Глава 22

Была ли я потрясена его рассказом?

И да и нет. Все, что он мне мог сказать, в том или ином виде было мне уже известно, все это я уже пережила, пропустила через себя, когда принимала решение отправиться за ним на базу. И пусть мне было нелегко еще раз услышать о том, что последними своими приключениями я была обязана странной легенде о Единственной, в которую трепетно верили те, кого я воспринимала как совершенно бесчувственных существ. Но я с этим не то чтобы смирилась – приняла как стихийное бедствие: нужно просто пережить. Однако было в этой истории то, что заставляло трепетать мое сердце и искать ответ на вопрос, который, по большому счету, был сейчас совершенно неважен.

Как? Как в тех условиях, в том окружении, в крепких стенах законов, обычаев, под прессом пресловутого Кодекса чести, под неусыпным контролем внутреннего круга он сумел не только не закостенеть, но и научился понимать, сопереживать, чувствовать? Как ему удавалось находить то, о чем большинство его сородичей даже не задумывалось? Как ему хватило смелости пытаться разрешить кажущуюся на первый взгляд неразрешимой дилемму между настигнувшей его любовью к женщине чуждого ему народа и своим миром?

И если меня что-то и потрясло, так именно мужество, с которым он шел по своему пути. То, как он боролся за все, к чему стремилась его душа. То, каким беззащитно-ранимым он оказался внутри жесткой оболочки даймона.

Была ли я напугана открывшимися мне перспективами, вероятностью не вынести ту ношу, которую, приняв свое решение, я должна была с ним разделить, опасалась ли за собственную жизнь, которая могла оборваться значительно раньше, чем мне самой бы этого хотелось?

Нет.

Я допускала, что могу оступиться. Но знала – он протянет руку и поможет подняться. Я понимала, что могу погибнуть до того, как мои мечты воплотятся в жизнь. Но верила – судьба благосклонна к тем, у кого хватает решимости бросить ей вызов. И не страх поселился в моей душе – тишина замершей перед рассветом природы, в ожидании чуда, которым явит себя поднимающееся в небо солнце. И осознание того, что сам мир будет откликаться на мой призыв, пока ощущение единства с ним будет пронизывать мою сущность.

Но было и другое… В тот момент когда он закончил говорить, я не поняла – ощутила, замершим на мгновение сердцем, комком воздуха, застывшим в горле, потерявшимся вдали взглядом – я не могу позволить потерять ни одного мига из того, что мне – нам отпущено. Я не могу потратить их на то, чтобы разыскивать правых и виноватых, я не могу отдать их вечности на то, чтобы клясть судьбу за то, что счастье не поднесено мне на блюдечке, за то, что за него приходится бороться и проливать свою кровь. Я не могу лишить себя ни единого его взора, ни слова, ни улыбки, ни прикосновения.

И не могу позволить этого ему – кто может сказать, как много нам дано быть вместе, чтобы потерять из этого хотя бы крупицу.

Так что когда открылся портал во дворец, лично я была настроена весьма решительно. Тем более что обещанные мамой два дня с ним я провела совершенно не так, как надеялась. И пусть благодаря Агирасу я не только узнала о своем будущем супруге много нового и интересного, но и успела претворить в жизнь часть своего плана по ознакомлению Закираля с прелестями моего характера, подводя к мысли, что это не я – это он плохо все рассчитал, прежде чем принял свое решение. Но после всего пережитого мне нужно было больше, чем смотреть на застывшее холодным мрамором лицо, на замершие пальцы, выглядывающие из-под краешка бинтов. Я жаждала видеть его взгляд, чувствовать его дыхание, слышать его голос, убеждаясь в том, что мне действительно удалось сделать то, что даже я сама, в глубине своей души, считала практически невозможным.

Снова и снова утверждаясь во мнении о том, что если судьба предлагает тебе подарки, то не стоит из ложной скромности от них отказываться: такое участие с ее стороны редкость, да и нет у нее привычки уделять внимание тем, кто не умеет ценить ее милость.

Мы прибыли во дворец уже поздним вечером. И потому отец коротко, но весьма радушно поприветствовав Закираля и нежно обняв меня, предложил все церемонии и разговоры перенести на утро. Уточнив при этом, что каждый волен понимать под этим именно то время, которое ему необходимо для полноценного отдыха. И хотя я чувствовала, что мой жених был бы не прочь как можно быстрее прояснить для себя часть вопросов, он не стал возражать. То ли демонстрируя выдержку, то ли все еще чувствуя некоторую слабость после ранений.

Лишь попросил указать ему покои, где он и Агирас могли бы разместиться.

Ну-ну… глядя на искры, что время от времени вспыхивали в папочкиных глазах, я уже настроилась на определенные неожиданности. И даже не пожалела, что Закираль так и не снял щиты, которыми окутал меня еще в доме Алраэля, опасаясь, как бы я своими эмоциями не сотворила очередные закопченные развалины, – должны же быть в его жизни и приятные сюрпризы. А то, что ему предстоит именно такой… Подтверждала загадочная улыбка мамы и легкая рассеянность, с которой ее взгляд скользил по нам.

– Коммандер, – так… начинается, – я взял на себя смелость предположить, что вы не будете против, если я размещу вас в крыле, отведенном для моей дочери. – И заметив, как стекленеет взгляд моего жениха, но тем не менее не позволяя себе на это хоть как-то отреагировать, тем же совершенно равнодушным тоном добавил: – По нашим законам, совершив помолвку, вы уже взяли ответственность за принцессу на себя и совершение обряда – лишь формальность, которая скрепляет уже сложившиеся отношения. Но если я поступил некорректно с точки зрения ваших законов…

Да, папочка… Только не надо родному дитятке сказки рассказывать, что ты эти самые законы и не изучил. От самой первой буквы и до самой последней точки, чтобы ненароком свою дочь в какую нехорошую историю не втянуть, а если уж она по своему недомыслию сама себя туда впечатает, то вытащить ее оттуда с наименьшими потерями не только для тела, но и для душевного состояния.

Впрочем, Закираль в этом отношении мало чем от родителя отличается. Не зря же еще в первый же день нашего общения он счел нужным поставить меня в известность, что предпочитает знать все, что ему необходимо. И не только.

И уже не раз доказывал мне это. По крайней мере, появление телохранителей для него не стало неожиданностью, как бы он ни демонстрировал всем остальным легкое замешательство.

– Вы, повелитель Аарон, прекрасно осведомлены о наших обычаях, и ваше предложение не нарушает ни одного из них. Однако, если я правильно помню законы демонов, я все еще не скрепил помолвку и, если вы позволите, сделаю это немедленно в вашем присутствии. Дабы никто не посмел усомниться в праве моего нахождения вблизи от своей невесты. Агирас. – Он оборачивается к теру, который словно того и ждал.

И за что мне такое?! Жила себе спокойно, трудилась на благо процветания своей фирмы, время от времени развлекала себя милыми приключениями с братом. Так нет… Ну как обойтись без острых зубов, длинных когтей, наглости и изобретательного ума, когда вокруг тебя одни хищники. Даже если они и стремятся сделать как лучше для тебя.

А ведь папенька даже не растерялся. И удовлетворение, что хоть и трудно обнаружить, но, если знать, куда смотреть, можно увидеть, доказывает – это была проверка. И он ни на мгновение не сомневался, что Закираль ее пройдет.

Парные браслеты появляются в его руке, и он опускается передо мной на колено. Именно так, как сделал бы это любой демон, прося свою возлюбленную стать его невестой.

– Принцесса Таши, готова ли ты разделить со мной мой жизненный путь, мой кров и мою пищу, стать для меня путеводной звездой, теплом домашнего очага, опорой в тяготах и надеждой в лишениях, стать матерью моим детям и основой моего рода?

Эх… хотела бы я тоже сделать им приятное и ответить совершенно не так, как от меня ждут. Но напряжение, что словно крылом касается меня, предостерегает не делать того, что, кажется, не вписывается в их планы. А ведь можно было, переставив всего несколько слов, назвать его уже не женихом – мужем.

– Алтар Закираль, я готова разделить с тобой твой жизненный путь, кров и пищу и в назначенный день стать основой твоего рода.

Все остальное – дело одной минуты. Один браслет защелкивается на моей руке, отрезая путь к отступлению, второй расцвечивает черноту его кожи.

Не скажу, что все довольны таким поворотом событий – как Тамирас ни пытается скрыть свои эмоции, они волнами накатывают на меня, даже сквозь выставленную Закиралем защиту, но я стараюсь не подавать вида, что меня интересуют такие мелочи. Тем более что меня это тоже несколько смущает, но совсем по иным причинам: как-то уж больно прытко меня подталкивают к некоторым решениям. А то я уже и сама не разберусь, что и когда мне делать с принадлежащим мне мужчиной.

Но как бы я ни храбрилась, путь через подземелья к собственным покоям показался мне слишком коротким, чтобы его хватило для того, чтобы я вошла в них, хотя бы создавая видимость спокойствия. Но вполне достаточным, чтобы утвердиться во мнении, что медлить я не собираюсь. Потому что с каждым пройденным шагом, с каждым вздохом, с каждым случайным прикосновением ощущение, что все происходящее похоже на изощренную пытку, становилось все сильнее.

Несколько минут суеты, пока Агирас осматривает отведенные мне помещения, и дверь за ним, единственным, кто последовал за нами, закрывается.

Но прежде чем я успеваю хотя бы что-нибудь произнести, говорить начинает он:

– Наташа, ты не должна делать того, что они хотят от тебя. – Он стоит в центре комнаты, и его взгляд то и дело перескакивает на две двери, что ведут из моей любимой гостиной.

Ну… в отличие от него, я знала, сколько спален в той части папенькиного жилища, что отведено для меня. Я могла даже предположить, в какой именно гардеробной приготовлены для него вещи и где на столике у широкой кровати стоит бутылка лучшего вина из папенькиных подвалов в качестве снотворного, если тревожные мысли помешают предаться отдыху.

Но если у него даже и были на эту ночь иные планы, в мои намерения входило их слегка изменить. И вместо того чтобы объяснять это Закиралю, я, отдав Ваське приказ скрыться из поля моего зрения и дождавшись, когда он, залихватской трелью высказав мне свои соображения по этому поводу, приземлится на ближайшее к нему кресло, просто подхожу к жениху вплотную и отстегиваю край лицевого платка. В который раз уже любуясь рельефной контурностью линий его лица, искрам на кончиках его ресниц, блеску по краю его зрачка.

И понимая, чувствуя, что если бы у меня была возможность вернуться в тот день, когда я попросила его показать себя мне, – я бы сделала то же самое. Даже зная, с чем мне придется столкнуться. Даже осознавая, насколько страшным был тот выбор, что нам пришлось сделать, что путь, который нам предстоит, не обязательно закончится так, как мы об этом мечтаем.

Но сейчас ничего из этого не имело значения. Потому что мои родители сделали нам такой подарок, о котором я даже не смела мечтать. Они дали нам время. То время, когда имели значение лишь мы сами.

Он и я.

И я не собиралась позволить ему его потерять.

Кончиком пальца провела по четко очерченным губам, словно не замечая, как пустота в его глазах заполняется удивлением. Резким движением сбросила с его головы верхнюю часть набиру и ладонью скользнула по волосам, запутываясь в жестких прямых прядях.

– Ты дома тоже ходишь в этом? – Намекнув на то, что плотная ткань мешает мне и дальше исследовать то, что теперь уже принадлежит не только ему, но и мне.

Вот это выдержка: на лице не дернулся ни один мускул, да и глаза – бескрайняя бездна. Но хитрый замок, не сумев справиться с которым (поэтому мне и пришлось просить помощи), расстегнут, и он, передернув плечами, скидывает накидку себе под ноги.

– Сейчас еще возможно разорвать установившуюся между нами связь, не причинив друг другу вреда. Но если…

Белоснежная ткань форменной одежды на черной коже. Серебро искр Хаоса, карий зрачок, очерченный изумрудным сиянием… Да кто же создал вас такими?! Кто соединил воедино возведенную в абсолют честь и наделил жаждой войны?! Кто спрятал чувства под маску бесстрастности и подарил легенду о Единственной, заставляющую совершать безрассудства?! Кто был столь жесток и настолько же щедр?!

Разве это важно сейчас? Когда лишь безграничная воля, похожая на неприступную скалу, заставляет его сдерживать свои чувства, прятать их за мощными щитами, внешней холодностью, чтобы не сделать ничего, о чем я могла бы сожалеть.

– Никаких «если?. И не стоит меня лишний раз пугать – я все-таки дочь повелителя демонов. Но если… – Улыбка, что касается моих губ, делает больше, чем все, чем я раньше пробовала вытащить его из возведенных им же баррикад.

И они рушатся горячим дыханием, что касается моей кожи, теплом сильных рук, которыми он прижимает меня к своему надежному телу, словами, что срываются с его губ, когда он дает мне возможность вздохнуть между полными страсти поцелуями.

И пусть в его глазах все еще чувствуется не сомнение – готовность в любое мгновение опустить щиты, если в моей душе хотя бы мелькнет тень опасений, появится хотя бы отзвук неуверенности отдать ему себя всю до конца. Но чем сильнее бьется мое сердце, отзываясь на его ласки, тем все менее осязаемым становится его контроль над собой, тем все сильнее его чувства затягивают меня в свой стремительный водоворот.

И больше нет ничего, что могло бы сдерживать стремление двух душ слиться в одну, больше нет ничего, что мешало бы телам чувствовать, ощущать трепет друг друга, стремиться стать ближе настолько, насколько это возможно, когда ты и так уже перестаешь отличать, кому и что принадлежит.

И мои волосы, рассыпаясь, растворяются в черноте его кожи, а его руки, все требовательнее заявляя права на меня, провалами смотрятся на моем светлом теле. И это не безумие – это осознание того, что не может быть ничего крепче, чем его объятия. Что нет ничего надежнее, чем его взгляд, обещающий: мы справимся со всем, что бы нам ни подкинула судьба. Нет ничего мягче, чем его губы, которые согревают каждую мою клеточку, нет ничего сладостнее, чем тот миг, когда замирает сердце и останавливается время, признавая, что склоняется перед нашим мужеством быть друг с другом.

И когда я открываю глаза, ощущая на себе его взгляд, я не могу вспомнить, в какое из мгновений этой кажущейся бесконечной ночи меня сморил сон.

– Отдохни еще. – Он встает с кресла, что передвинул поближе к кровати, и, не спуская с рук урчащего от удовольствия тарагора, присаживается рядом. Темной бездной выделяясь на фоне царящего в спальне полумрака. – Еще очень рано.

– Нашли общий язык? – Я, подтянув одеяло повыше, киваю головой на едва не закатывающего от удовольствия глазки-бусинки Ваську.

– Не совсем. Кормить я его не смогу, а вот гладить…

Похоже, из нас троих, находящихся в комнате, именно тарагор обладает умом и сообразительностью. Потому что, выдав еще один утробный звук, перелетает туда, где еще сохраняется тепло Закираля.

– А ты почему не спишь?

Его рука ложится на мое обнаженное плечо и нежно, но весьма настойчиво опускает на подушку, на которую я опиралась локтем.

– Хотел подумать, не мешая своими мыслями твоему отдыху.

Улыбка трогает его губы, но в глазах сквозь мерцающую мягкость проступает тревога. Да и щиты, стеной отделяющие меня от него, говорят мне о многом: он все еще не готов делиться со мной своим беспокойством.

– И что-нибудь весомое пришло в твою голову? – Я добавляю в свой голос игривости, надеясь, что это поможет ему еще хоть ненадолго отстраниться от тех раздумий, которые не давали ему сомкнуть глаз.

И оказываюсь права. Или… он просто оценил мою заботу о себе. Но словно опадает занавесь, и его взгляд расцвечивается совершенно иными красками: он теплый и ласковый.

– Только то, что я должен неустанно благодарить судьбу за то, что привела меня в тот парк у королевского дворца, в котором я тебя первый раз увидел.

– Ты думаешь – это была судьба?

И вся романтика исчезает из его взгляда.

– Ты что-то знаешь?

Но я качаю головой.

– Словно тень догадки мелькает по краешку моего сознания, да имя Карима так и просится на язык.

– Опять Карим. – Он опускается рядом со мной, на высоко поднятую подушку, и я придвигаюсь к нему поближе, положив голову ему на грудь и отметив, как мягко его пальцы скользят по моей руке. – Куда ни кинь взгляд, везде всплывает он. И ощущение, словно я знаю – кто он, но не могу вспомнить.

А вот у меня совсем иное ощущение. И возникло оно не сегодня, а едва ли не с того момента, как я его увидела. Странное чувство, что я знаю своего жениха так давно, как будто еще до того, как появилась на этом свете. Знаю не мыслями, словами, движениями – чем-то неизмеримо большим: своим сердцем, своей душой. Или это и называется: связь Единственной?

– А это не может быть воздействие? – Несмотря на то что я пообещала наставнику графа быть терпеливой, эта загадка все так же не дает мне покоя. Но как я ни старалась, я не могла объяснить то, что видела, когда столкнулась с его неожиданными способностями. – Хотя… он не маг.

– Ну конечно же, – и он ловко сбрасывает меня со своего плеча и, плотно прижав к кровати, нежно целует, позволяя рассмотреть восторг, который плещется в его зрачках, – это воздействие. Только совершенно не то, о котором ты подумала.

Но это единственные разъяснения, которые мне удается получить. Потому что он находит самый действенный способ не только не дать мне задавать ему глупые вопросы, но и заставить еще отдохнуть.

И надо признать, весьма приятный способ.

Так что когда я открываю глаза в следующий раз, яркий солнечный свет, заливающий комнату, довольно ясно дает понять, что то утро, свидетелем которому я становлюсь, ранним назвать никак нельзя, а вместо жениха рядом со мной дремлет Васька, придерживая когтистой лапой листок бумаги.

– И чего еще можно ожидать от этих мужчин? Ни тебе звезд с неба, ни кофе в постель, ни даже доброго утра.

Похоже, кое-кто со мной не очень-то и согласен, по крайней мере приоткрытый глаз тарагора именно так на меня и смотрит.

– Ну и какие трубы вырвали его из моих жарких объятий? – Как и следовало ожидать, отвечать было некому, потому что Васька посчитал мой вопрос недостойным его и спрятал голову под крыло, намекая, что я мешаю ему предаваться неге. Хорошо еще, сдвинул конечность, а то бы пришлось выдирать из-под нее записку: он хоть и маленький, но цепкий.

«Тебя ждет Рае – передавай ей мою благодарность, а я пока узнаю, чего хочет от меня твой отец».

Что ж… коротко и лаконично. Впрочем, я и не рассчитывала на то, что он доверит бумаге слова любви, которые мне с трудом удалось вытянуть из него в более способствующей этому обстановке: с его привычкой держать все в себе мне стоит смириться с тем, что о его чувствах я буду догадываться совершенно иными способами. Но не скажу, что меня это сильно пугает.

Я быстренько привела себя в приличествующий принцессе вид, правда, без помощи подобающей той же принцессе служанки: мне всегда казалось, что умыться и заплести волосы в косу я могу и самостоятельно. А уже тем более ужом вползти в сшитые из выделанной эльфами кожи брюки и затянуть перевязь с кинжалами.

Проигнорировав расставленные на столике в гостиной легкие закуски, вышла в коридор, что вел к большому холлу, с которого, собственно, и начинались отведенные мне во дворце покои. Впрочем, в них можно было попасть еще несколькими, не столь простыми способами, некоторые из которых вообще являлись достоянием только самого близкого окружения. Не говоря уже о тех, о которых знали лишь я и мой батюшка: огонь и паранойя в крови демонов сплелись так плотно, что отделить одно от другого было невозможно.

А если уж говорить о повелителе… Так что тот кусок архитектурного шедевра, где я размещалась, был лишь частью того хитроумного плана: ошарашить, озадачить, запутать и завести, что претворялся в жизнь при создании этого комплекса комнат, лестниц, переходов, порталов, лабиринтов, ловушек, который в конце концов стал одним из самых безопасных мест на Лилее, уступив звание самой драконьей крепости Зари. С чем отец до сих пор не может смириться. Правда, есть у меня подозрение, что все уже давно совсем не так, просто об этом, кроме самого папеньки, никто не знает.

Не успела я еще закрыть за собой дверь, как кроме парочки демонов, что денно и нощно изображала скульптурную группу, перед моими глазами появились еще двое. Хорошо еще, Тамираса среди них не наблюдалось. Не знаю, как он будет исполнять при моей персоне роль телохранителя, но то, что после такой ночи я не буду чувствовать себя уютно в его присутствии, я знала точно.

– Вы тренируетесь или считаете, что здесь мне может грозить опасность?

Ну вот… Теперь и поехидничать будет не с кем. Несмотря на то что в глазах пляшут демонята, по лицу Алраэля и не скажешь, что в моих словах звучала неприкрытая насмешка.

– Леди Рае просила проводить тебя к ней, как только ты встанешь.

Хоть что-то радует, выкать не стал, а то бы точно пришлось с первого дня исполнения им обязанностей демонстрировать свой скверный характер.

– Может, ты расслабишься? А то я от каждой тени шарахаться начну, предположив, что отец скрывает от меня страшные тайны, и куда ни глянь, вокруг одни заговоры.

Так… процесс пошел. У лорда нервный тик на кончике губы начался, а Веркальяр уже откровенно улыбается.

– Ладно, я не буду показывать чрезмерного рвения. Тебя такой вариант устроит?

Будем считать, что уже и поговорить есть с кем.

– Устраивает. Куда дракона дели?

– Отправили к Ролану. Тот пообещал ему последнее прибавление в гареме показать. Видно, решил, что не стоит ему тебя видеть, когда у тебя такие шальные глаза.

А я-то думала, что краснеть давно разучилась. Оказывается, просто не попадала в такие ситуации.

А этот… белокурый демон, еще и улыбается понимающе. Совсем засмущал барышню. Да и второй хорош: так я и поверила, что рассматривает трещинки в стене. Можно было бы Ваське пожаловаться, но он решил, что женские разговоры не для него, и отказался меня сопровождать, так и остался дремать на кровати, видно, радуясь тому, что хотя бы какое-то время можно за меня не переживать.

– Ладно, идем. Отец хотя бы к обеду Закираля обещал отпустить?

– Там властитель Тахар и Карим.

И пусть это не звучит как ответ, именно таковым и является: «Вряд ли раньше чем к ужину я своего жениха и увижу». Одно радует, папенька наверняка понимает, что после всех переживаний меня лучше лишний раз не нервировать, так что не только вернет даймона в целости и сохранности, но еще и о его душевном состоянии позаботится. Насколько это будет возможно.

– Пойдем короткой дорогой, поэтому запоминайте сразу, чтобы вместо помещения охраны у покоев повелителя не попасть в казарму гвардейцев, которые не очень любят непрошеных гостей.

Про еще один вариант я решила умолчать: зачем заранее пугать вполне симпатичных мне эльфов тем, что через некоторые коридоры могут пройти только те, в ком течет кровь Арх’Онтов.

И что даже мама не будет чувствовать там себя в безопасности.

Я, не касаясь, показываю последовательность и отхожу в сторону, давая Алраэлю возможность воспроизвести ее самому. И даже не проверяя, делаю шаг в серый туман, когда очерчивается рамка портала.

Четверка демонов по углам, мечи наполовину вынуты из ножен, и достаточно короткого слова, чтобы заклинания, что вязью рун вплетены в потолок, пол, стены, плотно спеленали нас, лишив малейшей возможности сопротивляться.

– Отбой. Все свои. Доложите леди Рае, что я прошу ее аудиенции.

– Леди Рае ждет вас, ваше высочество. Ваша охрана останется здесь.

– Благодарю тебя, Марлах. – Я улыбаюсь своему старому знакомцу, который за несколько недель моего отсутствия перебрался из телохранителей моего братца в охрану маменьки.

Что ж… достойное повышение. Да и мне как-то спокойнее, мама хоть и не нуждается в чрезмерной опеке, но, зная, что рядом с ней лучшие из воинов отца, мне будет легче покинуть этот мир.

– Вы здесь не шалите. – И я, подмигнув лорду, выскакиваю за дверь, которую, несмотря на мою стремительность, успевают открыть передо мной.

Коридор, по которому я иду, кажется пустым. Но мне, с моей обострившейся чувствительностью, не нужно даже напрягаться, чтобы заметить тех, кто искусно скрывает свое присутствие. Да… таких мер предосторожности я за свою жизнь в этом дворце еще не наблюдала. И, похоже, не властитель драконов тому причина.

И самое простое, что можно сделать, чтобы не пустить в свое сердце тревогу, – делать вид, что я ничего не вижу: ни темных глаз воинов, отслеживающих каждое мое движение, готовых мгновенно броситься на выручку. Ни тех неброских предметов интерьера, каждый из которых может нейтрализовать и дюжину демонов, не говоря уже о тех, кто слабее телом и духом.

Впереди – развилка. Коридор налево плотно перекрыт личной гвардией повелителя. И хотя большая часть из них мне известна не только в лицо, но и по именам, сделай я попытку шагнуть в ту сторону, ее бы пресекли осторожно, но весьма настойчиво. Значит, вся компания собралась у отца в кабинете. Впрочем, если сам дворец считается неприступным, то личные покои главного демона – это что-то невообразимое. Хотя… кое-кому удалось забросить меня в гостиную, а защита, установленная там, лишь немного слабее.

И я сворачиваю направо. Здесь тоже воины, и с теми же эмблемами, но количеством несколько поменьше. А старший – мой знакомец из Камариша.

– Леди Рае…

– Ждет вас, принцесса Таши. Я рад, что вы во дворце, – здесь вам и вашему жениху будет спокойнее. Да и повелитель не будет за вас так переживать.

– Там мои…

– Не беспокойтесь. О них позаботятся.

Судя по тону, о них действительно позаботятся: проверят не только на стойкость характера, но и на воинскую выучку. А может, и на моральную устойчивость, предложив пригласить знакомых демонесс. Так что кое-кому веселое времяпровождение обеспечено. И остается лишь один вопрос, куда эти крупногабаритные экземпляры уже успели пристроить тера Закираля? Впрочем, вряд ли Радмир отдаст Агираса на растерзание, скорее уж наоборот, побережет своих воинов.

– Наконец-то. Сколько тебя ждать?

Этот вопрос застигает меня еще на пороге гостиной. А по тому, что я вижу, можно сделать однозначный вывод: маменька не в духе.

– Мама? – Я так и останавливаюсь, успев заметить за закрывающейся дверью ехидную морду демона: ведь знал, что здесь творится, и не предупредил.

Комната мало напоминает уютное гнездышко, которым я его помню по последнему моему посещению. Скорее похоже на поле боя. Правда, судя по всему, мамы с многочисленными нарядами и украшениями.

– Знаешь, что придумал твой отец, чтоб его гарем взбунтовался?

Я вопросительно приподнимаю бровь – в таких случаях лучше молчать. Она выговорится, и можно будет прояснять обстановку. Не зря же ее во дворце иначе как фурией не называют. Но ласково и нежно, подчеркивая этим то, что она хоть и не демон, но с огоньком.

И ищу место, куда же можно присесть. Нет, я, конечно, могла бы и постоять, но лучше стать как можно более незаметной.

– Он решил, что ждать неделю до назначенного мною срока он не намерен. И раз большинство правителей, которых он хотел у себя видеть, и так здесь, можно обряд перенести и на более ранний срок.

Молчи, Наташа. Молчи. Не смей даже строить предположений, что это событие состоится не завтра, и не послезавтра. Уж если папенька посчитал, что ждать не намерен, то не нужно его хорошо знать, чтобы предугадать – поздравлять молодоженов мы будем уже сегодня. Точнее, завтра утром.

У этих демонов все не как у людей. Это у нас парочка сначала женится, а потом начинает жить вместе, хотя все чаще встречаются и исключения. У этих уже и дети могут стать взрослыми, и внуки появиться, а маменька с папенькой только решат, что готовы пройти обряд Соединения.

Правда, полная свобода у них перекликается с безграничной ответственностью. Ты можешь взять женщину в свой дом, но, если ваша жизнь не сложится, ты будешь отвечать за нее, пока другой мужчина не освободит тебя от этой ноши. Правда, в случае демонесс, которые так же как и их мужчины держат оружие в руках едва ли не с младенчества, это больше относится не к защите их жизни или чести, а потомству. И ни один демон не откажется от своего ребенка, если допустит его появление.

И зная это, я всегда задавалась вопросом: кого благодарить за свое рождение: попустительство папочки или дальновидность мамочки? Боюсь только, мне на него не ответят.

– Мам, ну какая разница: сегодня или через неделю? Ты же не собираешься от него убегать?

Будем считать, что он мне должен. Пока он там межмировые проблемы решает, я должна его невесту в чувство приводить. А если бы я не была с ней столь близко знакома?!

– Нет, Наташа. Ты ничего не понимаешь!

Интересно, это она сама себя или меня развлекает? Но тут нелегкая заставляет меня заглянуть в ее глаза… И я вижу в них растерянность.

Да… все значительно серьезнее, чем я думала. Ее ничуть не испугало зрелище умирающего Закираля, надежд на возвращение которого в этот мир практически не было, а сейчас она, совершенно не скрывая того, боялась.

И что мне прикажете делать, когда подходить к ней, пока она в таком состоянии, опасно для собственной жизни.

– Мам, а когда ты поняла, что любишь отца?

– Когда мне захотелось вытрясти из него душу, – на полном автомате отвечает она и, неожиданно нежно мне улыбнувшись, заливается ярким переливистым смехом.

Самое главное, в нужное время задать нужный вопрос.

– Ты считаешь этого достаточно, чтобы стать его женой?

– Тебя это интересует в качестве социологического опроса или для общего развития?

– Скорее второе.

– Ну тогда ты опоздала. Свой-то выбор ты уже сделала. Не жалеешь?

И я опускаюсь на пушистый ковер, освободив себе место среди нескольких брошенных на пол бальных платьев, в одном из которых, по-видимому, отец жаждал видеть ее на церемонии. Наивный, из всего многообразия одежды она предпочитала лишь два варианта: брюки с рубашкой, наподобие тех, что обычно ношу я, или ее полное отсутствие. Короче, все то, что не мешало ей быстро и стремительно двигаться.

– Нет, мама. Не жалею.

И я улыбаюсь. Почему-то вспоминая не события сегодняшней ночи, а ту короткую паузу, перед тем как он скинул набиру со своей головы в том доме, который стал местом нашего с ним знакомства. И слова, произнесенные вслед закрывающемуся порталу: «Я обязательно тебя найду, моя Единственная».

– И я не жалею. Но я постоянно помню о том, что он – повелитель демонов. А я…

– А кто ты, мама? Скажи, глядя на себя его глазами, моими, глазами Закираля, которого ты вытащила едва ли не из Хаоса, тех демонов, которые предпочитают держаться подальше, когда ты изволишь изображать гнев? Я многого не знаю, но даже то, о чем догадываюсь, заставляет меня удивляться, как он не сграбастал тебя в охапку раньше.

Она отбрасывает ногой в изящной домашней туфельке ожерелье с крупными, похожими на застывшие капли крови камнями и опускается рядом со мной. Тихая. С задумчивой улыбкой на совсем юном лице, с шальными проблесками в темных глазах, что совершенно не вяжется с мягкими движениями, наталкивая на мысль о том, какие эмоции разрывают ее сейчас на части.

– Там на столе документы. Отец просил, чтобы ты их подписала до церемонии.

– Что там?

– Твой отказ от посягательств на его место. – В ее улыбке на мгновение мелькнула усмешка, но тут же растворилась в легкой грусти.

– Ты же понимаешь, что так и должно было быть. Какая бы кровь в нас ни текла, наша судьба – быть рядом. Лучше скажи, что ты будешь делать с его гаремом?

– Бороться.

Ну вот… В глазах – грандиозные планы, и мне остается только посочувствовать своему отцу: если мама что-то решила… Не зря же оказалась сестрой Закираля.

– Это будет сложно. Для отца гарем – доказательство его престижа и мужской силы.

– Я предоставлю ему возможность доказывать свои силы в другом месте.

Боюсь, наш дружный смех слышен и за плотно закрытыми дверями. И если это так… Он должен вызывать душевный трепет у сторожащих наш покой демонов. Потому что две женщины, предающиеся радости в предвкушении того, что предстоит их повелителю, – это может быть пострашнее, чем набеги степных орков, которые считались стихийным бедствием на Лилее. Но я резко обрываю его. Потому что есть еще один вопрос, который я хочу задать ей. Задать прежде, чем приму активное участие в той суете, которая будет сопровождать сегодняшний день, ни на мгновение не забывая о той легкой тревоге за жениха, что не отпускала меня с той минуты, как я в одиночестве проснулась в ставшей теперь нашей постели.

– Мама, как ты жила столько лет с этой клятвой?

И она затихает тоже, с мягкой улыбкой смотря на меня. И в ее взгляде… не смирение, не принятие всего, что с ней произошло, – тихая грусть, всполохи счастья, тяжесть забот, любовь, вера, разочарования, потери и невообразимая сила духа, о которую разбиваются все преграды, встававшие на ее пути.

– Я просто жила.

И она кладет свою ладонь поверх моей руки, согревая и делясь своим мужеством.