XXVIII

Такой беды в Инхоре не помнили даже старожилы — пол лета стояла прекрасная погода, а потом полил дождь. Да не просто покапало, а зарядило всерьез, без перерывов, днем и ночью с неба лила вода. Размыло немногочисленные дороги, а по тропинкам и вовсе стало невозможно пробраться, перевалы в горах завалило снегом, горные реки вышли из берегов и сметающими все на пути потоками ринулись вниз. Урожай сгнил на корню, дождь не знал снисхождения и не признавал разницы между злаками и травой, корнеплодами и дурманом, погибло все. После трех недель нескончаемых дождей погода, казалось, сжалилась над людьми, выглянуло солнце, но уже на следующий день началась страшная жара, засуха за считанные дни высосала всю влагу, насквозь пропитавшую землю и тогда стало понятно, что если небеса не сжалятся, погибнут даже те крохи, что уцелели под дождем.

Ланлосс не терял времени даром, к концу дождей крепость была готова, он перевез туда ругающую его почем свет стоит жену и разместил солдат в наскоро сооруженной казарме. Как только дороги чуть подсохли, под надежной охраной начали прибывать подводы с зерном от соседей, теперь, небось, кусающих себя за локти, что продешевили. Поставки удалось сохранить в тайне, для всех подводы везли дерево для графской мебели, мрамор для графских купален, бочки для графского вина и прочие необходимые в хозяйстве вещи. Все это время отставной генерал исправно навещал белую ведьму, он даже предложил ей перебраться в новую крепость, на всякий случай, но Эрна отказалась. Девушка выглядела еще хуже, чем в начале их знакомства, она похудела и утратила последние краски, оживлявшие блеклое лицо — заказ графа нелегко давался белой ведьме. Чтобы устроить такое бедствие с погодой во всем графстве, нужно было объединить усилия трех, а то и четырех ведьм, Эрне же пришлось справляться самой. Вдобавок к этому, она по прежнему терзалась сомнениями, глядя на страдающую от колдовства землю, а ведь самое страшное еще не началось — голод ожидал впереди. Ланлосс чувствовал себя виноватым перед своей недобровольной сообщницей и старался, как мог, загладить вину. Он приезжал почти каждый день, рассказывал — сначала, как продвигается строительство, потом — как подвозят зерно, как со всей империи собираются в его отряды люди. Генерал и сам не заметил, как эти визиты стали важной частью его жизни, когда из-за дел случалось пропустить день — он дольше обычного не мог заснуть, ощущал смутное беспокойство. Приходить к Эрне, рассказывать ей, что произошло за день, смотреть, как она внимательно слушает, положив подбородок на сложенные руки, пить горячий травяной настой с медом, а иногда и просто молчать, подкладывая ветки в дымящий очаг — без этого он уже не представлял свою жизнь. Белая ведьма ничем не показывала, что ждет его, не давала советов и почти не задавала вопросов, она вообще мало говорила, но каждый раз генерала встречала открытая дверь, а в котелке на огне кипела вода.

Возвращаясь домой Ланлосс с возрастающей горечью смотрел на свою жену. Теперь, когда их новый дом достроили, он уже не мог под благовидным предлогом жить в шатре и был вынужден поселиться с супругой под одной крышей, к счастью, в разных комнатах. Резиалия была недовольна всем: и этим каменным сараем, в котором приходилось жить вместо удобного замка, и старухой-горничной, и отсутствием светской жизни — никаких балов и приемов, где она могла бы блеснуть столичными нарядами и личным знакомством с наместницей, а более всего — мужем, до сих пор не зачавшем ей ребенка. Нельзя сказать, что Ланлосс не старался, он исправно исполнял супружеский долг, пересиливая нежелание, просто прошло еще слишком мало времени, но ждать Резиалия не умела и не хотела. Графиня понимала, что только ребенок навсегда обезопасит ее от возможного развода. Она постоянно жаловалась не только мужу, но и всем, кто попадался под руку, немногочисленная прислуга уже шарахалась от хозяйки, а среди солдат пополз слушок о мужской несостоятельности их любимого генерала. Впрочем, ему молчаливо сочувствовали — с такой женой и белый огонь не поможет, послушаешь, как ругается — и… кгм, руки опускаются, а как разойдется — так и вовсе за грань мира убежать захочется. Грань мира оставалась для Ланлосса недосягаемой мечтой, и он старался проводить с супругой как можно меньше времени, каждый раз находя неотложные дела. Вот и сегодня он оставил на столе недоеденный ужин, неожиданно вспомнив, что не успел поговорить с капитаном разведчиков. Разговор, против ожидания, получился весьма коротким, капитан только что вернулся из двухдневного рейда и валился с ног от усталости. Ланлосс успел выяснить, что горные тропинки как раз подсохли, и со дня на день нужно ждать каравана с остатками прошлогоднего товара, и отпустил разведчика спать, толку от того все равно было мало, а на карту можно будет посмотреть завтра с утра, все равно за ночь ничего не изменится. Наступило любимое время суток Ланлосса — долгий летний вечер, когда солнце уже спряталось за горизонтом, но еще светло, и только тонкий серпик луны просвечивается в сером небе. Генерал спокойно переносил жару, но, как и любой нормальный человек, радовался вечерней прохладе, вдыхая остывший воздух. Возвращаться домой и снова видеть Резиалию не хотелось до ужаса, бродить по лагерю без дела — тоже, и Ланлосс решил прогуляться, а заодно и навестить Эрну. Он уже был у нее сегодня, но ведьма поздно ложилась спать, можно было подъехать, рассказать ей о результатах разведки, посоветоваться, сколько еще дней нужно поддерживать засуху. Рыжий конь генерала успел выучить дорогу к небольшому домику белой ведьмы, лежащему на отшибе горной деревушки, и Ланлосс отпустил поводья. Он почти задремал в седле, когда умное животное остановилось перед дверью хижины — перед сорванной с петель дверью, лежащей на земле. В доме никого не было.