Глава 33
Мертвое прошлое
Мир Дайомос
Богуслав
Право пойти вместе с группой в мир серых пришлось отвоевывать. Ан-ниты были категорически против. В мобильные отряды включаются только люди подготовленные. Да, они понимают, что по части тренировок гости на уровне. Но тем не менее и гости должны понимать, что значит подготовленный отряд и в чем его отличие от наспех подобранной группы, правда? И уж конечно путь в мир дай-имонов закрыт для эмпатов и телепатов. Слишком тяжелая там атмосфера.
В первый год освобождения ан-ниты пробовали наведываться в Дайомос – имелись сведения, что туда переправляли кое-кого из соотечественников. И пока сохранялись слабые шансы на их спасение, несколько мобильных отрядов, усиленных телепатами, пробились сквозь блокированные переходы…
Первый телепат погиб сразу – просто вскрикнул, схватился руками за голову и упал. Второй продержался примерно четыре минуты и умер уже перед самой эвакуацией… Эмпаты и последний телепат, молодая женщина, сошли с ума спустя полчаса, так и не успев никого отыскать. Двоих до сих пор лечат.
Ан-ниты пробовали конструировать механические аналоги поисковиков, но и те не выдерживали и ломались. Что-то было такое в воде, в воздухе – невидимое, но страшное, отчего ржавел металл и крошился пластик. Потом удалось переправить и запустить детекторы жизни. Проработали они недолго, но задачу свою выполнить успели. Только радости это никому не принесло – они никого не нашли. Ни пленных, ни хозяев, ни людей, ни животных. Никого. Здесь давно не было ничего живого… И стало понятно, что искать больше некого.
Поэтому Дайомос теперь закрыт для любых посещений, и только ради мира Земля ан-ниты согласны организовать еще одну экспедицию. Но гость-эмпат туда не пойдет.
Впечатленный Алекс замолк, но, прежде чем он успел сказать что-либо, тихий Макс и сам Богуслав в один голос рыкнули, чтоб он не смел даже думать туда соваться!
– Дайомос, – выдохнул в ухо голос Май-рина, их сопровождающего. – От перехода не отходим. Очень опасно.
– Ага, – еле слышно произнес Богуслав. Макс вообще не ответил, захваченный дикой картиной. Ну ясное дело, такое увидать.
Дайомос был пустыней. Бесплодной, каменистой пустыней, неровной, изломанной чашей с иззубренными краями, вгрызавшимися в горизонт. Серая, высохшая, вся в каких-то черных проплешинах, она точно сошла с кошмарных картин об аде в представлении сюрреалистов.
Вот вихрится, зависая над неровной, изрезанной поверхностью равнины непонятое облако, но это не пыль и не дым, а что-то странное, замершее, застывшее… непонятно что. И оно не серое, а темно-багровое.
Вот по серому воздуху медленно-медленно, как туман, плывет-клубится, вспучиваясь черными клубками, сгусток маслянисто-черной темноты. То вытягивается в воронку, то жмется к земле жуткой пародией на медузу…
Вот, словно схваченный на лету, косо тянется к небу щетинистый неровный пучок каких-то «нитей»… и вот еще один рядом… и еще несколько таких.
– Это дерево, – тихо сказал рядом Май-рин. – Здесь когда-то был лес. Еще можно рассмотреть. Скоро растает окончательно.
– Растает?.. Но отку… оххх! – Застыв на месте, Макс и ошалевший Богуслав всмотрелись в дикое небо – пугающе черное, с дымными серыми, тошнотно-пронзительно-желтыми и багровыми извивами. От сумасшедшей расцветки заломило глаза, а линии еще и шевелились, то плавно колышась, то резко дергаясь, как от электротока. И в довершение безумия между этими гротескными подобиями гигантских живых водорослей в небе плыли призрачно-прозрачные пятна. В них смотреть было особенно страшно. Потому что в них не было ничего. Совсем ничего. Пустота…
– Пробы взяты. – Напряженный и очень деловой голос нарушил мрачный транс гостей.
– Возвращаемся?
– Нет. Ждем страховочные пятнадцать минут. Для чистоты перехода.
Пятнадцать минут… Разбредаться и любопытствовать никто не стал – не та местность. Белые «скафандры» мобильного отряда настороженно застыли, осматривая небо и плывущую неподалеку багровую «кисею».
– Успеем?
– Она не к нам плывет. Не в нашу сторону.
– И все же не стоит здесь задерживаться.
Алексей, замерший у объемного изображения, встрепенулся:
– Лий, что это? Вот это, багровое?
Лий-Лий-ину тревожно шевельнулся. За спиной послышался быстрый шепот. В монитор-зал, отслеживающий высадку в мир захватчиков, набилось десятка три сочувствующих из разных мобильных отрядов, но до сих пор они молчали, а теперь все-таки не выдержали. Что же это такое?
– Точно не знаем. Но рисковать и проверять не хочется.
– Вы правы. – Лёш снова всмотрелся в отражение гибнущего мира. – Вы правы…
– Май, а это что? Похоже… не знаю, на что похоже.
– Близко не подходи! – Май-рин поспешил вслед снежно-белой фигуре Богуслава. Присмотрелся к горе неровных, чем-то изъеденных лохмотьев – кое-где на них еще можно было рассмотреть остатки былого блеска. – На дом это похоже. То, что от него осталось. Причем сравнительно новый дом, последней эпохи. Такие крыши с отражателями они уже в последние десятилетия делать стали, когда все начало рушиться. Из-за дайи…
Парень присел, осматривая неровную землю в оспинах-кратерах. С сожалением покачал головой:
– Нет, ничего не уцелело. Раньше у них был обычай вокруг дома цветные дорожки делать – или из камня, или просто краской. По ним узнавали, кто там живет. Но тут… тут, наверное, уже было не до этого. Зато под домом наверняка есть убежище. Когда начались едкие дожди и выбросы, дай-имоны стали строить подвалы. Укрывались там во время «волн».
– Во время чего?
– «Волн». Таких… нахлестов бедствий. – Юноша вздохнул. – Дома в архиве хранятся записи – те, что от дай-имонов остались. Словами трудно объяснить. Накатывает такая волна – она магическая, причем темной магией заряженная, и начинается что-то страшное. Вода с неба становится ядом, из-под земли всплывают «голодные пузыри», из-за «мертвых молний» воздух кипит… Нет, это надо видеть, объяснять без толку. Вот смотри, там, под песком, еще видны слои стен. Видишь? Этот дом пережил три волны. Три раза восстанавливался. Это примерно лет семьдесят – сто. А после четвертой его восстанавливать не стали. Переселились в убежище, если уцелели…
– Осторожно!
Предостережение опоздало.
Алекс, следивший за плавным полетом «кисеи», успел только перевести взгляд и увидеть, как, взмахнув руками, Богуслав и его спутник пропадают под землей и как снизу выстреливает фонтан пыли, накрывая Макса и еще двоих.
– Богуслав! Макс!
Какой-то треск… чей-то судорожный вздох… негромкий стон…
– Богуслав! Май-рин!
– Тут, тут! – разом поспешно ответили два голоса. – Живы… Кажется, мы провалились…
– …в то самое убежище… Ох… извините…
Полыхнул свет. Май зажег одно из «солнышек» – осветительных дисков.
– Ого!
…Убежище еще держалось. Странно скошенные стены – потолок шире пола, из-за чего комната казалась приплюснутой, – почти не тронуло время. Разве что плесень кое-где пятнала темно-желтый камень. На потолке еще уцелела цепочка световых трубок, давно погасших правда. В углу смутно темнело что-то, похожее на широкий диван с низкой спинкой. Рядом прямо на полу валялась неожиданно нарядная вещь – красивый стакан цветного стекла, странно чистый в этом запустении. Он отозвался на свет диска мерцающей вспышкой. Убежище уцелело.
А вот хозяев не было. Еще цела была металлическая лесенка, ведущая прямо в камень (наверное, когда-то там существовал замурованный ход на первый этаж бывшего дома), еще не истлели окончательно выцветшие коврики на неровном каменном полу. Остро отозвались на свет осколки стекла – когда-то давно пропавшие хозяева здесь что-то разбили…
Сколько они прожили тут, надеясь и отчаиваясь? Куда делись потом? Кто знает…
– Что это? – глухо прозвучал голос Май-рина. – Вот это, на стенах?
Полускрытые слоем пыли, по камню тянулись в ряд странные, похожие на стеклянные овалы, немного напоминающие иллюминаторы.
– Ребята, вам помочь? – послышалось сверху.
– Все в порядке, – автоматически отозвался Богуслав, осторожно протянув руку. И пока Май-рин переговаривался с взволнованными товарищами, осторожно счистил пыль. Из-под стекла на него в упор глянули чьи-то глаза.
Каждый народ как-то хранит память о своих предках. Рассказывает легенды, составляет родословные древа, развешивает галереи семейных портретов… Дай-имоны сохраняли их изображения в стекле. Богуслав молча двигался вдоль этой галереи. Трогал холодное стекло, стирал налет пыли и грязи, всматривался в жесткие серые лица. Гордо расправленные плечи, высокомерно вскинутые головы, губы сжаты надменно-равнодушно. Черные мундиры… И глаза, от которых мороз по коже.
Дай-имоны. Воины. Палачи. Серые советники. Воплощенное зло.
– Богуслав, время.
– Подожди…
Цепочка серых овалов убегала в темноту. Их были десятки. От взглядов подирало морозом даже в скафандре. Надо ж так!
– Нелюди, – наконец выдохнул он. – Смотри, здесь пять поколений, не меньше. И все – такие.
– Мы тоже долго не верили, – отозвался Май-рин. – Думаешь, мы сразу решились на вирус? Убийство целого народа – это страшно. Но за все годы, пока они властвовали в нашем мире, ни один из них не проявил даже тени милосердия. Не пощадил женщину, не пожалел ребенка. Только зло и жестокость. У всех.
Милосердие? Милосердие у серых? Богуслав покачал головой. Только ан-ниты могли надеяться на такое. Дай-имоны есть дай-имоны!
А это что?
– Богуслав, нам пора. Время…
– Погоди.
С замиранием сердца он всмотрелся в очередное лицо. Оно было другое. И следующее – чуть мягче взгляд, чуть теплей выражение. И вот еще… А это…
– Май, смотри!
Девушка была не в военном мундире – нежное светлое лицо, озаренное улыбкой, и солнце сияло в волосах, и морская пена на обнаженном плече… А вот рядом мужчина обнимает ребенка. У мальчика на руках пушистый зверек, похожий на белку.
– Видишь?
– Вижу. – Голос Май-рина стал глухим от волнения. – Вижу. А знаешь, это самые старые портреты, если судить по датам. Примерно лет двести. Значит, не всегда они были злыми.
– Что же случилось?
Найденное убежище пришлось оставить. Времени было в обрез – переход ждал. А Богуслав уходил через силу – все оглядывался на «портреты» в стекле. Ясные улыбки, совсем не злобные взгляды, и такие человеческие лица! Было дико видеть серокожих захватчиков такими. Словно нарушена основа, какой-то негласный закон, и это выбивало из колеи не хуже черного неба.
Он даже попытался снять со стены «медальон» – тот, с мужчиной и ребенком. И тот, с девушкой… Но потом повесил обратно. Мертвое убежище было как могила, и Богуслав, который когда-то снимал с погибших друзей оружие и аптечки, почувствовал, что не имеет права забирать из этой могилы ее последнее богатство.
Почему они стали такими?
Осторожно лавируя в пыльном воздухе, Май-рин и Богуслав вылетели из провала. Их подхватили в десять рук, быстро просветили скафандры на повреждения. Таковых, конечно, не оказалось – материал скафандра сложно было даже пулей прошибить, но парни сильно напрягались из-за дайи…
Почему же они стали такими?
Вопрос вроде и неважный – ну какая разница, кем были серые убийцы раньше, и какая разница, что с ними стряслось? Мура все это, боец Богуслав, мура и сантименты. Но странное беспокойство, царапнувшее при взгляде на старые портреты, не отпускало. Вилось целой стаей доставучих ядовитых мошек. Пакость. Вроде и мелочь, а проигнорируешь – можешь и концы отдать.
Почему же они стали такими?
– Богуслав, скорее. Кисея рядом! – Макс. Добрая душа. Беспокоится.
– Вот же мерзость, – прошипел один из «мобильных». – Темп, ребята, темп! Магия ее как притягивает.
– Сразу не проест…
– Надейся! Ты дайи не ловил еще? Мне парень из прошлой экспедиции рассказывал. Тоже под кисею попал. И дырки в скафандре небольшие проело, и залепил их почти мигом, а все-таки заразился. Говорит, в жизни не чувствовал себя так плохо. На ребят из группы кинулся, те еле успели увернуться.
До зеленого шара ан-нитского перехода оставалось метров десять, когда неожиданно все сошлось. Багровая кисея над серой пустыней, дикая вспышка злости у несчастного парня из мобильной группы, постепенно звереющие лица на портретах… Дайи. Дайи…
Богуслав резко остановился.
– Не задерживайтесь! Скорее! Скорее. Богуслав-мир-Земля, что случилось?
– Значит, доктор ваш на себе испытывал, – пробормотал парень.
– Что? Ты о чем?
Багровое облако было уже рядом. Для неживого объекта оно двигалось что-то очень уж целеустремленно. И плавно. Так плавно обычно заходит на атаку акула…
– О корректных испытаниях. Для чистоты опыта. – Губы почему-то онемели. Неужели он трусит? Ну уж нет. И, старательно растянув непослушные губы в злой усмешке, он резко бросил руки к плечам – крест-накрест. И прижал те два датчика – у горла. Экстренная разгерметизация.
– Слав, не смей! – хлестнул по ушам отчаянный вскрик. Но шлем уже растаял с коротким шипением, и в лицо ударил горький, непередаваемо горький воздух. Горячий… сухой… горький… В глазах потемнело.
– Дурак! – закричал чей-то голос. Или прошептал? Не понять…