Медленно текло время для старых стен Закрытого города. Неторопливо, капля за каплей, сочилось оно и сквозь Ильверса д’Аштам, и с сожалением впитывалось в камень, будучи не в силах изменить того, кто принадлежал Отражениям.

Это было странно – не ощущать течения времени. Не испытывать ни жажды, ни голода. И час за часом, день за днем пропускать сквозь себя черные капли, в каждой из которых жил новый кошмар.

Иногда он брал листок пергамента, испещренный каракулями впервые взявшегося за перо дэйлор, и перечитывал то, что записал после чтения хроник Закрытого города. Идея добровольного безумия, жизни в собственном, никому недоступном мирке, казалась все более заманчивой. Тогда гаденький голосок начинал нашептывать ему:

«Усни. Забудь. И снова окажешься на руках своей матери, и никто и ничто больше не потревожит тебя. То, что ты делаешь – неправильно. Этого вообще не должно было произойти, и само существование Магистра казалось невозможным. Зло всегда возвращается к тем, кто его создал, разве не так?»

Звук этого голоса напоминал магистру шелест сухих листьев о двери склепа. И, чтобы не слышать его, разбить твердеющий купол безумия, Ильверс выходил в город.

Он долго бродил по ночам, прикасаясь к шершавым стенам домов, рассматривая неуклюжую лепнину карнизов и любуясь серебряными блестками, плавающими на черной воде королевских прудов. От этого становилось легче, но ненадолго: стоило возвратиться в Закрытый город и занять старое кресло, как видения, мучившие его, возвращались.

Порой их бывало совсем мало, смоляная изморось на стенах башни, порой – захлестывающая, сшибающая с ног волна. И не существовало для магистра укрытия, где можно было бы спрятаться.

Предшественник Ильверса вызывал тусклое удивление и жалость. Еще бы! Старик честно нес на своих сутулых плечах тяжкое бремя Отражений, а когда понял, что рассудок не выдержит дольше, закрепил врата Силы свободой собственного духа, и подпер их тем, что Ильверс принял за черное сердце Алларена. К слову, магистр сделал даже больше, чем можно было ожидать – его несчастный, запертый в озере дух продолжал выплескивать отражения за пределы небес, точно также оттягивая Силу на себя.

Но от себя не убежишь; старый дэйлор все-таки не устоял перед соблазном и оставил для себя лазейку в долину Предков. Закрыл город так, словно знал – человеческий маг и дэйлор обязательно передерутся в конце, не пожелав делиться друг с другом сокровищами знаний. И придется кому-то, даже помимо воли, занять место Черного магистра… Хотя, с другой стороны, магистр постарался сделать так, чтобы только видящий Силу добрался до башни… Да и вообще, получалось, что он одновременно и боялся появления преемника, и надеялся на него. Потому как не всякому дана сила нести бремя Оражений, и далеко не всякий согласится взвалить на себя этот груз… Может, старик был малость не в своем уме, когда затевал все это?

Впрочем, это не меняло ровным счетом ничего. Ильверс не был намерен жертвовать собой ради кого бы то ни было.

А потому новость, которую принес на своих крыльях двухсотлетний n’tahe, не показалась Ильверсу неприятной или пугающей. Варна хочет избавиться от черного магистра? Пожалуйста. Пусть попробует. По крайней мере, если его попытки увенчаются успехом, для Ильверса это будет означать свободу.

Правда, было все-таки два живых существа, о которых Ильверс беспокоился – Тиннат и Золюшка. И он хотел бы видеть, но не смел. Мальчугану лучше не знать, кем и чем стал его невольный друг. А Тиннат – о, ей наверняка слишком больно видеть потерянного навеки мага, и не стоить лишний раз тревожить ее слабое человеческое сердечко. Хотя именно Тиннат оставалась тем единственным лекарством, спасающим от сумасшествия.

И тогда Ильверс начинал думать о том – а что случится с ними, оставь он врата открытыми? Всем придется несладко: сила Отражений сама по себе неприятная штука, отбирающая жизнь, да еще народ Зла поднимется, обуреваемый жаждой крови…

Ответ пришел сам собой и был прост: когда-то он сам побывал в царстве духов дэйлор. Значит, и у людей существовало нечто подобное; они думали, что это находится в небесных садах – ну и пусть себе… Счастлив тот, кто верит, и не убоится он шагнуть через последний порог. А, значит, Тиннат и Золюшка обретут вечный покой в хрустальной тишине неба. И нечего о них беспокоиться. Там, далеко, будет не хуже, чем в этом странном мирке – уж в этом-то Ильверс не сомневался…

Медленно текло время, лениво отсчитывая дни, нанизывая их, как жемчужины, на нить бытия. Магистр Закрытого города не ощущал течения этой вечной реки; он не изменялся – а потому ему было все равно, сколько дней, часов – или столетий минуло.

… Но однажды Ильверс все-таки забылся. Ему так хотелось снова стать крошечной личинкой, лежать в теплых руках матери и смотреть на ее молодое, свежее лицо. И чтобы воздух был напоен ароматом цветущих роз, перевитым запахом молодой хвои, и жаркие лучи солнца падали на лицо, заставляя жмуриться.

Миг – и он так явственно ощутил это, что с трудом вынырнул из видения, вернулся обратно в черные стены. А когда пришел в себя, то ужаснулся.

Створки врат задрожали, затряслись под напором собранной столетиями Силы – и с душераздирающим хрустом раскрылись в обратную сторону, пропуская в мир черное, бесформенное нечто, которое вытолкнул за небесные грани старый магистр.

Сила отражений хлынула на Дэйлорон и накрыла юго-восточные земли со стороны Мелколесья.

Первыми воспряли n’tahe. Они жадно хватали лакомые куски, Ильверс чувствовал, как растут их могущество и жажда крови. Черные липкие нити повисли на деревьях-стражах, впитались в землю, отравляя ее, вытягивая саму жизнь из Великого леса и из дэйлор…

Ильверс, скрипя зубами, закрыл врата, подпер их непослушными, пульсирующими колоннами Силы. Ему было жаль гибнущих личинок, но, даже истреби он сотню-другую n’tahe, ничего не изменилось бы в сути своей. Магистр черного города задумался – вот уж впрямь, не должно было его быть и вовсе. Страшного существа, жизнь которого опасна для мира, и внезапная смерть – стократ хуже.

«Народ Зла прекрасно справлялся бы с отражениями. А я – я лишь нарушаю равновесие сил, установленное создателем сего мира…»

– Великий Магистр.

Молодой дэйлор согнулся в почтительном поклоне.

– Говори.

– Благородный Акки прислал сообщение. На владения вашего дома движутся n’tahe. Предположительно сотня…

Варна подскочил, едва не опрокинув столик с завтраком. Кусок паштета застрял в горле. Огневой вспышкой пронеслась мысль «Вот оно…. Начинается!»

– Кто уже отправился туда?

– Благородный Акки, благородный Дарвэйс, благородный…

Варна не дослушал. Раскрыл портал и шагнул на сверкающий путь. Народ Зла! И движется на владения дома д’Кташин!!! Сердце болезненно сжималось в груди. Ведь там, вокруг величественного замка-эвкалипта, пригоршнями разбросаны мирные поселки, и тем дэйлор, что живут в них, некуда скрыться от подступающей опасности…

Руки сами собой сжались у кулаки. Ильверс, Ильверс. Все-таки не стерпел. И та чушь, что пытался ему втолковать Старший Гнезда – просто чушь, не больше, не меньше… Вот оно, прямое доказательство, что черный магистр – опасен, и что его нужно раздавить, как ядовитую змею… Вот оно, доказательство того, что все действия Варны – верны от начала до конца! А ведь, если подумать хорошенько, n’tahe Норл д’Эвери имеет все основания защищать Ильверса. Не иначе как сговорились… Норлу тоже не помешает лишний кусок этой самой Силы Отражения, которую никто из ныне живущих дэйлор и в глаза не видел!

Мысли Варны беспорядочно закружились, смешались – но в этот миг он шагнул на твердую землю в имении своего Дома, и, откинув в сторону все лишнее, сосредоточился на истреблении n’tahe.

– Великий Магистр? Вы прибыли как раз вовремя.

Невесть откуда взявшийся Акки уже раболепно гнул спину.

– Они сейчас идут по низине, – торопливо добавил он, выпрямившись, – подмяли под себя только один поселок…

Варна зло стиснул зубы.

– Сколько их?

Маг покачал головой.

– Не больше сотни. Хотя, на мой взгляд, это странно. Народ Зла никогда не объединяется, и не ходит толпой… Да и не нападали они раньше, вот так вот…

– Почему их до сих пор не извели? – строго спросил Варна, – чего ждете? Пока они сожрут еще поселок?!!

– Вашего приказа, – Акки еще раз поклонился, – ситуация необычная, Великий Магистр.

– Дурачье. Следуй за мной, Акки, если не хочешь понести наказание.

Взмах рукой – и слои пространства послушно разомкнулись, пропуская обоих магов.

Варна очень четко представлял себе, куда должен вывести портал; он прекрасно знал упомянутую низину. Там, среди прозрачных ручейков и маленьких прудов, заросших ярко-желтыми кувшинками, он любил бродить, вдыхая свежесть близкой воды. Там же он впервые познал Силу и понял, что отныне не просто высокорожденный, но маг, чей долг – служить священной земле.

…Первым, что он увидел, шагнув на молоденькую травку, была голова личинки дэйлор, сморщенная, вся в свежих пятнах крови. Маг заскрипел зубами, повернулся к Акки и, не размахиваясь, отвесил тому оплеуху.

– Ты видишь? Видишь, что вы сделали?!! Вы… Вы ждали моего приказа? Когда каждая жизнь дэйлор на счету?!

Акки испуганно попятился, потирая ушибленную скулу. А Варна отвернулся и, с трудом переводя дыхание, быстро оглядел местность.

Все здесь было, как и прежде. Изумрудная травка, блестящие зеркальца прудов, отражающие мозаику синего неба и зеленых крон деревьев-стражей… И несколько плетеных из веток домиков среди могучих стволов.

«Я уничтожу его», – подумал Варна, – «черный магистр не будет жить… точно так же, как эта маленькая личинка, быть может, будущий воин… или маг…»

Он торопливо зашагал к поселку, спотыкаясь, оскальзываясь и выплевывая ругательства каждый раз, когда Акки пытался поддержать его под локоть. На своем пути маг встретил еще троих дэйлор, выпотрошенных, изгрызенных…

А потом, когда до поселка оставался какой-нибудь десяток шагов, Варна увидел Великого Магистра. Своего предшественника и страстного любителя хат-мо. За спиной что-то пискнул Акки, но Варна уже не слышал его.

Черпнув Силы у великого солнца, он пропустил ее сквозь свою кипящую злость – и плеснул косматую волну огня в тщедушную грудь ушедшему Магистру. Раздался режущий уши визг; охваченная пламенем фигура задергалась, оплыла, меняя очертания.

– Зеркальник, – равнодушно прокомментировал Варна.

И, подхватив Силу земли, разорвал тварь в клочья.

Откуда-то бросилась на него черноволосая женщина в лохмотьях; Варна только успел заметить – какие у нее длинные игольчатые зубы. В следующий миг ночница перестала существовать, расплющенная и сожженная.

Магистр ощутил во рту привкус крови и ухмыльнулся. Ярость в груди разгоралась неистовым огненным смерчем, его нужно было куда-то излить. Очень кстати…

– Не стой столбом, – рявкнул он на притихшего Акки, – всех n’tahe – убивать. ВСЕХ!!! И немедленно, остолоп несчастный! Да передай другим, не то я вам устрою веселую жизнь при Великом Магистре!

Потом время словно застыло для Варны. Он жег, разрывал в клочья, заставлял мерзкие тела распадаться прахом… Наверное, то же самое делали и другие маги, присоединившиеся к своему Высочайшему Учителю – он не знал. Открыв свое восприятие, дэйлор чувствовал каждого упыря, каждого зеркальника, каждого оборотня – и настигал их на порогах беззащитных хижин, над еще живыми дэйлор. Под конец, схватив за горло болотную ночницу, Варна даже спросил:

– Ну, скажи, мудрое создание болот, почему считается, что только мы создаем Зло? Разве вы, сея смерть и горе, разве вы не источаете его?!!

Черные глаза ночницы, сплошь залитые тьмой, прищурились. А на тонких губах появилась странная усмешка.

– Ты глуп, – прохрипел тварь, – вы все глупы. Мы не можем порождать зло, мы сами – его отражение. То, что мы делаем – такова наша природа… И мы – всего лишь отражение…

Не дослушав, Варна оторвал ей голову. В вечернее небо плеснула черная жижа, поплыл запах тлена… Маг сжег тело n’tahe, несколько мгновений постоял над кучкой пепла, раздумывая…

– Великий Магистр…

Опомнившись, Варна обернулся. И понял, что позади собрались все его ученики. Акки трусливо прятался за спинами молодых и не очень магов.

– Великий Магистр, больше никого не осталось. Битва закончилась.

Он так и не понял, кто именно это сказал. Тяжело переводя дух, процедил:

– Вы все… понесете наказание. Каждый из вас, да! То, что случилось… Вы могли предотвратить гибель многих, если бы не ждали моего приказа.

И, не оборачиваясь более, он пошел прочь, но не открывая портал в дом Великого Магистра – а к тихим озерцам, ставшим свидетелями бойни.

На сердце было горько; магу не хотелось видеть ни свой приторно-уютный кабинет, ни подобострастно склоняющихся учеников. С особенной силой, как никогда раньше, проснулось желание вновь побывать в том месте, где молодой Варна д’Кташин впервые узрил Силу и смог дотянуться до ее чистых солнечных струн. Как же давно это было! Великий Магистр нахмурился, попробовал вспомнить… Да, сейчас его возраст приблизился к столетию, это хорошие, зрелые годы, когда разум и опыт прожитых лет прекрасно дополняют друг друга. А тогда – о, тогда он был совсем юным, после выхода из кокона не прошло и семи лет. Кровь горячо бурлила в жилах, и в голову лезли самые безумные мысли, какие только и бывают у молодых и не обремененных трудом высокорожденных.

Варна без труда нашел памятное озерцо; оно пряталось среди папоротников, спокойное, питаемое ключевой водой. Здесь он задремал как-то с книгой, и пока спал, ощущал на лице чьи-то мягкие, ласкающие прикосновения. В миг пробуждения молодой дэйлор увидел столб солнечного света, уходящий в темную воду, прищурился – и взглянул на мир как-то по-особенному, тогда он даже не мог объяснить, как. От горячего солнца в землю уходили тугие, искрящиеся струны света, они звали, манили… И Варна, будучи не в силах противиться вечному зову Силы, мысленно коснулся их.

Маг прищурился, глядя на застывшее зеркало водоема. Сквозь разросшиеся кроны деревьев-стражей на темную воду падали невесомые снопы света, почти так же, как и в тот памятный день… Варна ощутил легкое и, казалось бы, совершенно беспричинное беспокойство.

Все так, как и раньше… Или, все-таки, нет?

Он посмотрел на озерцо другим, магическим взглядом. И внезапно ощутил, как холодная волна подкатила к самому сердцу.

Предчувствие не обманывало; теперь… и вправду все изменилось. То, что раньше было прекрасным, теперь увядало, ссыхалось на глазах, что-то невидимое подтачивало мощные деревья, и даже вода в озерце замутилась темно-багровыми сгустками. А струны силы, так похожие на яркую радугу, искривились и поблекли.

Варна, с трудом веря собственным ощущениям, огляделся еще раз. Но ничего не изменилось – все та же отравленная земля, мертвая вода и медленно умирающий лес.

В голове пронеслась мысль о том, что просто смерть – это слишком мягкое наказание для черного магистра. Варна не отказался бы опробовать на Ильверсе весь арсенал мастеров дознания, но – увы. Об этом оставалось только мечтать.

Маги Алларена начали собираться к вечеру. Уломара, ради такого важного совещания, даже приказала подготовить Большой зал, который до этого стоял закрытым. В результате вся прислуга, да и Золий – весь остаток дня трудились, не покладая рук – снимали пыльные чехлы с мебели, мыли окна, до блеска натирали полы, расставляли чеканные канделябры… А хозяйка дома все это время пропадала, запершись с магом дэйлор в кабинете.

Золюшка пару раз едва не поддался искушению подобраться к дверям и подслушать – о чем они там разговаривают, но каждый раз поспешно одергивал себя. В конце концов, если бы Эльмер – как назвался спасший его маг – почувствовал, что за ним и Уломарой шпионят, вряд ли он пришел бы в восторг. К тому же, магессе наверняка стало бы стыдно – а Золию вовсе не хотелось, чтобы наставница из-за него краснела. Поэтому, насупившись, он тер полы, безуспешно пытаясь думать о красоте узора, выложенного разноцветными плитками.

Позже, когда все в зале засверкало чистотой, и запылали маленькие жаркие звездочки свечей, пришла Уломара. На ней было умопомрачительное платье, каких Золию тоже еще не приходилось встречать; воротник, широкие манжеты – все горело золотым шитьем и мелкими самоцветами. Вуаль магесса больше не надела, и ее новое лицо, бледное, но с блестящими темными глазами, казалось весьма приятным и благородным. Впрочем, даже тогда, когда щека Уломары была искорежена шрамом, Золюшка не считал ее уродливой. Свои темные волосы женщина уложила в высокую прическу, напоминающую ракушку, и закрепила резным гребнем, в котором капельками сияли алмазы.

Эльмер тоже спустился; не говоря ни слова, уселся в огромное кресло в углу и замер, сцепив на коленях пальцы. Золий исподтишка поглядывал на дэйлор; все никак не мог понять – по душе ему этот маг или нет. Эльмер походил на Ильверса: все те же черные глаза, брови, волосы и бледная кожа, гладкая, без изъянов – такой не бывает у людей. Лоб – высокий, умный, прочерченный тонкими морщинками, нос – с горбинкой, изящных очертаний; подбородок – решительный и тщательно выбритый, только черная борода все равно синевой просвечивает сквозь кожу… Золюшка вдруг перехватил взгляд, который Уломара бросила на мага – и отчего-то ему стало неловко и стыдно. Потому что была в этом взгляде непонятная жадность – так голодный человек смотрит на вожделенный, исходящий вкусным паром кусок мяса.

Уломара подошла к Золюшке, быстро прошептала:

– Посиди тут, в уголке, малыш. Ты – мой ученик, и тебе уже пора знать магов Алларена.

Он покорно кивнул, уселся на табуретку в уголке, рядом с камином и приготовился к длительному ожиданию. Впрочем, ждал не долго.

…Первым прибыл красавец, с волосами почти белыми – но не седыми. Его бархатный кафтан был подобран в тон светло-голубым глазам и расшит мелким жемчугом. Он поклонился Уломаре, на мгновение задержал взгляд на ее лице – но ни единым движением не выдал своего удивления. Затем посмотрел на замершего Эльмера и нахмурился.

– Великий Хаттар, Уломара! Хотелось бы мне знать, что ты задумала! Ты вообще, представляешь себе, кого привела в свой дом?

Магесса одарила его кривой улыбкой.

– Вечер добрый, Кхеон. Я понимаю, что ты удивлен – но наберись терпения, прошу, и твое любопытство будет полностью удовлетворено. Да, я хочу представить тебе своего ученика… Золий, подойди сюда.

Мальчишке ничего не оставалось, как покинуть свой тихий уголок. Кхеон лишь мельком взглянул в его сторону.

– А, так у тебя ученик… что ж, мои поздравления.

Он взял Уломару за локоть, и, приблизив свои губы к ее уху, что-то зашептал, то и дело бросая настороженные взгляды в сторону дэйлор. Магесса скривилась.

– Оставь. Это – мой дом, и я буду приводить сюда всех, кого пожелаю!

Маг потер подбородок.

– Что ж, поступай, как знаешь.

И, ухмыльнувшись, устроился на одном из стульев – которые прислуга расставила вокруг большого стола.

Затем на порог шагнули два совершенно одинаковых мужчины; Золий даже потер глаза – но ничего не изменилось.

«Близнецы!» – догадался он и стал с интересом наблюдать за тем, как они приветствовали Уломару.

Этих двоих звали Охоро и Ахоро, они были одинаково причесаны, их тусклые зеленоватые глаза с одинаковым интересом взглянули на Эльмера, кольнули Золюшку. Единственным их различием были шейные платки – у Охоро алый, у Ахоро – золотистый.

– У нас сегодня званый ужин? – усмехнулся в смоляные усы Охоро, целуя руку Уломаре.

– У нас сегодня важный гость, – ответила магесса, чуть склонив голову. Даже Золюшка понял, что она с большим уважением относится к близнецам. Не то, что к голубоглазому красавчику.

– Это любопытно, – Ахоро потер руки, – впрочем, я не удивлен. Последнее время что-то нехорошее происходит в Алларене… Темная нелюдь потянулась к человеческому жилью.

– Ну, мы скоро все узнаем, только надо подождать остальных, – прервал его Охоро. И, еще раз приложившись к руке Уломары, потащил брата к висящей на стене картине. До Золия донеслись обрывки их тихого разговора; маги с оживлением обсуждали манеру письма, в которой была выполнена картина.

Надо сказать, изображенный на картине вампир заинтересовал даже Золюшку. Нелюдь был запечатлен сидящим на выступе скалы, над самой пропастью. Его крылья свободно свисали вдоль тела подобно длинному плащу, казалось, чудовище только присело отдохнуть; кривой меч – уж совсем ненужная штука для вампира – покоился на коленях. Голова вампира была расслаблено откинута назад, так, что нарисованный свет луны освещал бледное лицо; тот же лунный свет серебрил белоснежные волосы, развевающиеся на ветру. Но самое главное – художник подчеркнул глаза страшного нелюдя; ярко-голубые, как небо в ясный летний день, они казались живыми на мрачном полотне. И отчего-то – печальными.

Картина называлась «Застигнутый перерождением».

– Говорю тебе, это Уйзенахорр, автор «Плачущей ночницы»!

– Сомнительно… Уйзенахорр за всю свою жизнь только одну картину и дописал… Может, какой его ученик? Мазки-то небрежные, «Плачущая ночница» куда как аккуратнее выписана…

К ним подошел Кхеон; они завели ученую беседу, но тут одновременно в зал вошли три чародея, и Золий с интересом принялся их разглядывать. Эта стайка магов была замечательна прежде всего тем, что в ней присутствовала женщина. Ее черное бархатное платье с нескромным вырезом подчеркивало жемчужную белизну кожи, рыжие волосы, неприбранные, пламенеющим дождем рассыпались по обнаженным плечам. Она была молода, прекрасна – и знала об этом. Первый ее спутник годился ей в отцы (к удивлению Золюшки, именно так это и оказалось) – сухопарый старик, седой, как лунь, с жиденькой бородой. Он постоянно щурил выцветшие глаза, словно плохо видел, а его длинные желтоватые пальцы то и дело цеплялись за холеную руку дочери, отчего та едва заметно морщилась. Второй сопровождающий был молод, того же возраста, что и женщина; Золюшку немало удивила его внешность – кожа смуглая, с невиданным красноватым оттенком, узкие карие глаза, черные волосы…

– Я приветствую семью Кан-Тор, – сказала Уломара, – вечер добрый, Агелина… Вечер добрый, Мериодон… Солнечных дней тебе, Йирам… И твоему роду на побережье океана Дождей…

Каждый из вновь прибывших церемонно поклонился; краснокожий Йирам подвел Агелину к столу, а старый маг, прихрамывая на обе ноги, поплелся к близнецам.

– Вот все и в сборе, – хозяйка дома подняла руку, призывая к молчанию, – самое время начинать совет.

– Было бы интересно услышать, зачем ты нас позвала, – проскрипел Мериодон, – мне-то, деточка, уже только на диване лежать, да халву кушать.

И тут Эльмер бесшумно поднялся со своего места и вышел к столу.

– Вот те раз, – снова подал голос старик, – давненько я не встречал дэйлор… Да еще в Алларене!

Агелина с интересом принялась разглядывать нелюдь; Йирам же, казалось, ничуть не удивился. Сел за стол и положил острый подбородок на сцепленные пальцы рук.

Дэйлор поклонился собравшимся. Золий услышал, как в наступившей тишине перестукнулись друг о дружку фигурки зверушек, вплетенные в его косы.

– К сожалению, уважаемые и благородные маги Алларена, обстоятельства таковы, что я должен был предпринять это опасное путешествие. Невзирая на возможные последствия… Видите ли, в Алларене сейчас происходит то, что тревожит даже нас, дэйлор. О, я понимаю – звучит странно, тем более, что пути наших народов давно разошлись…

– Это мягко сказано, – фыркнул Кхеон.

Эльмер одарил его уничтожающим взглядом и продолжил:

– Тем не менее, живем мы в одном мире. И если погибнет мир, то не останется никого, ни людей, ни дэйлор, ни даже тех, кого вы зовете темной нелюдью – ибо их существование невозможно без нас. Посему я прошу – настаиваю! Чтобы вы, уважаемые, прислушались к моим словам. Опасность существует, но вы можете задушить, раздавить ее в самом зародыше, пока еще не слишком поздно!

…Золий сидел, притаившись в своем уголке, слушал – и с трудом верил своим ушам. Оказывается, его друг Ильверс (хотя никто и не знал, что это он!), поселившись в Черном городе, стал ужасной тварью, повелителем народа Зла. Оттого и потянулись в Алларен оборотни, зеркальники, болотные ночницы – они, излагал дэйлор, собираются в городе, потому как не могут противиться призыву Черного Магистра, а тот, в свою очередь, вынашивает зловещие планы по уничтожению всего живого.

– Дэйлорон уже пострадал от его темной воли, – бесцветным голосом вещал Эльмер, – сотни безвинных личинок были пожраны тварями, и сотни беззащитных дэйлор пали в неравной битве со злом. То же самое может случиться и с людскими землями, причем вопрос не в том, случится ли, а в том – когда…

После его речи слово держала Уломара, и все помянули добрым словом погибшего в Черном городе Альхейма, одного из сильнейших магов Алларена.

– Мы должны избавиться от твари, – наконец, проскрипел старый Мериодон, – но вот только как? Надеюсь, вы, благородный Эльмер, окажете нам содействие в этом трудном деле?

Дэйлор пожал плечами.

– Я не могу, многоуважаемые маги… И сейчас объясню, почему. Дело в том, что тварь, засевшая в Черном городе, превосходно чует магию моего народа, в то время как сила наша – во внезапности. Вся надежда только на магию вещей – и на умело подстроенную ловушку.

Йирам поднялся, отвесил короткий поклон в сторону Эльмера.

– Вы хотите сказать, что существо, засевшее в Черном городе, не видит магию вещей и не сможет ей противостоять?

Дэйлор кивнул.

– По нашим сведениям – именно, не видит. Единственное, что он может сделать – это, пользуясь своей собственной магией, просто поубивать вас.

– Но, позвольте, позвольте, – низкий голос Агелины словно был пропитан медом, – выходит, что единственный для нас выход – заманить чудовище в ловушку, да еще и так. Чтобы он ничего не заподозрил? Но разве не сможет он отразить пущенный в него шар огня, к примеру? Ведь это уже результат преобразования, а в соответствии с законом Преобразования, результаты преобразования любых сил идентичны!

Эльмер пожал плечами и одарил магессу скупой улыбкой.

– Упаси меня Предки оспаривать закон Преобразования, госпожа. Разумеется, если вы захотите забросать хозяина черного города шарами огня, он наверняка сможет выставить зеркало, потому как закон Преобразования един для всех, живущих под этим небом. Подтверждением тому могли служить схватки магов-людей и дэйлор. Но если попытаться сделать так, чтобы он сам очутился в фокусе Сил, порождаемых магией вещей, да еще и не знал бы об этом – тогда у вас есть все шансы разрушить его телесную оболочку. Иными словами, лишить жизни.

– Да, это, пожалуй, и есть выход, – Ахоро потер подбородок, – заклятье замедленного действия, вот что нам нужно. Примерно то же самое горожане, те, кто при деньгах, любят ставить себе на двери. На первый взгляд – все спокойно, сунется вор отмычкой – и готово дело.

– Только здесь все должно быть стократ сильнее, – заметил Кхеон, – и все это, безусловно, должно сработать, мои почтенные. Остается только решить вопрос, где и как расставить капкан. И, кроме того, как выманить зверя из башни.

– Да он и так расхаживает по городу, – хмыкнула Агелина, – люди говорят… Люди много чего говорят об этом.

– А нельзя ли построить ловушку так, чтобы фокус находился как раз на территории Черного города?

– Но мы не можем проникнуть туда, чтобы произвести нужные расчеты, – мягко возразила Уломара, – откуда вы, Охоро, знаете, где именно будет находиться тварь? А не получится ли так, что он никогда не ступит на точку фокуса?

Охоро покачал головой.

– Но, Уломара, меня беспокоит лишь одно – как мы можем заставить его ступить на точку схода?

Магесса упрямо тряхнула головой, хрустнула суставами пальцев.

– Над этим придется подумать, Охоро… крепко подумать… Но, полагаю, все согласны с тем, что от новоявленного хозяина черного города следует избавиться?

Потом разговор плавно перетек в области, совершенно неизвестные для Золия. Скорее всего, маги принялись обсуждать возможные варианты ловушки для страшной нелюди. Уломара сидела, молча слушала, но Золюшка заметил, что она о чем-то усиленно думает. Высокий лоб магессы прочертила тонкая морщинка; Уломара явно пыталась что-то вспомнить, сопоставить и связать воедино.

…Тиннат вздрогнула и обернулась. Нет… Ничего и никого – только безлунная ночь заглядывает в окно пустыми глазницами. Она передернула плечами, стараясь стряхнуть ощущение холода, и снова вернулась к своему занятию. На печи, в горшке, кипел мясной бульон, и Лисица крошила лук и коренья, собираясь сварить суп. Разумеется, она, вожак двора, могла переложить стряпню на плечи какой-нибудь молоденькой шлюшки – но брала свое тоска по давно покинутому отчему дому, по маленьким сестренкам и братишкам, коих уже не суждено увидеть. Тогда Тиннат, чтобы хотя бы на миг ощутить себя «дома», готовила суп из бульона, лука и ароматных корешков.

Лисица высыпала в задорно булькающий горшок измельченные корешки, помешала – и снова ощутила, как откуда-то повеяло неприятным, промозглым холодом. Тиннат снова повернулась к окну; ее не оставляло странное чувство, что кто-то подглядывает за ней.

– Ильверс? Это ты?

Молчание.

Тиннат покачала головой и принялась за луковицу. В тот раз, когда странное существо, которым стал дэйлор Ильверс, явилось к ней прямо в спальню, было страшно. Правда, Лисица всеми силами пыталась скрыть свой страх – и ведь получилось! А Ильверс… На него было больно смотреть. Как ни странно, Тиннат почти физически ощущала его страдание; казалось, чужая боль окутала его темным ореолом, стекала на пол, змеилась черным следом…

В ту ночь они просто сидели на полу. Тиннат – опершись спиной о стену, а Ильверс – положив голову ей на колени. Они сидели – и молчали. Потому как Тиннат не знала, чем можно утешить дэйлор, а он – потому что знал, что бесполезно просить о словах утешения и сочувствия. Они все равно были бесполезны.

«Интересно, он придет еще раз?» – подумала Лисица, стряхивая в горшок едкие колечки лука.

Она понимала, что заблудилась в собственных мыслях и чувствах.

«Он изменился. Он стал совсем другим, даже не дэйлор… Странное, очень темное существо… Так что забудь, забудь», – назойливо твердила себе Тиннат. Но, как и раньше, забыть не могла. И, как назло, постоянно ловила себя на том, что ждет – ждет, когда в самом темном углу из мрака выступит худощавый силуэт темного магистра.

– Тиннат.

Она подпрыгнула на месте и тут же обругала себя круглой дурой. Ты же ждала его, почему же теперь пугаешься?

– Проходи, Ильв.

Но слова, как ни странно, застревали в горле. Она откашлялась, и повторила приглашение, теперь уже громче.

– Благодарю.

…Все произошло примерно так, как себе и представляла Тиннат: мрак в глубине комнаты загустел, стал почти осязаемым, затем полыхнул коротко – и вот он, хозяин черного города, в своем неизменном кафтане, неподвижный, словно последние капли жизни уже покинули его тело.

– Проходи, – Тиннат через силу улыбнулась, – я тебя, пожалуй, даже ужином накормлю.

– Я не хотел тебя беспокоить, – прошептал Ильверс. Он шагнул в круг света, и сердце Тиннат сжалось в недобром предчувствии.

«Мертвец…. Почти мертвец…»

– Все равно, хорошо, что зашел, – она, стараясь придать голосу обыденность, мимоходом пожала ледяные пальцы, – располагайся.

И, подхватив тарелки, повернулась к исходящему ароматом горшку.

– Рассказывай, что нового творится в мире?

Ильверс пожал плечами и промолчал.

– Никак, соскучился по мне, вот и забрел? – она лукаво подмигнула, но дэйлор даже не смотрел на нее. Сидел, вперив взгляд в столешницу. В душе Тиннат снова зашевелился червячок дурного предчувствия. Не говоря больше ни слова, она поставила перед Ильверсом тарелку, полную дымящегося бульона, положила ложку и ломоть хлеба. Сама села напротив, но супа наливать не стала: с появлением Ильверса весь аппетит бесследно испарился.

– Это суп, который я ела в детстве, – пояснила Тиннат, – попробуй ложечку. Тебе сразу станет легче.

Дэйлор вдруг посмотрел на нее так, словно спал до этого момента, и вдруг проснулся.

– Попробовать? Но я… я уже давно… ничего… не ем.

И замолчал. Будто смысл сказанного только что дошел до него, и он сам удивился тому, что прекрасно обходится без пищи.

– Глупости, – сказала Лисица, – любое живое существо должно есть. Хоть что-нибудь.

Ильверс взял ложку, вяло помешал содержимое тарелки.

– Я должен тебе кое-что сказать, Тиннат.

– Вот и прекрасно. Поужинай, и поговорим.

Она внимательно следила за тем, как Ильверс поднес ложку ко рту и, едва смочив губы в бульоне, положил ее обратно.

– Не нравится? Брось, это же свежий суп. Неужто в вашем Дэйлороне такое не едят?

Их взгляды встретились.

– Ты знаешь, какой вкус это имеет для меня? – едва слышно шепнул Ильверс, – нет, конечно же, нет… словно пепел на губах… остывший и давно… мертвый…

Тиннат пробрала дрожь. Вскочив со стула, она сделала вид, что возится с горшками, хотя, конечно же – это была уловка. Только чтобы… не видеть его глаз, полных страдания… не чувствовать его страх и свой собственный.

– Прости, я не хотел тебя обидеть.

– Ничего страшного, я все понимаю.

Убедившись, что руки больше не дрожат, Тиннат вновь отважно заняла свое место за столом.

– Что ты хотел рассказать, Ильверс?

По белому лицу пробежала судорога.

– Я только… хотел вновь побыть личинкой, – Тиннат поймала его виноватый взгляд, – я забылся всего на несколько мгновений, но этого хватило… чтобы Сила, которой я отныне принадлежу, выплеснулась на мои земли. На Дэйлорон.

Тиннат мало что понимала в его странных и безумных рассуждениях. Правда – вполне ясно, что Ильверс сотворил нечто плохое, но против своей воли.

– Когда я не хочу видеть Отражения, они выходят из под контроля, – пробормотал он, судорожно стискивая кулаки, – но эти отражения, Тиннат… Порой я сомневаюсь, что этот мир должен жить! Понимаешь… Порой их совсем мало, этих отражений, они шлепаются каплями о пол в моем кабинете, выступают из земли… Порой меня словно захлестывает волна боли, страха… А я – я должен все это пережить. Ради чего? И – почему именно я?..

Здесь Тиннат совершенно растерялась. Он говорил так чудно, и так мудрено… То ли дело – драться на мечах в подворотнях Алларена…

Ильверс вдруг улыбнулся.

– Спасибо, что ты меня слушаешь. Иначе я просто сойду с ума. Видишь ли… Волею древних и непонятных мне сил, я опасен при жизни, но еще более опасен, если погибну от руки убийцы. Хотя… Я был бы не против. Если бы кто-то пришел – и освободил…

– Замолчи, замолчи, – Тиннат потянулась через стол и сжала в руке ледяные пальцы магистра, – лучше приходи ко мне чаще. Ведь я знаю, что ты попал в беду, и знаю, что все это приключилось с тобой не по твоему желанию. Что бы ты ни делал, я верю, что помыслы твои чисты…

Дэйлор покачал головой.

– Если бы ты знала… как близка к истине! Вот уж действительно, я стал таким, как есть – не по своей воле…

Он поднес ее руку к губам.

– Но что мне делать сейчас? Я все время задаюсь вопросом – ради кого я жертвую собой? И ради чего?

Лисица моргнула. Все-таки Ильверс здорово изменился; когда он жил с ночными братьями, то не выражался так мудрено.

– Нууу… – она, чтобы выиграть время, провела дрожащей рукой по волосам, – а разве у тебя нет знакомых, ради которых стоило бы жить?

– Мне пора, – вдруг сказал Ильверс, – пора…

И исчез.

Вот они, мужчины. Когда им хочется сочувствия – будьте добры подать на тарелочке. Но когда дело доходит до откровенной беседы, то – фьюить – и нету их. Умчались по своим, мужским делам.

Передернув плечами, Тиннат задумчиво посмотрела в окно. Стояла темная, безлунная ночь – в такую ночь хорошо пройтись по Алларену, осмотреть владения двора – а заодно и пощекотать клинком брюхо запоздалого путника.

Лисица вздохнула и начала собираться. Есть ей расхотелось совершенно.

Золюшка едва дождался окончания совета. В голове, как проснувшаяся по весне муха, билась и зудела мысль – о том, что Ильверса хотят убить.

Ведь они ошибаются, считая его плохим! Ильверс просто не может быть таким на самом деле, иначе не привел бы он его, Золия, к тетке в Алларен, и не спас бы от страшного зверя… Может быть, и стряслась с ним беда, но вовсе не он виноват в том, что по Алларену разгуливает нелюдь.

Так, подкрепляя свою решимость аргументами в пользу Ильверса, Золий пришел к выводу, что он должен предупредить друга о нависшей опасности. И, дождавшись, наконец, когда господа маги удалились, а Уломара отправилась к себе наверх, почему-то в сопровождении Эльмера, Золий запер свою спаленку изнутри на щеколду, переоделся и, открыв окно, выбрался в сад.

В ноздри ударил запах молодой зелени, уже проснувшейся после зимней спячки и стремительно набирающей силу. Свежий ветер с тихим шорохом играл ветвями яблонь, где-то далеко беспокойно лаяла собака. С черного, безлунного неба, смотрели на мир застывшие капли звезд, слезы Хаттара.

Пробираясь под окном спальни Уломары, Золий услышал отголоски странных стонов. Сперва он обеспокоился, подумав, что магесса страдает от боли, но потом нахмурился, мысленно обозвал себя дураком и поспешил дальше. Не нравился ему маг Эльмер – и все тут.

Золий ловко перелез через ограду, оплетенную вечнозеленым плющом, и, спрыгнув на булыжную мостовую, со всех ног помчался к Черному городу.

Стараясь не топать, мальчишка пристально вглядывался в темноту; ему было страшно, по спине гулял неприятный холодок – а ну как вынырнет из мрака упырь или, что еще хуже, болотная ночница? Что тогда?

Днем он едва спасся от оборотней, да, что уж душой кривить, Эльмер его спас… А что он будет делать один на один с нелюдью?..

Свободно вздохнул он только тогда, когда глянцево блеснула впереди черная стена.

И тут Золий поймал себя на том, что не имеет ни малейшего представления о том – а что делать дальше. Он достиг Черного города – хорошо. Но как достучаться до Ильверса? Да и в городе ли он сейчас, или бродит по темным улицам Алларена?

Первой в голову пришла мысль – дойти до ворот и постучаться. Но Золюшка тут же отверг ее, потому как, даже сбей он в кровь кулаки, барабаня по каменным створкам – ничего Ильверс не услышит. Затем он подумал о том, что можно просто стоять под стеной и громко кричать, звать дэйлор – но так бы он перебудил весь квартал…

Золий стоял, сопя, и поглядывая задумчиво на стену, которая оказалась столь неприступной. И, положа руку на сердце, он не знал, что делать. Глаза жгли злые слезы – надо же, так хотел помочь…

«Может быть, я заберусь по ней?» – подумал он.

Но – увы! Черная стена оказалась абсолютно гладкой. Ни намека на швы между каменными блоками. Золюшка метко, по всем правилам искусства, сплюнул себе под ноги. Еще раз поглядел на стену: на ее кромке замерла каменная тварь, с телом, похожим на женское, и с распростертыми крыльями. Уродливая голова ее была чуть наклонена вниз, словно чудовищу показался любопытным маленький человек у подножия стены.

– Что уставилась? – обиженно пробурчал Золюшка, – вот взяла бы, да перенесла через стену, а то сидишь, как курица!

И вдруг… кровь в жилах похолодела, а подошвы башмаков приросли к земле. Тварь медленно, со скрежетом взмахнула крыльями. Склонила к плечу голову. А затем неторопливо повернулась к Золию задом, прямо-таки лучась презрением.

Он неловко попятился, не смея отвести взгляда от ожившего чудовища и чувствуя, как рот наполняется горечью, споткнулся, с размаху сел на холодный камень…

Крепкая рука сгребла Золия за шиворот и, подняв в воздух, встряхнула. А грубый, низкий голос поинтересовался:

– Эй, малец! Ты что это по ночам гуляешь, а?

Золий в недоумении уставился на мужчину. Тот был грязен, одет в лохмотья, которые ни при каких обстоятельствах не могли претендовать на бытие одеждой. Из черного провала рта, обрамленного торчащими осколками зубов, воняло помойкой.

– Какой птенчик, – хохотнул нищий, – и курточка на тебе хорошая, и башмаки…

Сердце, как говорится, с разбегу прыгнуло в пятки. А Золий, поняв, что этот человек так же опасен и отвратителен, как оборотни, затих в его руках, боясь даже пикнуть.

– Что же с тобой сделать? – задумчиво пробормотало новоявленное чудовище, ковыряясь пальцем свободной руки в остатках зубов, – одежка-то больно хорошая. А, да что там!

Ухмыльнувшись, он достал откуда-то огромный кривой нож в темных пятнах. Золий зажмурился.

А потом вдруг ощутил, что его никто не держит.

Приоткрыл один глаз, второй… Перед ним развернулась замечательная картина: нищий застыл на месте с раскрытым ртом, но не смел даже вздохнуть, потому что к его черной шее был приставлен тускло поблескивающий клинок.

– Ай, Тухлая Кость, нехорошо… На моей-то земле!

Золюшка только моргнул, потому что голос, прозвучавший из темноты, оказался звонким, молодым и женским.

А мерзкий нищий вдруг затрясся всем телом.

– Лисица… Лисица, Хаттара ради! Голодный был, а тут, вижу, мальчонка…

– Убирайся.

Клинок сдвинулся в сторону, освобождая шею Тухлой Кости; и тот, вместо того, чтобы убраться восвояси, бухнулся с размаху на колени перед нежданной спасительницей Золюшки.

– Лисичка… Лисичка… – хныкал он, ползая на колени и все пытаясь приложиться к сапогу упомянутой особы, – век поминать тебя буду… И другим скажу…

А Золюшка наконец получил возможность рассмотреть женщину, но все, что он увидел в темноте – были коротко обрезанные вьющиеся волосы, бледный овал лица и легкая фигурка, облаченная в мужской наряд. Золий хмыкнул: все-таки странные жили в Алларене женщины. Вот в деревне все они были крепкими, широкими в кости, как его матушка. Да и тетку Таму Хаттар наградил таким крепким телом, что тяжелый труд в пекарне был ей по силам. А эта молодая госпожа напоминала скорее птичку, которая могла оттолкнуться от земли – и взлететь.

– Да пошел, пошел, – она беззлобно пнула нищего в бок, – еще раз увижу – убью. Ты меня знаешь.

Тухлая Кость поднялся, неуклюже взмахнул длинными руками и, громко топая, метнулся прочь. В темноту.

Женщина лихо вбросила меч в ножны и наклонилась к Золию.

– Что ты здесь делаешь, малыш? Ты хорошо одет, а, значит, у тебя есть место, где переночевать. Почему ты бродишь ночью, да еще совершенно один?

Он шмыгнул носом. Еще раз посмотрел в лицо странной госпоже – оно было красивым и дышало спокойствием и уверенностью. Только веки припухли, словно она недавно плакала.

И вдруг Золия осенила весьма интересная мысль.

– Я должен спасти друга, – тихо сказал он, – но у меня не получается перебраться через эту стену. Может быть, вы мне поможете?

Она резко выпрямилась и рассмеялась.

– Ты что, малыш? Разве тебе неизвестно, что Черный город – закрыт для людей? И разве ты никогда не слышал, что даже маги, весьма могущественные, не лезут сюда?!!

Золюшка упрямо покачал головой.

– Мой друг живет там, я знаю. Его хотят убить, и я должен предупредить его об опасности.

– Друг, говоришь? – женщина снова наклонилась к нему, так близко, что он ощутил на щеке ее теплое дыхание, – но у друга есть имя. Как зовут этого твоего приятеля?

Золий помолчал минутку, раздумывая – а не совершит ли он страшного предательства, назвав имя дэйлор? Но, с другой стороны, если это – плата за помощь…

– Его зовут Ильверс, – тихо сказал он, – только никому не говорите…

Она прикусила губу, внимательно посмотрела на Золия.

– Ильверс? И это твой друг? Которого хотят убить? Пойдем-ка со мной, малыш… Кажется, нам есть о чем поболтать.

– А вы мне поможете?

– Разумеется.

И, крепко взяв Золия за руку, госпожа потащила его за собой. Прочь от черной стены.