Глава 11

Мать Богов Пустыни больше не навестила сны Харгана — то ли решила, что все сказано и толкования не требуются, то ли чего-то выжидала. А может, и вовсе не было ничего, ведь «бывают и просто сны» (как выразился однажды Кайден, когда один из учеников попросил его истолковать бредовые видения, посетившие бедолагу не иначе как под хорошей дозой экстракта пустынной колючки).

Наместник страдал, маялся и всерьез подумывал — если традиция топить горе в алкоголе или искать забвения в наркотиках настолько популярна, не скрыта ли в ней, случайно, некая народная мудрость? И не будет ли разумным ее там поискать или хотя бы проверить, насколько упомянутый метод помогает?

Дальше размышлений идея с наркотиками пока не продвинулась — прежде чем что-то испытывать, нужно было долго рыться в справочниках, а сил на умственный труд Харган в себе не находил. А вот со спиртным все обстояло проще — ведь пробовал же он вино, и ничего с ним не случилось. Поэтому во вторник, перед тем как отправляться на утренний доклад министров, наместник честно и обстоятельно, как подобает истинному экспериментатору, отмерил в лабораторную мензурку ровно полкварты спирта и выпил, наблюдая за собой в зеркало. Ни во внешнем своем облике, отраженном в зеркале, ни во внутреннем самочувствии изменений он не заметил, поэтому решил, что алкоголь на демонов не действует, следовательно, для заливания горя бесполезен.

Сделав два шага к двери, экспериментатор вдруг обнаружил, что ноги не желают ему повиноваться и у каждой имеются собственные планы касательно направления движения. Причем ни одно не совпадало с нужным хозяину.

Харган остановился и попытался восстановить контроль над своевольными конечностями. Похоже, спирт все же подействовал, но совсем не так, как он рассчитывал. Непотопляемое горе злорадно плавало на поверхности и издевательски ухмылялось. А ноги отказывались не только ходить, но даже, кажется, стоять…

«Ну и пусть, — упрямо подумал Харган. — Я и долететь могу».

Потом было землетрясение. Вернее, это он так подумал, потому что пол вздыбился и стены опрокинулись.

Потом наместник обнаружил себя опять в той же лаборатории, из которой с таким трудом вышел. Над ним стояли несколько подданных, и кто-то из них крайне непочтительно произнес:

— По-моему, он просто пьян.

— Возмутительно! — добавил другой.

— Уж кто бы возмущался, брат Вольдемар! — ехидно отозвался третий. — Ваш камердинер каждый вечер укладывает вас спать в состоянии бревна.

— Брат Лю, вы можете его протрезвить? — деловито поинтересовался первый, не обращая внимания на посторонние замечания. Харган поднапрягся и узнал голос советника.

— Нет, но я могу быстро сбегать…

— Быстро сбегайте.

«Подите прочь, презренные!» — хотел гордо заявить наместник, но язык тоже отказался ему повиноваться, и высочайшее повеление, состоящее из одних гласных, было не понято и проигнорировано.

Четверть часа спустя Харган тоскливо слушал доклад брата Хольса, кляня свое любопытство и мрачно оглядывая слушателей — не посмеет ли кто опять ухмыльнуться. Министрам было не до ухмылок. Все прекрасно видели, что наместник сердит и в их же интересах не раздражать его еще больше.

Древняя традиция оказалась чистейшим надувательством и никакой народной мудрости не содержала. Лучше не стало — наоборот, только хуже.

Харган слушал, не понимая ни слова, но чувствуя, что брат Хольс несет бессмысленную, никому не нужную чушь. Ну зачем это все, кому это надо, эта средняя посещаемость проповедей за две недели по сравнению с прошлой луной, недостаточная просвещенность населения, необходимость усилить… улучшить… принять решительные меры… Тошно слушать.

Остался последний день. И последняя ночь. Странно — времени еще много, а жизнь уже потеряла смысл. Почему, в какой момент то великое служение, которое было смыслом жизни Харгана с самого рождения, вдруг перестало им быть? Когда одна-единственная женщина стала значить для него больше, чем все, что было до нее? Или все же в тот миг, когда верный пес получил пинок от хозяина? Если подумать, пинок был заслуженный, но все же… все же… именно тогда он впервые почувствовал себя рабом. Не учеником, последователем, единомышленником, а рабом. Вещью, лишенной права на собственные мысли, чувства и поступки. Неужели права была та бестолковая девчонка, когда рассуждала в своем неразборчивом, покрытом кляксами письме о персоне Повелителя? Или все же сам виноват нерадивый ученик, посмевший предать доверие наставника, обмануть его, поставить собственные прихоти выше долга?

И где правда? Где искать верный путь? Кто подскажет, что теперь делать?

Брата Хольса сменил брат Чань. Надо бы его послушать внимательнее, он может сказать что-то важное, пропустишь — потом в дурацком положении окажешься… Но и его тошно слушать. Что он забыл на том кладбище, какой шестиногий крокодил понес его по гробницам шастать?…

— Могу я поинтересоваться, что натолкнуло вас на мысль о кладбище? — Ну советник прямо его мысли читает! Или это он сам так поумнел с горя, что стал догадываться обо всем быстрее советника? — Мне обидно сознавать, что я мог упустить в своих рассуждениях некий факт, впоследствии оказавшийся важным.

— Вряд ли, брат Шеллар, на момент рассмотрения ваша версия казалась подходящей, и факт, натолкнувший меня на мысль о проверке, появился гораздо позже. Однако должен заметить, что с нашей стороны было большим упущением не рассмотреть и другие версии, остановившись на одной-единственной. Как вам известно, мы получаем сведения от наших агентов с севера. И в их донесениях…

— Благодарю вас, брат Чань, можете не продолжать. Я все понял. Как я мог быть таким самоуверенным ослом! Я пристыжен. Всему виной моя проклятая гордыня и самонадеянность, от которых я уже неоднократно страдал в своей жизни и тем не менее не вынес должного урока из сделанных ошибок. Подумать только, все это время во дворце орудовал шпион, а я, уверенный в своих умозаключениях, даже не удосужился проверить! Прошу вас, продолжайте.

Увы, угнаться за рассуждениями советника было так же сложно, как и прежде. Что он успел понять из недосказанной фразы? И о чем вообще речь? Какой шпион? И при чем тут самонадеянность Шеллара и кладбище? Надо все-таки послушать. Заставить себя и разобраться. Хотя все это мелко, ничтожно и совершенно неважно.

— Да, продолжайте, — сказал Харган. — Только по возможности кратко и без лишних подробностей.

— При визуальном осмотре сотрудниками были обнаружены следы недавнего использования на замке и дверном кольце старой усыпальницы, в которую предположительно не входили четыре-пять веков. Отперев дверь ключом и исследовав внутренние помещения, мы обнаружили тело адъютанта Тоти, ранее подозреваемого в организации побега пленницы и соучастии в некоторых других преступлениях. Потерпевший был убит ударом кинжала в спину…

— Этого еще не хватало… — устало прокомментировал Харган.

— Новость действительно неприятная, — согласился глава департамента. — Но вместе с тем наша находка чрезвычайно полезна, ибо дает возможность рассмотреть некоторые события в ином свете. Если отказаться от версии соучастия покойного адъютанта, как правильно заметил брат Шеллар, мы приходим к заключению, что во дворце работает тщательно законспирированный вражеский агент. Это позволяет найти адекватные объяснения многим неприятным событиям последних дней, как, например, уничтожение излучателя в Галланте и провал операции и в Поморье.

— Вам поднять этого придурка? — обреченно уточнил Харган, которому отчаянно не хотелось работать и вообще о чем-либо думать.

— Вы оказали бы неоценимую помощь следствию. И чем быстрее это произойдет, тем меньше успеет нам навредить вражеский шпион при дворе. Желательно сразу после заседания.

Харган, которому было наплевать на всех шпионов вместе взятых и больше всего хотелось отложить любую работу на неопределенное «потом», не решился в присутствии подданных признаваться в собственной слабости и безразличии ко всему их копошению.

— Хорошо. Приносите в лабораторию. У вас все, брат Чань? Следующий.

Брат Гельби бодро затараторил о поступлениях в бюджет и сокращении расходной части, с множеством цифр, которые он наконец научился произносить не запинаясь и не обмирая от ужаса перед «такими грандиозными кучами денег» (по его собственному выражению). При этом он то и дело поглядывал на советника трепетным взором ученика, ожидающего оценки от наставника. На невозмутимой физиономии Шеллара угадывалось легкое одобрение.

Харган без труда отвлекся от доклада, в который все равно был не в состоянии вникнуть, и принялся повторять про себя все, что могло пригодиться для предстоящего поднятия духа: список ингредиентов и инвентаря, порядок действий, необходимое заклинание, даже на всякий случай примерный список вопросов. До сих пор он знал это все назубок и применял легко и привычно, но сейчас совершенно искренне боялся не справиться, что-то забыть, да просто не достичь нужной степени концентрации. Что-то разладилось в безупречном исполнителе воли Повелителя. Память ускользала, каждая мысль давалась с трудом, сосредоточиться на чем-либо становилось непосильной задачей.

Такое состояние Харган испытал всего раз в жизни — когда еще во времена ученичества отрабатывал «змеиный ветер» и случайно сам себя задел собственным заклинанием. Только тогда было еще и страшно. А сейчас только тошно, тяжко и безысходно.

И еще хочется умереть.

Вот этого Харган никогда прежде не испытывал.

Утверждение главы департамента, что на брата Аркадиуса можно положиться, ничуть не было пустым комплиментом. Во время доклада и короткого диалога с Шелларом первосвященник ни словом, ни взглядом не показал своей осведомленности и предвкушения грядущего триумфа. Впрочем, по мнению брата Чаня, предвкушать там было нечего, и бессовестная наглость советника его ничуть не удивила. Как он и предполагал, от предстоящего сеанса некромантии многого ожидать не приходилось, и Шеллар это прекрасно понимал, потому и не обеспокоился ни капельки. Скорее всего, покойный действительно не видел убийцу, и сенсационного разоблачения не произойдет. Но пока остается хотя бы мизерный шанс, что советник блефует, или ошибается, или, к примеру, жертва продолжила свое существование в виде призрака, как это часто бывает с невинно убиенными, — даже самую ничтожную вероятность надлежит проверить и лично убедиться.

Сейчас перед главой департамента стоял вопрос: следует ли подозреваемому присутствовать при допросе покойника, или отослать его прочь, пусть помучается неизвестностью? Ведь наверняка и он допускает ту самую ничтожную вероятность, обязательно должен, он всегда рассматривает все варианты, даже совершенно абсурдные на первый взгляд. Наверняка сейчас сидит и высчитывает, что предпринять на тот самый невозможный случай. Хотелось бы знать, что для него важнее: иметь возможность проверить или иметь возможность удрать вовремя?

Брат Чань был уверен, что к вопросу собственного присутствия советник отнесется с блестяще сыгранным равнодушием и предоставит выбор противоположной стороне. Не станет ни напрашиваться, ни уклоняться, терпеливо подождет, пока сами не пригласят, и если пригласят, не откажется, а если нет — уточнит и согласится. Но что будет скрываться под этой маской вежливого и ненавязчивого интереса?

Или лучше рассмотреть с другой стороны? Что будет выгоднее ему самому? Разоблачить злодея в хорошо охраняемой комнате, из которой у него не будет возможности сбежать? Или оставить в неведении, предоставив в то же время свободу передвижения (под негласным наблюдением, разумеется)? Какова вероятность, что брат Шеллар попытается сбежать, не дожидаясь результатов? Решится ли он рискнуть, или проявит свою знаменитую осторожность? И что для него будет рискованнее, вот вопрос…

Брат Чань украдкой взглянул на советника, делая вид, будто внимательно слушает казначея. Нет, безнадежно. Сидит, не шелохнется и на вид полностью поглощен докладом. Даже комментирует что-то и вопросы задает. Пожалуй, от этого дождешься, чтобы он как-либо себя выдал…

Но все же, оставшись один, попытается он скрыться, или у него хватит наглости остаться и даже активно участвовать в поиске таинственного шпиона? Пожалуй, это зависит от единственного обстоятельства: от возможности вывезти нимфу. Если он допрессовал наместника до надлежащей степени, то вариант с телепортом для него удобнее, выгоднее и безопаснее. Если же нет, ему так или иначе придется хватать девушку в охапку и бежать на чем придется. Ну, «на чем придется» — это, пожалуй, сильно сказано, наверняка такой предусмотрительный господин уже давно подготовил и транспорт, и повод для поездки, но если он вообще намерен это провернуть, то именно сегодня. Завтра останется слишком мало времени, да и вокруг нимфы будет толпиться куча народу. Ночью там будет наместник. Поэтому он должен успеть до вечера.

Брат Чань еще раз украдкой взглянул на Шеллара. Поскольку брата Гельби только что сменил брат Вольдемар, советник больше не прислушивался к докладчику, а размышлял о чем-то своем, недовольно морщась время от времени. Трудно было сказать, вызвано его недовольство неприятными мыслями или же стихотворными цитатами, коими господин министр щедро пересыпал каждый свой доклад. Больше всего брат Вольдемар любил цитировать себя, чуть меньше — своих сподвижников и единомышленников. Лично брату Чаню тонкости ортанского стихосложения были сложны для понимания, но он знал, что брат Шеллар находит творчество министра изящных искусств бездарной пачкотней, а вкус его — отвратительным и низкопробным.

Глава департамента перевел взгляд на наместника. Божий посланник сидел, тоскливо подперев кулаком гребень, и, судя по его отрешенному взору, пребывал где-то не здесь. Как жаль, что нет возможности заглянуть в его разум и прочесть те мрачные мысли, что одолевают сейчас бедного влюбленного демона. Видно, что он за последние дни весь извелся, измучился и довел себя до последней черты, за которой может оказаться что угодно — никому не дано знать, в чем выразится безумие этого странного существа. Как, интересно, советник может что-то рассчитать и предвидеть, когда речь идет о Харгане? Настолько ли сильно его влияние, что он способен всего лишь парой вовремя сказанных правильных слов регулировать поведение непредсказуемого демона, раздираемого страстями? Тогда он действительно гений и знает что делает. И запросто может оказаться, что до завтра он дожмет наместника и вся троица благополучно испарится в неизвестном направлении. Единственное, что можно сделать для предотвращения столь нежелательного оборота дел, — не допустить финальной задушевной беседы. Всячески препятствовать контакту двух фигурантов. Чем-то занять наместника, установить наблюдение за советником, при попытке уединиться — немедленно вломиться и отвлечь каким-либо срочным делом. В конце концов, в крайнем случае можно пригласить брата Шеллара в департамент для всестороннего обсуждения новых фактов и продержать его там до момента, когда наместник уединится с нимфой и станет недоступен для общения. А наутро окружить всех троих пристальным вниманием. Как вариант — усыпить наместника. Словом, как-то продержаться до момента отправки. Оказавшись в безвыходном положении, Шеллар рискнет бежать без телепорта, и его возьмут тепленьким на воротах. Если только он действительно собирается ими воспользоваться. Есть еще один довольно скользкий вариант, способный поставить под удар всю операцию.

Возможно ли, чтобы королевский дворец не имел нескольких потайных выходов?

И возможно ли, чтобы король, владевший этим дворцом и проживший в нем всю жизнь, об этом не знал?

Никто не запрещает его об этом спросить под любым благовидным предлогом, но если ответ будет содержать хоть что-то полезное, то почти доказанную версию об агентурной деятельности советника можно считать опровергнутой. Скорее всего, он либо ничего не скажет, либо покажет один ход, а воспользуется другим. Разумнее будет все же проследить. Вряд ли кому-то придет в голову делать потайной ход с третьего этажа, из комнат придворных дам. Беглецам в любом случае придется пройти по коридорам, спуститься по лестницам, где-то по пути их и перехватят.

Если же брат Шеллар и наместника задействовать не сумеет, и на бегство не решится, то на этом его песенка будет спета окончательно. Едва лишь он окажется на территории Повелителя, как его немедленно проверят — либо классические маги простым сканированием, либо коллеги мастера Ступеней своим методом. Уж об этом он позаботится — если не лично, то через брата Аркадиуса. Но это будет завтра. А сейчас, вот прямо сейчас, все-таки приглашать или не приглашать?

«Ну что, позовет или нет? — думал в этот же момент Шеллар, останавливая скучающий взгляд на главе департамента. — Это в какой-то степени покажет, чего он от меня ждет. Вряд ли брат Чань ожидает чего-то сногсшибательного от предстоящего допроса, скорее это дань точности и аккуратности. Я бы тоже обязательно проверил при самых мизерных шансах. Но неужели он не понимает, что шанс испугать меня и спровоцировать на попытку к бегству столь же ничтожен?

Впрочем, вопрос моего присутствия на допросе абсолютно не важен и не стоит такого пристального рассмотрения. Гораздо интереснее, чего ждет от меня брат Чань в более широком смысле. Разумеется, он уверен, что я обязательно постараюсь прихватить с собой Азиль. И наверняка установит наблюдение за ее комнатой. Но вот как он себе представляет мои действия, хотелось бы знать. Неужели думает, что я, как Камилла, повезу Азиль по магазинам и не вернусь? Или прокрадусь тайком по черной лестнице на конюшню, лично запрягу карету и лихо помчусь таранить ворота? Нет, скорее всего этот вариант он оставит на крайний безвыходный случай. А что будет оптимальным с его точки зрения? Самым лучшим и безопасным способом был и остается телепорт. Дежурного телепортиста на всякий случай предупредят, но обращаться к нему с подобной просьбой столь же умно, как и таранить ворота. Не считает же меня совсем уж дураком наш любезный брат Чань?

Кроме штатных магов телепортацией у нас владеет наместник. Кажется, не зря наш глава департамента так пристально к нему присматривался. Наверняка прикидывал, не перевербовал ли я беднягу, подло воспользовавшись его влюбленностью… Ах, нет, в таком случае нас бы здесь уже не было. Вероятнее всего, по его мнению, процесс еще не завершен. Почва подготовлена, наместник колеблется, и мне осталось только нанести последний удар. Значит, он будет всеми силами препятствовать нашим попыткам остаться наедине и поговорить. Ну, пусть развлекается; чтобы напоить наместника нужным порошочком, мне много времени не понадобится. Да бедный парень с радостью сам сожрет этот порошок вместе с упаковкой, чтобы избежать лишней нервотрепки, не придется ни в питье подсыпать, ни искать повод выпить.

Одно сомнительно. Когда брат Чань вернется и обнаружит нашу пропажу, не догадается ли он об истинном положении дел? Собьет ли его с толку тот факт, что я не препятствовал отправке Азиль, усомнится ли он в своих выводах? А если нет, поверит ли он, что я ничего не сделал, ибо не имел физической возможности и случившееся для меня — катастрофа? Не заподозрит ли, что его провели, что моей истинной целью как раз и было подсунуть Повелителю незрелую нимфу, а сведения из Лондры — намеренная дезинформация? И если заподозрит и пожелает поделиться с Повелителем, успеет ли Азиль до следующего сеанса? И что с ними будет потом? Сможет ли Элмар…»

Братья зашуршали бумагами и зашаркали стульями, вполголоса переговариваясь и осторожно оглядываясь на наместника. Заседание окончилось.

Встрепенулся и наместник, словно пробуждаясь ото сна и силясь понять, где проснулся.

«Звать или не звать?» — продолжал колебаться глава департамента.

«Позовет или не позовет?» — изнывал от любопытства советник.

Харган обвел зал рассеянным взглядом страдающего склерозом старца, словно спрашивая себя: «Что я забыл? Я что-то должен сделать, но что?…» Затем вскинулся, приветствуя возвращение блудной памяти, и приглашающе махнул рукой:

— Брат Чань, брат Шеллар, пойдемте в лабораторию.

Братья на миг замешкались, затем бодро зашагали вслед за наместником, пряча друг от друга взоры, исполненные искренней досады пополам с облегчением.

Как и предполагал Шеллар, глава департамента прилагал все усилия, чтобы ни на миг не оставлять их с наместником без присмотра. Как будто боялся, что коварный советник за несколько минут успеет совершить свое черное дело, хотя сам ведь прекрасно знал, что подобные дела в двух словах не делаются. Неужели неуловимый шпион так потряс воображение хладнокровного хина, что тот уже приписывает ему скрытые магические способности? Или просто перестраховывается? Если так, любезный брат Чань малость перестарался с предосторожностями. Весьма забавно было наблюдать, как он метался, когда ему понадобилось отдать распоряжение, чтобы доставили тело в лабораторию. Ни одного телепортиста поблизости не оказалось, и бедняге пришлось бежать куда-то в конец коридора, что-то впопыхах объяснять первому попавшемуся подчиненному, а затем с неприличной торопливостью догонять наместника и советника, которые успели уйти далеко вперед. В самом деле, как будто Шеллар каждый день вербует вражеских главнокомандующих и так отработал эту процедуру, что проделывает ее на ходу посреди коридора.

Добравшись до лаборатории, Харган велел братьям посидеть в сторонке и не мешать ему готовиться, а сам принялся расставлять на специальном столике флаконы и выкладывать в рядочек инструменты. Шеллар, которому не терпелось услышать, что еще интересного пожелает выспросить у него брат Чань, немедленно уселся в ближайшее кресло и достал трубку.

Вопросы не заставили себя ждать.

— Как вы полагаете, брат Шеллар, — поинтересовался глава департамента, едва устроившись напротив, — если во дворце действительно работает вражеский агент, как может осуществляться связь?

Забавно. В высшей степени забавно. Не ждет же он, что ему расскажут все как есть? Скорее хочет исключить один-два варианта из имеющихся возможных, будучи уверен, что хитрый враг непременно попытается направить его по ложному пути.

— Если бы я знал, кто это, мне было бы легче предположить. — Шеллар изобразил глубокую задумчивость. — Если этот человек живет в городе, а во дворец ходит на службу, то связь осуществляется в городе. Любым удобным способом, коих вы знаете не меньше моего. Если же он не покидает дворца… Брат Чань, вы видели этот огромный парк? В нем можно заблудиться и потеряться, в нем вот человека зарезали, и никто не заметил.

— Вы допускаете возможность, что кто-то пробирается в охраняемую зону? Вы помните, как это пытался сделать ваш кузен?

— Согласитесь, что мы имеем дело с людьми, значительно превосходящими кузена по интеллекту. И кроме того, в отличие от Элмара связному нет надобности переправлять на территорию дворца всего себя. Достаточно перебросить записку или пакет. Это можно сделать даже с очень большого расстояния, если, например, привязать к стреле.

— То есть вы не допускаете мысли, что сведения могли передаваться лично?

— И это возможно. Но, к сожалению, у меня мало информации для более конкретных выводов.

И у тебя, дорогой брат Чань, ее будет очень и очень мало, и снабжать тебя ею никто не собирается.

— А вы бы на его месте как организовали связь?

— Если вы помните, я намеревался работать один. Без связи. И если бы ее впоследствии организовали, то этим занимался бы не я, а Флавиус и его люди. Моих мыслей по поводу никто бы и не спрашивал.

— Ну а если бы спросили?

— Поскольку я не живу во дворце и каждый день бываю в городе, возможностей для встреч со связными у меня была бы масса. Право, брат Чань, непродуктивный это разговор. Мы скорее вычислим связного через агента, чем наоборот. Сейчас послушаем, что скажет нам покойный адъютант Тоти, возможно, он подбросит какую-нибудь информацию для размышления, даже если ничего не видел.

— Кстати, — заметил брат Чань, — если я верно помню, вы в тот вечер прогуливались где-то в окрестностях кладбища?

— У вас прекрасная память.

Чтоб вам ее отшибло чем-нибудь тяжелым.

— Вы не видели и не слышали ничего подозрительного?

— Абсолютно.

— И даже не встретились по пути с убитым?

— Странный вопрос. Если бы я с ним встретился, неужели я позабыл бы сказать об этом, когда мы разбирали тот случай?

— Заткнитесь оба! — раздраженно рыкнул Харган, не оборачиваясь. — Вы мешаете мне сосредоточиться!

— Извините, — хором произнесли разговорчивые подданные и послушно умолкли.

Жаль, возможно, брат Чань спросил бы еще что-нибудь интересное. Судя по всему, перчаток они так и не нашли. Поленились по саркофагам шарить. Вот если бы обыск проводил лично Шеллар, он бы непременно нашел.

Исполнительные сотрудники департамента не заставили себя ждать — едва минута прошла. Два бравых молодца в сопровождении телепортиста возникли из серого тумана, водрузили на стол плотно упакованный непромокаемый мешок и без лишних слов удалились.

— Ну-ка, посмотрим, что там от него осталось… — сам себя подбодрил наместник и заглянул внутрь. Видно было, что ему совершенно неинтересно, в каком состоянии покойник и что он скажет. Даже на шпиона во дворце ему было наплевать. — Как я и думал, из этого — только духа.

— Так даже лучше, — кратко прокомментировал глава департамента. — Зомби — утомительные собеседники.

— Что ж поделаешь, — посочувствовал Шеллар. — Пусть радуется, что получил хоть такое посмертие. Кроме того, он сможет заменить вам пропавшего господина Хаббарда. Да и, как мне кажется, он все равно не успел заслужить большего.

— Я не просил ваших комментариев! — рыкнул демон. Похоже, его раздражало решительно все, происходящее в его присутствии. — Посидите молча и не мешайте работать.

Верные подданные опять замолчали и не тревожили занятого делом некроманта, пока над немилосердно воняющим мешком не воспарил свеженький, еще испуганный и не опомнившийся дух убиенного адъютанта.

— За что?… — жалобно прошелестел он, едва обретя способность говорить.

— Для начала сообщите — кто, — посоветовал Шеллар. — А из этого мы уже сможем делать выводы касательно мотивов.

— Брат Шеллар, позвольте мне задавать вопросы, — вмешался глава департамента. — Все-таки это дело в моей компетенции… Да и переводить лучше получается у господина наместника.

— О, простите, привычка. Конечно, прошу вас и не смею мешать.

— Мама, что это?… Ой… Уберите это! Мне дурно… Где я? Дайте… дайте… — Дух растерялся, сообразив, что просить воды недостойно солдата, а чего покрепче ему тут вряд ли кто поднесет, ибо собралось вокруг одно начальство.

— Еще один слюнтяй… — с отвращением произнес Харган, мрачно созерцая свое творение. — Мало мне было Генри. Молчать! Смирно!

Дух подавился очередной жалобой.

— Кратко объясняю ситуацию. Ты умер. То, на что ты смотришь, — твое тело. К сожалению, оно три недели пролежало необнаруженным. Дурно тебе быть не может, потому что ты дух. Возьми себя в руки и отвечай на вопросы кратко, четко и по существу. Услышу еще хоть один звук, напоминающий нытье и скулеж, — упокою и закопаю. Понял?

Призрачный адъютант часто-часто закивал, дабы не сердить и без того рассерженного наместника.

— Прежде всего пусть расскажет, как он оказался на кладбище. Все по порядку. Я помню, мы опрашивали его сослуживцев, но теперь хочу услышать все подробно из его уст.

Харган перевел вопрос, и присмиревший дух принялся уже не жалобно (упасите боги!), но все же с некоторой обидой излагать все то, что Шеллару было известно едва ли не лучше самого рассказчика.

Он с самого начала был уверен, что белокурая красотка с третьего этажа влюблена в него по уши, только боится признаться. И не оставлял своих упорных ухаживаний. (Наместник зло сверкнул правым багровым глазом, но от комментариев воздержался.) И вот однажды, когда они оказались наедине, то есть поблизости не было никого, кто мог бы оценить ее неприступность, дама открыла свои истинные чувства. Она сбросила из окна записку, в которой при известной догадливости можно было разобрать приглашение на свидание.

— Записку нашли, — добавил брат Чань. — Я был бы чрезвычайно признателен, если бы господин наместник лично на нее взглянул. Возникли определенные языковые трудности.

— Потом посмотрю, — проворчал Харган и кивком велел продолжать.

Окрыленный повеса, чуть ли не пританцовывая от радости, ринулся наряжаться и прихорашиваться. Мундир погладил, зубы почистил, трусы постиранные надел, душистой водой побрызгался от всей души, не жалеючи. Даже плащик специально прихватил, ну, чтобы, значить, постелить, когда…

Слушатели безмолвно переглянулись, как бы вопрошая друг друга, не ослышались ли они и действительно ли этот идиот рассчитывал, что ему отдадутся прямо там же, на кладбище. Даже брат Чань не сдержал легкого недоумения.

Ах да, еще лестницу под окно принес, как она просила. Но это раньше, до того. А в назначенный час отправился он на свидание, весь в предвкушении и в радужных мечтах, и вдруг — хлоп! — кто-то зажимает ему рот, бьет в спину, и… и все.

Брат Чань, разумеется, не удовольствовался услышанным, и Шеллар его прекрасно понимал. Он и сам не преминул бы уточнить: не слышал ли убитый шагов или иных посторонних звуков, не заметил ли, скажем, тень за спиной, не почуял ли каких запахов… И непременно попросил бы уточнить насчет руки, которая зажала ему рот, — большая, маленькая, мягкая, жесткая, в перчатке, без оной, и тому подобное. И точное место преступления указать попросил бы, конечно, хоть и прошло три недели, а все ж осмотреть нелишне будет — вдруг да завалялось чего.

— Кажется, в перчатке… — с трудом вспомнил потерпевший после дюжины наводящих вопросов. — Вроде бы большая — всю морду облапила… И запах… был какой-то запах, только я сейчас не вспомню…

— Другой одеколон? — терпеливо принялся перечислять старательный глава департамента. — Химическое вещество? Мыло? Порох? Конский пот? Табак?

— О! — просветлел измученный дух. — Точно! Куревом несло от этой перчатки!

Брат Чань даже не преминул поинтересоваться сортом табака, хотя и так было ясно, что потерпевший разбирается в местных сортах не лучше, чем брат Шеллар в харзийских народных танцах. Больше ничего полезного из бедняги выудить не удалось.

— Ну что ж, — бодро подвел итог Шеллар, видя, что вопросы постепенно иссякают. — По крайней мере мы можем исключить из числа подозреваемых женщин и некурящих.

— Весьма полезно, — не разделил его оптимизма глава департамента. — Особенно если учесть, что женщин во дворце что-то около одной. Да и у той рука что лопата.

— Если вы о кухарке, то она не курит, — любезно подсказал Шеллар. — Кроме того, можно с некоторой долей вероятности исключить мужчин изящного телосложения с маленькой кистью. И еще у нас есть записка. Словом, есть с чем работать.

— Вот и идите, работайте, — неприязненно перебил их наместник. — Если у вас все. И не забудьте прислать кого-нибудь, чтобы забрали материал.

— Непременно, господин наместник, — пообещал брат Чань, и они с Шелларом, вежливо попрощавшись, двинулись к выходу.

— А я? — растерянно выдавил дух.

— А ты лети отсюда к гракам линялым, чтобы сегодня и завтра я тебя не видел! Послезавтра утром явишься за указаниями, и чтоб до тех пор очухался, привел себя в чувство и не кудахтал над своей безвременной кончиной! Идиот безмозглый!

Испуганный Тоти метнулся прочь, с непривычки пролетев сквозь дверь, и повис между господами, которые эту дверь только что закрыли за собой.

— Ну что я такого сделал? — пожаловался он, почему-то уверенный, что жаловаться не следует только в присутствии наместника, а у всех остальных можно искать сочувствия и утешения.

— Вы еще спрашиваете, молодой человек? — не удержался Шеллар. — Мало того, что ваша глупость и самонадеянность стоили вам жизни, вы еще и оказались истинной находкой для шпиона. Неудивительно, что господин наместник так на вас сердит. Извините, нам недосуг рассказывать вам суть этой истории, расспросите ваших товарищей, они все в курсе дела. Вам подробно поведают, к чему привели ваши похождения по дамам.

Ничего не понявший без перевода брат Чань просто промолчал.

Не получив сочувствия и здесь, любимый адъютант командира Хашепа полетел дальше — привыкать к своему новому состоянию и выяснять, что интересного он пропустил за прошедшие три недели.

Брат Чань оглянулся на дверь, затем на Шеллара и, видимо, решил, что оставлять его здесь без присмотра опасно.

— Позвольте поинтересоваться, брат Шеллар, какие у вас планы на остаток дня?

— Я намеревался обсудить с братом Гельби некоторые моменты его сегодняшнего доклада, затем потолковать в тысячу первый раз с командирами Махтом и Хашепом касательно жалоб от населения на непотребное поведение личного состава, затем проверить расход казенных средств в министерстве изящных искусств, а то давеча в канцелярии мне попался на глаза донос, что их там якобы банально пропивают… А брат Аркадиус еще так кстати об этом сегодня напомнил. Просветительские беседы о вреде пьянства и культуре потребления алкоголя я, пожалуй, отложу до послезавтра. Во-первых, наместника сейчас и без того все раздражает, а во-вторых, возможно, он понял все без дополнительных пояснений и больше подобное безобразие не повторится. Еще я хотел напомнить Азиль, чтобы никого сегодня не приглашала, а то она может запросто забыть такую мелочь. Ну а вечером собирался пораньше поехать домой и поработать со справочной литературой о культах варварских народностей Белой пустыни. Но если вы желаете пригласить меня на осмотр места преступления или показать найденную записку, я с радостью отложу все дела и окажу вам любую возможную помощь.

— Честно говоря, на место преступления я собирался послать подчиненных, а записку показать кому-нибудь, для кого сей язык является родным. Вы все равно вряд ли сможете определить, насколько грамотно она составлена.

— Зато я могу по почерку точно вам сказать, Ольга ее писала или нет. Я отлично знаю Ольгин почерк, а вам для этого придется просить у господина наместника ее письмо и лишний раз его раздражать.

— Записку я вам непременно покажу, когда ее немного отмоют и просушат.

— Когда вам будет угодно. Что в таком случае вы хотели мне предложить?

— О, я хотел обсудить с вами новые сведения, которые мы сегодня получили, но потом подумал, что лучше будет сделать это позже, после осмотра места преступления и изучения записки.

Ага. Значит, окажись в сегодняшнем распорядке дня беседа наедине с наместником, брат Чань непременно пожелал бы уволочь брата Шеллара куда-нибудь подальше и занять интеллектуальными беседами до самой ночи. Интересно, спросит он о планах на завтра или все же сочтет подозрительным?

— Значит, завтра? — невинно поинтересовался Шеллар.

— Да, скорее всего. Полагаю, до завтра все уже будет готово.

— В таком случае разрешите откланяться. Боюсь, я и так заставил брата Гельби ждать.

— Покорнейше прошу простить, что задержал вас неуместными вопросами, брат Шеллар.

Любезно раскланиваясь и взаимно желая друг другу вслух всяческих успехов, а мысленно — сдохнуть, господа попрощались и направились каждый по своим делам.

Сегодня сон его высочества демонстрировался в декорациях варварского стойбища, а самого Элмара Кантор с огромным трудом узнал в белобрысом вихрастом мальчишке, который с детским азартом пытался оседлать и объездить здоровенного бодливого козла. Или барана. Вид этого животного определить было сложно, зато морда и рога имели явное портретное сходство с мордой и рогами демона-наместника.

— Элмар? — неуверенно позвал Кантор, не зная, имеют ли его подозрения хоть какое-то магическое основание, или же являются лишь плодом его фантазии.

Мальчишка оглянулся, и зловредный козел тут же воспользовался моментом, чтобы вывернуться и боднуть наездника под зад.

— Диего? — растерянно отозвался Элмар, потирая ушибленное место. — Как ты сюда попал?… Ах, я понял, это опять сон!

— Ага, — кивнул Кантор. — Это — сон, а ты — взрослый дядька пяти с половиной локтей.

— Да, помню… — На глазах сменивший облик принц-бастард оглянулся и одним ловким движением перехватил за рог своего обидчика, который почему-то не догадался ускакать, а вознамерился боднуть еще раз. — Ну, скотина, будешь еще бодаться?

Висящий в воздухе козел беспомощно дрыгал всеми четырьмя копытцами, глаза его от ужаса почти вылезли из орбит — видимо, бедняга представил себе, что это сейчас на него все-таки сядет.

— Не буду… — вдруг жалобно проблеял он человеческим голосом.

— Брысь отсюда, — проворчал Элмар, отпуская плененного скакуна. — В следующий раз поймаю — зажарю.

— Что, достал наместник? — посочувствовал Кантор, присаживаясь вслед за хозяином сна прямо на утоптанную траву.

— Да нет, просто вспомнился, наверное. Ты бы видел, как он на меня смотрел, когда увозил! Я себе все щеки искусал, чтобы не рассмеяться ему в лицо.

— А как он так особенно мог смотреть? — не понял Кантор.

— Ты видел когда-нибудь влюбленного сопляка, лет пятнадцати, которому дама его сердца предпочла кавалера постарше? Вот с такой же щенячьей ревностью и пялился на меня этот бестолковый демон.

— Из-за Азиль?

— Ну не из-за Шеллара же. Что так долго не приходил?

— Почтил своим присутствием поморский лазарет, — отшутился Кантор. — Нет, ничего серьезного, даже не ранен, просто под заклинание попал и голова всю эту неделю не работала совершенно. Сейчас уже все в порядке. Ты-то как? Без меня с тобой не было возможности связаться, и все беспокоятся. Что тебя увезли, Шеллар сказал, а больше он и сам не знает.

— Да что со мной может случиться? — поморщился Элмар. — Сижу, как дурак. Жду, когда мне хоть что-то объяснят. Я думал, Азиль привезут вместе со мной, но меня почему-то потащили одного. Почему — не понимаю. Когда ее привезут — не знаю. Никто не приходит и ничего не говорит. Я в любой момент могу вынести решетку и напасть на охрану, но мне же нет смысла что-либо затевать, пока я не буду знать, где Азиль.

— Вот и сиди и ничего не затевай без команды. Азиль еще в Даэн-Риссе, привезут ее, может быть, завтра, а может быть, еще через три дня. Когда тебе пора будет действовать, либо я приду и все объясню, либо мэтры команду дадут, они все равно собирались тоже туда нагрянуть и обеспечить вам с Азиль магическую поддержку. Все тебе скажут, куда идти, что делать, даже план всех помещений Оазиса вместе с расстановкой охраны. А пока посиди уж тихонько. Тебя там не обижают?

— Как посмотреть… С одной стороны, носятся как с хрустальным — ведь Повелителю нужна Азиль, а случись что со мной, она не переживет созревания. Не поверишь, я на днях случайно охранника покалечил, и мне за это ничего не было. А с другой стороны — за скотину держат. Представляешь, посадили в клетку и девиц каких-то подсаживают, чтобы я их трахал. До того ли мне?

— А зачем? — не сразу понял Кантор.

— Детей хотят, как я понял. Нашли тоже племенного жеребца… Да еще и клетка эта без одной стены и обоим соседям напротив полное обозрение. Я одного не пойму, неужели они там до такого животного состояния опустились, что им все равно?

Кантор прекрасно понимал, что его любопытство будет выглядеть не совсем пристойно, но все же не удержался:

— А что, твои соседи вот так запросто у тебя на глазах детей делают?

— Тот, что напротив слева, — да. Не то чтобы ему это нравилось, но видно: человек давно сломался и потерял интерес к жизни, тупо делает что велено, а меня даже не замечает. Через стенку слева — вообще полная скотина, делает свое дело с удовольствием и гордостью, да еще во всеуслышание требует от своей дамы, чтобы хвалила его и благодарила. Ты бы знал, как мне хочется пробить эту стенку и до него добраться… Через стенку справа — тихо, то ли там пустая камера, то ли кто-то очень застенчивый. А справа напротив — вроде приличный человек, хоть и варвар. Ему привели молоденькую девочку, так он ее до сих пор не тронул, жалеет. Правда, он новенький, что с ним дальше будет — не знаю… Впрочем, ничего хорошего, я думаю. Если не сломается и не оскотинится, отошлют куда-нибудь камни таскать, а то и убьют. Жалко будет, все же соотечественники в каком-то смысле.

— А он что, тоже отсюда?

— Он по-ортански чешет, как мы с тобой.

— Так ты с ним говорил?

— Нет! — огорченно воскликнул Элмар подозрительно знакомым тоном утреннего покаяния.

— А почему?

— Потому что я идиот! — горестно повинился герой. — Помнишь, ты мне рассказывал, что на допросах таким умникам, как я, лучше вообще молчать и не втягиваться в разговор, потому что специалист вроде Шеллара запросто из меня вытащит все, что я не собирался никому говорить? А я ведь знаю, какой из меня конспиратор, мне и специалиста не надо — из меня Ольга все вытягивает не напрягаясь. Вот я и решил молчать. А для верности, недоумок, дал обет. Пока не освобожусь — ни слова. Теперь меня уже никто ни о чем не спрашивает, а молчать все равно приходится, потому как обет. Ведь можно было бы с ним сговориться, а как? Жестами всего не объяснишь, пробовал руны чертить — и в воздухе, и на полу, и из пальцев сооружал — не помогло. Неграмотный попался, представляешь? Не знаю, говорит, этих закорючек. Видно, что он тоже не прочь пообщаться, но вот такая вышла закавыка. Я-то его понимаю, но сказать ничего не могу. А ему так и сказать особо нечего.

— Вот и помолчи, — посоветовал Кантор. Да и впрямь, чему тут удивляться? Можно подумать, его высочество в своей жизни много сидел в тюрьмах и знает о подобных заведениях все, что можно. — По крайней мере, не делись планами побега с первым же соседом, который показался тебе приличным человеком, пока не убедишься точно, что он не подсадной и не стукач.

— Тханкварра… — проворчал Элмар. — Не похоже вроде… А что, думаешь, может оказаться?…

— Да запросто. А если даже и нет, перекрикиваться об этом через коридор — тоже не самая умная мысль.

— Понятно… — Принц-бастард погрустнел еще больше. — Значит, я все же не такой идиот, как думалось. Правильно я сделал, что обет дал. А то уже давно вытрепал бы все что можно. Вот даже сейчас сижу с тобой и все о себе болтаю, вместо того чтобы спросить, как там все.

— Это нормально, — утешил его Кантор. — Если тебе в реальности приходится все время молчать, неудивительно, что во сне тебя тянет поговорить. А все… да по-прежнему. Единственная новость — Шеллар сворачивает свои дела в Даэн-Риссе и скоро переберется к нам. Там опасно становится, под него уже копать начали.

— А мэтр Истран так и не нашелся?

Соврать Кантор побоялся — вдруг здесь не получится? — и ответил уклончиво:

— Не переживай, он жив. Никаких сомнений. Морриган в этом абсолютно уверена. Ты с ним еще увидишься, когда все это кончится.

Элмар хотел спросить еще что-то, но реальность сна вдруг задрожала, поплыла, раскололась болью…

Кантор едва успел ответить на растерянный вопрос принца-бастарда «что случилось?»:

— Ничего… я просыпаюсь…

И проснулся в своей постели рядом с Ольгой. Перепуганная девушка судорожно шарила по тумбочке в поисках спичек и звала его по имени, с таким отчаянным ужасом в голосе, будто он умирает у нее на глазах.

— Успокойся, — слова с трудом выталкивались сквозь сведенные челюсти, но боль в этой реальности оказалась вполне терпимой, — это просто судорога. Сейчас пройдет.

С каждым словом челюсти и язык сводило все сильнее, но промолчать он побоялся — Ольга и так испугана, сейчас как поднимет на ноги полдворца… А то и еще чего похуже…

— Может, я сбегаю, позову кого-нибудь? Хоть Мафея?

Кантор протестующе мотнул головой, и в ту же секунду свело и шею.

— А это точно само пройдет?

Чиркнула спичка. Лица Ольги Кантор не видел — для этого пришлось бы повернуть голову, — но сдавленный вскрик говорил о ее реакции столь же ясно. Хорошо хоть не завизжала и спичку не уронила. Сейчас, чего доброго, и вправду побежит всех будить…

Кантор неловко дернул рукой, пытаясь поймать, остановить… Ничего не вышло. Промахнулся. А кто б не промахнулся, если хватать вслепую. Второго шанса ему не выпало — при виде его лица у Ольги наверняка исчезли всякие сомнения в том, что любимый муж не просто помирает страшной смертью, а уже почти начал коченеть, и она рванула прочь из комнаты, роняя тапочки, — звать на помощь. Хорошо если хоть на себя что-то набросила, а могла и в чем есть побежать…

Словом, получилось редкостное позорище, за которое занудный мэтр самого же Кантора и отчитал, — дескать, зачем не объяснил все заранее, знал ведь, что супруге вредно волноваться в ее положении. Супруга ревела в три ручья и объясняла, что она вовсе не хотела учинять панику и ставить всех в неловкое положение, но видел бы Кантор себя в зеркале…

В общем, из-за этого дурацкого недоразумения и вышло, что в ту ночь Кантор так и не повидал Шеллара. Пока сам очухался, пока Ольгу успокоил, пока долго и старательно засыпал, его величество, видимо, успел проснуться и приступить к труду.