ЭПИЛОГ

Вечные сумерки Врат не знали времени. Поэтому ничтожный срок ожидания ничем не отличался от вечности. Страж снова и снова заставлял себя забыться, и снова и снова ему это не удавалось.

Но вот он почувствовал чье-то приближение. Врата, сотворенные Аннагаиром, были, в сущности, лишь образом истинных Врат, для которых не важны земное время и пространство, так что изредка к ним приближался кто-нибудь — дух или пытливый ум дерзкого смертного. Если их цель лежала поблизости от Закатного мира, Страж мог их встретить в сумерках. Эти встречи были разными и по-разному же заканчивались. Они были единственным развлечением Стража.

Он принял нужный облик и замер в ожидании.

И вдруг понял, что эта новая встреча будет отличаться от всех остальных бесконечно больше, чем те друг от друга.

Ведь пришел тот, кого Страж перестал ждать с самого начала.

— Вот мы и встретились, Клаш.

— Встретились, Аннагаир.

За плечами эльфа висел большой сверток, на голове сияла Корона, а на пальце блестело Кольцо. В руках он держал Цепенящее Жало. Клинок был обнажен, но Клаш не испытывал страха — с ним уже не могло произойти ничего плохого. Самое страшное этот клинок с ним уже сделал.

— Пришла пора расплачиваться с долгами, и я решил начать с тебя, — сказал Аннагаир. — Твой брат уже вернулся в Закатный мир. Хочешь ли ты последовать за ним?

— Нет. Я хочу покоя, — ответил Клаш. — Пусть я буду рядом с братом потом. Отправь меня в Закатный мир без памяти, одной голой сущностью.

— Да будет так.

Аннагаир поднял меч и прикоснулся им к голове Стража.

— Освобождаю тебя от службы, отпускаю тебя, возвращайся из плена, Клаш.

Стража не стало.

Аннагаир вернул недовольный клинок в ножны. В нем стало на одну душу меньше, но работы впереди еще много. Работы — на века. Что ж, начало положено…

Так начались труды эльфа Аннагаира вскоре по возвращении орков в Закатный мир, завершились же они на заре двадцать первого века от Рождества Христова, и, хотя не были явны и не оставили зримых отпечатков на облике мира, именно они ознаменовали действительный конец многих старых историй, затянувшихся на слишком долгий срок.

Хотя и не всех, конечно. Отнюдь не всех.