Глава 6
Император и маг

Гнездо куниц, скрытое от простых смертных, было мертво. Так же, как и земли Дэйлор, отравленные черной людской магией.

Миртс долго бродила по знакомым коридорам. Система зеркал работала исправно, расстилая по полу коврики лунного света, заставляя искриться крошечные пластинки слюды, но – n’tahe, добровольно ступившая на путь народа Зла, не ощущала самого главного, присутствия живых существ. Казалось, даже воздух стал другим; Миртс представлялось, что именно так дышится тем, кто дерзко спускается в древнюю гробницу с нечистым намерением унести ценности, оставленные усопшему. Дэйлор сжигали тела воссоединившихся с духами предков, но Миртс, уже будучи одной из Народа Зла, успела побывать в затерянных, скрытых от людских глаз городах Вечного сна; там, где давно исчезнувшие людские племена хоронили своих царей… А потому вампиресса очень хорошо представляла себе, что такое гробница, и что такое – гробница разворованная, оскверненная…

Словно пьяная, бродила Миртс по лабиринтам города, скрытого в каменной толще горы. Разум говорил: здесь пусто, и ни единой живой души не встретишь под сводами пещеры. А сердце, словно измываясь, подло нашептывало: он ждет тебя, Миртс, сейчас, за поворотом…

Но там снова были пустота и тишина, стянутые в извечный узел лунным светом. И она заплакала, скорчившись в углу. Норл д’Эвери больше не существовал, и с этим следовало смириться до поры до времени… Пока не пробьет час страшной мести; за все и всех, за Дэйлорон, и за дэйлор, и за рассыпавшуюся хрустальными осколками вечную любовь. Хотя – разве не он говорил ей о том, что месть бессмысленна? О том, что следует просто искать выход из положения?

И Миртс, всхлипывая и вытирая слезы, вновь принялась вспоминать ту ночь, когда впервые увидела Учителя.

…Неотъемлемым упражнением будущих мастеров разведки была медитация. Миртс долго не могла понять, к чему будущему воину проводить часы, застыв, точно изваяние, но наставники в один голос твердили, что погружение в себя – и одновременное отторжение себя (каким бы абсурдом это не звучало), помогает лучше узнать свой дух. Ну, а высшая степень медитации так и вовсе могла спасти жизнь, потому как это едва ли достижимое состояние аш-хронн предполагало полную остановку дыхания и всех жизненных отправлений. То есть, смерть… В то время как дух, свободный от тела, мог свободно витать над миром, а потом вернуться в данный при рождении сосуд, оживив его. Правда, так и не утихали споры о том, когда именно дух нисходит в тело дэйлор: во время рождения личинки или после того, как взрослая особь покинет кокон. Ортодоксы придерживались версии «после кокона» – отсюда и пошел закон об уничтожении личинок почившего короля; ибо убить личинку – все равно, что болотного тритона…

Миртс задержалась в тот вечер на горном плато, безуспешно пытаясь достигнуть хотя бы пред-аш-хронн, когда можно попробовать взглянуть на свое тело со стороны. Она пыталась думать о небесных сферах, чистых, недостижимых, но, как бывает в таких случаях, мысли упорно возвращались то к отрабатываемым приемам кулачного боя, то к нахалу Эхерзу, позволившему слишком откровенные взгляды в ее сторону. Миртс не заметила, как стемнело, как темной кисеей подернулся полыхающий закат, как вспыхнула на востоке звезда – колючий кристалл, впившийся в мякоть небес… А потом как-то незаметно она осталась совсем одна на каменной кромке, над бездной, где гулко подвывал ветер. Она огляделась, и вдруг увидела, что у дальнего края каменной площадки одинокий дэйлор упражняется с двумя мечами. Миртс даже в голову не приходило, что можно достигнуть таких высот мастерства! Клинки порхали, казалось, независимо от рук воина, сливаясь в сверкающий веер. Звезды умиротворенно взирали на мастера, сонно помаргивая и тоже удивляясь…

Наконец он замер, отсалютовал небесному куполу и уже собрался уходить, как заметил Миртс, которая все это так и просидела неподвижно.

«Верно, это один из настаников», – решила она, – «да и немолод уже».

Воин, ступая неслышно, как лесной кот, пересек разделявшее их расстояние и остановился в нескольких шагах от Миртс. Которая, в свою очередь, сочла необходимым встать и поклониться.

– Что ты здесь делаешь? – сухо осведомился наставник, – все ученики уже разошлись по кельям.

Щеки Миртс вспыхнули; хорошо еще, что было темно, и он наверняка не заметил ее замешательства.

– Прошу прощения, наставник, – она еще раз поклонилась, приложив ладошку к сердцу, – я выполняла упражнения по медитации и забылась.

– Отправляйся к себе, – процедил воин, – немедленно…

И его яркие, невероятного для дэйлор цвета глаза, зло сузились. Словно Миртс одним своим видом напомнила ему о чем-то крайне неприятном.

Но, стоило Миртс сделать шаг в сторону входа в пещеры, воин задержал ее. Просто – положил руку на плечо. Неслыханно! Здесь, в гнезде куниц, наставники не позволяли себе такого…

– Погоди, – негромко сказал он, – это хорошая ночь. Я хочу поговорить с тобой… Не бойся – просто поговорить.

В тот миг на языке Миртс вертелось язвительное – «а чего мне бояться?»

Но тут же, присмотревшись к мастеру внимательнее, она поняла, что бояться есть чего.

Все было так, как у дэйлор. Только лицо слишком молодое, слишком… застывшее, словно дорогая фарфоровая маска. И глаза – два ярких сапфира, в глубине постоянно что-то меняется, сверкает, искрится, подобно игре ключевой воды на солнце. Где-то в потаенных уголках сознания зашевелилась память предков, а зоркий взгляд Миртс отмечал все новые и новые детали: хищные, заострившиеся ногти, бескровные губы…

Перед Миртс стоял n’tahe, высший вампир собственной персоной.

Он чуть слышно вздохул.

– Ты когда-нибудь видела Лунный Цветок?

Миртс мотнула головой. И, чувствуя, как вязнет воля в бушующем сапфировом море, попятилась. Куда угодно, лишь бы подальше… Лишь бы остаться собой…

С края площадки – в бездну.

Она только неуклюже взмахнула руками, ощутила, как падает… на ладонях ледяного ветра…

Затем – резкий, болезненный рывок вверх, так, что хрустнули суставы. Страшные глаза вновь оказались рядом.

– Я же сказал – только поговорить, – зло процедил вампир.

И, круто развернувшись на каблуках, быстро зашагал прочь, вернее, к входу в гнездо. Подумать только, Народ Зла – в Гнезде куниц!

Она так и просидела до рассвета на маленьком плато, а когда утром, ее, окоченевшую и стучащую зубами, нашел один из наставников, Миртс узнала, с кем имела удовольствие беседовать.

– Но разве так может быть? – удивилась она, – он же…

– Он – прежде всего основатель гнезда. Единственный, кому глас Дэйлорона сообщил об этом месте, будущей колыбели воинов, – назидательно заметил наставник.

…Она беззвучно рыдала, скорчившись у поблескивающей слюдой стены. И сердце сжималось в попытке исторгнуть из себя вопль – почему ты дал убить себя?

И ответ приходил сам собой: потому что по-иному не получилось. Потому что Норл д’Эвери не хотел даже пытаться убить магистра… Боялся, что гибель Золия пустит все Отражения обратно, в этот мир?..

И что – во имя Предков – означали слова, что уже ходит по земле человек, который обрушит мир в пропасть?

Миртс покачала головой. Все-таки она слишком мало знает, чтобы делать выводы. Да и нужно ли?

«Последнее пророчество последнего короля должно сбыться», – подумала вампиресса, – «сын Миральды ходит по земле. Значит, я должна быть рядом, чтобы встать на его защиту, когда в том возникнет надобность… Надо же, а ведь едва не убила его собственноручно…»

Ночь катилась на убыль, сворачивала звездное полотнище, и восток уже румянился зарей.

Миртс клонило в сон, веки потяжелели; тело мало-помалу деревенело, теряя подвижность.

Но перед тем, как провалиться в бездну дневного сна, она вновь увидела лицо последнего короля, Шениора д’Амес.

«И тогда явится миру герой, и проснутся дэйлор в глубинах Поющего озера».

Кажется, это Шениор сказал им с Норлом, когда Миральда отлучилась на минутку…

– Он слишком юн для великого воина, – пробормотала Миртс, – да и не воин он вовсе. Маг. Не больше, но и не меньше…

«Ты знаешь его кровь, и знаешь, как найти его», – прошелестел чей-то далекий голос, но вампиресса уже не пыталась понять, кто говорит с ней.

Она заснула.

…Нет ничего хуже, чем неизвестность.

К этому выводу Гиллард пришел на второй день своего заточения.

Когда молодой ученик принес немного еды и питья, Гиллард попытался выспросить об уготованной ему судьбе; но мальчишка лишь покачал головой и ничего не сказал. Поставил миску с кашей и кружку воды на шаткий стол и удалился, предоставив Гилу и дальше терзаться догадками – а что же за казнь уготована магу, нарушившему все мыслимые законы Закрытого города. Гилларду вменялись преступное любопытство, непослушание и, как результат, гибель собрата-мага. Где-то он читал, что за смерть брали смертью, то есть убивали виновного; и он почти не сомневался, что свобода вампирессы будет стоить головы. Узнать бы еще – как и когда… Но Магистр, увы, предпочитал держать приговоренного в полном неведении.

Он даже не притронулся к каше, но воду выпил. Вернулся на соломенный тюфяк, с которого почти не вставал, и погрузился в воспоминания.

Гиллард вновь и вновь обращался к казни командора Геллера, своего отца, которого видел всего раз – да и то на пути к эшафоту. С мучительной ясностью перед глазами вставала площадь, колышущееся людское море, черный помост и гордо шагающий к собственной гибели приближенный Императора.

«За что он казнил тебя?» – думал Гил, – «и был ли ты на самом деле виновен, или, как водится, пал жертвой придворных интрижек? Здесь много говорили о том, насколько прогнил императорский двор… Может быть, тебя лишили жизни по наущению недругов, несправедливо оговоренного? Жаль, что не узнать мне об этом, разве что только встретимся в небесных садах Хаттара Всеобъемлющего…»

Гиллард попытался поставить себя на место отца – а сможет ли он в скором времени точно также, пружинящим шагом, пройти свой последний путь?.. Сердце болезненно сжалось, на лбу выступил ледяной пот.

«Всем, наверное, страшно. В том-то весь вопрос – сможешь ли ты, Гиллард, сын командора, одолеть свой страх и загнать его так далеко, чтобы никто не увидел и не почувствовал?»

За дверью что-то звякнуло.

«Уже?!!»

Сердце заколотилось так, что, казалось, вот-вот разорвется. Ладони позорно вспотели…

Но нет, просто кто-то шел мимо и задел замок…

Гиллард закрыл глаза.

Н-да. Если уж Магистр и хотел измучить пленника, то ему это вполне удалось. Ибо нет ничего хуже, чем полная неизвестность.

И зачем нужно было выпускать девушку-вампира?..

«Но она сказала тебе о твой матери, которой ты никогда не видел».

– Ну и что с того? – пробурчал Гил себе под нос, – что это изменило, кроме того, что теперь я приговорен?..

И вдруг, откуда-то издалека, он услышал… Голос. Незнакомый, женский и очень приятный на слух.

– Но разве истина не стоит того?

Гил поежился. Вот, пожалуйста: ему уже мерещатся голоса. Дурной знак.

– Разве не стоит истина того, чтобы познать ее глубину, испить до дна? – выдохнул еще раз голос и умолк.

Гиллард с силой сжал виски. Он сходит с ума… Возможно, отчего же нет?.. И все же – в самом-то деле, разве не хотелось ему знать правду?

И услышал далекий, звонкий смех.

Кто-то неведомый насмехался над ним. А, может быть, это дело рук самого Магистра?

– Зачем тебе все это, учитель? – спросил Гил. Если Магистр говорит с ним, то услышит, – зачем ты меня изводишь? Да, я виновен. Ну так пусть меня казнят!

И, словно в ответ на его просьбу, заскрипела, отворяясь, дверь.

Снова вспотели ладони, Гиллард поспешно вытер их о штаны. Глаза с непривычки резнул багровый свет факелов, и в узилище неторопливо – знали, что жертва никуда не денется, – вошли два мага.

Гиллард, пораженный, молчал. Кто бы мог подумать, что его скромной персоне будет оказано такое внимание!

У двери стояли не просто маги, два разделяющих бремя, высшая ступень могущества, приближенные к самому Магистру…

Как обычно, разглядеть их лица было невозможным из-за глубоких капюшонов. Только гладко выбритые подбородки призрачно белели в полумраке.

Гил быстро поднялся, попытался привести в порядок мантию. Он почти ощущал, что последние мгновения сочатся, как вода сквозь пальцы, и безвозвратно уходят, уходят…

«Значит, вот как оно бывает», – обреченно подумал он, – «точно также, наверное, пришли за командором Геллером, чтобы отвести…»

А вслух сказал:

– Я готов, братья… Я готов встретиться с Отцом Небесным.

Один из разделяющих хмыкнул. Другой указал на дверь.

– Магистр Закрытого города желает говорить с тобой, Гиллард Накори.

Оказывается, не было никакого обета молчания. И, само собой, никто не вырезал разделяющим языки, как об этом любили шептаться ученики. Просто… эти маги предпочитали помалкивать и не болтать без необхоидмости.

– Говорить?!! – он не поверил услышанному, – говорить?.. Но…

– Следуй за нами, – бесцветным голосом добавил второй разделяющий бремя, – Магистр ждет.

… Они оставили Гила перед дверью, что вела в кабинет владыки Закрытого города, и медленно удалились. А затем донесся голос Магистра – очень будничный, усталый, как будто не преступник жал аудиенции, а набедокуривший школяр.

– Проходи, Гиллард.

Он осторожно толкнул тяжелую дверь, переступил через порог…

Здесь, в кабинете магистра, все было по-прежнему. Полумрак, тяжелые портъеры, отливающие кровью, багровые отсветы, ложащиеся трепещущим пятном перед камином… Магистр ходил из угла в угол, сложив руки за спиной; мятущееся пламя скрашивало румянцем его бледное лицо, искрилось на черном бархате одеяния…

Гиллард молча стоял и ждал, что скажет учитель. А Магистру, казалось, и вовсе не было дела до приговоренного чародея; он был погружен в собственный мир, полный мрачных дум.

Потом вдруг остановился, смерил Гила испытывающим взглядом.

– Ну-с, мой ученик. Что скажешь в свое оправдание?

– Великий магистр… Я готов… понести наказание… – слова застревали в горле, совершенно не желая выскакивать наружу. Но Гиллард все ж таки закончил столь успешно начатую речь, – я виноват и готов расплачиваться по закону Закрытого города.

– Идиот, – процедил Магистр. И вдруг рявкнул, – на колени, дурак!

Кровь бросилась в голову Гилу. На колени?!! Никогда… никогда он не будет ползать и пресмыкаться перед кем-либо, пусть даже и перед Магистром!

– Я готов понести наказание, – просипел он, – готов…

Магистр ничего больше не сказал. Что-то жарко пыхнуло во мраке, и ноги Гилларда подогнулись сами по себе.

– Ты гордый молодой дурачок, – назидательно произнес Магистр, – забыл, с кем разговариваешь? Другой бы на твоем месте уже бы ползал и лизал мне башмаки… Впрочем, я не удивлен. Учитывая то, кем были твои родители…

Гил тем временем безуспешно пытался подняться; но ноги не слушались, предпочитая выполнять приказания магистра, и от этого молодой маг испытывал воистину нестерпимые мучения. Его грыз стыд, и теперь сложно было даже представить – а как он после этого посмотрит в глаза Магистру.

– Проси прощения, – прошипел тот, – проси, чтобы я сохранил тебе жизнь. Или ты полагаешь, что выше этого и скорее умрешь, чем будешь умолять о пощаде?

Гиллард промолчал.

Внезапно Магистр отвернулся от своего ученика и, как тому показалось, устало вздохнул.

– Поднимайся, рыцарь. Я тоже был когда-то таким же молодым, и точно также за душой не было ровным счетом ничего, кроме гордости. Н-да. Уж этого-то добра было хоть отбавляй. Я возомнил, что смогу спасти друга – а взамен получил… Одну подлость. Вставай, Гиллард Накори. И постарайся мне объяснить, что тебя подвигло на освобождение вампирессы.

Едва веря своим ушам, Гил осторожно поднялся; в душе червячком ворочался страх, что, пожелай Магистр – и он снова будет валяться на полу, в ногах у владыки Закрытого города, беспомощный, как перевернувшийся на спину жук-олень… От этого кровь снова бросилась в голову и щекам стало жарко.

Магистр уселся в свое кресло – старое, из темного дерева и очень жесткое. Было неясно, отчего столь могущественный маг, обладатель несметных сокровищ, не приобретет мебель получше… Он сложил домиком тонкие, чувствительные пальцы; взгляд остановился на озадаченном лице Гилларда.

– Говори же.

– Великий магистр… – от зорких глаз молодого мага не ускользнуло, как дернулась желтая щека учителя, – я виноват. Я сознаю…

– Это я уже слышал. К делу, мой ученик, ближе к делу!

– Тогда, во время инициализации, вампиресса могла меня убить, но не убила. Она сказала, что знала мою мать… Ту женщину, что произвела меня на свет. Вы тоже как-то обмолвились, что семья мастера Ринта – не мои родители. И я… я хотел узнать правду, узнать, отчего эта женщина бросила меня. Я пообещал вампирессе, что отпущу, если она скажет…

– Ну, и что нового ты почерпнул из слов темной нелюди? – усмешка на лице магистра была похожа на кривой разрез. В глазах плясали алые искры, отражение пламени, бушующего в камине.

– Я узнал… – Гиллард на миг замялся. В самом-то деле, узнал он немного, и стоило ли рисковать всем ради этого?.. – моей матерью была ведьма по имени Миральда, отцом – командор Геллер Накори, казненный его императорским величеством, когда я был еще совсем мал.

И тут же, непрошеный, слетел с языка вопрос:

– Учитель… А вы знали, отчего казнили командора? Неужели он и вправду хотел смерти владыке нашему?

Магистр пожал плечами.

– Мне неинтересно, за что его казнили. Но, кажется, у него была серьезная причина пытаться убить Императора… По крайней мере, сам он полагал именно так. А что, ты был бы не прочь узнать, как оно случилось на самом деле?

Гил кивнул.

– А оно того стоит, а? Вот, из-за этого желания узнать правду, ты едва головы не лишился.

Маг в недоумении взглянул на учителя. Едва?

– Именно так. Я не собираюсь тебя казнить, но наказание ты понесешь, Гиллард Накори. Завтра утром ты покинешь Закрытый город и отправишься к владыке Империи, и будешь пребывать в его полном распоряжении, пока я не призову тебя обратно.

…Сперва он осознал, что останется жив. Пьянящее чувство радости ударило в голову, как молодое вино; Магистр показался Гилу удивительно близким, понимающим… Почти… отцом.

Но уже в следующий миг он ощутил прилив сожаления. Его, только что прошедшего инициализацию мага, выгоняли из Закрытого города! К самым обычным людям, лишенным Дара. Что он будет делать там, среди тех, кто его никогда не поймет и не примет, как своего?

– Это наказание, – строго изрек Магистр, похрустывая пальцами, – ты одаренный маг, Гиллард, но ничто не бывает безнаказанным в стенах Закрытого города. Тебе ли этого не понимать?

Он выдвинул ящик стола, порылся там и, к немалому удивлению мага, выложил на стол две безделушки из потемневшего от времени серебра.

– Подойди, Гиллард Накори. Это принадлежит тебе по праву наследства. Это отдали мне твои приемные родители, когда уезжали из Алларена на восток.

Гил судорожно сглотнул. Мысли замельтешили, путаясь клубком. Родители?.. Значит, Магистр виделся с ними? И – ничегошеньки не сказал несостоявшемуся портному?.. Да и что это значит, по праву наследства?

– Это принадлежало твоей матери, которая была ведьмой, – терпеливо пояснил владыка Закрытого города, – она оставила это тебе, когда была вынуждена уйти и переложить заботу о сыне на руки других людей.

– Почему она так поступила?

– Слишком много вопросов, Гиллард.

На сей раз в шелестящем голосе магистра отчетливо послышались металлические нотки, и Гил прикусил язык. Что ж, если не сейчас, так позже – но он все равно узнает истину.

…Медальон оказался тяжелым, на массивной цепочке толщиной в мизинец. Крупный неограненный изумруд в грубой оправе из серебра. Перстень – тоже с изумрудом. Но красоты в этих вещицах – ни на грош. Быть может, создатель вкладывал в них несколько иной смысл, и предназначением их было вовсе не роль нарядных побрякушек?

– Одевай, – чуть слышно выдохнул магистр, – пусть это всегда будет с тобой, Гиллард Накори. Да, и не торопись называть Императору имя своего отца – владыке это может не понравиться.

…Император, пополнивший крону генеалогического древа листом с надписью «Квентис Добрый», откровенно скучал. Приближалось время полуденной трапезы, когда всех просителей гонят взашей до следующего дня, и когда можно, наконец, заняться собственными делами, коих было немало.

Первым делом государственной важности был травник и ведун Интар, присягнувший на верность владыке. Польстился покоем и мягкой постелью на склоне лет, презрел «свободную» жизнь ведуна и пришел служить верой и правдой Императору. Что было весьма кстати, учитывая извечный нейтралитет и безразличие к светской жизни владыки Закрытого города. Интар ставил любопытные опыты по части травяных ядов, подготавливая Императору оружие против возможных врагов, и Квентис старался присутствовать при проведении экспериментов. Ему было так же интересно, как в далеком детстве, когда приходили к нему маги из Закрытого города.

Следующим в списке важных дел значилась красавица Лаури, которую Квентис взял в наложницы и которая, как он подозревал, страстно желала водрузить на свою глупую голову императорскую диадему. У нее были блестящие, но абсолютно пустые глаза цвета васильков и длинные волосы, в солнечных лучах сияющие золотыми нитями. Только вот не знала страстная Лаури, что дочери краснодеревщиков не становятся императрицами, но об этом Квентис предпочитал помалкивать до поры до времени.

Ну, а далее следовали прочие государственные дела: кочевники, разносящие в клочья западную окраину Империи, темная нелюдь, которую тянет в глубь обжитых земель как осиный рой на ковшик меда, наместник Дэйлорона, возомнивший, что может прикарманивать львиную долю золота из рудников…

Квентис вздохнул. Каждый раз, думая о Дэйлороне, он отчего-то вспоминал Геллера Накори, казненную свою тень. Вспоминал – и, хоть бы и перед ликом самого Хаттара не мог вообразить, отчего бросился Геллер на своего владыку с мечом. Ведь не могло же быть дело в той грязной попрошайке, которую Квентис совершенно справедливо отправил на небеса?

Впрочем, Квентис не жалел о том, что обезглавил взбесившегося командора. Во-первых, Император никогда не должен был сомневаться в правильности своих деяний. Ну, а во-вторых… Собака, единожды бросившаяся на своего хозяина, бросится и во второй раз. Народная, так сказать, мудрость… К тому же, Квентис еще и казнь устроил так, что Геллер до самого последнего мига воображал, что погибает в бою, спасибо вольным охотникам, притащившим болотную ночницу, и Интару, заставившему тварь сделать все, что от нее требовалось.

…Он зевнул, бросил взгляд на огромные песочные часы, отмеряющие время приема. Оставалось недолго. Совсем чуть-чуть. Хорошо бы никто больше не явился… Но нет – бодрым, пружинящим шагом по алой дорожке подошел паренек в долгополом одеянии, протянул секретарю свиток и неторопливо, исполненным достоинства движением опустился на одно колено. Точь-в-точь, как и положено по этикету.

Охрипший за утро голос секретаря заскрипел, как несмазанное колесо.

– Магистр Закрытого города, чье имя не упоминается, просит Императора использовать подателя сего письма во благо Империи… Молодой, одаренный маг, недавно прошедший инициализацию… Будет счастлив служить Империи…

Короткие фразы бойко отскакивали от сводов тронного зала; Квентис махнул рукой секретарю – мол, дай сюда, сам прочту. Пробежался глазами по ровным строкам со старомодными завитушками… И действительно, Магистр Закрытого города отправил юнца служить Империи и выполнять любые приказы Императора. Небывалое дело!

Тут же зубастым зверьком завозилось в душе подозрение: если магистр подослал мага, то с какой-то одному ему известной целью. Шпионить? Все возможно. А то и избавиться от владыки могут пожелать, эти маги, будь они трижды прокляты Хаттаром…

Квентис внимательно оглядел мага с головы до ног, и у него вдруг сложилось впечатление, что они уже встречались. Где-то довелось видеть это открытое лицо, волевой подбородок, на котором только-только пробивалась темная борода, разлет широких бровей, выступающие скулы… Вновь нахлынули воспоминания, но Квентис слишком часто отгонял их, приноровился – и теперь легко прогнал трепещущее полотнище прошлого.

В конце концов, тело командора было предано огню.

И с небес не возвращаются.

А маг спокойно смотрел на Императора, и в теплых зеленых глазах паренька слишком явно читалась преданность, чтобы быть настоящей.

Квентис улыбнулся – обычная, давным-давно заученная улыбка, уже притеревшаяся к губам, как башмак к ноге.

– Сопроводите мага в покои для почетных гостей.

…Все. Мальчишка ушел, и наваждение схлынуло окончательно. Да и не могло быть второго Геллера Накори…

Садясь за обеденный стол, Квентис поймал задумчивый взгляд Интара. Наверняка травник был в курсе странного подарочка магистра – и, что более всего вероятно, ведуну мало нравилось происходящее.

«Наверняка думает, а не прогоню ли его с теплого местечка», – подумал Квентис, – «но, в конце концов… почему бы и нет? Отчего бы не заменить угасающего старика на молодого, полного сил мага?»

Интар поежился; иной раз он очень хорошо угадывал мысли своего владыки. Выцветшие его глазки сердито блеснули из-под седых, косматых бровей. Тонкогубый рот вытянулся в недовольную нитку.

– Что, Интар? – поинтересовался Квентис, – боишься, что отправлю тебя в шалаш, откуда ты и явился?

Побитое глубокими морщинами лицо ведуна зло перекосилось, и, поправив серо-черные космы, он глубоко поклонился.

– Разве старый Интар не заслужил доверия владыки? Чтобы поменять его на неоперившегося мальчишку, который подослан Магистром неведомо зачем?

Квентис ухмыльнулся. Да, не прост старик, не прост… Промурлыкал между глотками золотистого вина:

– В чем мы можем заподозрить магистра Закрытого города? Пока что его нельзя уличить в предательстве трона…

– Никто не знает, что у него на уме, – прошипел зло Интар, – и мой император тоже не знает, как это ни прискорбно. Надо бы сперва допросить мальчишку.

– Учинить допрос магу из Закрытого города? – Квентис пожал плечами, – зачем мне ссориться с Магистром? Он-то куда сильнее тебя, ведун, и ты это знаешь.

Морщины на смуглом лице ведуна сложились весьма занятным образом, что должно было означать самодовольную улыбку.

– Но, повелитель, с моей помощью вы сделаете это так, что мальчишка и сам не поймет, что с ним происходит… Есть у меня одна настойка…

– А не отравишь его? – император прищурился, – знаю, не хочется тебе обратно в лес…

Интар распластался в низком поклоне, так что сверху стал похож на серую жабу.

– Мой повелитель! Да как же… ваше слово – закон… Но – неужто вам не хочется узнать, что творится в Закрытом городе?

Квентис отправил в рот кусок паштета из кроличьей печенки. Разумеется, ему давно уже хотелось разобраться, чем занимаются жители Закрытого города… А вот вам и шанс в виде молоденького мага…

– Смотри, как бы твоя настойка не отправила нашего гостя к Хаттару, – только и сказал император, – Потому как это будет скандал.

Интар торопливо кивнул; его лицо оставалось абсолютно спокойным, но по тому, как заблестели старческие глазки, Квентис усомнился в безопасности мальчишки… Который был так похож на Геллера Накори…

«Об этом тоже расспросим», – подумал Император, приступая к куропатке.

…Порой Миртс казалось, что разум ее не выдержит.

«Зачем ты здесь? Что ты ищешь в этой опустевшей колыбели великих воинов? Уже давным-давно здесь живет только молчание оскверненной гробницы, и никто не встретит тебя в лабиринте, где каждый поворот так хорошо знаком!»

Она продолжала из ночи в ночь кружить по Гнезду, будто пытаясь запечатлеть в памяти каждый выступ, каждую слюдяную слезу. Под сердцем холодным ужом свернулось предчувствие неотвратимого; и Миртс, хоть и не совсем понимала, что с ней происходит, ждала, когда же невидимая сила, щекочущая обострившиеся чувства, сделает свой ход.

Миртс знала со слов Норла о странной сущности, прячущейся в аппендиксе лабиринта, но никогда не видела ее собственными глазами. Учитель называл это нечто Колодцем Памяти; истинного имени не ведал, похоже, никто – равно как и целей, преследуемых колодцем. Если, разумеется, таковые существовали.

«Отчего ты молчишь?» – она мысленно обращалась к колодцу, – «я знаю, ты следишь за мной, и, пожалуй, настал тот час, когда ты действительно нужен! Норл… он не осудил бы меня, нет. Особенно, когда речь идет о последнем пророчестве последнего короля…»

Но колодец презрительно молчал, а его вездесущий взгляд испытывающее пялился промеж лопаток. И Миртс продолжала кружить по Гнезду, зная, что – пожелай колодец изменить ее судьбу, уже давно бы заманил к себе. Туда, куда очень сложно попасть случайно…

В одну ночь Миртс набралась храбрости и заглянула в покои Старшего. На полу лежали овалы света, таинственно серебрились надписи на книжных переплетах, и одинокая склянка, оставленная на столе, блестела круглым боком. Вампиресса прошлась по ковру; ее все не оставляло ощущение, что вот-вот шевельнутся бархатные портьеры, и войдет учитель, с неизменной полуулыбкой на бледных губах.

И Миртс, обессилено опустившись на кушетку, закрыла глаза. Она побудет здесь еще немного, а затем отправится в Алларен, на поиски Гилларда. Предсказанное Шениором сбудется, обязательно… К тому же, в столице империи оставался еще один должник Миртс. Магистр Закрытого города.

Воспоминания нахлынули с новой силой, исторгая из горла глухой рык. Нет, без толку ждать милостей от колодца, который, быть может, и высох-то весь… Нужно спешить в Алларен, в средоточение всего зла, что только можно собрать в поднебесном мире!

Миртс резко встала и, в последний раз оглядев покои учителя, побрела прочь.

Но на пороге ее окликнули: голос был странным, бесполым, не определишь, кто и говорит… Хотя, судя по всему, сам колодец изо всех сил хотел быть женщиной.

– Зачем ты ищешь меня, Лунный Цветок?

Вампиресса вздрогнула. К чему эти глупые расспросы? Ведь колодец столько наблюдал за ней.

«Такой голос может иметь только то, что отнимает жизни. И Норл это хорошо понимал… Впрочем, что я без него?»

– Я хочу знать, сбудется ли предсказание Шениора, – брякнула она наобум, – Гиллард, сын Миральды… Как он справится с этим? Как может простой человек вернуть к жизни целый народ?

Колодец томно вздохнул.

– Воля одного человека много значит, Миртс. Но я не знаю ответа на твой вопрос. Мне ведомо лишь прошлое и настоящее, не будущее.

– Ну… – она замялась, – в таком случае… Мне нужно знать, что с ним и где он. Наверное, я должна быть рядом, чтобы с ним ничего не случилось.

– Разумно, очень разумно.

И Миртс услышала вожделенное:

– Иди же ко мне.

– Что ты хочешь взамен? – спросила она, хотя ответ знала заранее.

Невидимая женщина рассмеялась.

– Зачем ты спрашиваешь, Лунный Цветок? Разве твой учитель никогда не говорил обо мне?

– Он говорил, чтобы я всегда держалась от тебя подальше, – буркнула Миртс, – но сейчас времена изменились… Все… изменилось. Будто наш мир поднебесный вот-вот рухнет в пропасть, и я это чувствую. Так куда мне идти?

– Наугад.

И снова ехидный смешок.

Вампиресса только пожала плечами. Наугад так наугад. Ведь набрел же когда-то Шениор д’Амес на потаенную дверь?

…Лабиринт Гнезда расплетался на глазах, гладкий каменный пол ложился под ноги, и Миртс сама не заметила, как очутилась в совершенно незнакомом месте – при том, что в свое время исходила Гнездо куниц вдоль и поперек.

Здесь было темно и сыро; никто не озаботился зеркальным освещением – и точно также уже много лет ни один факел не разгонял мрак. Пахло… Миртс поморщилась. Как ни странно, повсюду витал густой запах гнилого болота.

– Ну, а дальше?

– Дверь видишь?

Вампиресса огляделась: она стояла в затхлом тупике. До слуха донеслось тяжелое шлепанье воды о камень.

– Нет, – она неуверенно покрутила головой; ничего, хотя бы отдаленно напоминающего дверь, здесь не было и в помине.

Слабый всплеск воды.

– Тогда иди на звук, Миртс. Твой учитель сделал все, чтобы никто, не обладающий могуществом его уровня, не обнаружил меня.

Она прислушалась: казалось, звук доносился из-за стены. Мог ли Норл д’Эвери возвести каменную преграду между колодцем памяти и случайно забредшим смертным? Миртс невольно усмехнулась. Конечно же, мог! Только вот, несмотря на все свое могущество восьмисотлетнего вампира, рассыпался в башне магистра кусочками стекла…

Миртс ощупала монолитную на первый взгляд стену, попробовала взглянуть на нее истинно вампирским взглядом, когда легче всего увидеть любые проявления магии… И в одном месте ее пальцы провалились в искусно сотворенную иллюзию камня.

– Нашла!

Она изо всех сил надавила на скрытую пружину. Где-то в каменной толще заскрежетал механизм, и цельный, казалось бы, камень раскрылся цветком. В лицо дохнуло холодом и гнилью…

– Ну, иди же, – прошелестел колодец, – тебя гложет любопытство, как Норл д’Эвери соорудил такую преграду на пути ищущих истину?

Миртс кивнула.

– Он принес сюда нескольких искусных мастеров из людского племени, сковал их цепями и заставил возвести эту преграду. А когда все было сделано, люди умерли один за другим…

– Ты лжешь, – прошипела Миртс, – он не мог так поступить!

– Отчего же? Мог, еще как мог…

Вампиресса споткнулась, глянула себе под ноги и увидела скелет в обрывках одежды. Дальше, у стены, лежало еще два.

– Когда же это он сделал? – невольно вырвалось у нее.

– Когда ты уже жила здесь. Но ведь ты была совсем слабой n’tahe, и была вынуждена спать днем. В отличие от благородного д’Эвери. Осторожно, не упади в меня!

Миртс не поверила своим глазам: там, где до последнего момента был только базальт, появился круглый провал. И он был до краев полон воды…

– Мне не нужна твоя судьба, – мягко зашелестело нечто из черной глубины, – время близится… Обещай, что приведешь сюда Гилларда, сына Миральды и верного слуги, убитого своим хозяином, и на его шее будет медальон последнего короля дэйлор, Шениора из правящего дома д’Амес.

– Зачем это? – Миртс подозрительно сощурилась, – зачем он тебе нужен?

– Чтобы пророчество исполнилось, – сварливо огрызнулась невидимая женщина, – Гиллард должен узрить истину, и тогда все будет зависеть от его решения… Я долго ждала своего часа, Миртс. Много тысячелетий. И когда, наконец, время настало, я всего лишь выполню свое предназначение, данное мне Творцом мира сего. А о большем пока не спрашивай! Ты хотела увидеть Гилларда? Изволь. Ложись на пол и смотри в меня.

Вампиресса помедлила. Сердце словно покалывали кристаллики льда: то, что говорил колодец памяти… Казалось странным. И страшным. Если поразмыслить, то что может скрываться за этими словами?

– Без свершения пророчества дэйлор никогда не вернутся, – напомнил колодец, – а человек Гиллард – всего лишь звенышко одной очень длинной цепи, которая ковалась столько, сколько жив этот мир. Смотри же!

… Когда Миртс оторвалась от черной воды колодца, время близилось к рассвету. Веки потяжелели, и глаза слипались. Она зевнула – совсем, как обычная смертная, поднялась на ноги. Отряхивая ладони, мысленно поблагодарила колодец Памяти. В общем-то, эта странная сущность была права: Гил должен побывать здесь и взглянуть в древнюю воду. И тогда мальчишка сам решит, как ему быть – но отчего-то Миртс уже не сомневалась, что все, что он ни сделает, будет правильным. Исполнением последнего пророчества последнего короля Дэйлорона.

Она вернулась в покои Старшего и, забравшись на замечательно сохранившуюся кровать, свернулась калачиком. Прыжок в забытье – и настанет новый вечер, и желтое яблоко Большой луны будет висеть над горизонтом, запутавшись в черном плетении ветвей, и хрустальные брызги звезд обратят свои взгляды на поднебесный мир…

А ей, Миртс, придется поторопиться в Алларен, ибо маг, предсказанный последним королем, был в опасности.

Гил совершенно не понимал, что с ним происходит. Все началось с вечера, когда Император приказал ему присутствовать на вечерней трапезе; когда Гила проводили в покои владыки, маг с удивлением понял, что ужин будет состояться один на один. Это казалось более, чем странным; в книгах по этикету магу доводилось читать, что на трапезе императора обычно присутствуют все приближенные к особе правителя люди… А здесь – только косматый старик, сутулый и тощий, на котором серый камзол топорщился как если бы его натянули на огородное пугало. Император называл его Интаром и ведуном, и Гиллард насторожился: бывший охотник за нелюдью в покоях владыки? Но Квентис в тот вечер был сама любезность, полностью оправдывая прозвище «Добрый»; он расспрашивал мага понемногу обо всем, и старый ведун молча кивал, соглашаясь, отчего его седые космы едва ли не макались в тарелку. Безмолвный виночерпий разливал по бокалам старое, густое, как кровь, вино, и Гиллард почти не пил, боясь опьянеть…

Боялся, но, видимо, напиток оказался куда крепче, чем могло показаться. Все подернулось туманом; Гил, к собственному отчаянию, не мог даже пошевелиться. Кажется, с ним говорили, о чем-то спрашивали – и он что-то отвечал… Потом он очнулся в своей спальне с жуткой головной болью и даже не смог вспомнить, что говорил владыке…

Пришел Интар, приволок на подносе горчащее снадобье.

«Перебрал ты давеча, братец. Император передает тебе привет и настойку для скорейшего выздоровления».

На вкус зелье оказалось совершенно невыносимым, но Гил проглотил его, даже не поморщившись. Это ж надо было так опозориться, в первый же вечер!

Но вместо того, чтобы подняться на ноги, он слег окончательно. И снова – туман перед глазами, лица, как размытые дождем краски, Император, ведун… странные вопросы и его, Гила, ответы… И дикая, изматывающая мигрень.

«Я заболел», – думал Гил в минуты просветления, – «но чем? Хаттар всемогущий, был бы рядом Магистр… уж он бы разобрался…»

…Однажды, глубокой ночью, Гиллард очнулся среди мятых, мокрых от пота простыней. Тишина впечаталась в темноту, и все казалось неживым, застывшим; только одинокий огонек свечи сиял золотой звездочкой… как давным-давно, в навеки потерянном детстве…

Гил зашелся в приступе кашля, его скрутило пополам; вверх по горлу подкатила волна тошноты, желудок извивался ужом, но – был абсолютно пуст.

«Да что же это со мной?!!»

Превозмогая слабость, Гил приподнялся на локте, и в этот момент… ощутил, как кто-то ловко подсунул ему под спину подушку и помог сесть.

Словно призрак, в круг света вплыло женское лицо в обрамлении тяжелых кос.

– Как ты? – тихо спросила незнакомка. И тут же бросила испуганный взгляд на дверь, словно боялась, что ее кто-то услышит.

Затем она торопливо приложила пальчик к губам, на цыпочках скользнула к выходу, быстро выглянула в коридор, и только потом вернулась к Гилу.

– Не узнаешь меня?

Гиллард в недоумении мотнул головой. Нет, конечно же он и представления не имел, кто эта красивая, молодая женщина…

– Помнишь Лаури? – прошептала она, – нет, молчи. Не нужно ничего говорить. Вернее, ты слушай, а я кое-что тебе скажу…

– Как ты…

– Замолчи. Времени у меня нет, Гиллард, но я все же…

Она наклонилась совсем близко к его лицу, так, что Гил ощутил тонкий, своенравный аромат благовоний.

– Ты не болен, – шепнула Лаури, – старик тебя травит помаленьку. А еще тебя опаивают зельями, которые очень хорошо развязывают язык. Император хочет узнать, что творится в Закрытом городе…

Он, задыхаясь, откинулся на подушки. Так вот оно что! Эта странная болезнь, слабость… Но… Лаури?..

– Откуда ты узнала? – прохрипел маг, с трудом выталкивая слова из горящего горла, – почему ты здесь?

Красавица чуть слышно вздохнула и улыбнулась. Как показалось Гилу, через силу.

– Мужчина после любовных утех может сболтнуть лишнего. А император – такой же мужчина, как и ты… услышала знакомое имя, потом подсмотрела, как тебя допрашивают. Ты ничуть не изменился за эти годы, Гил. Все такой же рыцарь, уверовавший в честность рода людского. Ты веришь в нее, и ищешь – но она не живет во дворце.

Огонек свечи померк перед взором Гила. Эх, Лаури, Лаури… Его прекрасная дама, по воле которой юный рыцарь Гил отправился в Закрытый город… И кем она стала теперь?

– Да, я наложница императора, – спокойно сказала она, – владыкам не отказывают. Быть может, я даже стану императрицей, кто знает? И если учесть, что у нашего владыки до сих пор нет наследников… Впрочем, некогда болтать, Гил. Тебе нужно убираться отсюда, если хочешь остаться в живых. Это… мой долг. За то, что ты остался в городе магов.

Он все еще приходил в себя. Не верилось, что император, Квентис Добрый, способен на такую подлость… Эх, сюда бы учителя…

– Ты должен либо вернуться в свой Закрытый город, либо переждать где-нибудь… – шепот Лаури разбил нависшую тишину, – и уходить тебе нужно сейчас, пока Император и ведун что-то обсуждают. Поднимайся, Гиллард. Хаттар велик, может, еще свидимся. Я тебя выведу.

С помощью Лаури Гилу удалось сесть. В висках гулко стучало, к горлу подкатывала тошнота. Лицо Лаури снова начало расплываться, превращаясь в бесформенное золотисто-розовое пятно.

– Кажется, я вовремя решила тебе помочь, – прошептала наложница владыки, – еще пара дней – и ты бы уже не поднялся вообще.

– Но… Почему император хочет моей смерти?!! – выдохнул маг, – я же… я ни в чем не виноват перед ним… За что?..

В нос ударил резкий запах ароматической соли, и Лаури вновь начала обретать вполне человеческие формы.

– Квентис не хотел тебя травить, – строго сказала она, – это все старик, ведун проклятый. Боится, что император его отправит подыхать в лес, а тебя оставит при себе! Да, знаю, что это все глупо, но ведь если Интару что в голове засядет, его не переубедишь. На-ка вот, пожуй – это тебя встряхнет на некоторое время, пока не окажешься за пределами дворца.

И она поднесла к губам Гила пахучую горошину. Он подозрительно взглянул на свою капризную подругу из пропавшего детства, но она только улыбнулась.

– Это еще что такое?

– Ешь, не бойся. Интар делает такие штучки для императора, когда надо… – Лаури вдруг запнулась и слегка покраснела.

А Гиллард послушно взял с ее ладошки желтый шарик и принялся добросовестно его жевать. Убеждая себя в том, что нужно любыми способами подняться на ноги – но не в силах отделаться от мысли, что император употребляет подобные вещи, чтобы проводить целые ночи в объятиях синеглазой красавицы.

Сперва он не ощутил никаких изменений: та же тошнота, надоедливая мигрень, долбящая виски, словно надоедливый пестрый дятел. Лаури молча смотрела на друга детства, нервно тиская кружевной платочек.

Через некоторое время она отшвырнула его в сторону.

– Все, Гил. Уже должно было подействовать. Ты должен встать и идти, иначе больше никогда не покинешь эти стены.

– Да, понимаю…

Он стиснул зубы и, словно младенец, цепляясь за ее руку, спустил ноги на пол. А затем и вовсе поднялся. Комната завертелась перед глазами, но затем послушно замерла. Кожи на груди коснулось что-то холодное, Гил опустил глаза – ах, да… медальон матери. И перстень вроде на месте. Даже странно, что на них никто не позарился, пока Гиллард валялся в беспамятстве.

– Тебя нужно одеть, – Лаури метнулась к стулу, где было аккуратно сложены вещи мага, – и – ходу отсюда, Гил. У нас и времени-то почти не осталось!

…Они не разговаривали, пока шли темными коридорами в направлении, известном одной Лаури. Да и не о чем было говорить людям, между которыми пролегла горькая дорожка воспоминаний и осознания того, что, поступи они иначе восемь лет назад – и все было бы по-другому. Они оба прекрасно это понимали, а потому предпочитали молчать.

Когда же, наконец, Лаури остановилась перед низенькой дверью, Гиллард спросил:

– Значит, ты можешь стать императрицей?

Лаури передернула плечами.

– Не знаю, Гил. Может быть… Ну, иди. Выйдешь в парк, ну, а оттуда – к прудам, и постарайся исчезнуть.

– Спасибо тебе.

– Не благодари.

Она аккуратно отомкнула дверь, приоткрыла – в коридор ворвался сладкий запах ночных цветов.

– Иди, Гил.

И вдруг порывисто обняла его.

– Все. Удачи тебе, мой благородный рыцарь…

Известие застало Квентиса врасплох.

– Что значит – сбежал?!!

Он выскользнул из-под мягких ладошек Лаури, которая только-только начала умащивать спину ароматным маслом, и схватил халат. Кивнул красотке – мол, иди к себе, есть дела поважнее. Она улыбнулась, грациозно изогнулась, словно кошечка и, нимало не стесняясь наготы, вышла.

– Вы хорошо обыскали дворец? – Квентис хмуро воззрился на побледневшего подданного. Разумеется этот человек, что раболепно гнул спину перед владыкой, вовсе не был ни рабом, ни слугой; наоборот – имел весьма звучный титул и участвовал во многих делах Императора, не требующих огласки. Лорд Шеном Тэр, второй министр, глава канцелярии тайного слежения, виртуоз в распутывании темных дворцовых интрижек и великий стратег в деле шпионажа.

Тэр поклонился еще раз, уже гораздо ниже; солнечный зайчик погладил его небольшую, от волнения вспотевшую лысину.

– Да, ваше величество. Весь дворец. Маг исчез бесследно, и никто не видел, как он покинул свои покои.

Квентис хрустнул пальцами. Как-то нехорошо все выходило, совсем нехорошо… Ну, и что теперь скажет магистр Закрытого города, после того, как к нему вернется маг и нажалуется, что-де опоили и неоднократно учиняли допросы?

Император задумчиво теребил шелковый кушак. Затем мрачно кивнул министру.

– Интара ко мне. Немедленно.

…Ведун появился так быстро, что в душу Квентиса вкралось подозрение – а не подслушивает ли старик за дверями? Путаясь в длинных полах кафтана, Интар бухнулся на колени, поскуливая, пополз вперед, желая приложиться к краю императорского одеяния. Квентис от души пнул его в бок.

– Ты мне обещал, что зелье не позволит ему встать и уйти! И что? Каков результат?

Но Интар был огорошен известием не меньше самого Квентиса.

– Владыка! Да не мог он, не мог он сам уйти! Мои травки… медведя с ног валят, а то ведь мальчишка…

– Заткнись, – обронил Квентис, – поздно выть. Надо что-то предпринимать. Ведь магистр далеко не дурак, он поймет, что здесь с его воспитанником стряслось что-то дурное. Начнет выяснять… Как бы скандала не вышло.

– Мой владыка боится магистра? – прошипел Интар, за что получил еще один чувствительный пинок.

– Не смей даже рта раскрывать, поганец, пока я тебе не позволю. Не то – вот, видишь, лорд Тэр? Он тебя живенько допросит, со всей тщательностью. Может быть, тебе было на руку, чтобы маг убрался отсюда, а?

Лицо ведуна окаменело в выражении столь глубокой растерянности, что Квентис не сдержался и зловеще улыбнулся. В глазах травника задрожали слезы.

– Позвольте признаться, ваше величество!

– Да ну? И в чем? – он кивнул Шеному, тот моментально извлек из-за обшлага кусок пергамента, перышко и миниатюрную чернильницу на цепочке. Невинные голубые глаза министра хищно блеснули. Интар, распластавшись на полу, жалобно всхлипнул.

– Травил я мага помаленьку, владыка. Уж не стал бы я его выпускать, он бы сам тихо к Хаттару отошел… Не иначе, сам Магистр его отсюда вывел…

Тэр, ухмыляясь, заскрипел перышком.

– Значит, я был прав. Во всем, – процедил Квентис, – как чувствовал, что ты меня ослушаешься. А между прочим, мальчишка мне был нужен живым!

– Помилуй, владыка!

– А толку мне с твоих воплей, старый дурак?!! Наверняка Гиллард уже в Закрытом городе и нашептывает магистру о том, как его тут великолепно встречали…

Шеном Тэр деликатно кашлянул, и император понял, что в круглой, точно шар, голове министра зародилась светлая мысль.

– Говори, Шеном.

В глазах лорда мелькнуло самодовольство. Как же, даем совет самому Императору…

– Я бы порекомендовал, ваше величество, тотчас же написать Магистру, что его воспитанник позорно сбежал, тем самым нарушив все установленные предписания как со стороны Закрытого города, так и со стороны владыки Империи. Кроме того, я бы посоветовал отправить под стены Закрытого города Маррета и его ребят; если Интар утверждает, что состояние нашего гостя ухудшалось изо дня в день, то, возможно, он еще и не добрался до черной цитадели.

Квентис усмехнулся. Нет, все-таки не зря он сделал этого пухленького коротышку министром канцелярии тайного слежения.

– Великолепный план, лорд Тэр. Если бы все мои подданные имели такие мозги, то я был бы счастливейшим владыкой из ныне живущих.

Он уселся за бюро, макнул перо в чернильницу и набросал письмо о том, что посланный императору маг обманул ожидания владыки, оказался склонен к экспериментам, кои заключались в употреблении малоизвестных зелий, а под конец и вовсе сбежал, нарушив волю обоих владык – Великой Империи и Закрытого города.

– И, что бы ни случилось, настаивайте на своем, ваше величество, – шелестел Тэр, – магистр может не верить, но, если не хотите громких скандалов, будет лучше все отрицать.

Письмо, как по волшебству, исчезло за обшлагом Шенома, но Квентис был уверен, что оно в самое ближайшее время будет доставлено по назначению. Глава канцелярии тайного слежения был единственной нитью, связующей Императора с Закрытым городом.

– Я могу вызывать Маррета? – уже на пороге осведомился министр.

– Да, разумеется. Но я хочу видеть во дворце мальчишку живым. Понятно? Жи-вым!

Тут Интар имел несчастье подвернуться еще раз под ноги Квентису.

– А ты, идиот, поднимайся. И чтоб я тебя несколько дней не видел, ясно? Еще раз меня ослушаешься, я тебя таким пыткам подвергну, что будешь молить о смерти.

…Квентис дождался, пока ведун, кряхтя и постанывая, на четвереньках уберется вон. Затем растянулся на кровати, пропахшей благовониями, и задумался.

О том, что по странному стечению обстоятельств маг, подосланный магистром, оказался сыном Геллера Накори. Причем ребенком, о существовании которого, пожалуй, не знал даже командор. О том, что за стенами Закрытого города маги занимались исследованием и изготовлением смертоносных взаимодействий, но пока предпочитали их нигде не использовать. Исключая лишь взятие Дэйлорона. О том, что, пожелай маги захватить императорский трон, они бы сделали это легко и непринужденно. Значит, не это было им нужно? Но что может быть важнее, чем власть? Вот этого Квентис не понимал. Происходящее начинало походить на умело подстроенную ловушку, причем ловушку, сооруженную сумасшедшим. Ведь не могла же столь занятная картина сложиться сама по себе, без кукловода, который осторожно дергает за нужные ниточки?

– Бред какой-то, – пробормотал император, – и совершенно ничего неясно. Совершенно!

…Силы оставили Гилларда на окраине парка, предательски внезапно, так, что получилось – брел-брел и, как подкошенный, рухнул в папоротник. Он вдохнул побольше воздуха, попробовал подняться – безрезультатно. Тело не слушалось, сделалось тяжелым, как куль муки. Все, что удалось Гилу – это повернуться набок и подтянуть колени к груди.

Светало. Сквозь ажурную зелень сомкнувшихся над ним лапок папоротника виднелся кусочек неба, сперва темного, затем – сизого. Потом маг провалился в небытие, и пришел в себя лишь к вечеру.

«Что, не думал, что все будет именно так, да?» – подумал Гил, – «что будешь валяться без сил в императорском парке, и никто не придет на помощь?»

И тут же возразил сам себе:

«Но ведь Лаури помогла тебе. Сделала даже больше, чем могла в ее нынешнем положении…»

По горлу прокатился горький ком желчи, тело скрутила жестокая судорога… Гил сплюнул вязкую слюну и закрыл глаза.

Если он так и будет валяться здесь дальше, то просто умрет, а уж этого допускать совсем не хотелось. Значит, надо собраться с силами и – идти вперед. К Закрытому городу… рассказать Магистру обо всем, что с ним случилось и просить о защите.

– Да, я пойду… туда… – прошептал он, – и все… может быть, все будет, как раньше.

Превозмогая тошнотворную слабость, Гил поднялся на четвереньки и огляделся. В парке было пустынно и тихо, сбоку поблескивало аккуратное зеркальце пруда. Над головой в братских объятиях спелись мощные руки лип, а еще выше опрокинутой чашей покоилось небо с блестками первых звезд.

«Если я уже сутки не принимал яда и до сих пор не умер, значит, буду жить и дальше», – подумал Гиллард, – «а, следовательно, незачем себя жалеть. Надо просто… уходить отсюда, пока меня не нашли».

Осторожно, стараясь не делать лишних движений, он поднялся на ноги, и эта первая удача окрылила.

«Значит, смогу и дальше идти!»

Пошатываясь, Гил и в самом деле двинулся к выходу из парка, туда, где пустынная аллея упиралась в стену. Он пока не думал, как минует это препятствие; просто задался целью – дойти.

Итак, он был болен, одинок и совершенно беззащитен: все компоненты заклятий у него отобрали во время задушевных бесед с владыкой Империи. Признать все это оказалось нелегко и мучительно стыдно, нечасто маг Закрытого города может похвастать тем, что несколько дней подряд его травили и допрашивали, и что только вмешательство женщины спасло от неминуемой гибели. И Гиллард уже представил себе, как скривится Магистр при виде ученика, докатившегося до такого состояния. Возможно, он даже прочтет краткую лекцию о том, что маг не должен быть столь удручающе наивен, а сам презрительно взглянет на Гилларда… Хорошо еще, что медальон и перстень остались при нем; вероятно, их сочли недостойными внимания… Чай, владыка еще не дошел до того, чтобы воровать побрякушки у своих гостей…

Потом он стал вспоминать Лаури; от этого делалось горько, неприятно. Кто бы мог подумать, что дочь краснодеревщика окажется в императорском гареме? Необычайно ярко он снова увидел яблоневый сад, девочку, с хрустом кусающую сочное яблоко и себя самого, мечтающего о рыцарских подвигах. Казалось, только вчера это было, а вот ведь незадача – восемь лет унеслось, не оставив и следа.

…Пока Гиллард брел, падал, поднимался и снова двигался вперед, вечер сменился ночью. Вокруг по-прежнему не было ни души; покрывало ночи, опустившись на землю, заглушило все звуки – получилась особенная, шуршащая листвой тишина, которую нарушало лишь редкое уханье филина.

Гил остановился перед высокой, в два человеческих роста, оградой. Затем обессилено сел на траву, прислонившись спиной к безукоризненной кладке. Итак, он дошел. А что дальше? Идти до охраняемого выхода? Нет уж, увольте…

Ему померещился ехидный смешок магистра. Вот уж, наверное, потешался бы учитель, увидев подающего надежды мага в столь незавидном положении! Гиллард почти представил себе натянутую, высокомерную улыбку на бледных, словно обескровленных губах самого могущественного мага Империи, хрусткую корочку льда в ярких голубых глазах…

«Искусство магии заключается не только в составлении уже известных взаимодействий, но в экспериментальном определении новых порождающих силу структур».

Гил хмыкнул. Легко сказать – экспериментальное определение…

«Но ты же все-таки маг? Твое оружие – Сила и мозги. Вот и думай, если хочешь отсюда незаметно выбраться».

Он сжал в руке медальон, ощутил, как твердые четкие грани вдавливаются в ладонь. Перстень на руке, казалось, чуть нагрелся. Любопытно, а что даст взаимодействие двух изумрудов?.. По всем правилам магической науки – ничего, если к ним не добавить третью, чуждую составляющую.

Гил огляделся, припоминая все лабораторные опыты, в которых принимал участие, мучительно пытаясь сообразить, а что же, собственно, он хочет получить в итоге… И вдруг…

– Твоей матери было достаточно травы и цветов, чтобы призвать Силу.

Гил едва не подскочил на месте. Пожалуй, только слабость помешала ему это сделать. Голос-то он уже слышал… сидя в темнице и ожидая наказания. И тогда – что-то говорило ему это бестелесное нечто об истине… Но что самое обидное, Гиллард так и не понял, кому принадлежит этот мягкий, шелестящий шепоток, похожий на шорох гадюки по сухой листве – то ли собственному больному воображению, то ли… Чему-то другому, опасному и недоброму, от чего следует держаться подальше.

– Ты… кто? – спросил Гил в темноту, даже не рассчитывая получить ответ.

Тишина. И только недовольно заухал филин.

Гиллард поежился. Все-таки неприятно, когда в твоем сознании начинают звучать неведомые голоса… И подумал о том, что в стенах Закрытого города маги никогда не ставили экспериментов с живыми компонентами. Только то, что уже не живет и не дышит, и никогда – то, что растет. Как-то Гиллард слышал, что живое пользуют ведьмы и охотники за нелюдью, а истинный маг никогда не опустится до подобных трюков.

Он сорвал листок подорожника, покрутил его в руках, приложил к медальону – никакого эффекта. А что, если объединить кору, папоротник, сухие листья, землю?..

Примерно через час, утирая холодный пот, Гил с удовлетворением оглядывал фигуру Силы, составленную из никогда прежде не использованных компонент. В центре концентрических кругов покоился медальон, и в него золотыми ручейками стекалось то, без чего маг не сотворит ни единого заклятья. Изумруд светился в темноте живым зеленым светом, и над ним уже кружился, попискивая, комар.

– Как доберусь до своей кельи, обязательно начну писать трактат о пользе живых компонентов, – пообещал себе Гиллард и положил руку на ставший горячим медальон.

Чувствуя, как Сила потекла в тело, захлестывая тягучей волной, Гил направил свободную руку на стену, обрисовывая контур будущего лаза. Зеленый сгусток отделился от пальцев, вальяжно подплыл к цели и… впитался в камень, как вода в сухую землю.

Гил охнул. Вот чего-чего, а такого он никак не ожидал; хотелось бы увидеть нечто более действенное… Компоненты, разложенные вокруг изумруда, обратились в пыль, отдав свою жизнь магии. Следовательно, для следующего заклятья придется все начать заново. А сил-то не было, да и времени ушло немало.

… Тихий, едва слышный треск. И шорох – как будто осыпаются мелкие камешки из-под ног покорителя гор. Напрочь позабыв о собственном состоянии, Гил рванулся к стене, споткнулся, упал, едва не расквасив нос… Результат превзошел все ожидания. Прямо из каменной кладки лезли нежные зеленые ростки. Их корни, на вид тоненькие и слабые, крошили камень, обращая в труху.

Гиллард осторожно нажал на пушистый зеленый коврик, и кусок стены, чихнув пылью, осел на землю, открывая проход – как раз такого размера, как и мыслил маг.

Он еще раз подумал о своем будущем трактате и двинулся вперед. Прочь из императорского парка, в Закрытый город, где не было места гадким интригам и все было просто и честно.

…– Великий Магистр. Позволю себе напомнить, что посланец Императора передал…

– Я помню, что он передал, Вилль. Оставь меня. Ответ будет утром.

В распахнутое окно башни заглядывала довольная вызолоченная луна, окруженная свитой звезд. Теплый ветер доносил звуки ночного Алларена – то лай собак, то людской гомон; и все это уносилось прочь, едва касаясь сознания.

Магистр поглядел на пергамент с императорской печатью на алой ленточке. К чему торопиться и читать, когда и так ясно, что там произошло, во дворце? Наверняка повелитель Империи очень хотел узнать, чем именно занимаются маги Закрытого города, и купился на то, что Гиллард уже носил звание мага…

Магистр все-таки сорвал печать, пробежался по скачущим вверх-вниз строкам, писанным в явной спешке и швырнул пергамент в огонь.

Разумеется, он ответит Императору – ответит, что-де сожалеет о том, что молодой и очень талантливый маг не оправдал доверия и покрыл позором Закрытый город… Врата которого отныне закрыты для Гилларда Накори… И что теперь Император волен сам решать судьбу никчемного мага. Но – чуть позже. Зачем торопиться, когда все идет именно так, как того можно было ожидать?

«Ведь когда-нибудь это все равно бы случилось. И даже я здесь не причем, ну, разве самую малость. Все это… только исполнение пророчеств. Не более. И чаша наполнена до краев, дальше просто некуда».

Магистр вернулся к столу. Заветная схема, великая сеть судеб, уже занимала всю столешницу; Магистру не хватило места на одном листе, и он, как ученик перед отчетом, подклеивал дополнительные листы дабы расширить площадь исследования. Расширить-то расширил, но не прошло и двух суток, как сеть вновь разрослась непомерно.

– Итак, – промурлыкал он, – что мы получили?

Отследив одну из линий Императора, Магистр аккуратно проставил нули над всеми кружками-событиями, кроме одного. Затем проделал то же самое с уже происшедшим для Гилларда и для Миртс. Хмуро покусывая перо, долго раздумывал над будущим ночницы Миральды и еще кого-то, безымянного человека.

Задача по-прежнему оставалась неразрешимой. И слишком много «если» оставалось на изображенной схеме, не позволяющих произвести заключительный подсчет.

Магистр отложил перо и взялся за пухлый томик пророчеств. Не давало ему покоя одно предложение:

Он много раз думал над этим. Несомненно, стражем был колодец Памяти, а значит, речь шла о добровольной жертве, которая могла бы очистить, возродить медленно гибнущий мир. Оставалось только выяснить, кто мог бы это сделать, и чем бы это грозило Хозяину Закрытого города.

Перебирая в уме тех, на кого указывали пророчества, Магистр размышлял. Кажется, ночница Миральда могла бы пожертвовать собой во имя если не всех живых, то ради своего сына (вывел над последним кружком нужной линии не единицу, но половину ее). Однако с таким же успехом Гиллард мог отдать свою жизнь… Если сделает то, что мог сделать, и если осознает всю глубину своей вины. И уж конечно, не император Квентис будет лишать себя жизни ради жалких людишек!

Магистр внимательно оглядел собственную линию и линию Врат Силы. А вот что могло случиться с ними – по-прежнему плавало в мутной неизвестности. Ни нулей, ни единиц не поставить.

– Все рисуешь, – пробубнил за спиной мальчишка, – какой ты скучный стал. Может, пустишь меня обратно?

– Рисую, – Магистр ухмыльнулся, – в отличие от тебя, я еще и думаю иногда, и сейчас как раз один из таких моментов. Так что лучше не мешай.

Но поганец, вместо того, чтобы тихо удалиться, стал рядом и склонился над путаницей линий и россыпями кружков.

– Вот этот, который без имени. Откуда ты знаешь, что он вообще есть в поднебесье?

– Об этом было сказано в пророчестве, – стараясь говорить спокойно, ответил Магистр, – о человеке, которому не было дано имени, и который скорбел об этом, до тех пор, пока не…

Он внезапно замолчал и, чтобы не забыть, пометил единицей еще один кружок.

Ночной Алларен – не слишком хорошее место для прогулок, пусть даже и недалече от дворца. Гилларду было очень хорошо известно, что даже там, где разъезжает императорский патруль, частенько находят поутру мертвецов. Магистр как-то разглагольствовал о ночном братстве Алларена, сборище убийц, попрошаек и воров; тогда властелин Закрытого города с ехидной усмешкой припоминал все попытки Квентиса навести порядок в столице. Усиливали патрули, вводили законы о том, что каждый, кого застанут вне дома после заката солнца, будет казнен на месте, пробовали выпускать на ночь специально обученных собак – ничего не помогло. Ночное братство, как рак-отшельник, пряталось за добротными каменными стенами, но стоило опасности миновать, как все начиналось сначала.

Гил шел к Закрытому городу, стараясь держаться в тени домов, и пристально вглядываясь во мрак. Его не оставляло неприятное, щекочущее чувство опасности, когда что-то стягивается клубком под грудиной, а по спине бегают мурашки. Поминутно оглядываясь и от всей души надеясь, что не увидит за спиной одного из братьев-воров, Гил невольно вспоминал о том, как восемь лет назад по доброй воле отправился ночью к цитадели магов. И ведь тогда с ним могло случиться все, что угодно – ан нет, позволила всемогущая судьба дойти, чтобы… остаться в кольце черных стен. Возможно, и сейчас бережет его воля Хаттара, чтобы добраться до убежища?

Гиллард свернул в нужный квартал и наконец увидел свою цель. Закрытый город величественно и молчаливо взирал на расположившиеся вокруг дома из светлого камня, на розарии, на деревья, от которых расползались причудливые тени по мостовой… А на краю стены сидела каменная гарпия, которая, как оказалось, оживала по воле магистра.

Маг вздохнул и невольно сжал в руке медальон – еще не остывший после последнего заклинания.

«Вот я и дома», – мелькнула светлая мысль, – «дошел».

Гиллард представил себе, как будет стучаться в ворота и просить Магистра, чтобы тот позволил ему вернуться. Наверное, это будет унизительно; кровь прилила к щекам – но тут же Гил решил, что иного выхода нет. Он исправится, загладит свои ошибки… чуть позже.

Вздохнув, он шагнул вперед. И в этот миг от ближайшего к стене дома отлепились два мужских силуэта и заскользили прямехонько к Гилу, словно перетекая от тени к тени.

Сердце нехорошо сжалось. Гиллард поспешно, насколько ему позволяли силы, юркнул за дерево. Но, естественно, его заметили гораздо раньше. Из ночной темноты вылились еще три фигуры; холодно блеснуло оружие…

– Эй, ты. Поди-ка сюда, мы тебя убивать не будем, – проскрежетал кто-то из ночных братьев.

– Да-да, не будем. Только ребра пощекочем.

Медальон стал подозрительно горячим; в душе вспыхнула искорка надежды – а не осталось ли в изумруде Силы, чтобы – даже не убить, хотя бы напугать грабителей… Но нет. Драгоценность была пуста.

А ночные братья уже заходили сбоку, беря в кольцо.

– У меня ничего нет, – в отчаянии сказал Гиллард, поспешно пряча медальон под рубашку, – я сам такой же, как вы…

Эта ложь далась легко.

– Эх-хех. Вот сейчас и узнаем, – с хохотом ответили ему.

Гиллард сжал кулаки; нужно было что-то предпринять, и как можно скорее, иначе…

Он шагнул в полосу лунного света, развел в стороны руки – изо всех сил стараясь стоять крепко на ногах.

– Я – маг Закрытого города! Только попробуйте…

– Да знаем мы, что ты – маг, – устало ответил один из ворюг, – ты-то нам и нужен. Кое-кто хочет тебя видеть своим гостем.

Гиллард затравленно озирался: теперь уже он и убежать бы не смог, темные, гибкие фигуры окружили его со всех сторон. Лица их были скрыты до самых глаз под темной тканью, в руках – кривые сабли…

«Да это же не просто воры», – запоздало сообразил Гиллард, – как бы не император… послал их за мной…

– Зачем я понадобился его величеству? – напрямую спросил он, стараясь потянуть время и лихорадочно соображая, как можно добраться до черных стен.

– А ты не дурак, – проскрипел кто-то в ответ, – берем его.

Гиллард метнулся к ближайшему крыльцу, превозмогая слабость, забарабанил в двери… Но, само собой, ему никто не открыл.

А потом его схватили за руки, потащили вниз и бросили на мостовую. Правда, не били – а принялись аккуратно вязать, лишая малейшей возможности двигаться. Гиллард устало закрыл глаза. Вот и все. Стоило так стараться, удирая из императорского парка, чтобы тебя, как барашка, доставили обратно?!!

… Странный свистящий звук. Затем – что-то тяжелое с мокрым «плюх» упало на камни. И лязг оружия…

Гиллард в изумлении воззрился на происходящее: те, кто за минуту до этого усиленно вязали ему ноги, бросили свое занятие. Посреди улицы, казалось, копошился клубок тел, время от времени рассекаемый сталистой молнией клинков; кто-то подобно маленькому смерчу разбрасывал слуг императора, плеская на мостовую чем-то черным, глянцевым…

А затем, как в страшной и жестокой сказке, люди остались неподвижно лежать на залитых кровью камнях, и победитель, тяжело дыша, лихо вбросил парные клинки в ножны. Гил не поверил своим глазам: это была хрупкая девушка, с длинными черными волосами, заплетенными в тоненькие косички.

Она решительно шагнула к нему, и Гиллард с необычайной ясностью осознал, что самое занятное только начинается.

– Ты живой? – с усмешкой поинтересовалась Миртс, – если живой, то я успела вовремя. Сейчас я тебя развяжу, и надо уходить отсюда.

– Куда?.. – выдавил Гиллард, – я же… в Закрытый город…

– Забудь про Закрытый город. Мы отправимся в Дэйлорон, ибо только там ты доберешься до истины и сможешь стать частью последнего пророчества. В конце концов, я только что спасла твою жизнь, и, как и подобает человеку честному, ты не можешь отказаться следовать за мной, не так ли?