Книга: Паутина Судеб
Назад: ГЛАВА 13
Дальше: ГЛАВА 15

ГЛАВА 14

Тусклый серый рассвет застиг Ладислава всего в версте от Стольна Града. Некромант пошевелился и с трудом приподнялся на локте, мутным взглядом обозревая заснеженную обочину дороги. Ночь Излома вспоминалась какими-то обрывками – последнее четкое воспоминание было о том, как он сорвался из города, ощущая, как висок словно раздирает жгучей, жалящей болью, как в груди растет осознание чего-то неминуемого, надвигающегося с неотвратимостью прорвавшего плотину горного потока. Ладислав успел покинуть столь уютный постоялый двор и кинуться в ночь, нещадно подгоняя коня и чувствуя, как он опаздывает. Непростительно, невозможно опаздывает…
На него накатило, когда до избушки Лексея Вестникова оставалось всего ничего – с полверсты пролеском, не больше. Приступ головной боли скрутил некроманта, да так, что тот упал с лошади на обочину дороги, в снег, смешанный с комьями подмерзшей за ночь грязи. Он еще успел подумать о том, что зря отпустил девку одну к наставнику, зря оставил эту дурынду в ночь Дикой Охоты, а потом провалился на Грань…
Не зря говорят, что у некромантов самые жестокие условия колдовства и существования. Сила управлять ушедшими из мира живых дается путем долгих, зачастую болезненных тренировок, и она несет с собой лишь два, нет, три закона. Не бояться, не брать лишнего и не ходить в должниках.
Последнее правило было нарушено, и в ночь Излома осени Ладислав на своей шкуре испытал, что значит умирать вслед за своим благодетелем, то есть благодетельницей. Миг страха за себя и почему-то за нее, а затем ощущение, будто бы с него заживо спустили шкуру. Ослепляющая боль сменилась туманной прохладой безвременья на Грани, где слабо ощущалось присутствие Еваники. Мысль о том, как же он не уследил за этой девчонкой, что она все-таки умудрилась умереть, несмотря на своего сурового защитника, очень быстро сменилась удивлением, когда Ладислав понял, что Грань не просто отпускает его обратно следом за ведуньей – она будто играет с некромантом, то призывая его к туманным озерам, в глубинах которых зачастую таится такое, о чем даже самому Ладиславу знать не хотелось, то возвращая в телесную оболочку, и так измученную до предела, только для того, чтобы он успел хлебнуть новую порцию выкручивающей конечности боли.
Право слово, когда Ладислав в очередной раз пришел в себя, лежа лицом вверх на снегу, задыхающийся от крови, стекающей в горло, он ощутил в себе некий «научный интерес». Почему Грань отпускает его раз за разом, не разрывая связи души с телом, и что же, в конце концов, происходит с Еваникой, если его самого вот так мотает из мира живых в потустороннюю мглу? Некромант усмехнулся сухими, потрескавшимися губами, глядя сквозь жгущую глаза тонкую пленочку слез в черное небо, где сиял окутанный зеленоватым облаком глаз луны.
Если он выживет и сможет встретить рассвет, то ему уже точно нечего будет бояться. Да и некого, если подумать. А еще – он сможет наконец-то добраться до этой чокнутой ведуньи, которая никак не могла определиться, жить ей или все-таки умереть, и только поэтому пропустила его через мясорубку «феерических» ощущений перехода на Грань.
После такого проще убить ее собственноручно – вряд ли что-то может быть хуже этой ночки…
Ладислав с трудом сел, сплевывая на покрывало свежевыпавшего снега сгусток крови. Десны распухли и болели, нос оказался забит подсохшей кровью так, что дышать поначалу было попросту невозможно. Горло саднило, будто бы он успел наораться на всю оставшуюся жизнь, а уж во что превратилась одежда – сказать страшно. Такую даже и отчистить можно не пытаться – только сжечь, да побыстрее. Грязь с обочины дороги смешалась с кровью и чем-то совершенно малоаппетитным. Если учитывать то, как его корежило, – неудивительно. Некромант кое-как поднялся, медленно стягивая с плеч выпачканный плащ и бросая его на землю, кое-где щедро окропленную кровью. Стянул с себя куртку и рубашку, рассматривая их. Рубашка однозначно погибла, куртку еще можно пытаться восстановить, но не здесь – слишком много полезных вещей в карманах, а перекладывать долгое занятие.
Некромант медленно опустился на колени и, взяв в горсть относительно чистый снег, кое-как обтер им лицо – ровно настолько, чтобы не пугать встречных, если таковые будут. Огляделся, выискивая взглядом коня, который, к счастью, не покинул хозяина – как стоял поодаль, так там и остался. Подозвать свистом животину не удалось, поэтому Ладислав, тихо ругаясь себе под нос, поднялся на ноги и, пошатываясь, кое-как доковылял на негнущихся ногах до коня сам. Слабый морозец пощипывал обнаженный торс, пока некромант на ощупь отыскивал в седельной сумке запасную рубашку, а когда оделся – как-то отстраненно подумал, что сильная простуда ему гарантирована. Пусть даже ранее он зимними ночами торчал на кладбищах, не запалив костра, но ночь Излома устанавливает свои правила.
Раньше бы он сказал, что ста смертям не бывать, только после случившегося с ним в эту ночь Ладислав уже не был настолько уверен в справедливости этой поговорки. Шрам на виске все еще ныл, но по сравнению с общим состоянием эта боль казалась такой несущественной ерундой, что некромант предпочел лишний раз не обращать на нее внимания.
Ладислав вернулся к кучке сброшенных вещей и, плеснув на них жидкостью из бутылочки на поясе, вполголоса пробормотал заклинание, отчего испорченная одежда почти сразу же истлела, обратившись в мелкий сероватый прах, в пыль. Вот теперь можно и ехать.
На коня некроманту удалось забраться только с третьей попытки, и то благодаря тому, что умная скотина, явно чувствуя состояние хозяина, стояла спокойно, не шевелясь. Вздумалось бы ей взбрыкнуть хоть раз – осталась бы у обочины дороги кормить падальщиков вроде воронов и волков.
Ладислав кое-как уселся в седле и пустил коня шагом по хорошо утоптанной дороге, убегающей в оголившийся по зиме подлесок. На память некромант никогда не жаловался, а уж дорога к избе Лексея Вестникова словно каленым железом впечаталась в его воспоминания почти тридцатилетней давности. Наверное, лишь благодаря этому примерно через полчаса он выехал на большую поляну, на которой и стояла малость покосившаяся избушка окруженная забором, ветхим с виду, но защищавшим дом старого волхва лучше, чем каменная стена княжеский терем.
Калитка была приоткрыта, словно кто-то слишком торопился войти во двор и потому забыл закрыть ее на кованый крюк, а неподалеку от крыльца валялись наспех сделанные волокуши, покрытые еловыми ветками. Раненого тут, что ли, тащили из лесу? Впрочем, раз из печной трубы идет дым, значит, хоть кто-то живой там остался.
Ладислав кое-как слез с коня и, заведя его во двор, ровное снежное покрывало которого было истоптано как следами человека, так и отпечатками волчьих лап, поднялся по скрипучему крыльцу в три ступени и от души стукнул в дверь рукоятью ножа.
– Дома есть кто? – негромко вопросил он хриплым, сорванным голосом, не особенно надеясь, что его услышат. Но раз охранные заклинания за столько лет никуда не делись – разглядеть рыжеватое сияние вокруг дверной ручки не сумел бы лишь обыватель, не наделенный способностью видеть и ощущать магию, – то и ломиться нет смысла. Без приглашения в этот дом войти не получится даже у него.
Добротная дубовая дверь скрипнула, и на пороге возникла невысокая женщина с серебристыми нитками седины в каштановых, коротко остриженных волосах. Первые несколько секунд Ладислав потрясенно смотрел в лицо Еваники, которая сейчас выглядела его ровесницей, но потом все же выдавил:
– Мне можно войти?
Резкий, отрывистый кивок, и девушка отступила на шаг назад, глухо пробормотав:
– Заходи, раз пришел. Гостем будешь. – И, скользнув по нему взглядом, криво улыбнулась. – Отвратительно выглядишь.
– Ты не лучше. В зеркало-то на себя смотрела али нет еще?
– Не вижу смысла. Я и так догадываюсь, что кажусь гораздо старше, чем должна была бы. Ничего, полагаю, что это пройдет… чуть позже, когда у меня будут силы на то, чтобы этим заняться.
– Да что ты говоришь…
Ладислав шагнул в тепло сеней, аккуратно прикрыв за собой дверь и рассматривая Еванику с каким-то злорадным интересом. После чего коротко замахнулся и от души отвесил ей оплеуху так, что девчонка кубарем полетела на пол, не устояв на ногах и сбив пустое деревянное ведро, которое с грохотом ударилось о выскобленные доски, покрытые плетеной дорожкой.

 

Тоненькой, остро пахнущей железом струйкой потекла кровь из разбитого носа. Плеснула жарким огнем злость, залившая чернотой глаза, из горла вырвалось едва слышное рычание. Я резко вскинула голову, глядя на Ладислава, всего лишь на одно долгое мгновение ощущая порыв убить. Смять это хрупкое человеческое тело, уничтожить, поломать… так, чтобы фонтан крови из порванных ударом когтей артерий до низкого потолка сеней.
Всего на миг кровавая пелена ненависти закрыла глаза и почти сразу же пропала, когда еле слышно скрипнула половица под весом шагнувшего назад Ладислава. В слипшихся от пота и грязи волосах некроманта проглядывала пегая седина, но сейчас я не могла вспомнить, была ли она раньше или появилась за тот краткий срок, что мы не виделись. Его лицо, осунувшееся, побледневшее, было кое-где заляпано кровяными разводами, неловко, неумело обтертое не то намокшей полой плаща, не то снежным комом, сиреневые глаза стали светлее, будто радужка умудрилась слегка выцвести, и в них поселилось ранее не заметное выражение. Словно на некроманта то и дело накатывало полнейшее безразличие к тому, что может с ним рано или поздно случиться. Правда, вспоминая о своей ночи…
Меня передернуло, на корне языка появился привкус желчи.
– Не нападу, не волнуйся… – Я кое-как села, машинально вытерла кровь с лица рукавом рубахи. – Просто… я совершенно… вымоталась.
– По тебе заметно, поверь. Невооруженным глазом, между прочим. – Некромант нетвердым шагом подошел ко мне, но, вместо того чтобы протянуть руку и помочь мне встать, сам уселся на пол рядом со мной, приобняв за плечи так, что я уткнулась щекой в его пропахшую кровью и еще почему-то гарью куртку. – Я знаю, куда тебя унесло этой ночью. Даже могу сказать, сколько раз, потому что я каждый раз отправлялся следом за тобой. А вот теперь расскажи мне, подруга, на кой черт тебя понесло в такие дали? Мы теперь с тобой даже ближе, чем самые преданные любовники. Почти близнецы в каком-то смысле. И повязаны теперь накрепко не только долгом крови, но еще и Гранью. – Ладислав нахмурился, и его тонкие, изящные пальцы с обломанными, грязными ногтями жестко впились в мое плечо. – И вот поэтому в связи с изменением статуса наших взаимоотношений… – Некромант приблизил сухие, потрескавшиеся губы к моему уху и прошептал почти интимным тоном: – Ты обязана мне объяснить все, от и до. Как такое получилось, и почему мы с тобой до сих пор живы. Хотя бы потому, что под конец мое постоянное мелькание туда-сюда нежелательным для меня образом заинтересовало тварей с той стороны Грани.
Пальцы Ладислава на моем плече слегка расслабились – теперь они не вдавливались в тело, а лишь сжимали с некой долей аккуратности. В сенях было тихо, да и откуда взяться шуму, если Ветер сейчас спешно растапливает баню, Данте и наставник отсыпаются в гордом одиночестве и максимально комфортных условиях, а дриада до сих пор пребывает в том странном состоянии оцепенения, в котором мы с Ветром обнаружили ее поутру…
Наверное, мне остается только гадать, как я пришла в себя настолько быстро после Дикой Охоты – уже в человеческой ипостаси и, что удивительно, почти невредимой. Только спину ломило, как у старой бабки, а острая боль меж лопаток то и дело заставляла замирать в какой-нибудь особо занимательной позе, ожидая, пока пройдет приступ. Но живая, относительно здоровая – и ладно. Наставник, возвратившийся на рассвете белым как лунь стариком с трясущимися руками, только глянул на меня, как посоветовал пару дней отдохнуть, а потом сменить ипостась. Забранные Дикой Охотой годы, конечно, не вернутся, но хотя бы на лице оно не будет так заметно.
Я сидела, прислонившись к теплому боку Ладислава, и до сих пор не могла поверить, что Охота меня отпустила. Да не одну, вместе с Данте. Отпустила – почти не потрепав, не выдрав из меня большую часть жизненного срока, как это должно было случиться. Странное дело, но сейчас я ощущала себя легкой, словно пушинка или птичье перышко…
– Так чего молчишь? – Голос Ладислава вернул меня к действительности, и я медленно повернула голову, заглядывая в светло-сиреневые глаза некроманта.
– А о чем тут говорить? На пути Дикой Охоты я встала, вот и весь сказ.
Рука некроманта, до того легонько поглаживающая мое плечо, замерла, а сам Ладислав невольно подался назад, разглядывая меня с каким-то недоверием и изумлением. По-моему, он с трудом удерживался, чтобы не произнести над моей головой какой-нибудь экзорцизм, дабы удостовериться, живой я человек или слишком уж реальный призрак. Не думаю, что это могло бы мне хоть как-то повредить, но с учетом того, что очнулась я с полностью истощенным магическим резервом, ответить было бы нечем.
– Ладисла-а-ав. – Я помахала перед глазами некроманта раскрытой ладонью, потом сжала ее в кулак, оттопырив указательный палец. – Сколько пальцев видишь? Неприличное усматривается?
Он окинул меня не менее внимательным взглядом, но, похоже, его все-таки отпустило.
– Неприличное у тебя одеждой скрыто. Лучше ты мне скажи… Ты с ума сошла?!!
– Показанный палец является для тебя признаком слабоумия? – нарочито удивленным тоном поинтересовалась я, приподнимая левую бровь. Действительно отпустило. Особенно если он сейчас ругаться начнет. Я бы на его месте начала, причем как можно более раскованно и непринужденно, совершенно не стесняясь в выражениях.
– Ты могла найти менее болезненный и долгий способ самоубийства! – Некроманта слегка трясло. – Знаешь… Две палочки в нос и головой об стол. Со всей дури, которой, кажется, хватает! – Ладислав со скрипом стиснул зубы. Вдохнул. Выдохнул. – Ев… И кто ты после этого?..
Я б тебе сказала… Но предпочту не уходить от темы.
– После того как меня за несколько дней до Излома едва не сожрала стая призрачных гончих, мне было уже все равно, веришь? – Я пожала плечами и отвернулась. – Я просто захотела забрать свое. То, что принадлежит мне и этому миру. И если та тварь, которую люди называют Черным Охотником, отпустил меня, значит, я действительно была в своем праве. А вот кто я после этого… Да все равно. Как ни назови, суть не изменится.
– Мне интересно, какой косточкой ты в итоге подавишься. – Ладислав принялся демонстративно осматривать меня со всех сторон, будто бы снимая мерку для гроба. – Такое везение… оно не может продолжаться вечно.
– Какой бы ни подавилась, ты узнаешь об этом первым, поверь мне, – невесело усмехнулась я. – Впрочем, раз уж призрачные гончие не сожрали меня даже после наводки на пролитую кровь… – Я многозначительно развела руками. – Кстати, тебе бы переодеться стоило… И помыться. Выглядишь как бродяга.
– Бродяги выглядят или много лучше, или много хуже. Поверь мне на слово. – Ладислав чуть-чуть отстранился. – Но да, переодеться стоит. А заодно ты мне расскажешь, кто именно нас так удачно… почти удачно подставил. И особенно мне не нравится, когда подобными шалостями занимаются неумехи.
– Расскажу непременно… – Я кое-как встала, опираясь на стенку. Посмотрела на сидящего на полу некроманта. – Никуда она уже не денется. Пойдем к бане, Ветерок наверняка уже все приготовил. Заодно попрошу его найти для тебя чистую одежду.
Некромант с видимым трудом поднялся, сперва – на четвереньки, затем, пошатываясь, встал на ноги, держась, как и я, за стену сеней.
– Буду благодарен. Ева, ты снова делаешь меня своим должником.
– Не стоит благодарности. – Я шагнула к двери, ведущей во двор. – Когда я собиралась встать на пути Дикой Охоты, я знала, что в случае неудачи утяну тебя за собой. Но тогда это не имело ровным счетом никакого значения. Ты еще хочешь благодарить меня, Ладислав?
– А у меня есть выбор? – Он прищурился. – То-то и оно, что нету, Евушка. То-то и оно.
– Я не была бы столь уверенной. – Я невольно улыбнулась и, подхватив некроманта под руку, вышла вместе с ним во двор. По крайней мере, пока мы друг друга поддерживали, нас не очень-то и шатало. – Дикая Охота научила меня, что выбор есть всегда. Как и выход. Другое дело, что он может не устраивать ни тебя, ни меня.
Забегавшийся, взмыленный Ветер повстречался нам как раз у входа в баню. Мальчишка раскраснелся от пребывания во влажном банном жару, он то и дело утирал лицо рукавом добротной рубашки, сохранившейся в одном из сундуков с того времени, когда я еще ходила в ученицах у Лексея Вестникова. Конечно, Ветерок и повыше меня тогдашней был, и в плечах пошире, но и рубашки на мне чаще всего мешком висели…
Паренек взглянул на нас с Ладиславом, неторопливо пересекающих двор, как закадычные друзья по пьяной лавочке поутру, и только тяжело вздохнул. Да уж, нелегко ему с нами приходится, правда, помощь от него была действительно бесценной и необходимой. Это ведь он, не побоявшись Дикой Охоты, прошлой ночью тайком выбрался из надежного укрытия наставниковой избушки, рискуя попасться на пути стаи Серебряного и стать жертвой ночи Излома. Умудрился найти Снежную, ту самую волчицу, с которой успел сдружиться во время путешествия, а потом, когда Дикая Охота повернула на север, с ее помощью нашел и нас с Данте. Как они со Снежной дотащили нас обоих через лес на волокушах – не знаю. Из памяти словно выпал кусок мозаики, последнее, что я помнила перед тем, как очнуться на лавке у печи, уже в человеческой ипостаси, это то, как я падаю вместе с аватаром на ровное покрывало заснеженного поля. Дальше – провал…
– И Ладислав к нам добрался, – вздохнул Ветер, выбираясь из бани и прикрывая за собой дверь, из-за которой уже успело вырваться облачко пара. – Правда, глядя на вас двоих, непонятно, кому досталось больше прошлой ночью.
– Ветерок, ты лучше нашему гостю одежду найди, – вяло попросила я, ежась от холодного зимнего ветра и мечтая о том, чтобы поскорее нырнуть в банное тепло.
– Могла бы этого и не говорить, и так заметно, – невесело усмехнулся паренек, уворачиваясь от неловкой оплеухи некроманта. – Тогда старую одежку в предбанничке сбросьте на пол, я ее сожгу чуть позже, это всяко проще, чем пытаться ее отстирать.
– Мальчик, не наглей, – вежливо попросил Ладислав, поднимаясь по низким ступеням и скрываясь в хорошо протопленном предбаннике, оставив нас с Ветром мерзнуть на холоде.
– Ев, вы там как, сами-то справитесь? А то на вас смотреть больно. Шатаетесь, как после жестокой лихоманки. Ковшами-то орудовать сможете? А то я воды из колодца натаскал, да только ты лучше меня знаешь, какие там шайки размером. Не всякий здоровый подымет.
– Ничего, как-нибудь вдвоем управимся. – Я легонько потрепала паренька по вихрастому затылку, улыбнулась. – Спасибо, Ветерок. Без тебя… совсем тяжко было бы.
– Пропала б со своим крылатым молодцем, – серьезно кивнул мальчишка и тотчас задорно улыбнулся. – Расскажешь потом, как сумела вокруг пальца обвести Охоту-то?
– Я не обвела, Ветер. Она просто забрала у меня, что положено, вернув то, что принадлежало мне по праву, вот и все. Ты на меня посмотри, разве не заметно? Без платы Черный Охотник не остался, да и свита его поживиться успела.
Паренек пожал плечами и, открыв дверь предбанника, почти втолкнул меня во влажный, пахнущий еловой хвоей и горьковатым дымком пар.
– Лекцию потом читать будешь, сперва в себя приди. Вещи для твоего должника я принесу и в предбаннике оставлю, заодно и тебе подыщу чего. Вроде бы я видел в сундуке с одеждой такой замечательный червленый сарафан с вышивкой…
– Не посме-е-е-ешь! – протянула я, готовясь отвесить Ветру подзатыльник.
Тот только улыбнулся и плотно прикрыл за мной дверь.
И вот так всегда.
– Было бы забавно посмотреть на тебя в девичьем сарафанчике, вышитой сорочке и красных сапожках, – раздался из угла предбанника голос Ладислава, который как раз успел стащить с себя куртку и широкий пояс и сейчас, кряхтя, стягивал добротные сапоги. – Еще бы ленту в косу да кокошник жемчуговый на голову, но вот беда, – он поднял на меня усталый взгляд, – косу ты отрезала, да и кокошника наверняка в твоем сундуке с приданым днем с огнем не отыщешь.
– Мож, еще корону в том сундуке поискать, а? – вздохнула я, снимая через голову теплую шерстяную рубашку и принимаясь разуваться. Благо сделать мне это оказалось гораздо проще, чем Ладиславу – на ногах были не промокшие сапоги, а малость потертые, залатанные на голенищах валенки. В сочетании с мужскими стегаными штанами и мужской же рубашкой получалось зрелище на редкость неприглядное, но до красоты ли сейчас?
– Корону тоже можно. – Ладислав с трудом поднялся со скамейки, стягивая нижнюю рубашку через голову. – Она бы отменно подошла к твоему костюму. И чем дороже – тем лучше, при взгляде на такое любой скоморох от зависти взвоет.
Я не то засмеялась, не то закашлялась, представив себя с венцом из «черного серебра» и разодетой в подобные крестьянские вещи. Снежный дворец за полчаса вымер бы не то от ужаса, не от смеха, если бы королева вздумала прогуляться в таком виде. Кстати, не такая уж плохая мысль – надо будет по возвращении купить на торговой площади валенки. Мужской рабочий костюм я, так и быть, где-нибудь отыщу. Да хоть у одного из слуг выпрошу…
– Может, и правда стоит иногда скоморохом подрабатывать, особенно когда вместо денег в кармане дырка от бублика, а колдовать по ряду причин не удается? – задумчиво протянула я, отводя взгляд от Ладислава и стягивая с себя штаны. Нижнюю сорочку сниму в бане – все равно ее стирать, а там на полках помимо веничков и шаек должны и полотенца льняные быть.
– Ну скоморохом тебя не факт, что пропустят – там у них конкуренция бешеная, если мне память не изменяет. И нищим на паперти тоже… Так что можешь это увлечением сделать. Для свободного времени и полного безденежья. Авось и сработает… – протянул некромант, продолжая неторопливо раздеваться.
Досматривать, что последует за ненавязчивой демонстрацией нижнего белья, я не стала, подхватив одно из чистых полотенец, лежащих на скамеечке, и скрываясь в заполненной влажным, душистым паром баньке.
Похоже, Ветерок не пожалел найденного в подполе избушки хлебного кваса – рядом с печью стоял на треть пустой распечатанный кувшинчик. Не дожидаясь, пока хлопнет входная дверь, закрываясь за Ладиславом, я набрала воды в шайку, плеснула в нее ковш крутого кипятку из чугунного котла и, взяв под мышку березовый веничек и небольшую мочалку, удалилась к одному из полков. Сквозь густой пар и видно-то толком ничего не было, а о том, что некромант все же приступил к помывочным процедурам, я поняла благодаря негромкому стуку и еле слышному матерку – похоже, Ладиславу пришлось похуже, чем мне. Я хотя бы наполненную водой шайку из рук не выронила.
– Эй, там, у печи, помощь требуется? – поинтересовалась я, понемногу расслабляясь на выскобленном добела полке.
– Пока нет… Просто не представлял, до какой степени я замерз и изгваздался, – раздался сиплый голос некроманта, – и еще отвык от хорошей парной бани. Нет, я надеюсь, что помощь мне понадобится лишь после того счастливого момента, как я прогреюсь.
– Да-а-а-а, а я вот сейчас сижу и чувствую нехорошую такую зависть к виновнику того торжества, что у нас вчера случилось. Потому что он-то как раз в отличие от нас с тобой не отмораживал себе ничего важного и ценного под открытом небом, а сидел в тепле и уюте, – почти весело откликнулась я, чувствуя, как усталость, накопившаяся в теле, незаметно уходит. Все же баня – великое изобретение человечества, после нее ощущаешь себя заново родившейся. – Правда, не сказала б, что ей это сильно помогло…
– О, так она сейчас зде-е-есь… – протянул Ладислав с ощутимым предвкушением. – Ты не будешь против, если я с ним… то есть с ней немножечко потолкую? По-свойски, это практически профессиональный интерес, понимаешь?
– Знаешь, если б мы догадались потолковать с Ланнан до того, как забрались в Вещие Капища, не поверишь, скольких неповторимых ощущений мы б с тобой избежали, – вздохнула я, начиная процесс помывки. – А сейчас, как мне кажется, это уже бесполезно. Ее, судя по всему, призрачные гончие умудрились навестить даже в наглухо зачарованном доме. Пробраться не пробрались, конечно, но напугали так, что дриада наша умом все же тронулась.
– Так тем лучше! – Голос некроманта прямо-таки излучал оптимизм. – Если ум куда-то поехал, тем легче будет ухватить с него все нужные нам знания и проводить его верной дорогой к обрыву. Если очень захочется, можно даже обрыв… повеселее сделать. Как ты там? – вдруг ни с того ни с сего спросил Ладислав. – В порядке?
– Честно говоря, не уверена, – вздохнула я, окатывая себя из шайки водой и встряхивая головой, чтобы откинуть назад прилипшую к лицу челку. – Не Ланнан заставила меня встать на пути Дикой Охоты, это была моя инициатива. И я, к сожалению, до сих пор не уверена, что призрачных гончих дриада вызвала не случайно. Проверить это, к сожалению, я сразу не смогла, а потом уже не до того было. Хотя… у меня поутру, до того как я ее увидела, было одно желание – выгнать к нечистой матери из дома на все четыре стороны, и пусть в лесу разбирается с кошмарами, которые сама призвала.
– Ну… Проверить, так оно или нет, я могу… Как и помочь тебе потереть спинку или помыть голову… – Фигура Ладислава с расплывчатыми из-за густого пара очертаниями немного приблизилась. – Кстати, в этой бане веники есть?
– Все есть. Посмотри у котла с горячей водой, они в бадейке с кипятком отмокают.
Я встала и, кое-как завернувшись в тонкое банное полотенце, подошла поближе к некроманту и, поманив его за собой, торжественно вручила пышный березовый веник, старательно отводя взгляд от многочисленных отметин на груди Ладислава. Откуда могли взяться тонкие белесые шрамы, подобные тому, что красовался у меня на ладони, я еще могла понять, но вот выяснять происхождение ожога идеально круглой формы или же вырезанной невесть чем отметины чуть ниже грудины в виде сломанного клинка мне совершенно не хотелось. Впрочем, у самой-то тыльные стороны ладоней выглядят немного жутко – белесые пятна от ожогов, а на правой руке и вовсе бугристые валики заживших рубцов. В Снежном дворце их частенько приходилось прятать под перчатками или искусно наведенной Мицарель иллюзией, я уже вроде бы привыкла к ним, но вот сейчас словно заново заметила.
– Держи уж, собрат по несчастью, – буркнула я, отворачиваясь, чтобы наполнить шайку водой еще раз.
– Как я понял, ваше шутовское величество хочет отведать веничка первой? – Ладислав сделал пару пробных взмахов, со свистом рассекая воздух. – Я за, и дюже за. Вот только насколько сильно?
– Не, я уж как-нибудь сама… – невесело усмехнулась я, одним махом переставляя шайку с горячей водой на ближайший полок. – Но вот если ты мне поможешь волосы промыть, скажу отдельное спасибо и выдам по возвращении в избу горячий травяной отвар с медом. Тогда никакая простуда страшна не будет.
– Помогу, чего уж там. Как не помочь столь великой воительнице, которая не только рискует сразиться с Дикой Охотой, но и вырывает у нее из лапок… Что именно? Живучая ты моя?

 

…Руки мертвецов, зеленоватые, холодные. Хватающие со всех сторон, забирающие себе по кусочку жизни. Тяжелый взгляд, который давит на плечи, как невидимая ладонь. Тонко звенящая струна панического страха, лопнувшая в тот момент, когда одним из видений стал пылающий во времена давно прошедшей войны Андарион. Живая рука Данте в моей руке, но во взгляде аватара я так и не нашла узнавания…

 

Меня передернуло, и на ноги мне плеснула горячая вода из шайки, которую я как раз собиралась передвинуть. По спине вдоль позвоночника словно прокатился ледяной комок, заставив меня вздрогнуть. Я машинально обхватила себя за плечи, унимая невесть откуда взявшуюся дрожь.
Почему-то мне кажется, что забыть Бездну в глазах предводителя Дикой Охоты я не смогу уже никогда.
– Своего… защитника, – еле слышно выдавила я сквозь стиснутые зубы. – И… не повторяй мою ошибку, Ладислав. С Дикой Охотой сразиться нельзя. Можно только… показать, что ты достоин заявить свое право на что-то… или на кого-то.
Руки некроманта на моих плечах показались двумя пластинами чересчур нагретого железа.
– Прости… Я знаю. И ты вся замерзла… Доказавшая все. Так что теперь все должно быть в порядке.
– Ты извиняешься? – Я криво улыбнулась уголком рта. – Надо бы выглянуть наружу – вдруг небо уже упало на землю. – Судя по чересчур серьезному лицу некроманта, шутка не удалась. А жаль, я надеялась разрядить обстановку. – Знаешь, я никогда не думала, что смогу увидеть в чьих-то глазах Бездну настолько глубокую, настолько… живую, что ли, что она сама будет вглядываться в меня, видеть насквозь все-все, даже то, о чем я сама не знаю… А потом просто возьмет и отпустит. Даже не так – скорее, выкинет со своего пути, напоследок показав такое, отчего волосы на затылке становятся дыбом… Брр-р-р-р. Больше никогда не буду так делать, мне и одного раза хватило.
– И не надо. – Ладислав почти обнимал меня, гладя по мокрым волосам, как маленького ребенка. – Но теперь уже все в порядке… И тут тепло. Тут можно согреться и отдохнуть, пока не пришло время для новых свершений.
Несмотря на то что объятия эти могли показаться вызывающими, ощущались они как… братские, что ли. Ни намека на чувственность – просто желание обогреть и поддержать. Я слабо улыбнулась, одной рукой придерживая так и норовившее сползти полотенце, а другой легонечко касаясь плеча некроманта.
– Знаешь, отдых – это, конечно, хорошо, но сидеть тут до вечера я не намерена. Хотя бы потому, что есть хочется жутко, а Ветер готовить умеет только походную кашу и разогревать то, что было приготовлено до него. Да и нехорошо на мальчишку еще и стряпню сваливать, он и так с ног сбился, пытаясь тут помочь всем и каждому…
– Хорошо, хорошо, хорошо… Но хотя бы голову помыть стоит, пока есть возможность? Или ты так не считаешь? – Ладислав тихо усмехнулся.
Я не удержалась и все же легонько щелкнула его по носу свободной рукой, получив в ответ шлепок мокрым веником немногим ниже поясницы. И понеслось…
В общем, когда мы наконец-то домылись, то мало того что пол в бане был залит водой так, что самим стыдно стало, так еще и листики, облетевшие с измочаленных веников, оказались повсюду – и в лужах на полу, и прилипшие к полкам, и даже невесть как попавшие в котел с крутым кипятком.
– И это называется – взрослые волшебники пошли помыться и отдохнуть! – нарочито скорбно вздохнула я, оглядывая царящий в бане бардак.
Ладислав пожал плечами, снимая с моей спины прилипший березовый листочек и бросая его в затухающую печь.
– Поэтому, как взрослым и умудренным жизненным опытом волшебникам, нам придется все за собой убрать. Конечно, если мы не найдем, кого заставить выполнить эту работу за нас, – улыбнулся некромант, пытаясь закрепить полотенце на бедрах так, чтобы оно не разматывалось при первом же шаге.
– Давай не будем думать, кого начать эксплуатировать, у самих быстрее выйдет.
– Это несолидно.
– Зато какое поле для творчества!
– В первый раз слышу, чтобы к уборке пытались найти творческий подход, – с сомнением покачал головой Ладислав, тем не менее помогая мне собирать раскиданные по бане венички.
Измочаленные березовые прутья отправлялись прямиком в печь, ковшики и бадейки складировались в углу бани, рядом с бочонком, в котором холодной колодезной воды осталось едва ли наполовину. Вытирать пол оказалось не так весело, чем пытаться попасть рассыпающимся на лету веником в открытую печку, но тем не менее, когда мы с Ладиславом вывалились в прохладный предбанник, я ощутила себя заново родившейся.
Мы как раз успели вытереться и переодеться в чистую одежду – Ветер все же не сдержал угрозы, и вместо нелепого красного сарафана меня ожидали обычные мужские порты и длинная суконная рубаха ниже колена, – когда на пороге предбанника возник улыбающийся до ушей мальчишка.
– Ев, у меня две новости, хорошая и плохая. С какой начать?
– Давай с хорошей, тогда за плохую прибью не сразу, – вздохнула я, засовывая ноги в валенки и снимая с вбитого в стену гвоздика теплый кафтан. Холодновато, но сойдет – мне ж только до избушки добежать.
– Хорошая в том, что волхв Лексей очнулся и хочет с тобой поговорить.
– Уже иду! – Я кое-как замотала голову полотенцем и уже выскочила наружу, когда обернулась и уточнила: – А плохая новость?
– Ну… я случайно спалил вчерашние пироги в печке, поэтому из еды осталась только гречневая каша, которую я варил с утра, – признался Ветер, улыбаясь, как стыдливая девица на смотринах.
Я же только рукой махнула – подумаешь, мелочи – и вовсю припустила через заснеженный двор к избе.
Надеюсь, хотя бы самовар этот паренек не угробил – за горячий отвар с медом я ему даже сгоревшие пироги прощу…

 

В комнате Лексея Вестникова было темно, тихо и едва ощутимо пахло травами. Я осторожно прикрыла за собой дверь и, сотворив в воздухе небольшой голубоватый светлячок, подошла поближе к кровати, на которой лежал мой наставник, до подбородка укрытый одеялом. Когда я впервые увидела его сегодня поутру, то могла только горестно всплеснуть руками, помогая Ветру отвести Лексея до спальни – могущественный волхв, еще вечером бывший довольно крепким стариком, после восхода солнца превратился в живой скелет, обтянутый морщинистой кожей. Яркие карие глаза глубоко запали и выцвели, скулы и подбородок заострились донельзя, а разом ослабевшие руки не могли удержать даже посох. Уже не просто старик – человек, из последних сил цепляющийся за остатки жизненных сил. В тот момент осознание того, что наставник, скорее всего, не доживет до утра, кольнуло сердце ржавой иглой грядущей потери, но я почти насильно заставила себя об этом не думать. И вот сейчас, глядя на иссохшего старика, лежащего на постели, я поняла, что осознание потери было предчувствием…
– Ванька, не стой в дверях, доченька… присаживайся… Да прежде Ладислава позови, я и с ним побеседовать напоследок хочу. – Я вздрогнула, услышав прежний, сочный и глубокий голос старого волхва. Не надломленный старческой немощью – а тот, который я помнила с детства, тот, которым Лексей начитывал мне лекции по волхованию и распознаванию подлунной нежити, пенял на ошибки и хвалил за успехи. – Ну что ты на меня смотришь, как на мишень для отработки боевых заклинаний?
Теплые, яркие, молодые глаза наставника улыбались мне с изнеможенного, худого лица древнего старика. На миг меня отпустило, ненадолго я действительно поверила, что это еще не конец, что Лексей Вестников соберется с силами, в который раз оттолкнет от себя чернокрылую смерть с костяной косой, и я, распахнув дверь, крикнула Ладислава.
Тот прибежал так быстро, словно на пожар спешил. Взгляд его, встревоженный, обеспокоенный, метнулся в полутемную комнату и почти сразу же вернулся ко мне, став удивленным. Я только плечами пожала возвращаясь к наставнику и присаживаясь на краешек его постели. Сколько раз, точно так же, как сейчас я, Лексей сидел у моей постели, когда мне случалось заболеть, поил горячим травяным отваром или куриным бульоном, рассказывал массу историй, то смешных, то страшных, клал легкую, теплую ладонь мне на лоб, снимая жар. Я глубоко вздохнула, смаргивая непрошеные слезы, а наставник только улыбнулся мне и поманил поближе к себе Ладислава ладонью, сейчас более всего напоминавшую когтистую птичью лапу, на которой чудом удерживался ставший слишком большим для истончившегося пальца перстень с янтарем. Но стоило некроманту наклониться над волхвом, как казавшаяся слабой и безвольной рука вдруг цепко ухватила Ладислава за ухо.
– Что, Ладик, все случилось, как я тебе говорил? Не вышло из тебя ведуна, зато некромант отменный получился. Ты смотри, не зазнавайся, а то на Грани тебя теперь поджидать будут с распростертыми объятиями, захочешь – не вырвешься. А еще… – Наставник потянул Ладислава за ухо, как нашкодившего мальчишку, заставляя наклониться к себе поближе, и что-то негромко сказал. Что именно, я так и не разобрала, но некромант вдруг изменился в лице, моментально став задумчивым и серьезным. Как у него получалось выглядеть таким, несмотря на распухшее ухо, не знаю, но у меня даже мысли не возникало о том, чтобы улыбнуться или рассмеяться. – Понял меня?
– Вас попробуй не пойми и не прими к сведению, – кивнул Ладислав, опускаясь на одно колено перед постелью Лексея и как-то странно поглядывая на меня. – Но спасибо, что предупредили. Я… непременно последую вашему совету. И передам ваши слова своей матушке, как только окажусь у нее в следующий раз.
– Вот и ладно. – Наставник улыбнулся и легонько похлопал некроманта по руке, не то ободряя, не то утешая. – Вам, ребятки, по одной дороге еще какое-то время идти, так уж судьба распорядилась. Так что беречь друг друга вам придется пуще, чем самих себя, иначе свидимся гораздо раньше, чем запланировано.
Мы с Ладиславом переглянулись. Я пожала плечами, а некромант почему-то внимательно рассматривал мое лицо, словно впервые в жизни увидев, и я не была уверена, что этот цепкий, изучающий взгляд мне нравится, отнюдь нет. От него становилось не по себе. Готова поспорить, что наставник шепнул Ладиславу на ушко что-то, касающееся нас обоих, но выудить эти сведения из некроманта до тех пор, пока он сам не пожелает рассказать, невозможно будет даже под пыткой.
– Ладик, открой-ка окно, да пошире, – вдруг попросил наставник, беря меня за руку холодной, костлявой ладонью.
Я невольно вздрогнула, ощущая в этой старческой руке могучую силу, свернувшуюся кольцом, как легендарный Великой Полоз, и дремлющую до того момента, пока воля волхва не призовет ее выжигать гнезда нежити ослепительно-белым пламенем, исцелять людей или же озарить сиянием целую деревню. Несмотря на немощное тело старика, Лексей Вестников еще мог потягаться магией с любым из волхвов Стольна Града и остаться победителем. Но вот Дикая Охота стала для него непомерным испытанием…
Ладислав отодвинул узорчатую кованую задвижку и, распахнув тяжелые ставни, открыл окно, забранное пластинами горного хрусталя, впуская в комнату сероватый дневной свет и морозный ветер с запахом снега и зимы.
– Хорошо… – Лексей глубоко вздохнул, сжимая крепче мою ладонь. – Спасибо, Ладислав. За то, что навестил напоследок, тоже. А теперь иди-ка побудь с Ванькиным учеником, пока этот мальчишка еще чего-нибудь не сжег в горнице. Пирогов-то вы от него сегодня уже не дождетесь, последние в печке сгорели…
– И вам спасибо. – Некромант поклонился в пояс, по старинной традиции касаясь кончиками пальцев пола в знак глубокого уважения. – За напутствие и совет особенно. Легкого пути и светлой Дороги…
Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, и почти сразу же из коридора послышался звук оплеухи, приглушенный вскрик Ветра и негромкое предупреждение Ладислава на тему того, что обычно ждет тех, кто имеет привычку подслушивать. Лексей хрипло засмеялся-закашлялся, держась ладонью за грудь.
– Вот ведь ученичок тебе, Ванька, попался – прям под стать. – Улыбка его вдруг пропала, а глаза смотрели серьезно и сосредоточенно. – Ты ведь уже поняла, что до ночи я не дотяну?
Я только кивнула, закусывая нижнюю губу, чтобы не расплакаться.
– Брось, Еваника, не стоит провожать меня слезами. Я прожил долгую жизнь. Слишком долгую – люди столько попросту не живут, а мне вот довелось. Я мог бы еще немного покоптить небо, но уже не хочу. Потому что в следующий раз, когда Грань подойдет ко мне настолько близко, что рукой подать, тебя может не оказаться рядом, а мне не хотелось бы унести в могилу все те знания, что я собирал в течение всей жизни. И хотелось бы передать их своей ученице. Они тебе еще пригодятся, да и мне самому будет легче переступить через Грань, а лишний груз не будет тяготить меня в Дороге.
– А как же я… без вас? – только и смогла выдавить я, обеими руками сжимая враз похолодевшую ладонь наставника. Горячая слезинка все же соскользнула по щеке и оставила на светлой рубашке, вышитой алыми петушками, едва заметный след. Меня била дрожь, и отнюдь не потому, что окно было распахнуто настежь и по комнате гулял северный ветер.
– Тебе давно пора взрослеть, Еваника. Жить самостоятельно, не оглядываясь на меня, не ожидая моей подсказки. Идти по собственному пути. Ты справишься. Ты уже справляешься, и Ветер только лишнее тому доказательство. Он уже учится у тебя, и в первую очередь – упорству в достижении поставленной цели. Заклинаниям научить – самое простое в наставничестве. Гораздо сложнее научить не боятся за себя настолько, чтобы не приносить в жертву этому страху близких, любимых и просто небезразличных существ.
Что-то прохладное скользнуло мне в ладонь – я опустила взгляд и увидела серебряный перстень с янтарем, в котором уже почти потухли золотистые огоньки. Наставнический перстень ведуна, Всевышний знает сколько уже лет находившийся на пальце у Лексея Вестникова.
– Еваника, будь добра, подай мне воды. Пить очень хочется… – тихонько попросил меня наставник, обессиленно уронив руки поверх одеяла и откидываясь на подушку.
Я машинально надела перстень на средний палец правой руки – впору пришелся, словно на меня делали, – и встала, направляясь к небольшой лавке, на которой стоял ранее не замеченный узорчатый глиняный кувшин и чуть в стороне – старинный серебряный черпачок.
Вода в кувшине оказалась холодная, с едва ощутимым запахом свежей травы и теплой весенней земли. Вот только руки у меня почему-то дрожали настолько, что я едва не выронила кувшин, пока наполняла ставший неожиданно тяжелым черпачок. Потемневшее серебро на глазах светлело там, где его касалась вода из кувшина, а когда она вдруг плеснула через край, я едва не выронила старинную посудину. Но все же удержала и медленно, почти торжественно, поднесла черпачок к приподнявшемуся на локте Лексею Вестникову.
– Спасибо тебе, доченька… Счастья тебе…
Волхв припал губами к серебряному краю, как вдруг узор на ручке посветлел, словно всплыли из черноты новехонькие блестящие руны, складывающиеся в слова. В заговор, выполненный в серебре, закаленный огнем, водой и магией. В право передать и право сохранить в памяти.
В глазах у меня на миг потемнело, а затем нестерпимо закололо в висках. Я хотела отбросить от себя черпачок, но серебряная ручка словно вплавилась в ладонь, а неожиданно сильные пальцы Лексея Вестникова крепко удерживали меня за запястье, не давая отшатнуться.
Почудилось, будто бы потолок, а затем и крыша избушки раздвинулись, открывая серое небо, сплошь затянутое тучами, и в седых завитках промелькнуло красивое лицо облачной девы. В ушах зазвучали сотни голосов, тысячи мыслей, перед глазами замелькали строчки прочитанных не мной книг… Знания, по крупице собираемые Лексеем Вестниковым в течение его слишком долгой для человека жизни, обрушились на меня нескончаемым потоком обрывков слов, мыслей, фраз, складывающихся в единое целое понимание. Миг озарения, когда в этом мире все становится просто и понятно…
Зазвенел, ударившись о доски пола, выпавший из моей руки потускневший серебряный черпачок.
Постепенно утихли в голове чужие мысли, скрыв переданные знания от меня самой, чтобы в дальнейшем высвобождать их постепенно, не нанося вреда и не перегружая полученными сведениями.
И безжизненно упала поверх одеяла иссушенная старостью рука Лексея Вестникова. Я отрешенно смотрела на нее, не решаясь коснуться. Пусть даже я точно знала, что смерть – это еще не конец, что есть еще что-то даже за Гранью, но…
Я осторожно закрыла потускневшие, ставшие похожими на стекляшки глаза наставника. Смахнула со щеки горячую слезу и накрыла лицо волхва висевшим у изголовья кровати белоснежным полотенцем с немного кривовато вышитыми лошадками – когда-то я на этом куске беленого льна училась вышивать, получилось так себе, но Лексей, как ни странно, был рад этому подарку больше, чем дорогим подношениям зажиточных горожан…
Вот и все. Я теперь действительно сама по себе.
Легкой тебе Дороги, отец…
Назад: ГЛАВА 13
Дальше: ГЛАВА 15