Глава 1
Три ведьмы

– Ненавижу переезды.

Миральда с удивлением поглядела на сестру, натянула вожжи.

– Что это с тобой? Раньше ты так не говорила.

– Есть в словах Глорис правда, – усмехнулась Эсвендил из глубины повозки, – это третий переезд за последние два года. Было бы неплохо, наконец, где-нибудь обосноваться.

Миральда вздохнула. Тяжело быть старшей. Особенно, когда разница в возрасте всех трех сестер не превышает четырех часов.

Эсвендил, будто почуяв хорошую перебранку, выбралась на свет и уселась рядом с Глорис, кутаясь в старую шаль.

– Если вы хорошенько покопаетесь в памяти, – подлив в голос капельку яда, сказала Миральда, – то вспомните, что сами виноваты в наших переездах. Вот ты, Эсвендил, вспомни, отчего староста Грепп весь покрылся нарывами?

– Он избивал своих детей и жену, – сухо заметила та, – он должен быть благодарен за то, что я не придумала чего похлеще.

– Гм… – Миральда покачала головой, – ну а ты, Гло, вспомни, как приволокла к нам в дом упыренка, а потом потехи ради подпустила его на свадьбу…

Глорис, не найдясь, что и ответить, капризно оттопырила губы и отвернулась.

– Сейчас мы спустимся с этого холма, – тихо сказала Миральда, глядя на купающуюся в предрассветной дымке долину, – и… обещайте мне, что не будете делать никаких гадостей жителям той деревни, где нас примут.

– Ну, это еще зависит от того, как они нас примут, – Эсвендил прямо-таки сверлила взглядом мутные очертания домиков у подножия холма. И взгляд ее темно-зеленых глаз показался Миральде не обещающим ничего хорошего их будущим соседям.

– Глорис? А ты что скажешь?

– То же, что и Эсвендил, – младшая нехорошо усмехнулась.

– Вот и прекрасно. Поехали.

Миральда отпустила вожжи, и старенькая лошадка потащила дальше их возок, груженный ведьмовскими пожитками.

Все-таки тяжело быть старшей среди трех сестер-близняшек. И, хоть и похожи они друг на друга, как две… нет, как три капли воды – у каждой свой характер, свои привычки, свои предпочтения в выборе заклятий и источников Силы… Вот, к примеру, Эсвендил. Пожалуй, ее можно сравнить с остро отточенным клинком – всегда строгая, собранная, готовая действовать в любой момент, не знающая колебаний… Вот только не хватает ей мягкости…

А Глорис – вечно колеблющаяся ведьма, все время ищущая тонкую грань, разделяющую добро и зло. Странная ведьма, которая может пожалеть раненного упыренка, проклятую нелюдь, с которой они должны бороться, притащить его в дом и выхаживать – и в то же самое время извести первую красавицу на деревне, кичащуюся своим лицом перед подругами.

Себя Миральда оценивала как самую правильную и уравновешенную ведьму, которая всегда остается на стороне людей, защищая их от страшных порождений тьмы.

Впрочем, это было ее собственное мнение – и оно могло быть ошибочным.

Возок, скрипя, полз навстречу неизвестности.

– Чего нас понесло в пограничные земли? – вдруг подала голос Эсвендил, – терпеть не могу дэйлор. Уж лучше бы мы подались на запад, к Кайэрским топям.

– Кайэрские топи – это тоже пограничье, – мягко возразила Глорис, – и здесь все-таки будет спокойнее. Как думаешь, кто лучше, дэйлор или дикие кочевники в шкурах?

Эсвендил не ответила, вглядываясь в дымку. Где-то неподалеку раздавался надрывный лай собак – возок медленно, но неуклонно приближался к людскому жилью. К ароматам молодой хвои и сырой, недавно освободившейся от снега земли, витающим в студеном воздухе, присоединился уютный запах дыма.

Миральда пожала плечами – уж кто-кто, а она знала истинную причину нелюбви сестренки к народу из-за полноводного Эйкарнаса. Лет пять назад судьба столкнула Эсвендил со старым дэйлор, неведомо как очутившимся в имперских землях. Обстоятельства их встречи нельзя было назвать приятными – но ведьма помогла седовласому магу – а в качестве благодарности просила обучить ее некоторым боевым заклятьям. Старик высокомерно рассмеялся ей в лицо и заявил, что, даже если его будут резать на куски, он и тогда не согласится учить людей, которые оттеснили его народ к самому подножью гор. Высказав все это, он просто исчез, провалившись в прореху в ткани мира, оставив ведьму яростно скрежетать зубами.

– Терпеть не могу дэйлор, – пробубнила Эсвендил, – высокомерные твари.

– А по-моему, они просто очень гордые, – медовым голоском пропела Глорис.

Миральда окинула сестер недовольным взглядом.

– Все, хватит. Мы почти приехали.

В этот миг из ворот выскочила мохнатая шавка и залилась истошным лаем.

– Действительно, приехали, – Эсвендил придирчиво оглядела сбившиеся в стайку неказистые избы за покосившимся частоколом, местами переходящим в плетень, – чует мое сердце, что основным нашим занятием здесь будет травля тараканов.

Жители деревень просыпаются с восходом солнца, а потому прибытие трех молодых женщин, удивительно похожих одна на другую, было очень быстро замечено. У ворот начали собираться любопытные. Детишки в грязных рубахах тыкали пальцами и, не удерживай их дородные кумушки, уже наверняка бы забрались в повозку, до верха забитую всякими занятными вещами. Такими, к примеру, как побелевшая от времени драконья челюсть. Или огромный, начищенный до блеска медный котел, в который с легкостью помещалась кабанья туша.

– Мне кажется – или они нас уже ненавидят? – сквозь зубы процедила Эсвендил, сверля взглядом быстро собирающуюся толпу, – может быть, поедем дальше?

– Дальше только Дэйлорон, – свистящим шепотом напомнила Глорис.

Повозка стояла у самых ворот, но внутрь частокола они могли въехать только после того, как разрешит староста. Ничего не поделаешь, таков неписанный закон деревень.

Тем временем к женщинам присоединились мужчины – все, как один, коренастые, плотные и, очевидно, не признающие купание жизненной необходимостью. Миральда поежилась: если женщины глядели на вновь прибывших с откровенной неприязнью, то во взглядах мужской половины читался вполне определенный интерес. Раздались крики:

– Марес идет! Дорогу, дорогу старосте!

Она невольно улыбнулась – а вот и староста пожаловал. И тут же поспешила придать своему лицу самое постное и скромное выражение, на какое только была способна.

На вид староста весьма напоминал поднявшегося на дыбы медведя – такой же огромный, мощный, длинные сальные волосы расчесаны на прямой пробор, окладистая борода – предмет гордости – лежит на широкой груди.

Что ж…

Быть старшей – трудно.

И Миральда, передав вожжи Эсвендил, легко спрыгнула на мягкую землю.

Правда, не совсем удачно: юбка зацепилась за торчащий гвоздь. В результате все общество удостоилось чести лицезреть ноги ведьмы почти до самых бедер. Мужчины одобрительно загудели – а над женской частью пронесся недовольный шепоток. Одернув юбку, Миральда смущенно улыбнулась и шагнула вперед, навстречу остолбеневшему старосте. Впрочем, нельзя было не признать, что он прекрасно умел держать себя в руках.

– Кто такие будете? – прогудел Марес.

И правда, совсем как медведь. Даже голос мало напоминает обычный человеческий голос. Скорее дикий басовитый рев.

– Мы сестры, многоуважаемый староста. Ищем места для поселения.

Темные, неопределенного цвета глаза-буравчики впились в лицо Миральды.

– Негоже женщинам путешествовать в одиночестве. Где ваши мужчины?

– Ох… – Миральда на миг запнулась. Такого вопроса, пожалуй, им еще ни разу не задавали. Потому она сказала первое, что взбрело в голову. – Мы скорбим. Наши мужчины погибли во время набега кочевников, когда мы жили на западных рубежах, близ Кайэрских топей.

Марес задумчиво почесал бороду. Его взгляд лениво сполз с лица Миральды на вырез ее платья.

– И чего вы хотите?

– Нет ли у вас свободной избы, где-нибудь на окраине? Мы… готовы щедро заплатить.

Вопрос поверг старосту в тягостные размышления. Было видно, что все происходящее кажется ему в высшей мере странным: три совершенно одинаковые девицы, прибывшие невесть откуда, да еще и готовые платить!

– Жилье-то найдем, – задумчиво протянул Марес, – но вот захотят ли мои люди, чтобы вы здесь поселились?

– Мы умеем предсказывать погоду, – скромно опустив глаза, сказала Миральда. И тут же пожалела об этом.

– Ведьмы, что ль? – нахмурился староста, – то-то погляжу, кости с собой возите, да котел… Нет, ведьмам тут не место. Ведьмы с нелюдью якшаются, а у нас здесь и без того хлопот полон рот. Езжайте дальше.

На повозке презрительно хмыкнула Эсвендил. Или Глорис…

Разумеется, они могут отправиться в следующую деревеньку – но зачем?

Миральда прищурилась. Вот – самый подходящий момент, чтобы доказать, что ведьмы чего-то да стоят!

Она пристально посмотрела в темные, глубоко посаженные глаза старосты.

Хм. Увиденное слегка позабавило Миральду. Даже заставило слегка покраснеть. Хорош, однако, многоуважаемый староста!

Но староста старостой – а жить где-то надо.

И потому ведьма мысленно попыталась убедить его, что все будет именно так, как он хочет… Если позволит им поселиться здесь. Кустистые брови Мареса чуть заметно приподнялись – и, к вящему удовольствию столпившихся мужиков, он махнул рукой.

– Э, да что там! Проезжайте! Жилье-то имеется… плохонькое, правда…

– Ничего страшного, уважаемый, мы что-нибудь придумаем, – пропела Миральда, – вперед, сестренки! Да поживее!

В чем-то Эсвендил была права, когда говорила о тараканах. В старенькой хатке с провалившейся крышей, за которую пришлось заплатить целых пять полновесных имперских крон, рыжие усы шевелились буквально в каждой щели. Глорис, бегло осмотрев все нехитрое хозяйство, только обреченно вздохнула.

– Я подозревала, что здесь будет хуже, чем в Хесвилге, но чтобы настолько…

– Не переживай, – Эсвендил уселась на край стола, – вот увидишь, не пройдет и месяца, как эта жалкая хижина станет самой богатой. И самой уважаемой. Кстати, Миральда… А что такого ты наобещала старосте, что он нас пустил?

– Полагаю, это было нечто совершенно особенное, – ехидно заметила Глорис.

И обе они рассмеялись.

Миральда только пожала плечами.

– Не забывайте, дорогие мои, что я могу заставить его забыть все это… как только пожелаю.

– Весь вопрос в том, а захочешь ли, чтобы он забыл! – прыснула со смеху Глорис.

За что получила щелчок по носу.

– Хватит болтать. Принимайтесь за работу.

Она по-прежнему оставалась старшей – а потому должна была быть самой рассудительной.

Ведьмы тщательно подмели и вымыли полы, вытерли толстый слой пыли, осевший на плохоньком подобии мебели, сбрызнули стены специальным раствором, от которого тараканы немедленно решили сменить место обитания – и вереницей потянулись прочь из избы. Вероятно, к соседям. Челюсть дракона ведьмы повесили над дверным проемом – это была самая действенная защита от зла извне; котел установили на добротной, сложенной из больших камней печи. На прибитые к стене кривые полки аккуратно расставили баночки, пузырьки и мешочки с ингредиентами известных заклятий, туда же последовали три толстых книги, переплетенных в темно-зеленую кожу болотного тритона. Ведь у каждой ведьмы должна быть своя книга, в которую она записывает разрабатываемые сочетания компонент!

К вечеру Миральда валилась с ног от усталости; Эсвендил и Глорис чувствовали себя не лучше.

– Ну, кажется, управились. Терпеть не могу переезды! – младшая утерла пот со лба, – не мешало бы принять ванну… Да, похоже, мыться в здешних краях не принято вообще.

– Что-нибудь придумаем, – сухо обронила Эсвендил, – завтра… А сейчас я бы легла спать.

Кроватей не было. Потому сестры бросили в угол три соломенных тюфяка – и почти одновременно заснули.

В ту ночь Миральде приснился странный и даже немного пугающий сон. Она брела куда-то по пыльной дороге, одна, без сестер. Стертые ноги кровоточили, горло ссохлось от жажды, усталость давила плечи каменной плитой… Но она шла и шла, сама не зная куда, не смея остановиться, и по обе стороны от дороги желтела выжженная летним зноем степь. Потом вдали замаячила покосившаяся изба, и Миральда, хромая, побрела к ней, надеясь передохнуть и утолить мучительную жажду. Она отворила плотно прикрытую дверь, шагнула в прохладный, влажный сумрак, который ласково прикоснулся к обожженному солнцем лицу.

– Эй, хозяева! – позвала ведьма, стоя в сенях, – есть кто?

Ей никто не ответил. Постояв немного, Миральда двинулась дальше; жажда и голод заглушали всякую осторожность. А из избы пахло свежеиспеченными лепешками. И наверняка там была вода – чистая и прохладная, о какой только можно было мечтать.

… В тусклом свете, что пробивался сквозь бычий пузырь, заменявший слюду в маленьком оконце, Миральда увидела грубо сколоченный стол и две лавки. На одной из них, ссутулившись, сидела хрупкая женщина, закутанная в плащ мышастого цвета, латанный-перелатанный, но чистый. Она сидела спиной к Миральде, и та видела только длинные прямые волосы цвета воронова крыла, расплескавшиеся по плечам и спине.

– День добрый, – осипшим голосом сказала ведьма, – не позволите ли передохнуть в вашем доме?

Женщина вздрогнула. Не оборачиваясь, указала на пустую лавку.

– Садись, ведьма.

Голос ее был очень мягким, приятным, с едва заметным певучим говором – но Миральда оторопела так, словно ей в лицо швырнули самые страшные оскорбления.

– Откуда вы знаете, кто я?

Женщина медленно обернулась – и крик застрял в горле.

У нее было очень бледное лицо с правильными чертами. Тонкие черные брови с капризным изломом. Изящный носик и едва тронутые краской губы. А глаза – огромные, продолговатые – как два полированных куска черного обсидиана, ведьминого камня. Ни белков, ни радужки – только бездонная и отражающая свет чернота.

Болотная ночница.

– Я все знаю про тебя, ведьма, – сказала нелюдь, медленно поднимаясь.

Миральда судорожно схватилась за компоненты заклятий – но они рассыпались в пальцах прахом. Хотела бежать – но вдруг поняла, что за спиной – бревенчатая стена и никаких сеней нет и в помине.

Ночница подходила все ближе.

– Почему ты пытаешься бежать, сестра?..

И вдруг все оборвалось, провалилось в мешанину цветных пятен.

Тук-тук-тук…

Тук-тук-тук…

Миральда открыла глаза, в ужасе уставившись в низкий потолок.

Кто-то настойчиво стучал в затянутое бычьим пузырем оконце.

Она выбралась из-под одеяла, стараясь не разбудить двух тревожно заворочавшихся сестренок, накинула длиннополый халат из черного шелка – давний подарок одного очень состоятельного поклонника – и, прошлепав босиком по полу, открыла.

На пороге стояла молоденькая девушка, еще почти ребенок. Гибкая, как ивовый прутик. Она была одета в простое платьице из домотканого полотна, на ногах красовались добротные башмачки. Нервно теребя длинную черную косу в руку толщиной и прикусив губу, гостья со страхом и благоговением взирала на Миральду. В воздухе повисла неловкая тишина. Затем девушка, все также теребя косу, пробормотала себе под нос:

– Говорят, вы ведьмы. Это правда?

– Мой ответ будет зависеть от того, что тебе нужно от ведьм.

Чуть запоздало Миральда подумала, что, возможно, ее голос прозвучал слишком строго – потому что девушка-ребенок вздрогнула, съежилась и опустила глаза.

– Говори, не бойся, – Миральда тепло улыбнулась, – что случилось? Парень к другой ушел?

Девушка горько улыбнулась – одним уголком рта.

– Ах, как было бы хорошо, если то, что говорят о ведьмах – правда! Вы ведь защищаете нас от нелюди? От злой, темной нелюди?!! Мне… я как только узнала, что ведьмы приехали, так к вам и решила зайти… больше – никто мне не поможет.

В больших карих глазах что-то подозрительно заблестело.

Жизненный опыт подсказывал Миральде, что это либо просто впечатлительная дурочка, каких хватает, либо… плохо дело. Миральда быстро огляделась – не следит ли кто за ними – и, схватив посетительницу за локоть, втащила ее в дом.

– Проходи, не бойся. Здесь поговорим, чтобы никто не мешал. Как тебя зовут?

– Шенти.

Девушка опасливо покосилась на сладко спящих в углу ведьм.

– Не обращай на них внимания, – Миральда беспечно махнула рукой, – дрыхнут так, что колотушкой не разбудишь. К сожалению, сесть пока что здесь негде, так что придется тебе рассказывать стоя. Итак?..

Шенти поежилась – и еще раз воровато огляделась по сторонам. Будто боялась, что ее кто-то услышит.

– Говори, – твердо сказала Миральда, – чтобы это ни было, я сперва выслушаю.

И, задрожав всем телом, как осиновый лист, Шенти приподняла подол платья, демонстрируя худенькие икры. Ведьма невольно присвистнула. Потом тихо ругнулась – так, что уши девушки вмиг сделались малиновыми.

– И как это стряслось?

На правой голени красовался застарелый, незаживающий укус болотной ночницы – глубокие черные отметины от зубов нелюди. А кожа вокруг подернулась синими прожилками. Начавшееся перерождение докатилось уже до середины бедра.

Шенти всхлипнула.

– Она… она сказала мне, что я очень красивая, и что ей хочется сделать меня своей сестрой. Я вырвалась, но она… Что же теперь будет?!!

Миральда бросила осторожный взгляд в сторону сестер – они дружно посапывали. Но, конечно же, на самом деле уже давно проснулись – и внимательно слушали.

– Что будет, что будет… Если ночница положила на кого глаз, никуда не денешься. Да ты уже и без того… Скоро перестанешь быть человеком, Шенти.

Девушка всплеснула тонкими руками.

– Да как же… Почему? Она ведь только укусила меня!

– Поверь, этого достаточно, – Миральда покачала головой, – именно так они себе сестричек и делают. Вон, Кайэрские топи просто кишат этой нелюдью…

По бледным щечкам Шенти покатились, одна за другой, крупные слезинки.

– Перестань, – Миральда внимательно осматривала укус, – помочь тебе еще можно, вот только…

– Что?

– Только не сейчас, Шенти. Утро и день – не самое лучшее время для ведьмовских дел. Приходи к нам после заката – и мы уж постараемся тебя освободить от этой дряни. Где ты встретила нелюдь?

Всхлипывая, Шенти ударилась в долгие и пространные объяснения, из которых Миральда только и поняла, что болотная ночница обосновалась к северу от деревни, на небольшом болоте, там, где начинают расти гигантские ели Дэйлорона. Откуда пришла тварь в эти места, было совершенно неизвестно – да это и не играло особой роли.

– И чего тебя понесло на болота? – только и поинтересовалась Миральда, – сами ведь знаете, кого там можно встретить! Тебе еще повезло, девочка. А вот если бы на твоем пути встретился бы упырь, или еще того хуже – зеркальник…

Шенти взглянула на нее в панике.

– Ягоды собирала. Сама не заметила, как… А эта тварь, как ящерица – шмыг из норы, и…

Слезы с новой силой покатились по лицу.

– Ну, все, хорош плакать. Слезами делу не поможешь, – Миральда потрепала ее по плечу, – мы будем тебя ждать после заката.

Ведьма приоткрыла дверь, выглянула наружу – солнечный свет с трудом пробивался сквозь беловатую муть тумана. И поблизости никого не было.

– Иди, быстро. Не надо, чтобы тебя здесь видели.

И долго смотрела, как худенькая фигурка растворяется в молочной дымке.

Затем повернулась к сестрам.

– Ну, что скажете?

– Знакомая история, – с зевком прошелестела Глорис, – хорошо, что девушка пришла утром… так у нас весь день впереди.

Что может сделать ведьма, когда к ней приходит человек, медленно, но неотвратимо перерождающийся в болотную ночницу? Во-первых, уничтожить первопричину перерождения, во-вторых – выгнать заразу, расползающуюся по жилам жертвы. Проще говоря, отправиться на болота, найти логово нелюди и, прибегнув к самой обычной силовой магии, убить тварь, и только уж потом лечить пострадавшего.

Эта ночница была далеко не первой в практике трех ведьм, и потому Миральда могла позволить себе хранить относительное спокойствие. Конечно, болотные ночницы – опасны. Они хитры, прекрасные творцы иллюзий – да и Силу черпают отовсюду, в отличие от людей, которым доступна только магия, порождаемая природой вещей. Но самое главное оружие болотной ночницы – это мудрость, которую тварь впитывает из всего окружающего ее мира. Если вступить в переговоры с ночницей – она убедит в чем угодно, убаюкает, отвлечет – а потом и убьет. Или покусает, чтобы продолжить род. И, что ведь обидно – речи болотной ночницы не лживы. Наоборот, она всегда говорит правду – горькую, обидную, но правду – о жизни человеческой.

Поэтому болотных ночниц лучше не слушать. Сразу нанести удар, чтобы у них уже не возникло желания вести задушевные беседы…

Миральда еще раз осмотрела набор ингредиентов, откуда она будет черпать Силу: три кусочка черного обсидиана, на серебряной цепочке, на поясе – мешочек с толчеными лягушачьими косточками, рядом с ним – две птичьих лапки, связанных между собой алой шелковой нитью. Обычный набор для работы с огненной стихией. У сестер – такие же компоненты.

– Никаких разговоров, – напомнила она двум другим ведьмам. Ведь старшей так и полагается себя вести – чтобы не натворили глупостей.

– Мы помним, – скривилась Эсвендил, – пошли.

…Как и положено истинной болотной ночнице, эта поселилась в самом гиблом месте среди болот. Сырой воздух был напитан запахом гнили, к коему незаметно примешивался приторный запах разлагающейся плоти. Глорис поморщилась.

– Фу, какая гадость.

– Зато мы можем быть уверены, что идем в нужном направлении, – холодно усмехнулась Эсвендил. И похлопала по рукояти тяжелого охотничьего ножа, который с недавнего времени предпочитала брать с собой в подобные прогулки. Миральда, правда, так и не могла уяснить – зачем ведьме нужно оружие, но Эсвендил упрямо таскала нож с собой и отмалчивалась.

Миральда остановилась. Дальше начиналась топь, прикрытая сверху изумрудным ковром мха, посыпанная яркими бусинами клюквы. В просветах между черными, гниющими стволами виднелся островок, на макушке которого возвышалась небольшая хижина – жилище болотной ночницы.

Интересно, чем сейчас занята нелюдь? Спит? Ночницы на то и ночницы, чтобы день проводить в глубоком сне, а ночью выходить на охоту. Правда, бывали случаи, когда обстоятельства вынуждали нелюдь бродить днями, отчего они только свирепели.

– Ну, и как мы до нее доберемся? – подала голос Эсвендил, – по воздуху мы летать не умеем.

– У нее должны быть отнорки, – Миральда внимательно огляделась, – она ведь как-то появляется на краю болота!

– Тихо, – пальцы Глорис впились в ее плечо, – прислушайтесь.

Где-то плакал ребенок.

– Интересно, это иллюзия или нет? – только и пробормотала Миральда.

И вдруг… На самом краю зрения, среди зеленых кустов, мелькнула беленькая рубашонка.

Может быть, и вправду на болотах чей-то ребенок, которого ночница заманивает иллюзией?

Хотя, быть может, и наоборот – как раз их заманивают иллюзией ребенка.

– Будьте осторожны, – только и сказала ведьма, – очень…

И громко крикнула мелькающему белому пятнышку:

– Эй!!! Эй, иди к нам! Мы не сделаем тебе ничего плохого! Там болота, осторожнее!

Ребенок остановился и прекратил плакать. Затем…

– Мама! Мама, ты где?!!

– Он… настоящий? – беззвучно прошептала Глорис.

– Не знаю… не уверена.

– И что, мы и дальше будем вот так стоять?

Миральда, прищурившись, до рези в глазах вглядывалась туда, где белела рубаха. Крикнула еще раз:

– Иди сюда! Мы отведем тебя к маме!!! Не бойся!

Ей ответило эхо. Откуда эхо на болоте?..

Внезапно ребенок вскрикнул – и бросился вперед. Прямиком в ледяную бездну трясины.

Миральде показалось, что еще немного – и она сама лишится рассудка. Теперь дитя кричало – но уже от ужаса, в то время как его щуплое тело заглатывала ненасытное чрево болот.

– Неет! – она рванулась вперед, сквозь колючки, раздирая в кровь руки.

Белое пятно уже почти скрылось под зеленым покровом, худенькие ручки беспомощно молотили по выступившей черной жиже.

– Только не дергайся! – крикнула Миральда.

Она была уже совсем близко. Она уже видела бледное, перекошенное от страха личико, слипшиеся от пота и грязи кудряшки… Ребенку могло быть лет пять от силы… Как он попал на болота?!!

На бегу Миральда подхватила какую-то палку. Сейчас… сейчас… она должна успеть!

И вдруг все исчезло.

Ребенка больше не было. И даже не было видно, чтобы кто-нибудь барахтался в топи.

Миральда резко остановилась; ее бросило в пот. Значит, все-таки иллюзия… И теперь она одна, сестры, видимо, отстали.

В воздухе снова разлился ощутимый запах гниющей плоти. Ведьма опустила глаза и невольно вскрикнула – под ногами, из-под прелых листьев выглядывал маленький человеческий череп. А еще – клок полотняной рубахи…

Где-то рядом хрустнула ветка. Миральда резко обернулась – никого. Только тонкие ветви кустарника еще шевелятся, словно кто-то только что прошел мимо, отодвинув их со своего пути.

Ведьма развернулась, резко приседая, уходя в сторону – и как раз вовремя: острые, как лезвия, когти вспороли воздух там, где за миг до этого была ее шея.

Белое лицо в синих прожилках.

Спутанные, сбившиеся в колтун черные волосы.

Глаза – нечеловеческие, полностью залитые чернотой, так похожие на два полированных кусочка черного обсидиана…

И разверзнутая пасть, усаженная иглами зубов.

…Болотная ночница.

Нелюдь заверещала – да так, что, казалось еще немного – и лопнут барабанные перепонки. Миральда, задыхаясь, отскочила назад, восстанавливая дистанцию, одновременно обращаясь к Силе, запертой в ее обсидиановом ожерелье, костях лягушек и птичьих лапках. Огненные стрелы магии пронзили руки, ища выход; два слепяще-белых потока ударили в грудь ночнице, отбрасывая ее назад.

А из зелени кустов, навстречу распластавшемуся в воздухе телу нелюди рванулись еще потоки Силы, разрывая ночницу пополам.

… Эсвендил потрогала носком сапожка замершую верхнюю часть тела твари.

– Уфф… Ты заставила нас побегать, Миральда. Едва успели.

– Да уж, – Глорис усмехнулась, – но ты все равно молодец.

Миральда прислонилась спиной к черному стволу. Отчего-то ее мутило, перед глазами прыгали цветные пятнышки.

– Я думала… ребенок настоящий.

И невольно бросила взгляд туда, где из-под прелых листьев выглядывал детский череп. Проклятая нелюдь…

Эсвендил поморщилась.

– Всего лишь иллюзия, сестра.

И, пнув носком сапожка начавшее стремительно разлагаться тело ночницы, поинтересовалась:

– Ну что, будем брать это в деревню?

Разумеется, молчаливое свидетельство своих ведьмовских подвигов они оставили в лесу. Пройдет еще немного времени, и то, что было ночницей, рассыплется в прах, вернется в лоно Атхены, Матери-Земли, – и ничто не будет напоминать о том, что когда-то среди болот жила опасная тварь… Разве что только человеческие кости, оставшиеся после ее пиршеств.

Ведьмы вернулись в деревню грязные и усталые, прошествовали сквозь сбившиеся в кучу избы, ловя на себе неприязненно-недоумевающие взгляды женщин, и с гордо поднятыми головами скрылись в своей развалюхе.

Глорис, не раздеваясь, растянулась на тюфяке.

– Уфф… Мне кажется, наши таланты здесь не оценят.

И подмигнула Эсвендил. Та лишь пожала плечами.

– А ты никак ожидала, что тебя здесь примут с распростертыми объятиями?

Младшая открыла было рот, чтобы ответить – но как раз в этот миг в дверь осторожно постучали.

Миральда хлопнула себя рукой по лбу. Шенти! Как она могла забыть? Да и сестрички тоже хороши… А солнце уже висело над самым краем мира, аккуратный малиновый шарик, закутанный в легкий пух облаков.

– Это, я полагаю, наша страдалица? – недовольно пробурчала Глорис, неохотно поднимаясь с тюфяка, – ну, что ты, Миральда, замерла, как колода? Открывай. Делать нечего.

– Мы управимся быстро, – заверила Эсвендил, – ночницу-то убили.

Миральда отворила дверь, но – на пороге увидела отнюдь не Шенти, а здоровенного детину в не очень грязной рубахе и темно-синих шароварах, что должно было быть роскошью для этих мест. Его темные глаза двумя буравчиками впились в лицо Миральды, затем взгляд быстро переместился на Эсвендил и Глорис.

– Эээ, – промычал он неуверенно, – отец прислал узнать, как вы тут устроились и не нужно ли чего?

Ведьма, прищурившись, разглядывала парня – и, наконец, пришла к выводу, что лицо у него довольно приятное, только лоб малость низковат, что могло служить признаком отсутствия возвышенных мыслей.

– Ты сын Мареса? – она приветливо улыбнулась. Улыбка эта, как солнечный луч в воде, расплескалась на лице нежданного гостя, он улыбнулся в ответ – и показался ведьме очень милым.

– Да, – он покраснел и опустил глаза, – отец просил узнать…

Миральда и не заметила, как Глорис оказалась рядом с ней – плечом к плечу.

– У нас все просто замечательно, – сладко пропела младшая ведьма, – передай отцу, что мы благодарны, очень благодарны ему за все!

И тут же, подмигнув, добавила:

– А ты похож на Мареса, Хаттар свидетель! И статью, и лицом…

Улыбка на лице старостиного сына стала еще шире – хотя трудно было представить, что такое возможно.

– Э… ну… я пошел… тогда, – промычал он, неуклюже переминаясь с ноги на ногу.

– Нам было приятно тебя повидать, – Глорис вдруг шагнула вперед и дружески хлопнула его по широченному плечу, – заходи еще как-нибудь! И еще… Как тебя зовут, а?

В глубине избы презрительно хмыкнула Эсвендил. А самой Миральде захотелось сквозь землю провалиться от стыда. Потому что милая сестренка Глорис занималась ничем иным, как привораживанием. И – помилуй Атхена – кого? Грязного, неотесанного мужлана.

– Что это ты вытворяешь?!! – прошипела ведьма, ущипнув Глорис за локоть.

– Не твое дело, – огрызнулась та и, по-прежнему сладко улыбаясь, уставилась в карие глаза безмятежно улыбающегося мужчины.

– Меня… ээ… Маркеш…

– Замечательно! – бодро пискнула Глорис, – ну, иди, иди, Маркеш. Приятно было потолковать с тобой.

Он медленно побрел прочь, поминутно оглядываясь и рискуя свернуть себе шею. Миральда с треском захлопнула дверь.

– Зачем он тебе, Гло?

Та беззаботно махнула рукой.

– Это тебе никто не нужен, Миральда. А я – мне хочется жить, как все, понимаешь?

– Жить как все – это не значит вешаться на первого встречного, – уточнила Эсвендил. Она сидела на тюфяке, скрестив ноги, и расчесывала длинные волосы медного цвета.

– Я тоже так думаю, – заметила Миральда, – однако… где же Шенти?

Она снова распахнула дверь и вышла на покосившееся крыльцо, зябко ежась каждый раз, как ветер дул со стороны леса.

Солнце село; щупальца молочно-белого тумана выползали из болот, тянулись к сбившимся, словно цыплята без наседки, избам. И Миральда вдруг особенно остро ощутила что-то недоброе, угрожающее в этих холодных сумерках – словно дурное предчувствие всколыхнулось в груди.

Оглянувшись на сестер, Миральда спустилась с крыльца и выглянула на дорогу.

Никого – только постепенно сгущающийся белесый туман, клубящийся и живой.

«Не случилось ли чего?» – мелькнула тревожная мысль, – «народ здесь темный, нелюди страшится…»

Когда что-то легко коснулось плеча, ведьма едва не подпрыгнула. Стиснув защитный талисман, он обернулась и увидела Шенти, в сумеречной дымке куда как больше похожую на бесплотного духа, чем на живого человека.

– Я пришла, – громким шепотом сказала девушка, – еле улизнула.

– Хорошо, – выдохнула ведьма, – пойдем.

– А это… Это будет очень больно?

– Полагаю, ты даже не почувствуешь.

… Они все сделали, как обычно, и к утру Шенти заснула глубоким сном, каким спят после долгой, изматывающей болезни. С рассветом Миральда разбудила ее и, выводя из дому, попросила:

– Шенти… Ты не болтай о том, что мы для тебя сделали, хорошо? Как бы тебе хуже от этого не было, если узнают…

Девушка молча кивнула. Затем протянула на раскрытой ладони серьги с мелким речным жемчугом.

– Вот, возьмите. Больше мне нечем отплатить вам.

Миральда усмехнулась.

– Оставь их себе. Тебе они нужнее… А о нас – не беспокойся.

… А потом вся деревня откуда-то прознала, что три сестры, поселившиеся в старой избе, могут исцелять всяческие хвори. И потянулась к нам вереница больных и увечных; некоторым они помогали, некоторым сразу отказывали – когда помочь уже не могла никакая волшба. Но, как бы там ни было, дела трех ведьм пошли в гору.

– И где же вы так поранились? Впредь будьте осторожнее. Сейчас будет немножко больно, потерпите… Вот та-ак…

Миральда невольно улыбнулась, слушая, как щебечет Глорис над маленькой старушкой.

Сама она, сидя на полу, чистила котел, который, по правилам, следовало скрести до блеска после варки каждого зелья – чтобы пригоревшие остатки не испортили следующее снадобье, которое будет вариться в этом же котле.

– О, вы принесли гуся! Как мило! Мы очень, очень благодарны, – звонкий голосок младшей ведьмы искрился непритворным весельем, – теперь идите домой и вздремните. Когда проснетесь, рука полностью заживет.

Миральда, оглянувшись, увидела уже ощипанную тушку хорошо откормленного гуся. Значит, сегодня им обеспечено жаркое…

Затем вернулась к невеселому предмету своих размышлений.

Прошло четыре дня с того момента, как они убили болотную ночницу. Даже укус на ноге Шенти затянулся розовой пленочкой здоровой кожи. Но Миральду не оставляло странное ощущение – что-то было не так. Словно они не довели начатое до конца… А была в этом ощущении виновата серая тень, мелькнувшая вечером за окошком. Ее видела Эсвендил, которая сразу же выскочила наружу, схватившись за свои охранные амулеты – но там не было никого. Да и поблизости от их избы было пусто. И тихо.

Зато под окнами Миральда обнаружила цепочку следов от узких женских ступней, причем босых ступней. Упыриха? Еще одна ночница? А, может быть, на болоте жило две ночницы, и теперь вторая будет бродить вокруг деревни, снедаемая жаждой мести за сестру?

Эсвендил только покачала головой и сказала, что надо бы снова наведаться на болота – и поймать проклятую нелюдь. Пока ночница, в своем озлоблении, не натворила чего. Обе сестры согласились с этим – но тут к ним повалила целая толпа больных и поранившихся людей, так что невозможно было развернуться – и уйти на болота.

… Миральда дочистила котел и установила его на печи. Глорис с торжествующим видом плюхнула рядом гусиную тушку.

– Мы уже знамениты, сестренка. Слухи доползли до соседней деревни.

– Нам надо идти на болота, – глухо пробормотала Миральда, – надеюсь, ты об этом не забыла.

– Пойдем, – пожала точеными плечами младшая, – а Эсвендил пусть посидит дома и примет всех желающих исцелиться.

Эсвендил, разбирающая собранные утром травы, усмехнулась.

– Что, уже надоело? Ну, идите. Я, так и быть, займусь целительством…

На том и порешили. Эсвендил осталась дома, а Миральда и Глорис, захватив все необходимое, отправились в путь.

День выдался не по-весеннему сумрачный, холодный. Сизый туман стелился по низине, оседая мелкими каплями на молодых травинках. Впереди маячили черные стволы деревьев в зеленом пуху, угрюмые стражи у врат болота.

– Эта может оказаться сильнее. И мудрее, – как бы между прочим, заметила Глорис, – ты никогда не думала, что из одного похода мы можем и не вернуться?

Миральда только пожала плечами. Конечно же, она много раз размышляла над этим. Ведь погибла же их мать в схватке семейством упырей… Славная была ведьма, знали ее по всем западным рубежам… А порой нет-нет, да просачивался слух, что-де ведьма Ариста жила по молодости в Закрытом городе, за белоснежными стенами Алларена, там, где собрались благородные маги со всей Империи. Своим дочерям Ариста никогда не рассказывала, отчего покинула столицу – но злые языки говаривали, что она разругалась с самим загадочным Магистром. Миральда была склонна верить слухам: простая крестьянка или дочь ремесленника никогда бы не смогла обучить своих детей всему тому, что знала и умела их мать.

Ариста ушла сумрачным вечером, чтобы выручить жителей маленькой деревушки, оставив дочек в трактире и строго-настрого наказав дождаться ее, что бы ни случилось. Ушла – и не вернулась. Когда жаркое солнце поутру загнало темную нелюдь в норы, мужики привезли в деревню то, что осталось от ведьмы…

Но – мать была одна. А они, три сестры, никогда не выходили на бой поодиночке, и в этом была их сила.

– Это я к тому, что мы каждый раз рискуем остаться с выпущенными кишками. И ради чего? Вернее, ради кого? – Глорис испытывающее посмотрела на сестру, – в то время как те, кого мы называем нелюдью, жили здесь, наверное, с начала времен, и виноваты лишь в том, что отличаются от людей.

Ох, уж эта Глорис с ее вечными сомнениями! Миральда нахмурилась. Лучше никогда не задумываться над тем, ради чего… Иначе в определенный момент начинаешь понимать, что идешь по пути, который ведет в никуда…

– Это наш долг, – откашлявшись, сказала она, – те, кому дана власть, обязаны ее использовать для того, чтобы защитить свой народ… Разве ты забыла, чему нас учила старуха Геппетина?

Сказала – и поморщилась, вспомнив, что гибель старой ведьмы была весьма показательной: ее сожгли на костре ее же земляки, когда старуха не смогла вылечить заражение крови у одного крестьянина.

– Вот именно, Геппетина, – темные глаза Глорис полыхнули яростью, – ради кого мы так рискуем? Разве ты не видишь, что улыбаясь, они боятся и ненавидят нас, потому что в наших руках – власть, им недоступная?!!

– Это наш долг, – пробормотала еще раз Миральда. Правда, уже не столь решительно, – да и к чему эти разговоры? Сама ведь знаешь – они ни к чему не приведут. Какой смысл задаваться вопросом – почему все так, как есть?

Глорис упрямо мотнула головой – отчего огненным всплеском молочную дымку вспороли ее рыжие волосы.

– А если нас ожидает та же судьба, что и несчастную Геппетину? Что бы тогда ты сказала о долге?

Больше они не разговаривали. Шли молча, напряженно всматриваясь в призраки черных деревьев. Все ближе и ближе… Что ждет их там? Каковы силы сестренки убитой ночницы?

Пальцы Миральды невольно сомкнулись на цепочке с кусками обсидиана. По позвоночнику пробежал неприятный холодок. Неясное предчувствие…

– Постой, Глорис, – ведьма придержала младшую за локоть, – я пойду первой. И если что-то случится…

Та подчинилась. Все-таки Миральда была старшей.

Лес встретил их тишиной. Словно вся мелкая живность, которая издает множество звуков, спешно ретировалась из этого места. В безветрии клубился белесый туман у вспученных корней, складываясь в причудливые фигуры.

Не самый удачный день для охоты, как ни крути.

Они, стараясь не издавать лишнего шума, спустились по откосу к тому месту, где лежал в прелой листве детский скелет – и где нашла свою гибель болотная ночница. Ничего здесь не изменилось: все также белели человеческие кости, рядом – разорванный надвое оплывший скелет твари. Миральда покачала головой.

– Может быть, то, что приходило к нашим окнам, пришло вовсе не отсюда? И искать ее надо в другом месте?

– Если только поблизости есть другое болото, – мрачно заметила Глорис, – мы могли бы для начала проверить, подходил ли кто к останкам.

– И то верно, – Миральда, прищурившись, огляделась, – если это сестренка, то она наверняка побывала здесь и оставила след.

Они очертили по земле вокруг скелета ночницы круг, аккуратно рассыпали по борозде смесь толченых рыбьих глаз и золы вороньих перьев – замечательных ингредиентов, высвобождающих силу, позволяющих увидеть память земли. Порошок задымился.

То, что происходит во время каждой волшбы, не понять обычному человеку, лишенному дара. Только избранный сможет увидеть искрящиеся струи, и только избранный сможет впитать их, преобразовывая в себе. А знание того, к какому случаю какая сила подходит – передается в поколениях.

– Что-нибудь видишь? – прошептала Глорис, глядя в землю, сквозь чернеющий скелет.

Миральда покачала головой. То ли спираль силы еще не развернулась, то ли… никто не подходил к останкам.

А ведь, будь у ночницы сестра, она обязательно пришла бы, по крайней мере узнать, кто был убийцей.

Дым щипал глаза – так, что слезы непроизвольно покатились по щекам.

– Ничего мы здесь не увидим, – проворчала Глорис.

– Да, пожалуй.

И вдруг…

Это было похоже на вспышки яркого света в туманной мути.

В ноздри ударил запах гнили и тины – так, будто Миральду с размаху ткнули носом в болотную жижу.

– Проклятье! Значит, все-таки вторая ночница!

Глорис быстро вытерла глаза.

– Да, я видела. Что дальше, сестричка?

– Пойдем, хотя бы издали взглянем на домик посреди болота.

– А что от этого изменится?

Миральда пожала плечами.

– Но ведь ничего другого ты все равно не можешь пока предложить, верно?

Внезапно глаза Глорис расширились – и она схватилась за амулеты.

– Вон она, Миральда! В сторону, быстро!

…У полусгнившего ствола, опершись на него белой рукой, стояла болотная ночница – и беззастенчиво разглядывала двух ведьм. Все было так, как показала память земли: латанный серый плащ, босые ноги, какие-то лохмотья, бывшие когда-то обычным платьем…

Невзирая на то, что время приближалось к полудню, нелюдь откинула за спину капюшон – Миральда увидела юное, очень красивое лицо, обрамленное гладкими черными волосами. Глаза, как водится у ночниц, тоже были черными. Нелюдь спокойно стояла, наблюдая за действиями Глорис, надменно вздернув подбородок. И не торопилась – ни нападать, ни убегать.

Это была та самая ночница, из странного сна.

В душе зашевелился холодный червячок страха – к чему все это? И простая ли цепь совпадений? Но раздумывать было уже некогда.

– Сейчас я тебе… – пробормотала Глорис.

Шар лохматого пламени рванулся вперед, к серой фигуре; ночница подняла худую руку, словно в попытке прикрыть глаза, и… Раздался глухой хлопок. Пламя, так и не добравшись до нелюди, погасло – будто это был и не страшный огненный шар, а всего лишь вполне безобидный огонек свечи.

Над болотом прошелестел хриплый смех. А потом…

– Глупые люди! Глупые, глупые…

Резко крутнувшись, ночница метнулась прочь. В пелену тумана.

Глорис в недоумении глядела ей вслед.

– Она…

– Отбила твое заклятье, – закончила Миральда, – эту дрянь так просто не возьмешь… Видишь, она даже не считает нужным воспользоваться иллюзиями!

– Быть может, это и была иллюзия?

– Не знаю. Вряд ли. Во всяком случае, теперь нам придется идти за ней. Или мы ее – или она нас.

Глорис молча кивнула.

Что может быть хуже, чем идти по следу хитрой болотной ночницы? Разве что только погоня за матерым зеркальником.

Серый плащ время от времени мелькал впереди, в просветах между черными, гниющими деревьями. Тварь не торопилась, даже останавливалась, когда ведьмы начинали отставать. Но в то же время близко к себе не подпускала. Шелестящий смех, отражаясь от сырых деревьев, сводил с ума.

Несколько раз Миральда уже порывалась повернуть назад – но опыт ведьмы подсказывал, что тогда нелюдь будет красться за ними, пока не окажется в самой выгодной ситуации, и тогда…

– Ну, я до тебя доберусь, – процедила она, когда ночница в очередной раз повернулась к ним лицом – и чуть ли не поманила к себе.

– А в топи она нас не заведет? – усмехнулась Глорис, – хотя… она как раз уходит от болот. Похоже, что идет прямиком на север, к Дэйлорону. Но почему?

И погоня продолжилась.

Надо сказать, сестренка убитой ночницы превосходно знала эти места – словно исходила их вдоль и поперек. Впрочем, если судить по ее могуществу, ей должно было быть немало лет. Опасный, могущественный противник даже для двух одаренных ведьм.

Перед глазами вновь возникло молодое, замершее в вечности лицо ночницы. Что-то было не так в нем, но Миральда не могла понять, что. Слишком… правильные черты… слишком, чтобы их обладательница при жизни была человеком. Впрочем, почему – «при жизни»? Болотная ночница – отнюдь не оживший труп. Это просто… нелюдь… Да еще сон…

Задумавшись, Миральда на миг отвлеклась – и тут же поплатилась.

– Осторожно!!! – взвизгнула сзади Глорис, – Миральда!

Нога зацепилась за что-то мягкое, скользкое. Деревья, окутанные туманом, резко качнулись, рванулись куда-то вбок… И Миральда сама не поняла, как обнаружила себя распростертой на земле.

Затем… в уши ворвался истошный визг – но он не принадлежал преследуемой твари.

Миральда ловко перекатилась на бок и поднялась на ноги. Быстро огляделась – ночницы и след простыл. Или она просто затаилась, ожидая подходящего для нападения момента.

Глорис, потеряв дар речи, таращилась на нечто, послужившее причиной падения.

А это нечто истошно верещало, как может верещать избалованный ребенок, которому не дают конфет.

Ведьма вздохнула. Еще раз огляделась в поисках размытого силуэта ночницы. Потом ее взгляд вернулся к скорчившемуся посреди тропы существу, не прекращавшему вопить.

Видом своим оно сильно напоминало человеческого младенца: безволосая голова, ручки, ножки и туловище. Только кожа была сморщенная, серая и скользкая. Да большой рот набит острыми, как иглы, зубами. А глаза – глаза были маленькими, как бусинки, и черными.

– Только этого нам и не хватало, – Миральда обреченно оглядывала существо. Кажется, зацепившись башмаком, она ничуть ему не повредила.

– Да уж, – выдохнула Глорис.

Обе они прекрасно знали, что это такое.

Сморщенное создание было ничем иным, как личинкой дэйлор.

– И что теперь будем делать? Я имею в виду, с ночницей? Да и с этим…

– Его следует оставить там, где мы его нашли, – твердо сказала Миральда, – и как можно скорее вернуться домой. Не нравится мне все это… Дэйлор не бросают свое потомство. Кто знает, быть может, это ловушка?

Глорис осторожно обошла верещащую личинку, затем наклонилась и внимательно осмотрела ее. Хмыкнула.

– Не похоже, что его недавно оставили здесь, Миральда.

– Его?

– Ну да, его. Можно подумать, что тебе этого не видно. А если ты приглядишься повнимательнее, то увидишь, что будущий дэйлор – кожа да кости. Напрашивается вывод, что его бросили в лесу несколько дней назад.

Миральда, не говоря ни слова, присела на корточки рядом с личинкой, стараясь не попасть в область досягаемости его маленьких, но цепких ручек.

Глорис была права: серая кожа складками висела на косточках, так, словно личинку давно не кормили. Кроме того, маленький дэйлор был покрыт царапинами и ссадинами, которые кое-где уже загноились.

– Чушь какая-то, – пробормотала Миральда, – первый раз такое вижу… Кстати, как он на тропинке-то оказался?

– Он выполз на нее как раз в тот момент, когда ты не смотрела под ноги, – ехидно сообщила Глорис. И тут же, вполне нормальным тоном, поинтересовалась, – так что мы с ним будем делать, сестренка?

– По-моему, я уже сказала. Оставим здесь, а сами отправимся в деревню – раз уж ночницу упустили!

Личинка затихла, уставившись на Миральду глазами-бусинами, отчего та почувствовала себя как-то неуютно. Взгляд черных глаз вдруг показался ей вполне осмысленным. Умоляющим. Ведьма поспешно выпрямилась.

– Ты собираешься бросить его здесь умирать?

– А что мы можем сделать?

Глорис пожала плечами.

– Ты сама знаешь, что мы можем сделать. Мы можем взять его с собой в деревню. По крайней мере, там он не умрет с голоду.

Миральда покачала головой.

– Ты сама не знаешь, что предлагаешь, Гло. Мы ведь не знаем, что будет происходить с личинкой дальше! Да и где мы будем его держать? Ведь к нам ходят люди, а им вряд ли понравится присутствие нелюди…

– У нас есть пустой коровник, – терпеливо напомнила Глорис, – и мы сможем подробно изучить тот путь, который проходит дэйлор от состояния личинки до полного развития.

Миральда еще раз посмотрела на дэйлор. Нет, положительно, он уже все понимал! Черные глаза-бусины, лишенные белков, внимательно наблюдали… изучали…

Но, перед тем, как сдаться на милость младшей ведьмы, Миральда, пробурчала:

– Он не даст взять себя, Глорис. Покусает. Гляди-ка, зубы какие!

– Нет, что ты!

И, не успела Миральда и глазом моргнуть, как ее сестра подхватила личинку на руки. Цепкие пальчики моментально сомкнулись на воротнике куртки Глорис. Лицо личинки, уродливое, с расплывчатыми, будто смазанными чертами, сморщилось – и ведьмы услышали громкое урчание. Как может урчать сытый кот на коленях хозяйки…

– Вот, видишь? – и Глорис, совсем как девчонка, показала язык.

Миральда только вздохнула. Происходящее совершенно ей не нравилось: странная погоня за болотной ночницей, в то время как нелюдь могла принять бой на равных, личинка, оказавшаяся в лесу при столь странных обстоятельствах…

Дэйлор урчал, преданно глядя на Глорис.

– Давай его хотя бы в куртку укутаем, что ли, – проворчала Миральда, – если ты его так в деревню потащишь, нас оттуда выгонят еще до вечера…

Эсвендил только всплеснула руками.

– Да вы рехнулись! Только личинки дэйлор здесь не хватало!

– Мы знаем, отчего ты так их не любишь, – высокомерно заметила Глорис, – но это не причина, чтобы оставить малыша погибать от голода! Не переживай, мы поселим его в коровнике, и он не будет тебя беспокоить…

– А что ты будешь делать, когда он начнет превращаться во взрослого дэйлор? Ты даже не знаешь, как это происходит!

Но Глорис уже не слушала. Заперла дверь на щеколду – чтобы никто из соседей ненароком не заглянул, и положила личинку на стол.

– Ну-ка, малыш, сейчас будем обедать! – сладко пропела ведьма, будто собиралась кормить собственного ребенка. Пошарив взглядом по печке, схватила кусок запеченной гусятины.

– Ты уверена, что ему можно это есть? – хмыкнула Эсвендил, – еще подохнет от такой-то пищи…

Глорис вспыхнула и окинула ее сердито-презрительным взглядом.

– А зубы ему на что? Если есть зубы, значит, он умеет ими пользоваться!

И поднесла мясо ко рту дэйлор.

Результат превзошел все ожидания: ведьма едва не лишилась пальцев, успев отдернуть руку в самый последний момент. А личинка, проглотив кусок, широко раскрыла рот – и противно заверещала, видимо, требуя добавки.

– Он нас объест, – холодно заключила Эсвендил. И, фыркнув, удалилась в спальный угол.

– Надо подготовить ему место, – промолвила старшая ведьма, до сих пор молча наблюдавшая за происходящим, – и еще… Не мешало бы его помыть и обработать ссадины.

– Да, да, ты права… – Глорис с умилением скармливала куски гусятины оголодавшей личинке, – только вот покормим его…

…Личинку поселили в ранее пустовавшем коровнике, для начала соорудив добротную подстилку из соломы, застеленной чистым полотном, и первые три дня Глорис не отходила ни на шаг от своего любимца. Затем у дэйлор, благодаря стараниям все той же несносной младшей, появился соперник – в лице Маркеша. И Глорис, уподобившись мартовской кошке, начисто забыла о том, что личинку надо кормить, поить, и мыть.

Миральда только вздыхала. Она по-прежнему оставалась старшей – и оттого все заботы неизменно ложились на ее плечи.

Теперь именно она ухаживала за уродливым серым младенцем, даже разговаривала с ним, жалуясь на непутевую сестру. Кормила, мыла, меняла «пеленки». Убирала.

А будущий дэйлор смотрел на ведьму своими глазами-бусинами. Понимающе. Немножко печально. И громко урчал, когда она щекотала его округлившийся животик. К слову, отъевшись, он стал выглядеть несколько приятнее, чем в день, когда, в поисках матери, прыгнул под ноги бегущей Миральде. Кожа разгладилась, матово заблестела; ручки и ножки пополнели, сделавшись даже пухленькими. А на подобии лица начал расти нос – похожий чем-то на молоденькую картошечку, только серую.

Ведьма уже не считала личинку уродливой. Правда, ее продолжал смущать широкий, от уха до уха, рот, полный белоснежных игл-зубов. И еще она вздрагивала, когда будущий дэйлор, забравшись на потолочную балку, с громким «плюх» прыгал вниз, на солому.

Впрочем, когда он спал, Миральда видела в нем самого обычного ребенка.

Иногда ведьма даже брала его на руки и носила по коровнику, мурлыча под нос совершенную несуразицу. Тогда личинка жмурилась и громко урчала, всем своим видом демонстрируя удовольствие от подобных процедур.

«Может быть, хорошо, что мы не оставили его там», – думала Миральда, улыбаясь зубастому существу, – «в лесу он бы умер, а теперь он со временем превратится в дэйлор…»

О том, что будет дальше, она предпочитала не задумываться, потому что с мыслями о расставании неизменно приходила печаль.

…Что касается болотной ночницы, то она больше не появлялась в деревне. Эсвендил несколько раз заикалась о том, что неплохо бы наведаться на болота и завершить начатое – но Глорис только хлопала ресницами и мчалась на очередное свидание. А Миральда не могла отлучиться надолго, потому что дэйлор оказался обжорой и постоянно требовал пищу, начиная противно верещать каждый раз, когда обед задерживался. Делал он это столь пронзительно, что было слышно за стенами коровника.

– Еще подумают, что мы крадем детей и варим из них зелья, – бурчала Эсвендил, – иди, корми его. Взять взяли, а следить – не следите.

…Проказливый дэйлор никак не хотел покидать потолочную балку. И это невзирая на то, что и пеленки были застелены чистые, и вареная курятина исходила вкусным паром.

Миральда погрозила личинке пальцем.

– Лучше слезай. Не то останешься без обеда.

Громкое урчание в ответ.

– Что, поиграть со мной решил? Не советую…

Личинка заерзала на узкой балке, едва не свалилась – но успела вцепиться в дерево когтями и зубами. А потому осталась наверху.

– Ну, как знаешь, – Миральда пожала плечами, – сиди, если тебе так нравится там…

И, с наиграным равнодушием отвернувшись, ведьма склонилась над невысокой кроваткой, сооруженной из досок и большущей охапки сена, чтобы разгладить куски полотна, служившие пеленками дэйлор.

– Вот оставлю без обеда, будешь у меня знать, – пробурчала она себе под нос.

И едва не подскочила, ощутив на талии тяжелую руку.

Сердце мгновенно прыгнуло в желудок. Крик застрял в горле…

– Моя курочка! – выдохнул вместе с перегаром староста, – ну наконец-то я тебя застал одну!

А, вот оно что… Миральда нашла в себе силы улыбнуться. Всего лишь пьяный староста. Ну, уж с кем-с кем, а с этим мужланом она управится…

– Марес, – сладеньким голоском пропела ведьма, – что ты здесь делаешь?

Разумеется, вопрос этот был лишним. И так понятно, зачем он пришел.

В медвежьих объятиях становилось трудно дышать.

– Эй, отпусти! – возмутилась Миральда, подумав, что только переломанных ребер ей не хватало.

– Я тебя уже давно… ик!.. подстерегаю, мой цыпленочек!

– Да о чем это ты? – она уперлась локтями в широченную грудь, – отпусти! Что, забыл, кто я? Не то хуже будет!

Пустая, пустая угроза. Ведь ничего она сейчас не сделает – все ингредиенты заклятий остались на полках. Да и зачем бы ей таскать с собой полный боевой арсенал, особенно отправляясь перестилать пеленки младенцу дэйлор? Хорошо еще, что силен страх перед ведьмами – и вера… глупая вера в Силу, горящую в них, не нуждающуюся ни в чем…

Однако слова не помогли.

Марес только сильнее прижал ее к себе. Хрипло, бессвязно, пробормотал:

– А… обещала!.. ик… Помнишь?

– Отпусти! – взъярилась ведьма, – если ты сейчас же не уберешься отсюда… Клянусь, я тебе такую жизнь устрою, что свет с горошину покажется!

Угроза подействовала. Правда, не совсем так, как рассчитывала ведьма – вместо того, чтобы ретироваться, Марес одной рукой швырнул ее на только что застеленные пеленки.

– Ах ты, маленькая дрянь! Думаешь, меня так просто… ик…об… мануть?!!

Миральда закусила губу. Неужели этот грязный мужлан знал, что ведьма бессильна без источников Силы?

– Пошел вон! – гаркнула она, поднимая вверх руки и нацеливаясь в Мареса знаком огня– большие пальцы и мизинцы – соединены, остальные – сжаты, как в кулак, – клянусь, изуродую! Считаю до трех!!!

Она была бессильна извлечь огонь из ничего, но иногда решительность и напор – единственное оружие. И на сей раз Марес заколебался.

– Раз… – голос Миральды отразился от бревенчатых стен.

Староста, чуть раскачиваясь, не двинулся с места. Видимо, слова с большим трудом пробивались в сознание сквозь пары браги.

– Два! – звонко выкрикнула ведьма, приподнимаясь на сене, стараясь неотрывно глядеть в маслянистые, глубоко посаженные глазки. Неужели он так уверен в себе?.. Может быть, она все-таки сможет внушить ему хотя бы видимость огня? Или… или какого-нибудь чудовища…

Марес ухмыльнулся.

– Ну, давай, чего ждешь? Что, нет… ик… волшбы в пустых руках?

Последнее слово – «три» – застряло в горле. Запоздало мелькнула мысль, что староста оказался не так прост, и что надо быть с ним полюбезнее… Миральда опустила руки.

И в этот миг… Как она могла забыть о малыше дэйлор?!!

Сверху, с противным визгом, на голову Маресу обрушилось серое зубастое существо, вцепилось когтями в лицо. В следующее мгновение острые зубы дэйлор прошлись по уху остолбеневшего старосты, отхватывая приличный кусок; брызнула кровь – и это заставило Мареса опомниться.

Дико заорав, он замахал руками, тщетно пытаясь стряхнуть с себя личинку; на его грязных штанах расплылось большое пятно. Миральда, завопив не хуже старосты, рванулась вперед.

– Отпусти!!! Отпусти, кому сказала!!! Марес, остановись! Слышишь меня?!! Прекрати!..

Ей удалось схватить дэйлор, оторвать его от обезумевшего от ужаса человека, причем в последний момент личинка едва не выдрала ему глаз. Миральда прижала к себе дэйлор, с ужасом взирая на старосту и мысленно проклиная тот час, когда Глорис приспичило притащить в дом нелюдь.

– Марес!!! – позвала она, надеясь, что тот способен еще понимать простые слова.

Лицо старосты напоминало кровавую маску ужаса; то, что осталось от уха, обильно сочилось кровью. Несколько мгновений протрезвевший Марес взирал на Миральду – с серым зубастым чудовищем на руках – а затем, тонко и жалобно взвизгнув, метнулся прочь.

Ведьма тихо выругалась. Взглянула в черные пуговки-глаза.

– Проклятье, проклятье… Что же ты наделал, а?

Дэйлор заурчал и выплюнул кусок уха.

Миральда заметалась по сараю. Что же делать? Бежать к Маресу и просить прощения? Но как она сможет объяснить, что кошмарная серая тварь – не порождение ее магии, а всего лишь личинка дэйлор, найденная в лесу? И надо предупредить сестер… А если крестьяне нападут – и убьют малыша? Горло сжалось в спазме.

– Что же ты наделал?!! Почему?..

Маленький дэйлор урчал, с недоумением глядя на плачущую женщину.

Миральда положила его на пеленки, постояла несколько мгновений, стараясь успокоиться, и невольно прислушиваясь к тому, что происходило за стенами коровника. Тишина.

Быть может, еще все можно уладить?..

Она спрячет на время личинку в лесу – так будет лучше для него же. Тогда раны Мареса можно будет свалить на невесть откуда взявшегося демона, который якобы уже давно вредит сестрам… А затем она пойдет к Маресу – и тогда уж придется постараться, чтобы уладить дело…

От подобных мыслей Миральда поморщилась – но тут же одернула себя. Ничего не поделаешь – придется терпеть. А не то – быть беде.

Руки предательски тряслись, когда она закутывала малыша в тряпки. Стараясь не смотреть в черные глаза, чтобы не видеть молчаливого укора, взяла его на руки – и торопливо вышла из коровника. Вокруг не было ни души, будто деревня вымерла; странная и неприятная тишина повисла в воздухе. Миральда заглянула в избу, чтобы предупредить сестер – но, к собственному удивлению, никого там не застала.

«Интересно, где они?» – ведьма покачала головой, – «видать, Глорис свиданничает, а Эсвендил… Наверное, пошла собрать трав…»

Вспомнив о бродящей среди болот ночнице, Миральда надела на шею обсидиановое ожерелье, а к поясу пристегнула свои мешочки. Затем положила притихшего дэйлор в корзину и поспешила к лесу, то и дело оскальзываясь на мокрой жирной земле.

Никто не остановил, не окликнул ее, пока она шла к деревенским воротам. Только лица бледнели сквозь мутные, затянутые пузырем, оконца. Да ненависть и страх сочились из всех щелей…

Миральда стиснула зубы. Да что же это такое? Повезет ли ей и сестрам когда-нибудь?

Дэйлор пискнул и закопошился в пеленках.

– Лежи! – прикрикнула Миральда, – все из-за тебя! И нужно было откусывать ухо этому дураку? Сама бы управилась. А теперь что будет? Марес в штаны со страху наложил, а тебе придется в лесу немного побыть, пока я все не улажу… Да, нельзя тебе было в деревне оставаться, нельзя!

Черные глаза-бусины внимательно смотрели на нее, изучающе и немного грустно.

– Ты ведь наверняка все понимаешь, а? – пробурчала ведьма, – значит, посидишь тихонько в корзине. А ночью я за тобой вернусь…

… Подходящее дерево Миральда нашла довольно быстро – старый дуб, в развилку которого прекрасно становилась корзина. Дэйлор молчал, только наблюдал за действиями ведьмы.

– Посиди здесь, малыш, – уже мягко сказала она, – и ничего не бойся. Я тебя не брошу, честное слово. Я еще увижу, как ты превратишься в настоящего воина!

Личинка оскалилась и заурчала.

– Вот и хорошо, – Миральда погладила дэйлор по лысой голове. А потом, сама не понимая зачем, поцеловала его в лобик.

– Сиди здесь тихонько, и все будет хорошо. Я обязательно вернусь.

Она быстро пошла прочь, стараясь не оглядываться – потому что знала: оглянись, и не сможет уйти, бросить этого несчастного малыша, еще раньше обреченного кем-то на смерть…

«Но я же вернусь за ним,» – пыталась оправдываться она перед самой собой, – «вернусь… Но… вдруг за это время с ним что-нибудь случится? Вдруг его ночница сожрет? Может быть, все-таки надо было его спрятать где-нибудь поближе к деревне?»

Миральда остановилась. Обругала себя круглой дурой. Ну конечно! Зачем было нести его так далеко? Ведь можно было спрятать его в погребе!

Миральда закричала – теперь уже по-настоящему. И, не разбирая дороги, понеслась в деревню.

Она бежала, не видя перед собой ничего, не ощущая, как ветки до крови царапают лицо; задыхаясь и с хрипом выплевывая воздух, вдруг ставший таким вязким. Перед глазами стояли лица сестер – бледные, безжизненные, в неестественно-ярких алых пятнах.

Ведьма едва помнила, как падала, как проткнула себе ладонь острым сучком. А потом… Поскользнувшись, Миральда покатилась по склону небольшого овражка; мир закрутился, размазался бесформенным пятном – и погас.

… Звезды. Яркие капли на черном небосклоне – как замерзшие в пустоте слезы. Продолговатый, застывший в прищуре малый глаз Хаттара, Отца-Неба. Шлейф лунного света, стекающий по черным ветвям.

Миральда села и огляделась, не совсем понимая, как попала на дно оврага. Затем… нахлынули воспоминания – безумный бег по лесу, видения, и сестры…

Застонав, ведьма обхватила голову руками. Глорис… Эсвендил… Неужели она почувствовала их гибель?

Не могло же это все быть просто иллюзией? Или… как раз иллюзией это все и было? Ведь не зря бродит по лесу ночница, заманивая в топи путников?

Ведьма осторожно поднялась на ноги – голова кружилась, каждая косточка ныла и болела, словно ее, Миральду, отходили жердями. Под черепом назойливой мухой билась мысль – если это дело рук болотной ночницы, то отчего же она, ведьма, до сих пор жива? Все должно было быть иначе…

Выкарабкавшись из овражка, Миральда побрела к деревне – но теперь уже осторожно, прислушиваясь к лесным голосам.

Силы постепенно возвращались к ней, шаг обрел былую упругость и легкость. Миральда неслышно скользила, тень среди переплетения теней. Еще немного – и она вынырнула из пролеска.

… Казалось, деревня спит в сверкающем коконе лунного света. Где-то на болотах скрипела ночная птица. В промозглом воздухе плавал запах гари.

Ведьма, озираясь по сторонам, вышла на открытое место. Никто не напал на нее. Вообще, впечатление было такое, что люди просто-напросто легли спать, напрочь забыв о происшедшем. Или… все же иллюзия, забава ночницы?

Стараясь держаться в тени, ведьма осторожно пошла вперед; пальцы невольно легли на обсидиановое ожерелье. Но в десятке шагов от запертых ворот Миральда остановилась, как вкопанная. Что-то было не так, как прежде… что-то… изменилось в облике высоких ворот – но она не сразу осознала, что именно.

Над деревянной, потрескавшейся от времени аркой, появились два странных круглых предмета, насаженных на колья.

Миральда судорожно сглотнула горькую слюну. Не смея шевельнуться, стояла и смотрела – на мертвые головы Эсвендил и Глорис. Легкий ветерок шевелил длинные волосы, слипшиеся от крови; тени скользили по бледным, обескровленным лицам. Мир вокруг стремительно утрачивал краски, становясь серым, как зола прогоревшего и потухшего костра.

Потом он странно вспучился, треснул, и ведьма ощутила, как в лицо брызнула зловонная черная жижа.

Она медленно отерла щеку, посмотрела на свою ладонь – но рука, проткнутая острым сучком, была просто в крови, ее собственной.

Ведьме показалось, что губы сестер шевельнулись.

Они и вправду шевелились. Шептали беззвучно:

– Отомсти… отомсти… за нас… сестренка…

И все вокруг снова стало самым обычным; серая паутина, опутавшая было сознание, растворилась в ночи.

Миральда смотрела, как блестят в лунном свете рыжие волосы Эсвендил и Глорис. В голове крутился всего лишь один вопрос – зачем? Зачем они сделали это – не просто убили двух молодых женщин, но еще и надругались над их телами?

Услужливая память подсунула ответ: голова ведьмы – прекрасный оберег от сил зла. Еще одна глупая и злая сказка, родившаяся из страха и зависти.

Миральда засмеялась, уже не думая, что ее могут услышать. Где-то на болотах ей скрипуче вторила ночная птица.

Эти глупые людишки полагают, что смогут защититься, насадив на колья мертвые головы! Что ж…

Пальцы сомкнулись на обсидиановом ожерелье; рывок – и холодные кусочки «ведьминого камня» уютно угнездились в сжатом кулаке. Голос Эсвендил, похожий на шелест камыша, мягко прозвучал в ночной тишине.

– Миральда… отомсти…

Ей вторил звонкий голосок Глорис, младшей ведьмы.

– Отомсти за нас, сестренка!

Теперь их головы улыбались, и лунный свет играл на пышных волосах.

– Да… да, мои дорогие… – прошептала Миральда, вскидывая руки вверх, к небу, в немом упреке Хаттару. В силу которого они верили, но который не уберег и не спас.

Сила, такая же черная, как и порождающий ее обсидиан, потекла сквозь ее тело, бережно приподнимая над землей.

Налетел первый порыв ветра, швыряясь листьями и мелкими веточками, хлеща по лицу ледяными ладонями.

Боль и ненависть переплелись с силой камня, выплескиваясь в темное небо, затмевая холодное сияние звезд и блеклый свет луны.

– Aaderenn, eki-torr, d’harell!

Голос Миральды сорвался, словно по связкам рубанули ножом. Но того, что она сделала, уже было достаточно: высоко над деревней зародился и в багровом сиянии начал разворачиваться пламенеющий хлыст. Ветер, словно обезумев, вихрем кружился вокруг нее, все выше и выше, сгребая с земли пыль, камешки, сухие ветки.

Миральда раскинула руки в сторону, выплескивая всю силу, без остатка, в огненный хлыст. Со стороны деревни послышались крики, где-то разразился плачем ребенок. Потом… все заглушил вой ветра.

И хлыст, наконец развернувшись, ударил по деревне всей влитой в него мощью.

…Миральда не знала, сколько длился транс. Опомнилась уже на земле – горячей, покрытой пеплом, будто огонь прошелся и там, где она стояла.

Потом пришла боль – безжалостная, неистовая. Ведьма скорчилась, подтянув ноги к груди, скрипя зубами. Разжав кулак, где было обсидиановое ожерелье, она увидела, что камень распался в прах, остались только обрывки серебряных цепочек.

И Миральда заплакала, размазывая по лицу слезы и гарь.

От деревни не осталось ничего, словно гигантский молот разбил даже обугленные остовы изб. Ни единого звука не нарушало мертвую тишину, повисшую над пепелищем.

Эсвендил подошла и села рядом, аккуратно подобрав юбки.

– Ну ты и устроила, сестренка.

– Да, да. Мы всегда знали, что когда-нибудь ты выкинешь что-то особенное, – усмехнулась Глорис, усаживаясь рядом, по другую сторону от Миральды.

Они улыбались и выглядели… вполне живыми.

Миральда поперхнулась осевшей на горле гарью.

– Но вы же… они убили вас?

Изо рта вместо голоса вышел едва слышный хрип. Но сестры прекрасно поняли, что она хотела сказать.

Эсвендил потрепала ее по плечу.

– Да, Миральда. Нас больше нет. Мы отправляемся далеко… так далеко, как тебе и не снилось. Может быть, мы встретим там маму.

– И мы обязательно будем ждать тебя на границе, когда настанет твое время, – тихо добавила Глорис, – жаль, что все так получилось… Жаль…

– Долги оплачены, Миральда, – улыбка Эсвендил была горькой, как дикий мед, – и мы должны уйти. Ты остаешься одна.

Ведьмы поднялись как по команде и, взявшись за руки, медленно пошли прочь, истаивая в предрассветных сумерках. Высокие, стройные; длинные рыжие волосы развеваются на легком ветерке.

– Подождите! Эй! Глорис, Эсвендил!!! – Миральда, превозмогая страшную слабость, поднялась на ноги. Сестры остановились.

– Возьмите меня с собой! – просипела ведьма, чувствуя во рту вкус крови.

– Глупышка, – Глорис мягко улыбнулась, – оставайся. Мы бы тоже остались, если бы… могли…

– Но мы всегда будем напоминать о себе, – Эсвендил неуверенно потопталась на месте, и вдруг, улыбнувшись, добавила, – мы всегда будем с тобой.

Ноги Миральды подогнулись, и она рухнула на колени в пепел.

– Не уходите… Что я без вас?

Но два силуэта уже растворились среди тусклых теней и клочьев промозглого тумана. А в ушах прозвучал легкий, как шепот ветра в листве, голос младшей ведьмы:

– Не оставляй, пожалуйста, малыша дэйлор. Он погибнет без тебя.

…Глотая слезы, Миральда побрела в лес, туда, где оставила корзину. Силы уходили, как вода сквозь пальцы – и каждый шаг отдавался болью во всем теле, словно она ступала по лезвиям ножей. В душе царила холодная, черная пустота. Почему она жива – а сестры ушли, навсегда, даже не успев как следует насладиться жизнью?

Запоздало Миральда подумала о том, что если сейчас ей встретится ночница, она будет совершенно беззащитна перед нелюдью.

«Ну и пусть. Пусть она убьет меня – и мы снова будем вместе. Я, Эсвендил и Глорис. Да, так будет лучше».

Ведьма без труда нашла приметный дуб с развилкой; корзина по-прежнему была там. И дэйлор сладко посапывал в ворохе пеленок.

Миральда, привстав на цыпочки, стянула корзину вниз, на землю, но для этого ей пришлось приложить такие усилия, словно это и не корзина была вовсе, а каменная глыба.

Утерев дрожащей рукой пот, ведьма села на землю, подтянула к груди колени. С болота веяло холодом и сыростью.

Только теперь Миральда с ужасающей ясностью осознала, что осталась совершенно одна. В лесу. С личинкой дэйлор на руках, из-за которой все и случилось. Но… не слишком ли поздно жалеть о том, что не оставили они это существо в лесу?

Мысли путались, сплетаясь в дикой пляске. Усталость давила на плечи, как могильный камень. Веки сами собой опускались, перед глазами задорно прыгали серые точки.

«Мне нужно передохнуть… Немного…» – подумалось Миральде, – «возможно, последнее заклятие было слишком сильным, даже для меня…»

Где-то рядом хрустнула ветка; ведьма вскинулась, огляделась – в пяти шагах от нее стояла болотная ночница. В сумерках хищно поблескивали продолговатые глаза – так похожие на кусочки черного обсидиана. Длинные волосы гладко струились по плечам.

Ночница молча стояла и смотрела.

– Что, явилась?

Миральде очень хотелось выкрикнуть это в белое, неестественно красивое лицо нелюди, но из горла вышло едва слышное шипение.

Ах, да. Она же сорвала голос.

На миг ведьме стало страшно. А потом страх схлынул, растворился в радостном ожидании. Может быть, это будет больно – но скоро она увидит Глорис и Эсвендил…

Темный силуэт шевельнулся, ночница шагнула вперед. Неторопливо, словно была абсолютно уверена в своих силах, подошла ближе – и склонилась над скорчившейся на земле женщине. На гладком белом лбу пролегла задумчивая морщинка.

– Чего ждешь? – выдохнула Миральда.

Ах, если бы не уходили так быстро силы! Она могла бы, по крайней мере, бороться. Не магией, обычными, человеческими силами. Схватила бы ветку потяжелее… А тут – даже руку сложно поднять, не говоря уже о чем-то большем.

Мир вокруг стремительно темнел, сливаясь перед глазами в одно большое тусклое пятно. Ночница наклонилась еще ниже, ее дыхание пощекотало Миральде щеку.

– Давай, не тяни, – выдохнула ведьма.

Черные глаза, напитанные тьмой, зло сузились.

Значит, нелюдь узнала убийцу своей сестренки.

Миральда улыбнулась. Сознание угасало слишком быстро, и она, не в силах удержаться на его кромке, полетела во мрак.

Теперь… Спасительная тьма укрыла ее, избавляя от боли.