Но не природа Конраду дала
Вести злодеев, быть орудьем зла;
Он изменился раньше, чем порок
С людьми и небом в бой его вовлек.
Он средь людей тягчайшую из школ
Путь разочарования — прошел;
Для сделок горд и для уступок тверд,
Тем самым он пред ложью был простерт
И беззащитен. Проклял честность он,
А не бесчестных, кем был обольщен.
Не верил он, что лучше люди есть
И что отрадно им добро принесть.
Оттолкнут, оклеветан с юных дней,
Безумно ненавидел он людей.
Священный гнев звучал в нем как призыв
Отмстить немногим, миру отомстив.
Себя он мнил преступником, других
Такими же, каким он был для них,
А лучших — лицемерами, чей грех
Трусливо ими спрятан ото всех.
Он знал их ненависть, но знал и то,
Что не дрожать пред ним не мог никто.
Его — хоть был он дик и одинок
Ни сожалеть, ни презирать не мог
Никто. Страшило имя, странность дел;
Всяк трепетал, но пренебречь не смел:
Червя отбросит всякий, но навряд
Змеи коснется, затаившей яд.
Червь отползет: он повредить не мог;
Она ж издохнет, сплетясь вкруг ног.
Но жало все ж она вонзит свое,
Несчастному не скрыться от нее!