Старался он поймать, рубя мечом,
Хоть смертный вздох простершихся кругом;
Отрезан, дрался он что было сил:
Враг за победу страшно заплатил;
Изрублен, смерть он звал, но не пришла,
И он — в плену до искупленья зла.
Он пощажен, чтоб в муках жить: готовь,
О мщение, терзанья вновь и вновь,
Остановись, но после выпей кровь
По каплям! Чтоб Сеид ненасытим,
Знал, что он жив, но смерть все время с ним!
Гюльнар глядит: то он ли? Час назад
Законом был и жест его и взгляд!
Да, он! В плену, и все ж, неукрощен,
О смерти лишь теперь тоскует он.
Ничтожны раны, — как он их искал!
Он руки бы убийцам целовал!
Дух не снесет ли этих ран роса…
Он не договорил: «на небеса?»
Ужель дыханье будет в нем одном,
Кто, в жажде смерти, бился ярым львом?
Всю боль узнал он, что наш дух гнетет,
Когда удача взор свой отведет,
Когда — воздать желая по делам!
Она грозит ужасной мукой нам.
Всю боль он терпит, но, как прежде, горд
И злобы полн, — он остается тверд.
Храня суровый и надменный вид,
Не пленником — владыкой он глядит:
Он слаб, в крови, — но раскаленный взор
Никто не может выдержать в упор.
Хотя звучат проклятия вокруг
Угрозы тех, кто мстит за свой испуг,
С ним лучшие почтительны: бойца
Всегда влечет величье храбреца;
Конвой, ведущий пленника в цепях,
В лицо ему глядел, смиряя страх.