решетку и голые ветви кустов неплохо просматривались и парк, и двор, и стена особняка с резными ставнями на первом этаже и лепными балкончиками на втором. Даже с такого расстояния Кантору хорошо было видно, как на балкончик крадучись вышла девушка в странном бесформенном одеянии и бесстрашно сиганула через перила. Однако не успел он как следует испугаться и вообразить, будто стал свидетелем самоубийства, как попрыгунья ловко вскочила на ноги и припустила в направлении ограды, то и дело спотыкаясь и бестолково размахивая руками перед собой. По мере того как девушка приближалась, в просветах между ветками все яснее виднелись детали, сразу не замеченные. Странное «одеяние» при более пристальном рассмотрении оказалось обычным шерстяным одеялом, в котором прорезали дыру для головы. Спадающие на каждом шагу сапоги были размера на три больше, чем требовалось, да еще и шнурки свободно болтались по сторонам. Странно, как беглянка до сих пор не упала в этих сапогах. Притом бежала она с закрытыми глазами, запрокинув голову и счастливо улыбаясь, что по всем законам природы должно было закончиться нехорошо. Если и не упадет, то врежется с разбегу в забор.

Кантор хотел было окликнуть ненормальную девицу, чтобы она хотя бы глаза открыла да поглядела, куда несется, но не успел. Целая секция ограды неожиданно рухнула в нескольких шагах от него, примяв кусты и спугнув стаю воробьев. Девушка остановилась, взглянула на разрушенный забор и с восторженным визгом запрыгала на месте.

«Вот тебе и дыра! — хихикнул внутренний голос — Хоть каретой заезжай! Заходи, чего стоишь. Тут как раз и повод — берешь под руку сбежавшую пациентку, отводишь к заботливым целителям, заодно со всеми знакомишься…»

«Сам знаю!» — огрызнулся Кантор и шагнул навстречу девушке, искренне надеясь, что она не относится ни к буйным, ни к пациенткам вчерашнего поедателя яблок. То есть не набросится на незнакомца и не убежит от него в истерике.

Девушка не набросилась и не убежала. Все оказалось гораздо хуже. Завидев мистралийца, она просияла, еще разок радостно взвизгнула и рванула ему навстречу. При этом бедняжка все-таки наступила на шнурок и непременно вспахала бы носом грязь, если бы Кантор не успел ее подхватить. Девушка подняла на него глаза, в которых сияло чистейшее младенческое недоумение и любопытство, и жизнерадостно произнесла:

— Плюх!

— Ну не совсем «плюх», — согласился Кантор, — но почти. Шнурки завяжи.

— Шнурки? — непонимающе переспросила девушка.

Похоже, в этом заведении ей было самое место. Что такое шнурки, она вспомнила, когда ей показали, но как их завязывать — не имела понятия. Пришлось старому больному кабальеро преклонить колено перед дамой и самому завязать ей шнурки. Дама всеми силами усложняла ему задачу — притопывала, подпрыгивала от нетерпения и поминутно спрашивала: «Уже? Скоро?»

Как только со шнурками было покончено, девушка все с тем же неиссякающим оптимизмом раз пять обежала вокруг Кантора, три круга просто так, а два — на одной ножке, после чего опять на нем повисла и потребовала:

— Пойдем в зоопарк!

— Здесь есть зоопарк? — удивился Кантор.

— Есть, есть! Пойдем в зоопарк! А мороженое мне купишь?

— Тише, не прыгай на меня, пожалуйста! — Кантор попытался вспомнить, как следует обращаться с детьми чтобы они не висли на посторонних дядях и не мяли дядям и без того помятые ребра. — Для начала как тебя зовут?

— Лола, — охотно сообщило великовозрастное дитя.

— Очень хорошо. Меня зовут Диего. А теперь скажи, Лола, тебе кто-то разрешил выходить из дому и гулять по городу?

— Я уже большая и могу гулять сама! — гордо сообщила девушка. — Я совершенно… зимняя… нет, летняя! Я могу ходить в зоопарк и замуж!

— Очень хорошо. Тогда, прежде чем мы пойдем в зоопарк, давай вернемся в дом, и ты переоденешься в нормальный плащ или куртку. В этом одеяле тебя в зоопарк не пустят.

— Нет! Если я вернусь, они опять наденут на меня браслет! А мне от него плохо и грустно!

Дело оборачивалось не самым лучшим образом. Если это та самая девушка, которую искал товарищ Кантор, то перед ним встает очень неприятный выбор. Либо вернуть ее силком, после чего она вряд ли захочет общаться с нехорошим дядей, либо увести куда-нибудь и поговорить за мороженым, рискуя прослыть извращенцем и похитителем девиц…

Кантор оглянулся на рухнувшую ограду и для верности спросил:

— Лола, это ты сломала забор?

— Я нечаянно! Я только один прутик хотела отломать, чтобы выйти, а оно упало…

В черных глазах разрушительницы читалась истинно детская уверенность в собственной невиновности. Скорее всего, это действительно она. Волшебница, застрявшая в детстве. И внешность достаточно мистралийская… Что же с ней делать?

— Лола, давай договоримся так. В зоопарк мы не пойдем, потому что я не знаю, где он…

— Я знаю! Я покажу! А замуж пойдем? Я знаю как!

— Нет! — Кантор ужаснулся детской фантазии и поспешно сдал назад: — Лучше мы все-таки пойдем в зоопарк. Только в таком виде тебя даже в зоопарк не пустят, поэтому мы сделаем вот что. Сейчас пройдемся немного по лесу и доберемся до ворот. Там меня ждет один приятель. Мы попросим у него плащ и пристойную обувь для тебя, а потом пойдем гулять. В зоопарк сходим, мороженого поедим… Ты любишь мороженое?

— Да! — обрадовалась Лола и ухватила дяденьку за руку. — Люблю мороженое! И зайчиков! Мы посмотрим зайчиков?

— Посмотрим все, что есть в зоопарке! — как можно убедительнее заверил ее Кантор, лишь бы не возвращаться к больному вопросу о замужестве.

— А замуж? — тут же напомнила девушка, вприпрыжку следуя за ним.

— Лола, зачем? Там нет ничего интересного, лучше мороженого поесть…

— Нет, там интересно! — возразило упрямое дитя. — Там красивые картинки на стенках, смешной дяденька в блестящем платье, и еще мне целоваться понравилось, и супружеский долг тоже!

Кантор почувствовал, что еще чуть-чуть — и волосы встанут дыбом, невзирая на шнурок.

— Ты хочешь сказать, — медленно произнес он, — что уже… ходила… замуж?

Спросить подробнее о супружеском долге у него не повернулся язык.

— Да! — радостно запрыгала неутомимая Лола. — И мне понравилось!

Нет, Артуро, конечно, скотина, но чтобы настолько?

— Это замечательно, что тебе понравилось, но ходить замуж можно только один раз.

— У-у… — Девушка искренне огорчилась. — Совсем-совсем один? И никак нельзя еще раз?

— Теоретически можно, но сначала надо найти твоего предыдущего мужа и с ним развестись. Где он сейчас?

— Не знаю, — пожаловалась Лола. — Он куда-то делся. Поругался с дедушкой и пропал… Наверное, испугался и убежал. Дедушка на него накричал, и он испугался.

— Н-да, жаль, — согласился Кантор, надеясь, что это звучит не очень фальшиво. — А ты расскажешь мне, как ходила замуж? Мне тоже интересно, я еще не ходил…

— Расскажу, — великодушно пообещала девушка и тут же уточнила: — А козочек посмотрим?

— Обязательно, — вздохнул Кантор. — Посмотрим козочек, послушаем про козлов…

На этом рассказы про козлов пришлось отложить, так как они добрались до заветной скамейки, где бедный Мафей в очередной раз выслушивал предложения откушать конфет или приобрести куклу.

— Ой, хочу куклу! — Притихшая было девушка на радостях опять перешла на визг. — Диего, купи мне куклу! Ту, что в синем платьице!

— Где ты видишь куклу? — обреченно вопросил несчастный добрый дядя, уже начиная сомневаться в правильности своей затеи.

— Я знаю где! Я покажу!

На вопли из калитки выглянула привратница и испуганно охнула:

— Ой батюшки, Лола опять сбежала! Еще и сапоги мои сперла! Ведите ее сюда, скорее!

Старичок, и так боязливо косившийся на «конкурента», при виде дюжей привратницы резво припустил по дорожке прочь от ворот. Кантор оглянулся на девушку, которая уже приготовилась не то зареветь, не то развалить ворота, и ответил:

— Простите, сударыня, но несколько минут назад я видел своими глазами разрушение забора и не хотел бы повторить его судьбу. Возможно, вы покажете мне пример отваги и самоотверженности и проводите девушку сами?

Отважная привратница не рискнула демонстрировать отвагу — видать, уже как-то пробовала.

— Так надо же что-то делать…

— Вот сами и делайте. Что вы обычно делаете в таких случаях?

— Зовем дедушку, — печально призналась привратница, понимая, что помогать ей никто не собирается.

— Вот и чудненько. Занимайтесь своим делом, зовите дедушку, а мы пока поедим мороженого и купим Лоле куклу.

— В синем платьице! — напомнила виновница переполоха.

— Да-да, непременно в синем.

— А зайчиков смотреть пойдем?

— И зайчиков, и козочек, и все, что есть в зоопарке. Кстати, сударыня, здесь действительно есть зоопарк?

— Есть, — вздохнула привратница. — Недалеко, в паре кварталов. Вы что, в самом деле собираетесь гулять по городу в компании сумасшедшей волшебницы с этим одеялом вместо плаща? Вы вообще кто такой и что здесь делаете?

— Я, собственно, пришел сюда, чтобы поговорить с ее дедушкой, — объяснил Кантор. — У меня к нему есть небольшое дело и пара вопросов. Если ему не трудно, пусть меня подождет или найдет нас в городе. Он мне очень нужен. А с одеялом как-нибудь разберемся. У нее своя одежда есть?

— Есть, только она спрятана.

— Принесите. Думаю, проще будет сводить ребенка в зоопарк, чем насильно тащить ее домой, учитывая, что она сделала с забором…

— А если она натворит чего-нибудь?

— Под мою ответственность.

— И как я потом должна объяснять дедушке, что отпустила ее с незнакомым мужчиной неизвестно куда?

— А как вы предполагаете ее не пустить? Она ведь все равно сбежала.

— Ну знаете, одно дело — сбежала…

— Ладно, — махнул рукой Кантор, — вызывайте дедушку, а мы что-нибудь придумаем.

Тетка скрылась за воротами — видать, побежала поднимать тревогу, а Кантор кивнул Мафею, наблюдавшему эти переговоры в совершенном безмолвии и с таким видом, словно он здесь и вовсе ни при чем.

— Уважаемый мэтр, прошу!

— Куда? — хмуро поинтересовался «уважаемый мэтр».

— Для начала к нам. Одолжишь девушке свои сапожки?

Мафей покорно очертил телепорт, ворчливо вопрошая некие абстрактные высшие силы, когда у него уже вырастет нога, чтобы всякие доброхоты прекратили одалживать его обувь для девчонок.

Воскресенье прошло для семейства Сан-Барреда весьма продуктивно. Насобирать компромата на такого бесстыжего бабника, каким был Эль Драко, не составило бы труда даже для самого ленивого болвана. Похождения маэстро были воспеты в балладах и эпиграммах, о них рассказывали легенды, и после них, разумеется, осталось некоторое количество недовольных и обиженных. Правда, это были в основном рогатые мужья, возмущенные родители, отвергнутые кавалеры, неудовлетворенные соперницы и прочие господа, относящиеся к делу лишь косвенно. Среди самих женщин, бывших когда-то в близких отношениях с маэстро, не нашлось ни одной готовой предъявить коварному соблазнителю какие-либо претензии. Да, отношения были недолгими, от одной ночи до одной луны; да, для кого-то они закончились неприятностями — от родительского гнева до развода со скандалом; да, многие потом тосковали по ветреному красавчику. Но, услышав предложение высказать ему все в глаза, решительно отказывались под самыми разными предлогами. Ну и к демонам рогатым такого мужа, он все равно был скотина. Ну и подумаешь, родители всыпали, так хоть есть теперь что вспомнить. Да это просто счастье, что жених разорвал помолвку, вышла бы за него — сейчас бы так же страдала, как моя лучшая подруга… Послушать их, так у всех поголовно жизнь изменилась к лучшему, все до единой что-то новое в ней поняли, и ни одна ни о чем не жалеет…

А вот понедельник не задался с самого утра. Казалось бы, убийца должен был оставить по себе куда больше недоброй памяти, чем любвеобильный бард, а вот поди ж ты — даже по наводкам, которые оставил одноглазый, ничего подходящего найти не удалось. Прежде всего, ни одной «несчастной жертвы», способной дать показания, не существовало в природе в силу специфики работы. А огрехов в работе не нашлось. Кроме того, Объединение Всеобщего Благоденствия, к которому принадлежало подавляющее большинство жертв, после революции сильно поредело и ушло в такое глубокое подполье, что разыскать родственников и соратников убитых не представлялось возможным. Да и опасался Артуро туда соваться после истории с Мендосой. Те же, кто склонился перед короной или изначально был далек от политических дел покойных родственников, не желали и впредь в эти дела влезать и навлекать на себя неприятности. И еще одна проблема имелась. Даже захоти родственники что-то сказать, сказать они могли бы немного. Прилетела стрела неизвестно откуда, а самого убийцу только со спины и увидели. Что это за свидетельство — ни тебе потоков крови, ни зарезанных младенцев, ни групповых изнасилований несовершеннолетних… Не вспоминать же резню на вилле Сальваторе, случай скользкий, неверный, говорят, покойные сами были те еще извращенцы, и вообще, говорят, это была месть Гаэтано, а с этим господином ссориться — себе дороже выйдет… И тушку ведьмы Араны в поморских лесах искать бесполезно, за такое «преступление» Кантору полконтинента только спасибо скажет.

Что до бывших соратников Кантора, среди которых тоже нашлись люди, активно его не любившие, то с ними получилось еще веселее. Отважные бойцы с легкостью бросались эпитетами, вспоминали набитые морды, показывали шрамы от ножа, но на предложение выступить со свидетельством тут же порывались врезать маэстро по лицу. «Да ты… да я тебя… да как ты смел подумать!.. Какой он ни псих отмороженный, он же мой товарищ! Да ты знаешь, как он сражался в Кастель Агвилас! А ты где был в это время? И кто ты вообще такой, ходишь тут, вопросы задаешь?..»

Из-за всего этого, а также из-за того, что один раз Артуро все же не успел увернуться от летящего в нос кулака, путешествие по Мистралии пришлось завершить раньше, чем планировалось.

Было около половины первого, когда донья Исидора закончила хлопотать вокруг несчастного чада и оставила его сидеть с ледяным компрессом на переносице, а мэтр Алехандро, нетерпеливо ворчащий о бесполезной трате времени, от нечего делать посмотрел в окно.

В следующий миг маме с сыном пришлось бросить все лечебные процедуры и, схватив уважаемого мэтра за обе руки, хором уговаривать его не делать глупостей.

— Я вам говорю, это Лола! — рычал разгневанный маг, пытаясь вырвать хоть одну руку, чтобы направить Силу в нужную сторону. — Она опять с каким-то мистралийцем! И мне плевать, кто это, аферист или извращенец, я из него жаркое сделаю!

— Мэтр, успокойтесь, вы уже один раз пострадали из-за своей вспыльчивости! — урезонивала его донья Исидора. — Не надо никакого жаркого, хватит обычного полицейского!

— Нет, вы не поняли! — умоляюще простонал побледневший Артуро, который тоже успел выглянуть в окно. — Нельзя! Ни жаркого, ни полицейского, даже показываться ему нельзя! Это не извращенец и не аферист, это он!

— Кто — он? — раздраженно переспросил мэтр Алехандро, потихоньку остывая и начиная понимать, что жаркое — это действительно перебор и что так можно еще раз нарваться на неприятности.

Артуро судорожно сглотнул и вернул на место свалившийся компресс:

— Он. Кантор. Этот сукин сын все-таки нашел вас.

— Меня? — сердито оскалился мэтр Алехандро. — По логике вещей, он должен искать не меня, а компромат на тебя. Точно так же, как и ты в последние два дня.

— А вы и есть тот самый компромат, который он ищет, — мигом сообразила матушка. — Он чует, что с историей о превращении что-то нечисто. Вот и ищет свидетельства о том, как это было на самом деле.

— Если он идет по улице с Лолой, то он их уже нашел.

— Вот именно. А теперь представьте себе, что будет, когда вся эта история всплывет. Нам, конечно, тоже достанется, но все же брак без согласия опекуна ни в какое сравнение не идет с некромантией.

— А шантаж? — мрачно напомнил мэтр, уже понимая, что все придется делать самому.

— Какой шантаж? — сделал удивленное лицо Артуро. — Зачем называть таким нехорошим словом законно причитающуюся мне по обоюдному согласию компенсацию?

— Так что вы теперь от меня хотите?

— Того же, что и прежде, — развела руками донья Исидора. — Моя полочка все еще ждет обещанного сувенира. Убивать этого человека нельзя, станут искать — обязательно к некроманту сходят и узнают.

— И кое-кого заподозрят.

— Заподозрят — это еще полбеды. Если расследованием займется лично король, он все вывернет и до всего докопается. И тогда уже будет беда. Для нас всех.

— Как беда — так для всех, а как работать — так я один.

— Если бы я могла вам чем-то помочь, я бы с радостью помогла. Но он может помнить меня и узнать в лицо. Я не успею ничего сделать, только вам все испорчу.

Очень скоро Кантор понял, что самонадеянно переоценил свое терпение, силу воли и педагогические способности. Все его представления о выгуливании маленьких детей ограничивались не очень ясными и сильно припавшими пылью воспоминаниями о том, как папа водил в зоопарк и кормил мороженым его самого и как это было здорово.

Возможно, прогулки с настоящим ребенком действительно не лишены очарования, даже если дитя виснет на ограде вольера с горными козами, рискуя свалиться на другую ее сторону, корчит рожи обезьянам, норовит сунуть руку в пасть медведю с целью поделиться с мишкой огромным медовым пряником, который попросило купить с таким визгом, будто не видело этих пряников последние лет десять, и которым за несколько мгновений умудрилось измазаться по уши.

Если честно порыться в памяти, то суровый товарищ Кантор в свои четыре творил то же самое плюс попытки потаскать за хвост крокодила. Да и несколько других детей, встреченных в зоопарке, вели себя аналогично. Но при виде того, как нечто подобное вытворяет двадцатилетняя кобылица, отважному воину делалось дурно и возникало недостойное, малодушное желание прикинуться, будто он не с ней и вообще попал сюда случайно.

Но апофеозом всего этого полуторачасового позорища стал слон. Спрашивается, ну на кой в провинциальном зоопарке да еще при таком неподходящем климате им сдался этот слон? Как будто без слона мало было неприятностей…

Когда Лола в очередной раз влезла на ограду, на этот раз — чтобы получше рассмотреть слона, и восторженно завопила на весь зоопарк: «Ой, смотрите! У слона пять ног! Диего, посмотри! Почему у слона пять ног?» — Кантор понял, что еще мгновение, и он кого-нибудь убьет. Или свернет шею этой чокнутой девице, или оторвет озабоченному слону его пятую ногу к едреным демонам, или пристрелит Мафея, чтобы не ржал, как слон… то есть конь… когда тут чья-то бабушка готовится хлопнуться в обморок…

Он крепко обхватил девушку за талию и решительно снял с ограды.

— Лола, перестань кричать, это некрасиво. Все, хватит, слона мы посмотрели, теперь пойдем есть мороженое.

— А почему у него пять ног? — не унималась та, ежесекундно оглядываясь на чудо природы, пока Кантор тащил ее за руку прочь от вольера.

— Это не нога, — охотно пояснил Мафей, покатываясь со смеху.

— А что это?

Просвещенный юноша охотно и без смущения объяснил, что это, в исключительно приличных научных терминах.

— А что это значит?

Кантор вздохнул, отвесил зоологу символический подзатыльник и перевел:

— Это такая специальная штука, чтобы ходить замуж. Кстати, ты обещала мне рассказать, помнишь?

— Ой! Да! У Артуро тоже есть такая штука, только маленькая! — Лола тут же забыла про злополучного слона и все с той же детской непосредственностью выложила историю, от которой у Кантора возникло непреодолимое желание все-таки прикончить мерзавца.

Судя по всему, Артуро позарился на особнячок, который можно было либо выгодно продать, либо с не меньшей выгодой превратить в отель для отдыхающих. Пользуясь умственной отсталостью владелицы, он самым пошлейшим образом заморочил ребенку голову и официально зарегистрировал брак. Даже супружеским долгом не побрезговал, скотина, хотя мог бы и так обойтись. Однако выгодное дельце у придурка сорвалось. Придурок и есть, как еще назвать человека, если жизнь его ничему не учит и он повторяет те же ошибки, за которые уже доводилось расплачиваться? Вместо того чтобы тихо и полюбовно со всеми договориться, найти вариант, который всех бы устраивал, Артуро начал качать права и по-хозяйски распоряжаться имуществом супруги. Наличие опекуна он нагло проигнорировал, за что и поплатился. Вопреки его убеждению девяностолетний дедушка вовсе не собирался ни передавать законному супругу права опеки, ни умирать от старости в ближайшее время. Напротив, дедушка очень рассердился, явился лично познакомиться с «наследничком», долго и сильно кричал, а потом супруг несчастной Лолы куда-то бесследно исчез.

— И хорошо, что исчез, — заметил Кантор, выслушав историю до конца и отвлекшись от размышлений, что имела в виду Лола под «маленьким» — вообще или в сравнении со слоном? — Он был плохой.

— Я знаю, — без малейшего сожаления согласилась девушка.

— Зачем же ты тогда вышла за него замуж?

— Так было надо.

— Зачем?

— Чтобы пришел ты, — просто пояснила Лола и, прежде чем собеседники успели осмыслить ее слова и попросить объяснений, вдруг завизжала на всю улицу, тыча пальцем куда-то через дорогу: — Ой, вон там, вон там продается кукла в синем платьице! В той лавке!

— Хорошо, — обреченно кивнул Кантор, уже автоматически выдергивая красавицу из очередной лужи, которую она попыталась измерить. — Сейчас мы пойдем и купим тебе куклу. Мафей, я тебя умоляю, смотайся в этот приют и проверь, не прибыл ли дедушка. Я этого долго не вынесу.

— А назад как? Ориентиры взять? Тут, посреди улицы, не очень удобно…

— А назад пешком! Тут идти всего ничего! Мы купим куклу и будем не торопясь двигаться вперед до ближайшей кондитерской. Догонишь.

Занятый наблюдением за ногами спутницы, постоянно норовившими сунуться в лужу, а также насущным вопросом, подают ли в этой «ближайшей кондитерской» спиртное для успокоения нервных кабальеро, Кантор даже не заметил вывеску «Эликсиры доньи Исидоры», мимо которой они прошли.