LXIV

Начало осени в Суэрсене называли «красной порой». Деревья успевали пожелтеть еще в конце лета, а к первым осенним дням янтарная желтизна переходила в охру и багрянец. Деревья заходящим солнцем полыхали на вечнозеленом еловом фоне, лужи подергивались мелкой рябью, к утру сгущающейся в тонкий лед с хрустом ломающийся под ногами. Холод подкрадывался по ночам, оставлял белые пряди на пока еще зеленой траве, только-только оправившейся от летней жары, а с первыми лучами солнца торопливо уползал на дно озера. Его время еще не пришло.

В первую неделю сентября эльфы, живущие в Суэрсене, отмечали праздник урожая. Каждый год они собирались на берегу реки, специально для праздника возводили шалаши из зеленых ветвей, переплетенных диковинными цветами, каких не было и в герцогской оранжерее. Семьи на неделю переселялись в эти шалаши, пили молодое ягодное вино, только-только успевшее перебродить, ели хлеб нового урожая, прозрачно-желтые кислые яблоки с крапчатой кожицей, лесные орехи и красно-белую бруснику. Парни соревновались в ловкости, девушки танцевали, поглядывая на парней, нанизывали рябиновые нити и плели венки из осенних астр. Мальчишки, закатав штанины, забегали в ледяную речную воду, на спор — кто дальше зайдет и дольше простоит. Девочки дразнили проигравших насмешливыми песенками. Взрослые снисходительно наблюдали за разыгравшейся молодежью и обсуждали торговые дела, обильно смачивая разговоры ягодным вином, горчащим пивом и медвяным взваром. На празднике урожая сговаривались о свадьбах и ценах, узнавали последние новости о сородичах в других краях и о ближайших соседях, дарили друзьям приготовленные за год подарки и выбирали, кто в этом году повезет в Филест зерно и мед, овес и ячмень, сушеную клюкву и яблоки, солонину и вяленую рыбу, кленовый сироп и драгоценную соль. Священную землю Зачарованного Леса нельзя было оскорблять бороной и плугом, потому эльфы-хуторяне со всей империи ежегодно отправляли в Филест обозы с продуктами, а купцы, живущие в городах — ткани и пряности, клинки и кубки, блюда и чаши, меха и лютни, словом, все, чем торговали.

Среди эльфов редко попадались хорошие мастера — вещи, созданные ими, отличались красотой и недолговечностью, украшения для покоев знатных вельмож, бесполезные в повседневной жизни. Не иначе как поэтому они предпочитали торговать, покупая и перепродавая сделанное людьми. В Суэрсене был всего один большой город, да и то, как посмотреть — по сравнению с Суремом и не город вовсе, а так, деревушка, потому эльфы жили на хуторах, занимаясь тем, что у них получалось лучше всего — земледелием. А земля не терпит легкости и пустого украшательства, волей неволей эльфам в Суэрсене пришлось измениться, перенять обычаи местных крестьян, и теперь их праздники ничем не отличались от таких же людских, хотя смертных туда в силу традиции не допускали — за единственным исключением. Откуда пошел обычай приглашать герцогскую семью на праздник урожая, успели забыть даже эльфы, что уже говорить о людях. Скорее всего, из благодарности: князь Аэллин позволил эльфам поселиться на его землях и не взимал с них налог задолго до того, как княжество присоединилось к империи. В последний день праздничной недели вдоль берега устанавливали столы, хозяйки пекли пироги с яблоками, каждая по своему рецепту, стараясь превзойти соседку, а мужчины собирали огромные вязанки хвороста. Ближе к вечеру зажигали высоченные костры, столы уставляли упоительно пахнущей сдобой. Праздник начинали с наступлением темноты, тогда как раз и приезжал герцог со своей семьей. Праздновали всю ночь, спать не ложились, даже маленькие дети сонно лупали глазами, но не уходили в шатры. Вместо молодого слабого вина выкатывали бочки старого меда, выдержанного не меньше пяти лет, пился он как родниковая вода, веселил и согревал, и выпей хоть целую бочку — утром будешь свеж, словно всю ночь спал в собственной постели. Музыканты играли не переставая, девушки танцевали босиком, едва касаясь кончиками пальцев примерзшей травы. Специальные судьи следили, какой пирог съедали в первую очередь, испекшая его признавалась победительницей, ее обсыпали сухими яблочными семечками и торжественно награждали огромной скалкой. С первыми лучами рассвета костры заливали речной водой, праздник заканчивался. Днем разбирали шалаши, убирали мусор, собирали посуду и подмокшие скатерти, увядшие рябиновые бусы вешали на ветки деревьев, для птиц, оставшееся молодое вино выливали. Через несколько часов на берегу не оставалось следов многодневного празднества, только остывшая зола на месте кострищ. Детей усаживали на телеги, сговоренные невесты уезжали вместе со своими женихами и все отправлялись по домам, до следующего праздника урожая.

Леар и Элло с нетерпением ждали праздника урожая — подумать только, целую ночь на улице, и никто не отправит спать, а сидеть они будут за одним столом со взрослыми! И никакой няни поблизости, только мама и отец, но они тоже в гостях, им не до того будет! Элло строил на эту ночь большие планы: вино, не горячее, от больного горла, а из кубка, по-настоящему, сколько угодно сладкого пирога, и, самое главное — речка. Ну и что, что вода холодная! Он утром всегда умывается самой холодной водой, это неженке Леару подогретую приносят! Леара больше интересовали эльфы, недавно он отыскал в библиотеке большую книжку со страшными историями про эльфов, которые крадут детей из деревень и кушают их. Он, конечно, не верил, что их с братом съедят при родителях, но очень хотел посмотреть на живых людоедов, в книге на картинках у эльфов были огромные зубы, вылезающие изо рта чуть ли не до колен, и с них капала кровь. А еще у эльфов были острые красные когти, тоже в крови, а глаза у них были узкие и черные. Увидишь такое во сне — подушкой не отмашешься, но если отец не боится, то и Леар тоже не испугается.

Соэнна весь день находилась в отвратительном настроении. Утром она в очередной раз поспорила с мужем и, как обычно, проиграла. Теперь она отводила душу, жалуясь Марион:

— Он с ума сошел! Детей на всю ночь на речку! Там же туман, сыро, ветер!

Марион неуверенно возразила:

— Так ведь обычай такой. Всю семью зовут, нельзя отказываться, еще решат, что брезгуем.

— Да какая мне разница, что решат крестьяне! Они на моей земле живут! — От возмущения у герцогини перехватывало дыхание.

— Это же не просто крестьяне, а эльфы.

— Эээльфы, — передразнила Соэнна, — какая разница? Также в грязи землю пашут! Леар кашляет, обязательно простудится, а Элло точно что-нибудь учудит!

— Я бы с вами поехала, но нельзя — обычай такой. Не переживайте вы так, госпожа, Иннуона с Ивенной покойный герцог каждый год на праздник брал, вон, выросли здоровые.

— Ему ваши глупые обычаи дороже детей!

— Да все хорошо будет, там костры жгут всю ночь, побегают вокруг часок-другой, спать свалятся. А вина выпьют — так скорее уснут.

— Вечно все не как у людей!

Марион вздохнула — что тут скажешь, в роду Аэллин и в самом деле многое было не как у всех остальных. Придется Соэнне смириться, это сейчас дети маленькие, к маминой юбке жмутся, а подрастут — будут на отца похожи. Кровь в роду сильная, как ни разбавляй — не перебьешь. Лучше уж делать, как испокон веку заведено. Отказалась леди Сибилла дочь на воспитание отдать, кому от этого лучше стало? А вырастили б по обычаю, у родственников, вышла бы замуж в шестнадцать, а не в двадцать восемь, да и Иннуон бы с женой по-хорошему жил, о сестре не тосковал. Ясное дело, детей герцог на праздник в пику Соэнне тащит, а все-таки оно и к лучшему.

— Давайте я лучше одежду теплую приготовлю, и одеяла вам с собой сверну. Одно подстелите, вторым укроете — будут спать, как дома в кровати.

Праздничная ночь началась: герцог осушил первый кубок, за землю, что дает хлеб и мед, эльфийский старейшина поднял второй кубок за хозяина благодатной земли, на чем торжественные речи закончились. Иннуон повернулся так, чтобы лучше видеть танцующих девушек, Соэнна мрачно наблюдала, как ее драгоценные отпрыски разрисовывают скатерть яблочным повидлом, выдавленным из пирога. Она твердо решила, что не станет вмешиваться, даже если близнецы подожгут ножки стола — муж настоял на соблюдении традиции, пусть вместе с традицией и сыновей блюдет. Как герцогиня и предполагала, долго за столом близнецы не усидели. Элло соскользнул со скамьи, опрокинув при этом кубок на расплющенные останки пирога, и присоединился к мальчишкам, затеявшим игру в мяч. Леар окинул игроков задумчивым взглядом и решил обойти весь стол кругом. Может быть, жареных детей поставили подальше от гостей, чтобы не пугать? Но пока что ему попадались только пироги с яблоками. К погрузившемуся в размышления мальчику подошла рыжеволосая эльфийка:

— Ты что-то ищешь, — она быстро глянула на запястье малыша, — Леар?

Даже при свете костра можно было заметить, как покраснел мальчик. Он понимал, что задавать подобные вопросы невежливо, и будь тут отец, а уж, тем более, мама, влетело бы ему как следует, но родители были далеко, а эта красивая дама совсем рядом и он решился:

— Я думал, тут будет мясо.

— Мясо? Ты не любишь пироги?

— Люблю, просто…

Дама поощрительно улыбнулась, хотя и несколько неумело, более внимательный наблюдатель мог бы подумать, что у нее мало опыта, и доверительно наклонилась поближе к мальчику. Леар вздохнул:

— Я читал в книжке…

Но дама перебила его с удивлением:

— Ты умеешь читать?

— Уже давно, — с гордостью сообщил ей мальчик.

— А твой брат? Вы вместе читаете?

— Нее, он не умеет. Говорит — скучно. А мне — не скучно.

— Так ты говорил про книжку?

— Ну да, там еще картинки были, с эльфами, только там совсем не такие, — Леар покосился на ногти женщины — острые, но кровь, вроде бы, не капает.

Далара усмехнулась — кажется, она уже поняла, о какой книжке идет речь. Ай да герцог, с эльфами дружит, а «Предания Зачарованного Леса» в библиотеке держит! А мальчик, похоже, не из трусливых, из любопытства готов поинтересоваться у страшной эльфийки, где именно спрятаны поджаренные детские тушки. Леар отвел взгляд от ее рук:

— А еще там про девочку было, она пошла в лес, а эльфы ее поймали, зажарили и съели. Это ведь больно, я на кухне один раз горячую сковородку тронул — потом вот такой пузырь вырос, а Элло не трогал, он только сказал, что она просто так горячая, а я — девчонка.

— И ты решил поискать, где тут спрятали загубленных детей? А не боишься, что мы и тебя съедим?

— Неа, — мальчик тряхнул головой, — вам отец не даст. Он герцог, у него много стражников с мечами.

— Но здесь же их нет.

— Ну вы же знаете, что они есть! — Мальчик был непоколебимо уверен, что дружина герцога Суэрсен — самая грозная сила в мире.

— А может, мы такие голодные, что не испугаемся твоего отца? Или съедим и его тоже?

— А в книжке было, что вы только маленьких детей кушаете, потому что большие — жесткие, а еще взрослые бывают жрецами, а жрецы для вас — ядовитые! Потому что вы, — мальчик на мгновение замолчал, вспоминая точное слово, — аредово отродье!

— Хорошо, уговорил, сегодня мы тебя кушать не будем.

— А завтра я уже дома буду! И Элло тоже, — торопливо добавил Леар, — его тоже кушать нельзя!

— А почему? Он же тебя дразнит, вот, сковородку горячую подсунул, и вообще — он старший.

— Все равно! Он мой брат! — Мальчик стал озираться вокруг, ища своего близнеца, вдруг его уже зажарили, пока он тут разговоры разговаривает!

— Не волнуйся, Леар. Я тебе открою страшную тайну.

Леар даже поднялся на цыпочки, чтобы лучше слышать, он очень любил тайны. Возможная печальная участь Элло была на время забыта, тем более, что он знал, что на самом деле с братом все в порядке. Далара наклонилась еще ниже, и тихо сказала:

— Эльфы вообще не едят людей. — Но по ее лицу промелькнула едва уловимая грусть.

— Но в книжке же написано! — До сих пор Леар пребывал в блаженной уверенности, что все написанное в книгах — святая правда.

— Книжка помнишь как называется? «Предания Зачарованного леса». А предание — это все равно что сказка.

— Сказки не такие!

— Не такие, — согласилась Далара. — Предание получается, когда люди чего-то не понимают, но боятся. Вот пошла та девочка в лес и не вернулась. Может, ее волки съели, а может, просто заблудилась, никто же не видел. А придумали, что ее эльфы скушали, чтобы другие дети боялись и в лес не ходили.

— А почему нельзя про волков предание написать?

Далара вздохнула — не станешь же объяснять четырехлетнему мальчику, что в природе людской обвинять в своих бедах других, непохожих. Но и сказать: «ты еще маленький, потом поймешь», она тоже не могла. И потому, что привыкла уважать чужое стремление к знаниям, и потому, что у этого мальчика, с такими умными блестящими глазами, могло не оказаться никакого «потом». Далара ведь солгала своему собеседнику — иногда эльфы съедали маленьких детей. Впрочем, взрослыми они тоже не брезговали. Пылающая Роза поморщилась, отгоняя воспоминания — мальчик ждал ответа.

— Понимаешь, все знают, что в лесу живут волки, но не боятся их и ходят в лес. Волки — они привычные, их все видели, все знают. А эльфов те люди никогда не видели, неизвестное всегда страшнее кажется.

Леар задумался:

— Так что, в книжках пишут про то, чего боятся?

— Не во всех, но часто.

— И там может быть неправда?

— Чаще, чем правда.

— А как отличать?

— Не знаю, Леар, — очень серьезно ответила ему эльфийка. — Я прочитала очень много книжек, но все равно иногда не могу отделить правду ото лжи. Это самое трудное.

Их разговор прервал женский крик: «Элло!»

— Мама кричит, — Леар побежал на звук, к воде.

Элло, ускользнув от бдительного присмотра под предлогом игры в мяч, как и собирался, при первой же возможности отделился от играющих, и полез в речку. Ледяная вода обожгла голые ноги, но он упрямо шел вперед, пока не перестал ощущать под ногами дно. Плавать мальчик умел, но никогда не пробовал делать это осенней ночью, да еще и в одежде. Скоро вода перестала казаться обжигающе горячей, и стало холодно, а самое главное — никто не увидел его подвиг, некому было восхититься отвагой храбреца! Элло развернулся и собрался плыть назад, но обнаружил, что стоит на одном месте, а берег ни на капельку не приблизился. Он еще сильнее заколотил по воде руками и с нарастающим испугом понял, что ноги не желают шевелиться, и только тогда заорал во все горло.

Когда Леар подбежал к берегу, высокий и по пояс промокший эльф как раз передавал Соэнне мокрого Элло. Ему и плыть-то не понадобилось — два шага сделал и вытащил из воды барахтающегося мальчишку. Герцогиню трясло: ей не нужно было смотреть на запястье сына, она и так знала, что это ее любимец. Как же, спать он спокойно будет! Прибежавший на крик Иннуон многозначительно посмотрел на мокрого голого ребенка, которого растирали в четыре руки на одеяле. Он тоже знал, кто из его сыновей обычно шалит подобным образом. Хорошо еще Леар с возрастом поумнел, и уже не поддавался на все подначки старшего брата. Соэнна набросилась на мужа, не стесняясь посторонних — пережитый ужас требовал выхода:

— Теперь вы довольны?!

— Ничего с вашим драгоценным сыном не случится. Разве что мягкое место пару дней болеть будет. Порку он заработал.

— Вы что же, еще и наказывать его собираетесь? — От возмущения Соэнна даже пришла в себя. Как будто он и так недостаточно нахлебался воды и страха! А ведь еще и горячка может случиться, не дай боги.

— Собираюсь, сударыня. Давно пора. Или он научится себя вести как следует или не доживет до пятилетия.

Мальчика, тем временем, растерли, напоили горячим медом, и, завернув в одеяло, уложили спать в одном из шалашей. Праздник продолжался, на размолвку супругов эльфы деликатно не обратили внимания, Леар со вздохом побрел в шатер, приткнулся к теплому боку брата. Скоро оба мальчика крепко спали.

Далара стояла у догорающего костра, обхватив плечи руками. Волосы, вобравшие утреннюю морось, казались непомерно тяжелыми, время от времени она встряхивалась, словно пыталась сбросить невидимый груз, и снова застывала, глядя в огонь. К ней подошел сребровласый эльф в тяжелом малиновом бархатном плаще, неуместном среди добротных шерстяных одежд местных хуторян. На лице его вечным отпечатком застыла каменная невозмутимость Филеста:

— Который из них, Далара? У тебя была ночь.

Эльфийка ответила не сразу, внезапно осипший голос показался ей чужим, утратившим саму способность производить мелодичные звуки:

— Вам нужен старший.

— Элло?

— Да.

— Ты уверена?

— Проверьте сами, — в усталом безразличии тенью промелькнула насмешка — Далара знала, что никто не сможет опровергнуть ее слова.

Эльф, не говоря ни слова, развернулся и отошел от костра. Далара смотрела на небо, уже с самого утра затянутое серыми тучами — начиналась настоящая осень. Себя не обманешь — она убила этого мальчика также верно, как если бы сама затянула на его тонкой шее удавку. Элло, красивое имя, напоминает о звездах… Леар останется жить и успеет узнать, что в книгах ложь попадается куда чаще правды, а верить можно только собственным глазам и рукам, и то — до первого обмана. Ему будет тяжело — опасно рвать узы так рано, но он выживет. И через двадцать лет они будут сидеть в библиотеке замка Аэллин, пить карнэ с корицей и беседовать об устройстве мира и смысле жизни. И Леар никогда не узнает, что остался жить лишь потому, что на празднике урожая заговорил с незнакомой эльфийкой. Много страшного и грязного рассказывали про Далару Пылающую Розу и среди эльфов и среди людей… многое из этого было правдой, но она не смогла убить ребенка, которому заглянула в глаза.