Глава третья
Монастырь святой Урсулы и разговор в пещере
Восемь телег со скарбом — негусто, но святое дело надо начинать с лишений, а каким ещё делом может быть основание нового монастыря? Это подвижничество, и на него сестру Русилину благословила мать–настоятельница. И вот Русилина, уже сама ставшая матерью–настоятельницей пока ещё несуществующего монастыря, вела сестёр, согласившихся разделить с ней эту тяжёлую долю. На телегах везли только имущество будущей обители — иконы, святые и не очень книги, статую святой Урсулы и всякие, совсем не мелкие, хозяйственные мелочи, сами же монашки, насельницы будущего монастыря, шли пешком, подвижничество должно начинаться с малого подвига. А пеший поход по этому лесу уже можно было считать подвигом! И немалым!
Впереди шла сестра Олива, высокая и худощавая, шла уверенно, было видно, что она привычна к таким длительным пешим походам. Олива — тоже будущая монахиня монастыря святой Урсулы, а в прошлом старшая послушница ордена Карроты Непорочной, великолепный боец, впрочем, как и все монахини обителей этой воинственной святой. Сестра Олива в руках держала не пальмовую ветвь и даже не созвучную со своим именем. В руках сестры–воительницы был широкий меч, средней длины, не очень удобный для битвы, но в самый раз для драк в закрытом пространстве и в зарослях. А чем дальше в лес уводила дорога, тем ближе к ней и гуще становились эти самые заросли.
Громкий вой заставил остановиться телеги, монашки сбились в кучу, зашептав молитвы. Вой повторился ближе и громче, молитвы монашек стали больше похожи на причитания: подвижничество — это одно, а вот мученичество — совсем другое. Жуткий вой, прозвучавший совсем близко, неоднозначно намекал, что уделом монахинь, так и не построенного монастыря святой Урсулы, будет именно мученичество! На дорогу перед воинственно размахивавшей мечом Оливой выскочило шестиногое чудище. Мохнатые ноги с мощными когтями, тело, покрытое роговым панцирем, и страшная, щёлкающая зубами крокодилья пасть впечатлили даже бесстрашную карротинку, она отступила и быстро завертела мечом. Чудище оглушительно завыло и отлетело в сторону, словно его отбросил сильный удар, только вот что ударило этого кошмарного зверя, никто из монахинь не понял. Зверь поднялся, с тоской посмотрел на монахинь, облизнулся и, поскуливая, скрылся в лесу.
— О святая Урсула! — воздела руки к небу Русилина. — Ты не оставила своих дочерей без защиты!
— Воистину так, святая мать! — с жаром поддержала будущую настоятельницу Олива. — Я и сёстры были свидетелями чуда! Зверь, рыкающий и неуязвимый, был сражён помыслом…
— Ага! Прямо в лоб! — подтвердила рыжая девочка, непонятно как появившаяся перед монашками, с любопытством глядя на Русилину и на продолжавших стоять, плотно прижавшись друг к дружке, монахинь. Девочка удивлённо спросила: — А вы что, все родственницы? Да? Сёстры? А ты их мать, да? Ну, раз к тебе так обращаются, такая молодая и столько взрослых детей!
— Листик, это монахини, они друг дружку называют сёстрами, а самую главную — матерью–настоятельницей, — попыталась объяснить девочке появившаяся вслед за ней черноволосая девушка. Обе они были одеты в длинные платья, очень неудобные для прогулок по лесу.
— О! — Девочка широко раскрыла свои и без того большие зелёные глаза. — Ирэн, а что она настаивает или на чём? Ну раз её так называют, вон у Марты сколько много настоек, но ты же её так не называешь — настоятельница.
— Листик, это совсем другое, монахини живут в монастыре и молятся они…
— Ага, — понятливо кивнула девочка и сделала совсем неожиданный вывод: — Они молятся, а потом ихняя мать их всех лечит своей настойкой!
— Листик, ну с чего это ты взяла? — всплеснула руками черноволосая девушка.
— Ну Ирэн, в деревнях же начинают молиться только тогда, когда заболеют, а до этого никто этого и не думает делать! А как заболеют — то молятся, мазями и настойками, что Марта делает, лечатся.
Девушка вздохнула и, видно, не надеясь объяснить девочке монастырские порядки и то, что там монахини делают, поздоровалась с удивлёнными монахинями:
— Здравствуйте, святые сёстры!
— Здрасьте! — поддержала свою старшую спутницу девочка и поинтересовалась: — А что вы тут делаете?
— Меня благословили на закладку нового монастыря, — ответила Русилина, — сёстры согласились разделить со мной сей подвиг, но страшный зверь, рыкающий, едва не стал причиной нашей гибели!
— Хорот не рыкает, не умеет, он только воет. И вряд ли он на вас напал бы, хороты питаются падалью. Просто они очень любопытные, вот он и прибежал на вас посмотреть, пока вас медведь не задрал. Ну и потом доесть то, что останется от вас после медведя.
— Какой медведь?! — побелев, спросила будущая мать–настоятельница.
— Пещерный, — любезно пояснила девочка, — его так называют, потому что он в пещерах живёт. Он очень большой и живёт в лесах предгорий, ну и в горах тоже. Очень большой, вот поэтому очень прожорливый, может вас всех съесть!
— Где?! — невпопад спросила сестра Олива, крепче сжимая меч.
— Где живёт!? — ещё больше побелела Русилина.
— В пещерах, — повторила девочка матери–настоятельнице и, повернувшись к сестре Оливе, объяснила и ей: — А съедать он вас будет здесь, вот!
А черноволосая девушка кивнула на затрещавшие заросли:
— Этот медведь сидел в засаде, дальше по дороге, но, видно решив, что добыча может ускользнуть, бежит сюда!
Огромный медведь, проломившись сквозь густые заросли, вывалился на дорогу.
— О! Какой большой! — восхитилась девочка и восторженно добавила: — Шкура у него… Такую точно поделить можно!
— Листик! — одёрнула девочку девушка, прекращая её восторги.
— Ага! — Со вскинутой руки девочки сорвался мощный, почти видимый, поток воздуха и кувалдой ударил в лоб набегающего медведя. Медведь поменял направление движения на обратное, только он уже не бежал, а летел. Пролетев с десяток метров, медведь упал на спину и затих.
— Опять перестаралась! — покаянно развела руками девочка, но сожаления в её голосе не было.
— Листик! — укоризненно сказала девушка.
— Ага! Зато теперь можно шкуру поделить!
— Листик, это присказка такая! Я же тебе говорила!
— Ага! Я знаю, но может они умеют? — девочка с надеждой посмотрела на ошалевших монахинь. Те не проявили никакого желания показывать, как делят шкуру убитого медведя. Их вид красноречиво говорил о том, что они не то что не хотят подходить к пусть уже убитому зверю, а стремятся оказаться от этого места как можно дальше.
— Ага, — Листик, словно извиняясь, развела руками, — шкуру всё равно придётся с него снять!
— Зачем? — пролепетала Русилина.
— А он у вас на дороге лежит, вы проехать не сможете! — усмехнулась рыжая девочка и хитро прищурилась: — Надо медведя с дороги убрать, а вы не сможете его сдвинуть целиком, придётся по частям. Так что, шкуру всё равно снимать придётся!
Будущая мать–настоятельница вздохнула — ехать-то надо в ту сторону, не возвращаться же назад? Русилина с надеждой посмотрела на девушку:
— Вы нам поможете убрать медведя с дороги?
— Ага! — вместо девушки ответила девочка и добавила: — Только вы нам тоже помогите шкуру снять, а то долго получится.
Ирэн и Листику шкуру снимать помогала только сестра Олива, остальные ничего подобного делать не умели. Провозились несколько часов, при этом с туши медведя срезали немного мяса. Русилина хотела возразить, что монахиням не годится предаваться чревоугодию, но девушка её опередила:
— Вы можете поесть немного, чуть–чуть, сейчас же нет поста. Так что особое воздержание вам сейчас необязательно. Тем более что даже во время поста, беременным, больным и находящимся в пути — мясо есть можно.
Русилина хотела что-то сказать, но Ирэн продолжила:
— Больных и беременных среди вас нет, но вы сейчас в пути, так что…
При этих словах своей подруги Листик хмыкнула и посмотрела на молоденькую монашку. Ирэн удивлённо вскинула брови, а рыжая девочка расплылась в улыбке и кивнула:
— Ага, будет девочка!
Холодея от внезапной догадки, будущая мать–настоятельница ещё несуществующей женской обители, в которой уже начали нарушать монастырский устав, спросила у черноволосой девушки:
— Что?!
— Ага! Девочка, уже три месяца. Хороший будет ребёночек! — ответила рыжая девочка, а Ирэн пояснила:
— Листик видит такие вещи. Она не просто… Да и вы сами могли убедиться.
Девушка кивнула в сторону освежёванного и разделанного медведя. А Русилина, задохнувшись от возмущения, набросилась на молодую монахиню:
— Василина! Как ты посмела! Ты присоединилась к нам, только для того чтоб скрыть свой грех! Это…
— Это не грех! — строго оборвала мать–настоятельницу рыжая девочка. — Это большое счастье — дать новую жизнь! За это нельзя осуждать! Этому надо радоваться! Это знак богов, что ваш монастырь теперь…
— Единый — единственный Бог! Других не существует! — не менее строго прервала девочку Русилина и в испуге замолчала, на поднятых руках разгневанной девочки заплясало пламя!
— Насколько я знаю, вы, кроме Единого, почитаете ещё и разных святых? — тоже вскинув руки, но в примиряющем жесте, произнесла Ирэн и, не давая будущей настоятельнице возразить, продолжила: — Многие народы почитают святых как богов. Ну вот, например, небесный воитель, победитель сил тьмы, святой Алар, у многих считается богом, покровителем воинов. Можно ещё привести примеры, но стоит ли?
— Ага! — кивнула Листик и, неизвестно как оказавшись рядом с перепуганной Василиной, обняла молодую монахиню. — Не бойся! Я никому не дам в обиду ни тебя, ни твою малышку!
Русилина хотела было ещё что-то сказать. Наверное, о падении нравов среди монашек, но ей помешал раздавшийся в лесу вой, такой же как перед встречей с Ирэн и Листиком.
— Хорот таки получит сегодня угощение, — хихикнула девочка, — хитрый зверь хоть и получил по лбу, но далеко не ушёл, надеялся, что кто-то кого-то всё-таки задерёт… Или медведь сестёр или…
— Или святые сёстры медведя, хочешь ты сказать! — тоже засмеялась Ирэн. — Скорее уж ты медведя, причём, этот вариант для падальщика предпочтительней — медведь гораздо больше, чем осталось бы от его трапезы…
Закончить Ирэн не смогла, её заглушил вой, раздавшийся совсем близко, в нём было что-то жуткое и жалостливое одновременно. Монахини пугливо заозирались, а Ирэн скомандовала:
— Пошли отсюда, дорога свободная, чем быстрее уберёмся, тем…
— Это чудище может напасть? — испуганно спросила Русилина, она забыла обо всех своих нравоучениях и с надеждой смотрела на рыжую девочку, теперь-то стало понятно, кто расправился с жуткой тварью в первый раз.
— Не–а, — засмеялась Листик, — не нападёт, он-то и первый раз на вас выскочил от того, что боялся с медведем встретиться. И сейчас не нападёт, но будет постоянно выть, громко и жалостливо.
И, подтверждая слова девочки, зверь завыл, казалось, прямо в ближайших кустах и, по мнению матери–настоятельницы, совсем не жалостливо!
— Так куда вы направляетесь, — поинтересовалась Ирэн, когда обоз будущего монастыря снова двинулся в путь.
— Ага, — поддержала свою подругу рыжая девочка, — я поняла, что вы хотите монастырь построить, а где?
Русилина была рада, что эти местные жительницы пошли вместе с монахинями, девочка могла защитить от лесных зверей и уже доказала это, девушка могла помочь, хотя бы советом, в обустройстве на новом, незнакомом месте. Мать Русилина достала из своей сумки лист плотной бумаги:
— Вот грамота о пожаловании герцогом Вэркуэллом земли под постройку монастыря, а вот, — настоятельница будущего монастыря достала второй лист, — вот карта с отметкой где это. Мы правильно идём?
Русилина задала этот вопрос, так как и девушка, и девочка явно были местные и могли помочь сориентироваться. Ирэн хмыкнула, подругу поддержала девочка, снова каким-то непостижимым образом оказавшись около Русилины, ведь она только что была около Василины, старавшейся держаться от матери–настоятельницы подальше:
— Ха! Вы не сможете там построить монастырь!
— Да это невозможно, к тому же тут земли не герцогства Вэркуэлльского, а Дрэгисского баронства. Ай да герцог, пожаловал вам то, что ему не принадлежит! — пояснила реакцию своей рыжей подружки черноволосая девушка. Увидев удивление матери–настоятельницы, Ирэн покачала головой и, постучав ногтем по месту на карте, где было отмечено место для будущего монастыря, стала объяснять: — Вот тут вы должны были бы быть к полудню завтрашнего дня, но через полчаса поймёте, почему это у вас не выйдет.
— Но почему?! — растерялась Русилина.
— Утонете раньше, — засмеялась девочка, мать–настоятельница обижено замолчала, но через полчаса убедилась в правоте местных жительниц. Лесная дорога оканчивалась на берегу большого болота.
— Во–о–он там! — указала девочка куда-то вдаль, в сгущающийся туман над болотом, там что-то булькнуло, а потом зачавкало, девочка развела руками: — Ошиблась я, не утонете вы. Вас съедят раньше!
— Да, пошутил над вами герцог, мало того что пожаловал чужие земли, так ещё послал в такое место… Вам же надо поближе к жилью селян строить монастырь, вы же должны людям проповедовать, а не лягушкам, да и в случае чего, вместе с жителями деревень укроетесь в замке, — девушка произнесла это очень серьёзно, без тени насмешки, а вот девочка — широко улыбалась. А Ирэн, без тени улыбки, продолжила: — Это, если вы ещё не поняли, пограничье.
— Но эта же дорога куда-то ведёт! Не может же она оканчиваться здесь! — никак не хотела сдаваться Русилина.
— Вела раньше, а потом здесь появилось болото, неужели вы не видели, что дорога старая, что по ней никто не ездит! — теперь улыбнулась и Ирэн.
— Но она заросла бы, если она была проложена ещё до появления болота! — поддержала настоятельницу сестра Олива.
— Повторю ещё раз — это пограничье, здесь бывает такое, что…
— Вообще не бывает и не может быть! — дополнила свою подругу улыбающаяся рыжая девочка.
— Поворачиваем назад, вам надо ещё найти безопасное место для ночлега, — скомандовала Ирэн и обнадёжила приунывших монахинь: — Я вас выведу к месту, пригодному для строительства вашего монастыря. Разобьёте там временный лагерь и обратитесь с прошением к барону Дрэгису, думаю, он вам не откажет.
Сидя у костра на большой поляне, куда вывела на ночлег незадачливых строительниц монастыря рыжая девочка, Олива поинтересовалась у её черноволосой подруги:
— А что вы делаете в лесу? Я вижу, вы совершено не боитесь! А здесь… — Бывшая сестра карротинка поёжилась — из, окружающего поляну, леса доносились вой, рычание и другие совсем не мирные звуки.
— Ага, не боимся, — подтвердила рыжая девочка и непринуждённо сообщила: — А это рычит махайра — большая саблезубая кошка, она равнинного тигра может пополам перекусить…
— Листик, ну это уже преувеличение, загрызть — да, а перекусить… — возразила Ирэн, девочка заупрямилась:
— Перекусит, перекусит, если не за один раз, то в несколько приёмов!
— А что вы делали в лесу? — спросила у черноволосой девушки Русилина. — Вы говорите, что это здесь у болота никто не ходит.
— За вами шли, — улыбнулась девушка.
— Ага! — подтвердила девочка, а Ирэн пояснила:
— Листику о вас русалки рассказали…
— Якшаться с нечистью… — начала, поджав губы, будущая мать–настоятельница, обязанная блюсти догматы веры.
— Ничего они не нечисть! Русалки — это необычный народец, да и остальные тоже! — сердито возразила Листик, а Ирэн, укоризненно покачав головой, напомнила:
— Я же вам уже говорила — это пограничье. Вам вольно или невольно придётся общаться с русалками, дриадами, лешаками и с остальными из необычного народца. Если вы, конечно, хотите здесь жить.
— Ага, — подтвердила рыжая девочка, она уже перестала сердиться и снова улыбалась, — если бы не русалки, сейчас то, что от вас осталось, доедал бы хорот. Можно сказать, что они вас спасли.
Через два дня пути по лесу монахини вышли к холму у излучины небольшой речки. Холм был отделён от леса большим лугом, по которому шла хорошая, мощёная дорога.
— Старый имперский тракт, ведущий к Ларнийскому перевалу, но до него ещё далеко, — Ирэн показала на громаду гор, синеющих на севере. На их фоне серым пятном выделялась могучая крепость. Девушка пояснила: — Дрэгисский замок, он как раз между вами и горами будет. Вы как бы под его защитой, а в случае набега сможете в нём укрыться. Пока свой монастырь не построите.
— Ага! — поддержала подругу девочка. И черноволосая продолжила:
— Вот туда вам следует обратиться за разрешением, к барону Дрэгису. Ну а пока затаскивайте свой скарб на холм.
Усеянный большими и малыми камнями холм представлял собой естественное укрепление. А если заложить просветы между камнями, больше напоминающими небольшие скалы, то получилась бы неплохая крепость. Один из склонов был более пологий, по нему и проехали телеги с монастырским добром. Разгрузив эти телеги, монашки под руководством сестры Оливы из них же соорудили заграждения в просветах между камнями и установили защитные амулеты. Ирэн активно помогала послушницам будущего монастыря святой Урсулы. А Листик, усевшись на большой камень в самом центре холма, с интересом наблюдала за этой суетой. Особенно девочку заинтересовал свёрток, в пол человеческого роста, что бережно достали из одной телеги мать Русилина и одна из монашек. В свёртке оказалась искусно сделанная статуя. Её установили на небольшой камень как на постамент.
— Это кто? — спросила покинувшая свой наблюдательный пункт Листик, разглядывая искусно сделанную фигуру женщины со строго поджатыми губами и постным выражением лица.
— Святая Урсула! Покровительница нашей будущей обители, — ответила Русилина. — Её изображение будет стоять на алтаре нашего храма, в самом центре монастыря! Вот только поставить её надо…
Мать–настоятельница растерянно посмотрела на высокий, острый камень, на котором перед этим сидела Листик. Он был точно в центре холма. Если поставить туда статую, то будет слишком высоко, а убрать этот громадный камень очень непросто, похоже, это была вершина скального основания, на котором стоял холм. Русилина вздохнула, скалу не удастся передвинуть, её придётся срубить, но для этого надо нанимать каменотёсов. Остальные скалы можно не трогать — они впишутся в ограду будущего монастыря.
— Ага, — кивнула Листик, ощупывая статую. Делала она это очень тщательно, словно изучая, как была сделана фигура святой. Русилина уже хотела сделать девочке замечание, но та резко повернулась к центральной скале. То, что произошло дальше, заставило всех бросить свои занятия. Листик протянула руки к высокому камню. Белое пламя, срывавшееся с ручек девочки, окутало скалу, но не скрыло её. Было видно, как скала плавится, словно воск, меняя очертания. Так продолжалось минут тридцать, наблюдавшие за этим затаили дыхание, происходящее было похоже на чудо! Когда пламя пропало, на месте серого камня стояла белоснежная статуя в полтора человеческих роста. Но размеры не портили красоты того, что сделала Листик.
— Но это же не… — ещё через минуту начала Русилина, всё это время она, как и остальные любовалась тем, что сделала Листик. Мать–настоятельница хотела сказать, что эта статуя совсем не похожа на скульптурное изображение святой Урсулы, но повернувшись к привезенной статуе, Русилина застыла — эта статуя изменилась! Она стала копией той, что сделала Листик. Вслед за матерью–настоятельницей к старой статуе повернулись остальные монахини.
— Это чудо! Святая Урсула выразила нам своё благословение! — выдохнула Олива, а Василина всхлипнула, прижав руки к груди, опустилась на колени, её примеру последовали и остальные монахини. Статуя особо не изменилась: то же строгое платье, но вместо аскетичной, даже суровой женщины стояла молодая девушка, её лицо просто светилось счастьем, а причина этого была у неё на руках — небольшой свёрток, из которого высовывалась маленькая головка, такая же маленькая ручка и на мир смотрели широко распахнутые удивлённые глазёнки.
— Вот, — удовлетворённо сказала Листик, — вот такой должна быть настоящая святая!
Одна из монахинь прикоснулась к большой статуе, проведя ладонью по складкам её одежды, вскрикнула. Ссадины, полученные ею при разгрузке телег, исчезли! Примеру этой монахини последовали остальные, ссадины, ушибы исчезали, будто их и не было.
— Это чудо! — восторженно повторила Олива. — У меня больше не болит рука в месте старого перелома! Да и утолщение там пропало!
— Ага! Она же святая, — пожала плечами Листик.
— Самое интересное, что прикосновение к статуе действительно исцеляет, — говорила Марта, наблюдая, как Ирэн накрывает на стол. Листик ей активно помогала, всё-таки она была хозяйка, Марта и Ирэн пришли к ней в пещеру в гости. А Марта продолжала, остановив задумчивый взгляд на девочке: — Но исцеляет не всех и не всякие болезни, того эффекта, что был сразу, после того как ты её сделала, сейчас не наблюдается.
— Эффект снова будет тот же, если рядом со статуей будет Листик, — усмехнулась Ирэн, — это уже проверено.
Марта кивнула, принимая к сведению сказанное своей ученицей, и продолжила рассказывать:
— Но вот беременных статуя лечит исправно. Да ещё на территории монастыря роды протекают очень легко. Рожениц уже везут туда со всей округи, и знаете, как называют монастырь? Святой Урсулы–матери! А я насколько помню, эта святая прославилась как ярая ревнительница веры. Она призывала сжигать ведьм… Двух по её приказу таки сожгли, они потом долго ругались, даже выставили святой счёт за уничтоженную одежду, жгли-то их в выходных платьях.
— Ага, сжигать огненных ведьм и топить русалок, — хихикнула Листик, отрываясь от дегустации сладкого пирожка. — Так может поступать только истинная святая. Остальные подумают, прежде чем что-то подобное делать.
— Святая осознала и поменяла амплуа, — серьёзно заметила Ирэн, продолжая выкладывать пирожки, один из которых и стянула неудержавшаяся девочка. Листик даже перестала жевать, уставившись на Ирэн:
— Что она поменяла? А если поменяла, то на что?
— Листик, ну ты как маленькая! — усмехнулась Ирэн. — Будто не знаешь…
— Ага, не знаю. Там где я была, такое не меняли. И потом мне ещё больше двухсот лет до первого совершеннолетия!
— Листик, я подозревала, что ты ещё очень маленькая, но чтоб настолько! — засмеялась Ирэн. Листик обиженно надулась, но ненадолго, Ирэн протянула девочке ещё один пирожок:
— Вот попробуй, этот с вишнёвым вареньем.
— Ага! Очень вкусно! — Листик перестала дуться и снова заулыбалась. — Ирэн, если бы у меня было это твоё… Апула, я бы его сменяла на такие пирожки!
— Амплуа, — тоже засмеялась Ирэн.
— Ага! Всё равно сменяла бы!
Марта с улыбкой наблюдала за смеющимися девочкой и девушкой. Когда те отсмеялись, женщина спросила у Листика:
— А где ты научилась делать скульптуры? То, что ты сделала, совершенно, это бы признали даже светлые эльфы!
— А я была ученицей художника, он был ещё и скульптором. Магистром изобразительных искусств! Вот! — ответила девочка.
— А говоришь, что таких слов не знаешь, — подначила девочку Ирэн.
— Ага, не знаю! В высоком искусстве вашего амплуа нет! — Листик показала подруге язык. — Вот!
Ирэн не осталась в долгу, тогда Листик показала язык ещё раз, на этот раз язык у девочки был длинный и раздвоенный на конце, но видно, девочке этого показалось мало, она ещё и зашипела.
— Листик, как бы третий нож в зубах носила? С таким-то языком? Сразу бы порезалась! — засмеялась Ирэн.
— Ага! — подтвердила Листик и тоже засмеялась, глядя на смеющихся девочку и девушку, улыбнулась и Марта. Отсмеявшись, Ирэн спросила:
— Листик, а всё-таки, как ты сделала скульптуру? То, что ты продемонстрировала, никак не похоже на работу скульптора.
— А как ты думаешь, в чём заключается работа скульптора? — ответила вопросом Листик и пояснила: — Скульптор создаёт образ в своём воображении, а потом заполняет его глиной.
— Это понятно, ты изобразила святую Урсулу так, как ты её видишь, но там же была совсем не глина! Там была скала!
— Мастер Лирамо говорил, что он берёт камень и отсекает всё лишнее… А я лишнее вдавила в тот же камень, Ирэн, ты же видела!
— Листик, там был серый камень, обычная скала, а статуя получилась — словно из белого мрамора! Да и та статуэтка, что привезли монахини…
— Я делала один образ, а когда есть материал, то, используя лекала, можно изготовить множество копий. А камень… Я его обрабатываю огнём — отжигаю лишнее и плавлю в нужных местах, вот после такой обработки он становится белым, как мрамор, — объяснила девочка и как бы в подтверждения своей правоты важно кивнула головой. Теперь удивилась Ирэн:
— Лакала? Что это такое? Вот теперь ты использовала слово, которое не знаю я.
— Лекало, лекала — говорят, когда их много. Чтоб изготовить подобие чего-нибудь делают такие как бы копии его отдельных частей, как бы слепок поверхности, потом их можно увеличить или уменьшить, соблюдая пропорции, надеюсь, это слово ты знаешь? — поинтересовалась Листик. Ирэн кивнула, а девочка продолжила: — Вот я и создала уменьшенные лекала той скульптуры, что делала, а как материал использовала их статуэтку.
— Листик, этому всему ты научилась… — начала Марта, девочка кинула:
— Ага, у магистра изобразительных искусств, мастера Лирамо, он меня подобрал когда… Ну это… — Листик замолчала видно ей не хотелось вспоминать о тех событиях, Марта это поняла:
— Видно добрый был человек.
— Не знаю, — пожала плечами Листик, — может чуть–чуть добрее, чем остальные, а может, как и все в Арэмии. Он думал, что я мальчик, и подобрал, опять же как он думал, бедного бродяжку. Ему нужен был натурщик, он меня накормил, а потом, когда увидел что я девочка — хотел выгнать. А я увидела кусок глины и слепила дракончика. Он сказал, что у меня талант, и начал меня учить, сказал, что женщина–скульптор — это необычно. А я когда вырасту, буду скульптором, и его имя прославится, как имя учителя первой женщины–скульптора. Он меня многому научил, а потом его убили.
— Как убили? За что? — удивилась Ирэн.
— За меня, — грустно сказала Листик, — один священник хотел меня заполучить. Подстроил дуэль, там мастера и убили, в Арэмии всё время дуэли происходили, как будто там все с ума посходили. Первый раз я ему помогла, а то его бы ещё раньше убили, а в тот раз, он послал меня выполнить заказ, сделать зарисовки со свадьбы и ничего не сказал о дуэли. Вот так я и не стала выдающейся женщиной–скульптором Арэмии, но я бы всё равно ушла. Меня оттуда мама забрала.
— А твоя мама… — начала Ирэн и замолчала, увидев как погрустнела Листик. Девочка отошла в угол, и подняв небольшой камень, поставила его в нишу в стене пещеры. Ирэн уже видела, как Листик делает скульптуры, а Марта с интересом наблюдала, подавшись вперёд. Через сорок минут на скальном выступе стояла статуэтка высотой всего в две ладони, но при этом были видны мельчайшие детали. Красивая девушка, чем-то похожая на Листика, раскинула руки, словно собиралась взлететь. Листик отстранилась назад:
— Вот, я давно хотела… Это моя мама! Она погибла.
Голос девочки дрогнул, и она отвернулась, чтоб скрыть слёзы. Ирэн подошла и, обняв её, сказала:
— Не плачь, Листик. Моя мама тоже… Её замуровали в стену!
— Девочки, — Марта обняла Листика и Ирэн, — мою дочь убили, не дав ей родиться…
Ирэн слегка отстранившись посмотрела на женщину:
— Вы видящая? Светлая?
Марта сделала шаг назад, её внешность изменилась, перед Ирэн и Листиком стояла светлая эльфийка, молодая и красивая. Хотя по внешнему виду эльфов, а эльфиек в особенности, невозможно определить сколько им лет, они всегда выглядят молодо. Правда, среди эльфов–мужчин есть и пожилые, но это, исключительно, для солидности. Эльфийка улыбнулась доброй улыбкой Марты–травницы, хотя какая она травница, скорее целительница, и сказала:
— Видящая, самая сильная. Потому наши старейшины и приняли такое решение. По преданию, если у видящей появляется ребёнок, она утрачивает свой дар. Но это неправда, просто она свой дар использует для того, кто ей ближе всех — для своего ребёнка. Но я не только видящая, я ещё и очень сильный маг жизни, и всё, что касается своего дара — как он работает, я досконально изучила. Но меня не послушали, решили, что я хочу спасти своего ребёнка. Меня усыпили и…
— И тогда вы ушли, а потом помогли одной беглянке из клана убийц…
— Ирэн, я видящая, я знаю, что ты не убивала по приказу. Потому я тебе и помогла…
— Последнее испытание… — Ирэн будто не слышала, что сказала Марта. — Закончившему обучение мягко ступающему дают сложное задание…
— Ага, — кивнула Листик, — кого-нибудь убить! Ну, раз это клан убийц, то…
— Да, Листик, ты права, — кивнула Ирэн, — кого-нибудь убить. Но обычно это заказ клану, сложный заказ. Цель не является простым разумным и хорошо охраняется. Выполнить такой заказ неопытному новичку очень сложно. Где-то половина гибнет, а если считать, что из начавших обучение, до этого испытания доходит только треть…
— А остальные? — широко раскрыв глаза, спросила Листик.
— Нам слабаки не нужны, если погиб, то значит, не достоин быть в рядах нашего славного клана! — процитировала Ирэн чьи-то слова скрипучим голосом. Невесело усмехнувшись, девушка продолжила: — Мне тоже дали задание, старший мастер был хорошим психологом, он понимал, что лучшая ученица доберётся до любой цели… Мне поручили убить ребёнка! Просто убить! Его никто не охранял…
— И ты?.. — Листик ещё шире раскрыла глаза и закусила губу. Ирэн усмехнулась кривой улыбкой:
— Я обвинила мастера в оскорблении — он дал мне слишком лёгкую цель, недостойную моих умений и способностей. Обвинила и вызвала на дуэль. Поединок без магии, меч против меча! Но он применил магию. Замедляющую — против меня и ускоряющую — к себе. Это ему не помогло, я победила и забрала его мечи. Мне дали полчаса времени и пустили по моему следу три лучших пятёрки, во главе со старшим мастером, лучшим после мастера Гартоссара — главы клана.
— И ты убила его тоже, вернее заманила в ловушку…
— Да, — кивнула Ирэн и снова проскрипела тем же голосом: — Неумехи умрут первыми!
Глядя на Листика и Марту, Ирэн закончила:
— Он этому учил, но сам оказался неумехой, недостойным жить — по его же словам.
— Ты не захотела убивать ребёнка и поставила на кон свою жизнь, тобой можно гордиться, — тихо сказала Марта, — я хотела бы чтоб у меня была такая дочь!
— А я… А я… — начала Ирэн, Марта обняла её и прижала к себе.
— Мама, — тихо произнесла Ирэн. Листик, скрывая слёзы, отвернулась к статуэтке и осторожно провела рукой по белому мрамору.
Некоторое время все молчали, потом Марта, прижимающая к себе Ирэн, тихо попросила:
— Листик, расскажи о том скульпторе, как ты научилась создавать такую красоту?
Девочка на мгновенье задумалась и начала рассказывать.
