Глава 8
Синх-предсказатель

Элхадж хорошо помнил степи, прозванные Ничейными. Тогда все гнездо во главе с метхе Саоном перебиралось на север; стояла чудная, теплая осень – безветрие, белый пух облаков и солнце в безбрежной сини. Рано приходили сизые сумерки, а поутру на траве блестели серебристые капли росы, и не только на траве, а оседали драгоценным ожерельем на паучьих сетях, стыли на принесенных ветром сухих листьях. Можно было подумать, что степь дремлет под теплым осенним солнцем, и ничто и никто не потревожит ее покой. Но, само собой, это впечатление оказалось лишь иллюзией, скользнувшей по воде тенью перелетной птицы.

Ибо Ничейные степи на самом деле принадлежали кочевникам. Ийлурам, презревшим оседлую жизнь в городах, не признавших Владыку Северного Берега своим повелителем и перемещающихся с места на место вслед за стаями щеров.

В ту теплую, ласковую осень едва ли не половина гнезда так и осталась навсегда среди спрыснутой кровавой росой травы. Еще кое-кто угодил в плен, что было во сто крат хуже, ведь никто не знает, что потом делали кочевники с синхами – говаривали об ужасных ритуальных пытках и о продаже в рабство на восток, в воинственный Алхаим. Элхаджу посчастливилось добраться до леса, чтобы продолжить путь на север, в неизведанные земли… И вот теперь он снова брел по степи. Правда, осени пришла на смену зима, и вместо метхе Саона чуть впереди вышагивал сверх меры странный ийлур, ищущий Храм Шейниры.

«Но от кочевников Дар-Теен не спасет», – грустно подумал Элхадж, – «и если напоремся на патруль, ох, несдобровать…»

Он поглядел в широкую спину идущего впереди ийлура; тот все еще прихрамывал, но совсем чуть-чуть; снадобье, изготовленное Элхаджем, действовало. Мало того, синх превосходно понимал, что именно его средство спасло Дар-Теену ногу. Но об этом, естественно, Элхадж предпочитал помалкивать.

Дар-Теен шел впереди, время от времени приостанавливаясь, поднося ладонь к глазам и обозревая окрестности. Иногда он что-то нащупывал у себя на груди, под одеждой, и тогда Элхадж слышал имя – Лиэ-Нэсс. Ему было интересно, что это там несет Дар-Теен, и кто такая эта Лиэ-Нэсс, но синх упрямо молчал, проглатывая так и не высказанные вопросы. В конце концов, путь предстоит долгий, и Дар-Теен, скорее всего, сам займет Элхаджа любопытной историей… Пожалуй, единственное, что очень хорошо чувствовал синх в Дар-Теене, было чувство вины – огромное, всепоглощающее и готовое сожрать и душу, и сердце.

Ийлур, почувствовав спиной пристальный взгляд, обернулся.

– Что?

Синх покачал головой.

– Ничего, Дар-Теен. Идем дальше.

– Тогда нечего на меня пялиться, как на девку, – буркнул голубоглазый воин.

– Недоумок, – фыркнул синх.

Воцарилось молчание, прерываемое сопением Элхаджа. Сказанное невзначай заронило зерно грусти – по тому прошлому, которого у синхов уже никогда не будет, и по будущему, которого, скорее всего, не предвидится и у самого Элхаджа.

– Ничего ты не понимаешь, – сам от себя не ожидая, сказал он, – это только такие грязные животные, как вы, можете оскорблять женщину взглядом. У нас все по-другому… Пожалуй, было по-другому, пока Шейнира не отвернулась от своего народа.

– Это как – по-другому? – ийлур замедлил шаг, – наощупь, что ли? Кого за лапу поймаешь, та и будет твоей женой?

– Я уже не застал этих благодатных времен, – мирно ответил Элхадж. Ему вдруг захотелось, чтобы ийлур не думал о синхах как о беспорядочно плодящихся ящерицах. Захотелось, чтобы понял, как все должно быть прекрасно и благородно. – Метхе Саон рассказывал, что во времена расцвета городов синхов никому не было дозволено видеть лица женщин.

– Ну, понятно, – фыркнул Дар-Теен, – ваши тряпки… капюшоны…

– Эти тряпки называются альсунеями, – строго сказал Элхадж, – а женщины, помимо этого, завешивали нижнюю часть лица узорчатой тканью. А брак между синхом и синхой заключался в великом Храме, и они принадлежали друг другу всю жизнь…

– И что, хочешь сказать, что у синхов не было женщин для утех?

Элхадж передернул плечами, поправил меховую рубаху.

– Акт продолжения рода подобен священнодействию. К тому же, у синхов не было принято предаваться тому роду утех, о которых ты говоришь. Синхи проводили время в труде и молитвах, и Шейнира давала нам божественную силу.

Снова воцарилось молчание. Дар-Теен шел, качая головой, и что-то бормотал себе под нос. Вероятно, обсуждая сам с собой услышанное от синха. А потом останвоился и, обернувшись, к Элхаджу, проговорил:

– Может быть то, что у вас было, и хорошо – но где-то я слыхал, что за всю жизнь женщина синхов может снести только три яйца, да и то не из каждого вылупляется потомство. Если это так, то не лучше ли для продолжения рода иметь больше детей от многих женщин?

– И ты порой даже не будешь знать, которые из этих потомков твои, – холодно заключил Элхадж, глядя в широко распахнутые голубые глаза ийлура, – я только хотел рассказать тебе, как мы жили, ийлур. Ты же… ничего не захотел услышать.

– Отчего же…

И вдруг ийлур весь подобрался, шрам через скулу побелел.

– Гляди! Что это там?

Синх, щурясь от яркого солнца, глянул в направлении, куда показывал Дар-Теен. Оба сердца нехорошо сжались, во рту стало горько – словно после пережевывания оранжевого гриба.

«Ага, чувствуешь, ящерица, что скоро опять эту гадость жевать придется?»

С запада, от самого горизонта, на степь наползало темное пятно – и двигалось оно прямиком к застывшим путешественникам.

– Что это, побери меня Шейнира? – ийлур все еще всматривался вдаль, – ты что-нибудь различаешь?

– Да, – прошептал Элхадж, – различаю… Это стая диких щеров. И, кажется, они идут на нас. Или ты никогда не видел щеров, Дар-Теен?

Может быть, ийлур, прожив всю сознательную жизнь на берегу моря Холодов, и не видел щеров. Как не довелось видеть их и Элхаджу. Но в памяти всплыли истории метхе Саона, рассказанные под завывание северного ветра и потрескивание смолистых поленец в очаге.

Старый синх частенько показывал своим воспитанникам надорванный кусок пергамента, где было изображено нечто, похожее на гигантскую ящерицу, с массивной мордой и весьма впечатляющими клыками, торчащими из нижней челюсти. Раньше, когда Храм был в силе, синхи забирали яйца щеров из кладки, закапывали их в теплую и влажную почву Диких земель. Потом, когда малыши вылуплялись и вытягивали тонкие шейки к солнцу, их брали жить в города, ближе к жилью… Но то были домашние, прирученные щеры, а там, у горизонта, зрела грозовой тучей стая диких.

– И что… будем делать? – Дар-Теен все еще вглядывался вдаль, прикрыв глаза ладонью, – они опасны, эти щеры?

Элхадж фыркнул.

– Не будь дураком. Ты что, и в самом деле их никогда вблизи не видел?

Ийлур обернулся и развел руками.

– Я дальше границы Северного Берега не бывал, а на моем веку их уже перестали привозить. Отчего бы тебе не сказать, как есть?

И посмотрел на Элхаджа, как обиженное дитя. А синх внезапно почувствовал легкий укол зависти. Подумать только – перед тобой здоровенный ийлур, воин, привыкший рисковать собственной жизнью – и не понимает, что, похоже, тут их совместное путешествие может окончиться. Наверное, хорошо пребывать в неведении и сдохнуть, так и не сообразив, а что же такого случилось…

– Если щеры никуда не свернут, – сдержанно сказал Элхадж, – а я сильно сомневаюсь в том, что они свернут… То уж по крайней мере, они не остановятся перед парочкой беззащитных и хлипких существ вроде нас с тобой. Сожрать они нас вряд ли сожрут, но вот затопчут – это точно…

На угрюмом лице Дар-Теена отразилось шевеление мысли. Некоторое время ийлур молчал, наблюдая за стаей, потом вновь повернулся к Элхаджу.

– Мне кажется, они идут не так чтобы уж очень быстро.

– Но им-то торопиться некуда, – синх обхватил себя руками за плечи, – а нам…

Он обвел взглядом степь. Ни холмика, ни кустика, ни деревца. Равнина, где северный ветер понадувал сугробы, при этом местами обнажив коричневую землю.

– А нам и бежать-то некуда, – закончил Элхадж, – так что молись, ийлур. Вдруг твой бог тебе ответит и перенесет нас в безопасное место?

Дар-Теен задумчиво потирал подбородок, уже порядком заросший светлой бородкой.

– Ты уверен, что щеры не сочтут нас добычей? – уточнил он. И, получив в ответ утвердительный кивок, пробормотал: – Мы еще можем попробовать пресидеть в укрытии.

«Интересно, ийлуры часто сходят с ума от страха?» – подумалось Элхаджу. А вслух он очень вежливо поинтересовался:

– Хотелось бы мне знать, в каком?

Тут в голубых ийлурских глазах с вертикальным зрачком блеснула смешинка. И, не успел Элхадж отшатнуться, как оказался крепко схваченным под локоть.

– Послушай меня, противная ящерица… Не знаю, спасет ли нас то, о чем я думаю… Но мы можем попытаться. И отсидимся в укрытии…

– Да в каком, Шейнира тебя возьми, укрытии? – синх возмущенно вывернулся из хватки сбрендившего ийлура, – здесь степь, неужели не видишь?

Дар-Теен ухмыльнулся.

– Подумай хорошенько, Элхадж. Солнце яркое, и снег, если его сжать в кулаке, слипается. Разве, живя у моря Холодов, ваша мелюзга никогда не строила крепости из снега? А здесь его не так, чтобы много, но, думаю, хватит.

Синх не дослушал. Наклонившись, сгреб пригоршню снега, сжал пальцы – получился увесистый, чуть влажный комок снега. Липким червячком шевельнулась зависть: и отчего подобная мысль первому пришла в голову этому мускулистому здоровяку, а не синху, чьи предки считались наимудрейшей расой Эртинойса?

– Если щеры не захотят нас сожрать, то, думаю, как и всякая животина, они обогнут препятститвие, – лихорадочно зашептал Дар-Теен, – подумай, ящерица, иного шанса у нас нет.

– Пожалуй. Я слыхал, у щеров нюх слабый. – Элхадж отшвырнул снежок, глянул в ту сторону, откуда приближалась опасность, – но если мы хотим построить нечто внушительное, то надо поторопиться.

– Это точно, – согласился ийлур.

Он отстегнул меч, отбросил в сторону мешок.

– Ну, давай, не стой столбом!

…Снежные шары получались большими и грязноватыми, потому что порой приходилось их катить по земле. Дар-Теен, утирая пот, подхватывал из-под низу тяжелые снеговые глыбы, укладывал их поверх получившегося фундамента. Одно было плохо, поблизости снег стремительно заканчивался, и приходилось отбегать все дальше и дальше, и это убивало время. А щеры, словно назло, и не думали сворачивать в сторону, двигаясь прямо на пуников.

Что до Элхаджа, то он уже с трудом разгибал ноющую поясницу, и раздраженно шипел, слушая команды ийлура.

«Взял бы сам покатал снежки», – думал синх, сплевывая в утоптанный снег вязкую слюну. Оба сердца заходились в суматохе, так и грозя выпрыгнуть через рот, – «а то горазд командовать!»

И тут же обрывал себя: Дар-Теен ведь взял на себя самую тяжелую часть работы. Разве смог бы обычный синх поднять снеговой шар на высоту груди, не говоря уже о том, чтобы забросить его выше своей головы!

– Шевелись, шевелись! Немного уже осталось!

Застонав сквозь сжатые зубы, Элхадж выпрямился, глянул из-под ладони – и тут же, хрипя, покатил «снежок» Дар-Теену.

Ибо на сей раз щеры оказались слишком близко. Настолько, что можно было рассмотреть отдельных тварей. Элхаджу даже померещилось, что он увидел блеск солнца на влажных клыках, и узоры на чешуйчатых шкурах.

– Давай сюда, – ийлур, сплюнув, подхватил снежный ком под влажное и скользкое брюхо. Крякнув, буквально забросил его наверх, а затем, утерев пот с покрасневшего лица, насмешливо посмотрел на синха.

– Ну что, Элхадж. Дом готов, осталось в него забраться…

«А как забираться? Естественно, через верх», – синх тоскливо оглядел строение.

Крепость вышла неуклюжей, словно вылепленной из плохого теста. Чудом казалось, что комья грязного снега держатся друг за дружку и не катятся в разные стороны. Но все же… Это было укрытие.

– Ну, давай, давай, нечего глазеть, – пробурчал за спиной Дар-Теен.

Он подобрал свои нехитрые пожитки, включая меч, и легко перебросил их через стену. Бросил на синха недоумевающий взгляд.

– Полезли, что ли…

– Полезли.

И тут, к своему ужасу, Элхадж понял, что не в состоянии забраться по этой сежной стене. Ногти скользили, и пальцы ног упорно не желали цепляться за скользкий снег.

– Эх ты, ящерица, – ийлур покачал головой, – что бы ты без меня делал?

Над этим вопросом Элхадж не успел подумать – сильные руки подхватили его поперек туловища.

– И-эхх!

Бросок – и он скатился вниз. Но уже по другую сторону снежной стены.

Над белой кромкой показалась взлохмаченная головай Дар-Теена, через несколько мгновений – нога, обутая в тяжелый башмак. И он тяжело спрыгнул внутрь убежища.

– Все. Сидим и ждем.

Элхадж отвернулся и уставился в угол крепости. Ему откровенно не нравилось то, что Дар-Теен им командует; хотелось язвительно прошипеть – мол, да кто ты такой, чтобы указывать? Но синх крепко сжал челюсти и промолчал. В конце концов, на этот раз Дар-Теен и в самом деле подал дельную мысль… Да и сколько раз уже на пути к Храму этот белобрысый здоровяк спасал ему, Элхаджу, жизнь?

«Воистину, божественный знак», – подумал синх, – «я был слеп».

– Иди сюда, – вновь раздался голос ийлура, – посмотрим на щеров…

Оказывается, он проковырял между снежными комьями крошечное оконце и теперь с интересом наблюдал за происходящим вне сооруженных стен.

Элхадж подошел.

– Кажется, мы вовремя сюда забрались.

Ийлур бурчал еще что-то, но голос его потонул в тяжелом, плотном гуле. Все слилось воедино: рычание дерущихся самцов, топот тяжелых лап, скрежет чешуи о чешую…

– Дай, я теперь посмотрю, – потребовал ийлур, но Элхадж как вцепился ногтями в края оконца, так и застыл с приоткрытым ртом.

Ведь он на самом деле никогда не видел щеров. Только на картинках. Даже когда шли через степь, не довелось гнезду встретиться со стаей – иначе не осталось бы в живых никого…

Огромные, в узорчатых зеленых шкурах, щеры шли на снежную крепость. Не быстро, но неотвратимо. Уже можно было различить и белые клыки, торчащие парой хороших кинжалов из нижней челюсти, и разверстые пасти, и даже маленькие красные глазки. Щеры двигались вперед стеной – иначе и не назовешь. И Элхаджу вдруг показалось, что вот сейчас вся эта лавина сметет их жалкий снежный домик, не останавливаясь, растопчет в кровавое месиво – и свободно покатится дальше…

Дар-Теен силой оттащил его от оконца, выглянул и что-то сказал – но было не уже понять, что. Элхаджу показалось, что ийлур побледнел; еще через мгновение Дар-Теен подался назад, к замершему синху и подхватил с пола меч.

– Фэнтар, помоги! – как сквозь плотное одеяло, донеслось до Элхаджа.

И все накрыл шум бегущей стаи.

«Спасибо тебе, Шейнира», – синх мысленно возблагодарил свою богиню.

Случилось то самое чудо, на которое они так надеялись: стая разделилась и обходила снежную крепость с двух сторон подобно тому, как река, встретив на своем пути гору, разбивается на потоки, чтобы потом опять слиться воедино.

– … Ну, вот и все.

Дар-Теен, бледный, как простыня, привалился спиной к спасшей их стене.

Элхадж молча смотрел на него – говорить что-либо попросту не осталось сил. Ныла поясница, болели руки, но в душе радужными сполохами северного сияния играло ликование.

– Стая… – промямлил он, коверкая общий.

– Прошла мимо, – выдохнул ийлур, – мы с тобой счастливчики, синх. Надеюсь, что до самого Храма дойдем.

Синх втянул в себя воздух – глубоко, насколько хватило легких. Все еще с трудом верилось, что вот они, живы, и что не остались лежать втоптанными в степную землю, с раскрошенными костями и разодранной в клочья плотью. Он мотнул головой, отгоняя навязчивые видения собственной, только что пронесшейся мимо гибели, а затем подошел к окошечку и выглянул наружу.

Язык прилип к небу. Хотелось сказать что-то Дар-Теену, но слова застряли в горле.

– Что там? – спокойно спросил ийлур, – ну-ка, дай гляну…

Вслед за стаей щеров по степи неторопливо шли кочевники.

Ийлур витиевато выругался. Затем, оторвавшись от бойницы, принялся нервно теребить отрастающую бороду. Элхадж, поймав на себе задумчивый взгляд светлых ийлурских глаз, весь подобрался.

– Что?

– Кочевники не щеры, – пробурчал Дар-Теен, – что-то мне и в голову ничего не приходит. Может, ты чего придумаешь, а?

Синх пожал плечами.

– Тебе-то нечего бояться. Ты же ийлур. А мне… впрочем, самое страшное, что меня может ожидать – это медленное расчленение или поджаривание на костре. И то, и то – путь в царство Шейниры, пусть излишне долгий и болезненный.

Элхадж сказал это и сам поразился тому, как спокойно прозвучал его голос. Хотя на самом деле страх поднимался в груди тошнотворной волной. Дар-Теен прав: кочевники – это не стадо тупых щеров, и от них не укрыться посреди голой степи. Мало того, стоит сейчас выбраться из снежного дома, как их тотчас же заметят, потому что отряд подобрался слишком близко… И даже если Дар-Теен вздумает драться с кочевниками, что он сможет сделать один против десятерых, учитывая, что в последний раз Фэнтар не ответил на зов и не одарил силой Битвы? К тому же, казалось, никто не мешал и кочевикам призвать на помощь бога-покровителя.

Элхадж сжал пальцами виски. То, как ийлур дрался с тем мальчишкой… А перед этим – что он пытался втолковать вилланам?

– Погоди, – синх осторожно коснулся крепкого ийлурского плеча, – помнишь, в деревне, ты говорил о том, что я – это дар кому-то там?

Светлые брови ийлура чуть приподнялись, а Элхаж задумчиво продолжил:

– Кочевники – тоже ийлуры. И если они тебя не убьют сразу, ты мог бы сказать им то же самое, что и тем деревенским простакам.

– А! – Дар-Теер с размаху хлопнул себя по лбу, – вот ты о чем! Ну да, я говорил, что иду в Гвенимар, и что тебя веду в дар…

– Мы могли бы улучшить эту историю, – Элхадж торопливо развязывал ремешок, которым была подвязана меховая рубаха, – придумай что-нибудь… Скажи, в конце концов, что ведешь особенного синха, который умеет предсказывать будущее…

– Что это ты делаешь?

Дар-Теен хмуро наблюдал за тем, как синх завязывает на шее петлю.

– Я же пленник, – кисло улыбнулся тот, – только не думай, что мне это шибко нравится.

… Когда они выбрались из снежного укрытия, отряд кочевников был в каких-нибудь двадцати шагах. Десяток ийлуров в мохнатых плащах из волчьих шкур, каждый на огромном щере. Дар-Теен поежился, когда они устремлись вперед, с гиканьем, нахлестывая зубастых тварей, а Элхаджу и подавно захотелось зарыться в снег и лежать, притаившись, как маленькая мышка-полевка. Хотя, может быть, так и нужно было сделать – вдруг бы и не заметили?..

– Идем, – процедил ийлур, – пока что мы живы. Они нас уже могли бы истыкать стрелами.

– Это еще ни о чем не говорит, – прошипел синх и тут же почувствовал рывок ременной петли.

– Прости, я не хотел.

– Я так и поверил.

В следующий миг их окружили разверстые пасти щеров. Зловонное дыхание ударило в ноздри, и Элхадж, попятившись, уперся спиной в широченную спину ийлура.

– Мы идем с миром! – гаркнул Дар-Теен на общем, – позвольте нам пройти через степи!

Круг медленно, но неуклонно сужался. Элхадж, изогнув шею, увидел, как судорожно сжимаются пальцы ийлура на рукояти меча. Но выдернуть оружие из ножен означало резню.

– Остановитесь! – Дар-Теен предпринял еще одну попытку, – я иду в Гвенимар, и веду тамошнему правителю в дар этого чудесного синха! Ему дана власть предвидеть будущее! Да прекратите же…

Щеры замерли. Элхадж мысленно поблагодарил свою темну богиню… Наверное, за то, что, похоже, ийлуры Ничейных степей оказались доверчивыми, словно младенцы. Ибо не дана синхам власть видеть будущее. Покрывало Шейниры – это все, что им дозволено – и все, чего они лишились.

– Позвольте нам пройти, – уже твердо повторил Дар-Теен, чувствительно дергая за ремень, – я иду с миром, и иду в далекое государство…

Ответом было молчание. Затем вдруг один кочевник спешился – такой же огромный, плечистый, как и Дар-Теен, только лицо смуглое и глаза темные, словно древесная кора. В отличие от сынов Северного Берега, кочевники не заплетали бороды в нелепые косицы, они их попросту сбривали, оставляя лишь длинные усы. Голову тоже брили – исключая затылок, и заплетали тонкую длинную косицу.

Кочевник медленно, вразвалочку подошел вплотную к Дар-Теену. Затем внимательно, с прищуром, поглядел на Элхаджа.

– Предсказывает будущее, говоришь? – спросил он на ломаном общем.

– Клянусь Молотом, – торопливо заверил Дар-Теен.

Элхадж только хмыкнул: ийлур не стал говорить «клянусь Молотом Фэнтара», потому как тогда это была бы лживая клятва и, следовательно, непростительный проступок в глазах небожителя. Поклявшись же просто «молотом», Дар-Теен оставался, по сути, не связанным клятвой. Откуда Фэнтару знать, каким таким молотом поклялся его верный слуга?

Кочевник помолчал, внимательно разглядывая Элхаджа. И – что уж таить – синху очень не понравился взгляд этого полудикого ийлура. Он глядел на синха словно на хорошую добычу. А потом, сделав шаг назад, кочевник сказал:

– Взять их.

– Нет, постойте!

Это выкрикнул Дар-Теен. Элхадж только втянул голову в плечи, досадуя на прихотливую волю богов. А ведь как неплохо все начиналось…

Свистнула в морозном воздухе волосяная петля; Дар-Теен, неведомо как вывернувшись из ее объятий, рубанул мечом, очерчивая сверкающий круг.

– Сделай же что-нибудь! – это он крикнул уже Элхаджу.

И тот не заставил себя просить дважды. Морщась, кинул в рот несколько белых волокон из тех, что остались после драки в ийлурской деревне, и кусок гриба, разжевал и выплюнул в снег. Раз, два…

Полыхнуло, обдав снежными ошметками. Дико взревел перепуганный щер, которому не посчастливилось оказаться ближе прочих к столь внезапно полыхнувшему огню; что-то завопили кочевники.

– Еще, давай еще! – Дар-Теен крутился юлой, не подпуская к себе двух кочевников на щерах, увертываясь от арканов.

И Элхадж, давясь горечью, выплюнул еще два красных комочка в снег, тут же расцветшими огнем.

«Так вам, так!» – подумал синх, ускользая от неловко брошенного аркана. Этот огонь не мог причинить вреда, но уж напугать – это пожалуйста.

– Еще! – крикнул Дар-Теен.

«Сейчас, погоди», – синху внезапно стало весело и легко. Кровь горячо бежала по жилам, ухала в висках. Морозный воздух казался необыкновенно вкусным, легким, пьянящим…

– Ну я вас, – пробурчал Элхадж, подбрасывая в небо алый комок.

Но то, как взорвалась кое-как разжеванная смесь, он уже не увидел. Сзади надвинулась тень, и голова раскололась дикой, непереносимой болью. В следующий миг небо почернело, и Элхадж провалился в вязкое и безвкусное ничто.

…Душная, теплая темень. Она навалилась тяжким камнем на грудь, мешая дышать, заставляля оба сердца беспомощно трепетать. Элхадж повернул голову – все та же непроницаемая темнота. И тяжесть на груди. И руки выкручены за спину, связаны так, что не пошевелишь…

«Шейнира, помоги мне», – подумал он, – «помоги, если слышишь».

Но своенравная богиня вековечного мрака предпочитала молчать. Пока.

Элхадж, шипя от боли в затекших руках, попробовал повернуться набок; то тяжелое, что давило грудь, скатилось – и рядом кто-то закопошился, невнятно бормоча ругательства на общем.

Элхадж едва не подскочил от внезапно нахлынувшей радости. Значит, он не один в этом пугающем кромешном мраке!

– Дар-Теен…

– Ыхм…

– Ты живой, – заключил синх, делая попытку сесть.

Ийлур закашляся в темноте, заелозил по холодному земляному полу.

– Где мы, побери Шейнира этих кочевников?

– Я-то думал, ты знаешь.

Дар-Теен долго молчал, а затем процедил:

– Я, видать, лишился чувств. Меня хорошо по голове пригладили, наверное, так же, как и тебя. Вот позорище-то, а?

– Тебе виднее.

Элхаджу наконец удалось сесть. Все тело болело, как будто его отходили палками. А кистей рук он уже почти не чувствовал.

– Зачем они нас сюда, а? – хрипло заговорил Дар-Теен, – они ж ийлуры… хоть и кочевники…

Синх уже хотел съязвить, но прикусил губу. Дар-Теену было страшно, и это самым неожиданным образом приблизило его к синху, попавшему в руки старых врагов.

– Не знаю, – прошептал Элхадж, – не знаю…

Некоторое время они молча сидели в темноте, спина к спине, и каждый думал о своем. Потом Дар-Теен пошевелился и сказал:

– Я вот все думаю, синх, о том, зачем отправился в ваш Храм. Ведь той, что попросила меня туда идти, уже нет под этими небесами. Быть может, ошибкой было давать такое обещание, и этим я прогневил Фэнтара?

Тут он перешел на шепот.

– И то, что я несу с собой, Элхадж… Я ведь несу семена золотых роз, если, конечно, кочевники их не забрали.

Синх отчего-то даже не удивился. Звучало все сказанное дико, и могло показаться бредом умалишенного, но… Семена золотых роз? Ну, семена и семена, подумаешь… Которые всего лишь несет ийлур, в Храм Шейниры. После разговора с богиней за гранью жизни, после элеана с яркими аметистовыми глазами признание Дар-Теена уже не казалось новым откровением матери всех синхов.

– Мне все время кажется, что она идет за мной, – горячо зашептал ийлур, – и все наши неудачи – это ее рук дело…

«Умалишенный ийлур», – добавил про себя Элхадж, – «почему бы и нет?»

– Не знаю, что с нами сделают кочевники, но я должен тебе все рассказать. Вправду ли я так виноват, а?..

Тут синх понял, что его ждет долгое повествование и, покорно вздохнув приготовился слушать. Но, как частенько случается в подобные моменты, Дар-Теен не успел ничего толком сказать: раздался громкий шорох где-то поблизости, а затем их обоих залили потоки яркого света.

Элхадж резко зажмурился, вновь открыл глаза – оказывается, все это время они с Дар-Тееном провалялись в шатре из щеровых шкур с плотно подоткнутым пологом. А сейчас за ними пришли, отдернули кусок шкуры в сторону – и свет зимнего дня залил и подмерзший земляной пол, и жмурящегося Дар-Теена, у которого волосы слиплись от крови. Два кочевника, одинаковые, словно близнецы, подхватили Элхаджа под руки и поволокли прочь из шатра.

– Эй! – донесся хриплый оклик Дар-Теена, – куда вы его?.. Это мой синх, я его веду в дар…

Само собой, его никто не слушал.

А Элхадж – он даже не пытался сопротивляться. Да и что может сделать связаный синх против двух крепких ийлуров? А заветное «покрывало Шейниры», увы, было недосягаемо.

Поэтому синх съежился, втянул голову в плечи и предоставил богине самой решить его судьбу. Впрочем, он не забывал поглядывать по сторонам – чувствуя прикосновения липкой паутинки страха и ожидая увидеть не больше, не меньше, а жертвенный алтарь и кости синхов вокруг.

Его волокли сквозь стойбище кочевников. Мимо остроконечных шатров, сооруженных из длинных жердей и зеленой кожи щеров, мимо женщин, одетых точно так же, как и мужчины – в штаны и куртки, и не уступающих последним ни в росте, ни в ширине плеч. Лишь обильные украшения из кусочков меха да длинные волосы, заплетенные в десятки тонких косичек, отличали их от мужчин. Кое-где резвилось многочисленное потомство ийлуров, и элхадж – совсем некстати – вспомнил давешний спор с Дар-Тееном о том, что лучше, десяток потомков от нескольких женщин или же один или пара от той, которой посвящаешь жизнь.

«Чушь все это», – разозлился вдруг Элхадж, – «о чем ты думаешь, ящерица, когда тебя, может быть, скоро вообще не станет?!!»

Потом он вспомнил о том, что Дар-Теен поведал о семенах золотых роз, которые тот якобы несет в Храм; и эта мысль тоже казалась глупой и неуместной, но никак не желала ретироваться – пока Элхаджа не втащили в большой шатер и не швырнули на пол. Не на холодный земляной пол, а на мохнатые волчьи шкуры.

– Поднимите его, – раздался низкий голос, – я желаю говорить с этим порождением мрака.

Сильные руки тотчас приподняли Элхаджа, аккуратно поставили на колени. И синх с интересом уставился сперва на огромное ложе, устланное шкурами, а затем – на ийлура, возлежащего на нем.

Вне сомнений, это был правитель. На это весьма прозрачно намекали две полуобнаженные ийлуры по бокам ложа, богатая одежда из белого меха полярного медведя и тяжелый золотой обруч, венчающий низкий лоб ийлура. Волосы его были черны, но с проседью на висках, усы заплетены в две свисающие на мощную грудь косицы. Глаза же казались двумя щелками, откуда смотрела ночь.

– Ты знаешь, кто я? – прогудел ийлур.

Одной рукой он приобнял женщину, в другой держал огромных размеров чашу.

Элхадж счел нужным поклониться. Ну, или хотя бы сделать вид. То, что его до сих пор не прирезали на алтаре, подавало призрачную, но все-таки надежду.

– Полагаю, что ты – хозяин этих степей, – смиренно сказал синх, стараясь говорить как можно четче.

Ийлур самодовольно улыбнулся, передал женщине чашу и подался вперед, опираясь на локоть.

– А ты догадлив, синх. Не бывает ничейной земли, бывают земли, которые не удалось захватить ни одному из нынешних тиранов. Мой народ свободен, и право быть хозяином достается сильнейшему.

Элхадж смиренно разглядывал шкуры на полу, ожидая продолжения. И, само собой, оно последовало.

– Это правда, что ты принадлежишь тому ийлуру, северянину? Правда, что он вел тебя в дар высокородному ийлуру из Гвенимара?

– Сущая правда, о непревзойденный. Только не ийлуру, а кэльчу…

– Хорошо.

Ложе тревожно скрипнуло, и когда Элхадж осмелился оторвать взгляд от пола, ийлур был уже на ногах – и только теперь синх оценил и ширину его плеч, и рост. Голова степного владыки казалась непропорционально маленькой на мощной шее и бугрящихся мускулами плечах.

– Не лгал ли твой хозяин, говоря о том, что ты видишь грядущее? – пророкотал ийлур, склоняя голову набок.

– Истинно так, – Элхадж кивнул, – видения мутны, и требуют толкования, но все же…

Владыка степей приподнял брови.

– Что ты там бормочешь? Не понятна мне твоя речь. Отвечай – видишь грядущее или нет?..

Синх подумал о том, что слухи о вере кочевников в разного рода «чудеса» вовсе не были преувеличены. Дети Фэнтара, великие воины, но – явно обделенные способностью думать. А вслух громко сказал:

– Да. Я могу увидеть грядущее.

– Фэнтар простер над тобой свою светоносную длань, не иначе, – пробормотал задумчиво ийлур, – ну, коли так, посмотри на меня внимательно и скажи, что ты видишь в моем грядущем. И помни, что от твоего провидения зависит твоя жизнь. Да и жизнь твоего хозяина тоже.

Элхадж низко поклонился – на сей раз для того, чтобы скрыть улыбку. Похоже, ему предстояло стать первым за всю историю Эртинойса синхом-прорицателем.

«Объявить, что для точного предсказания требуется долгая медитация и полное одиночество?» – подумал синх. Но тут же, взглянув на могучего кочевника, понял: тот ждать не любил.

А потому Элхадж выпрямился, подкатил глаза, затрясся всем телом и, подвывая, начал предсказывать.

Воцарилось молчание. Элхаджу показалось, что огромный ийлур даже вздохнуть не смеет, чего уж говорить о его девицах – они побледнели и дрожали, как сухие листья на ветру. «Обессилев», синх кулем свалился на пол, но тут же был поднят – на сей раз бережно и осторожно.

– Развяжите ему руки, – хрипло приказал владыка степи, – ну же!

Синх удивленно заморгал при виде поднесенной ему чаши с вином.

– Пей, это придаст тебе сил.

Элхадж сделал несколько маленьких глотков и, благодарно кивнув, принялся растирать затекшие запястья. Краем глаза он наблюдал за венценосным кочевником – а тот взволнованно принялся ходить по шатру, теребя усы. Выглядел он потрясенным, словно в сочиненном на ходу предсказании и вправду крылось нечто важное.

– Я так и думал! – наконец воскликнул он, – все так и должно случиться!.. Черный Убийца послужит тебе… Я знал, знал! Но кто мог подумать, что именно в этот день, дарованный отцом нашим, у меня появится подтверждение моего великого предназначения!

Уставившись на Элхаджа, ийлур сложил на груди руки и уже спокойнее заключил:

– Ты действительно провидишь будущее, синх. И я дарую тебе жизнь, и ты сможешь покинуть мое стойбище вместе с северянином. Разумеется, после того, как он кое-что сделает для меня.

Затем он коротко отдал распоряжение на своем, степном диалекте, и Элхадж снова ощутил на своем локте железные пальцы кочевника.

– Не беспокойся ни о чем, – владыка ухмыльнулся, – ценность твоей жизни и в самом деле велика. Я не думаю, что северянин откажется от той сделки, что я ему собираюсь предложить.