ГЛАВА 12
Утром Сати поднялась на крыльцо, вошла в прохладный и полутемный тамбур и направилась было к лестнице, но возле отдела рекламы невольно замедлила шаг. Из-за закрытой двери доносился такой гул, словно в отделе завелось гигантское гнездо ос. Осы зловеще гудели, явно замышляя что-то недоброе.
Сати подумала мгновение и решила заглянуть на минутку – узнать, что к чему.
В отделе оказалось полно народу. Начальник рекламы, мрачнее тучи, стоял посреди комнаты и внимательно изучал какой-то документ – ни дать ни взять главнокомандующий, получивший сводку военных действий. Сводка была тревожной: вражеская армия уже пересекла границу, вторглась на чужую территорию, бесчинствовала, притесняла мирное население и обозами вывозила награбленное. Менеджер, вручивший донесение, замер рядом, словно адъютант, и не сводил глаз с главнокомандующего, ожидая распоряжений.
Услышав стук двери, начальник поднял глаза.
– Привет, Сати, – сказал он и снова уткнулся в донесение. Она подождала немного, ожидая вопросов о ненаписанных текстах, потом пожала плечами: если начальник забыл поинтересоваться, как продвигается работа, значит, события происходят нешуточные.
Сати окинула взглядом кабинет. За столом начальника отдела в милицейском мундире и фуражке сидел Порфирий Петрович. Вид у «заместителя» был задумчивый. В кресле для гостей обнаружился Хамер: криминальный корреспондент читал газету «На далеком рубеже» и недовольно хмурился. Сати присела рядом.
– Что это начальник сегодня такой озабоченный? – поинтересовалась она.
Хамер перевернул страницу.
– «Нимфа», – пояснил он. – Конкуренты-то даром времени не теряли, втихушку почти всех самых крупных заказчиков у нашего отдела переманили. Уж и не знаю, какие скидки им наобещали, но только и мелькомбинат к «Нимфе» перебежал, и муниципальные бани ушли, и птицефабрика упорхнула!
Сати подскочила на стуле.
– Вот это да! Не может быть! Ай да конкуренты! А еще конвенцию подписали, браконьеры несчастные! А мелькомбинат?! Изменщики, а ведь с виду порядочные люди! А бани, бани?
– Вот, сейчас начальнику список сбежавших рекламодателей подготовили, изучает. – Хамер покосился на приятеля и понизил голос: – Я уж хотел в редакцию подняться, дел невпроворот, да интересно посмотреть, что дальше будет.
Сати кивнула, гадая, какие ужасы ожидают теперь «Нимфу», мало знакомую с темпераментом начальника отдела рекламы.
– Точно, – вполголоса сказала она, устраиваясь поудобнее и придвигая к себе чью-то коробку с мармеладом. – Я, пожалуй, тоже останусь.
Меж тем начальник дочитал сводку, смял листок и швырнул в корзину.
– Вот, значит, как?! – зловеще проговорил он. – Наших рекламодателей переманивать?! Нам палки в колеса вставлять?! Конвенцию нарушать?
Чеканным шагом он подошел к окну и окинул взглядом двор.
Вероломная «Нимфа» могла торжествовать – нарушение конвенции принесло блестящие результаты. К крыльцу конкурентов беспрестанно подкатывали машины, откуда выскакивали суетливые менеджеры или важно, с достоинством появлялись солидные рекламодатели и исчезали за дверью с табличкой «Рекламное агентство». В кабинетах кипела жизнь, сотрудники носились как угорелые, натыкаясь друг на друга, толпились у ксерокса, размахивали папками, а усатый предводитель прохаживался туда-сюда, заложив руки за спину, и вид у него был самый довольный.
– Порфирий, – зловещим голосом произнес начальник отдела после долгой паузы. – Знаешь ли ты, как поступают с мародерами в военное время?
Порфирий Петрович многозначительно промолчал.
– Правильно, – одобрил красноречивое молчание начальник. – С ними не церемонятся.
– Расстрелять за амбаром, да и дело с концом, – поддержал Хамер.
– Где ты в центре города амбар найдешь? – удивилась Сати. – А без амбара расстрелы как-то даже неприлично проводить. Не по правилам! Засмеют нас.
Руководитель «мародеров» прошелся мимо окон раз, другой, делая вид, что не замечает взглядов, устремленных на него, но потом не утерпел, горделиво выпрямился и орлом глянул в сторону начальника отдела.
– Каков нахал?! – возмущенно воскликнула Сати и погрозила предводителю кулаком. – Переманил всех клиентов, да еще и радуется! Хорошо, хоть кондитерский комбинат у нас остался! Я лично вчера с директоршей говорила, она сказала, что всю рекламу – только у нас и…
Она не договорила. К крыльцу «Нимфы» подкатил синий микроавтобус с логотипом «Кондитерский комбинат „Восток“, из салона показалась сурового вида дама с папкой под мышкой и решительно направилась к входу.
– Директорша… – растерянно пролепетала Сати, не веря своим глазам. – А как же… она же обещала…
Предводитель «Нимфы» тоже узрел одного из крупнейших рекламодателей города, перевел взгляд на расстроенные физиономии сотрудников рекламного отдела, приосанился, расправил пышные усы и самодовольно усмехнулся.
Делать этого ему не следовало.
Начальник рекламы мгновенно вскипел и пулей вылетел за дверь. За ним ринулись гурьбой менеджеры, следом – Сати и Хамер, не желающие пропустить интересное зрелище. На крыльце их чуть не сбил с ног кто-то из рекламщиков: он бросился обратно в кабинет, схватил в охапку Порфирия Петровича и кинулся вдогонку за остальными.
Усатый предводитель изменился в лице и исчез из окна.
Начальник рекламы в три прыжка пересек двор, взлетел на крыльцо, рванул на себя дверь с табличкой «Рекламное агентство „Нимфа“ и столкнулся с предводителем – тот как раз торопился защелкнуть дверь на замок, но опоздал.
Оказавшись нос к носу, руководители замерли. Первым пришел в себя начальник отдела.
– Нарушаем? – голосом, не предвещающим ничего хорошего, начал он. – Подрывную работу ведем? Наших клиентов к себе переманиваем?
Он сделал шаг вперед, заставив предводителя отступить, и оказался, таким образом, на вражеской территории. За ним в коридор тотчас же просочились менеджеры.
– А кто обещал? Конвенцию кто подписывал?!
Конкурент бросил взгляд на Порфирия в милицейской фуражке – «заместитель» приветливо помахал ему рукой.
– Не знаю никакой конвенции, – принялся отрицать очевидные факты предводитель. – Ничего я не подписывал! Ваши рекламодатели к нам сами… Вы там на лаврах почиваете, а мы тут крутимся, как белки в мясорубке!
– Будут вам сейчас белки! Будет вам сейчас мясорубка! Кто муниципальные бани увел? А мелькомбинат? Кто своровал мелькомбинат, я спрашиваю?!
Усатый предводитель понял, что дело принимает нешуточный оборот.
– Некогда мне тут с вами, – поспешно сказал он и отступил от разъяренного начальника отдела еще на шаг. – Дел полно! Рекламодатели звонят! Все телефоны оборвали!
– Наши рекламодатели! – змеиным голосом уточнил начальник. – А вы – мародеры!
Руководитель «Нимфы» сделал назад еще шажок и почувствовал себя в безопасности.
– Были ваши, стали – наши! – торжествующе объявил он, повернулся и заспешил по коридору, оглядываясь на начальника через плечо.
– Стой! – гаркнул тот во все горло.
Конкурент припустил еще быстрее и вдруг побежал. Начальник бросился следом.
– А кто хлебозавод переманил? Кто? – на ходу вопил он. – Комбинат сухого молока? Не вы?!
– Не знаю никакого завода! – отпирался предводитель, улепетывающий по длинному коридору и преследуемый по пятам разъяренным начальником отдела.
– Не знаешь?! А кто им звонил? Звонил кто? Мы все знаем!
Менеджеры конкурентов, толпившиеся у окна, завидели приближавшуюся погоню и тоже припустили бегом. За ними по пятам с топотом несся начальник отдела.
– Стой! Стой, хуже будет!
Усатый предводитель прибавил скорости.
– Мы в милицию! – отчаянно выкрикнул он. – В милицию на вас!
– Ишь ты, – сказала Сати, с большим интересом наблюдая за погоней. – Еще и грозится!
– Милицию я на себя возьму, – небрежно заметил Хамер. – Пусть вызывает.
– А муниципальные бани? – продолжал обличать начальник отдела, наседая на конкурента. – Кто переманил муниципальные бани?! Кто?!
– Бани мы вам не отдадим! – огрызнулся предводитель, пробегая мимо пожарного стенда, на котором красовались выкрашенные в красный цвет инструменты и висело ведро. – И конвенция ваша – тьфу! Я на вас жаловаться… жаловаться в прокуратуру!
– В прокуратуре у нас тоже все схвачено, – скромно сказал криминальный корреспондент.
– Не отдадите?!
Начальник рекламы на бегу сорвал с пожарного стенда багор и, поднатужившись, метнул в конкурентов.
Сати и Хамер застыли с открытыми ртами.
Увидав летящий багор, конкуренты, как по команде, в ужасе рухнули на пол. Багор ударился в стену, отскочил и с деревянным стуком упал на пол, неподалеку от усатого предводителя.
Мгновенно наступила мертвая тишина, лишь слышно было, как где-то бьется о стекло муха.
Начальник рекламы остановился, оглядел лежащих на полу конкурентов, хмыкнул и перевел взгляд на «заместителя».
– Пусть знают, Порфирий, – промолвил он как ни в чем не бывало и небрежно смахнул с лацкана пиджака несуществующую пылинку. – Так будет с каждым. С каждым, кто покусится!
Он перешагнул через багор и направился к выходу.
Когда переполох в рекламном отделе немного улегся, Сати вспомнила про собственные неотложные дела и поспешила на четвертый этаж.
– Наконец-то! – услыхала она приглушенный голос Джулиса – невидимка дожидался ее возле курилки. – Ты… ты жива и… гм… жива и здорова? Ох…
– А, это ты, раб лампы, – протянула Сати. – А почему я должна быть не жива и не здорова? Ты в последнее время загадками какими-то говоришь.
Она заторопилась наверх, прыгая через две ступеньки, но вдруг остановилась.
– Кстати, проходила я сейчас мимо типографии. Ты там вчера был?
– Где?
– Ты дураком-то не прикидывайся, прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Ты вчера вечером, после того как зеркало в редакции расколошматил, в типографию наведаться собирался. Так?
– Совершенно не понимаю…
– Ты не юли, не юли, ты прямо отвечай! Был или нет?
Со стороны окна донеслось недовольное сопение.
– Ну был. Зашел на минутку… уж не помню зачем. Так, заглянул…
– Заглянул? Голову бы тебе оторвать, проклятый раб лампы! Сегодня печатники все утро искали две бутылки водки, банку соленых огурцов и миску пельменей! Твоих рук дело?
– «Твоих рук дело, твоих рук дело»… Не понимаю, о чем ты. – В голосе Джулиса появились высокомерные нотки.
– Брось, прекрасно понимаешь! Ты слямзил?
– Слямзил?
– Ты что, оглох?! – начала было Сати, но тут же замолчала: по лестнице поднимался менеджер отдела доставки. Она выждала, пока он скроется, и продолжила:
– Печатники всю типографию перерыли! Говорят, поставили в надежное место, за старый станок, куда никто не сунется. А утром – нету! А миска пельменей? Куда делись пельмени из холодильника? Теперь типография отдел реализации подозревает! Печатники все утро раздумывали, как бы им отомстить. Кто стащил?
– Понятия не имею. Может, шеф? – нахально предположил невидимка.
– Конечно! Шеф, скажешь тоже! Да он и не догадывается, где водку прячут. Они же ее перепрятывают все время. Так в чем дело, а?
– Я тут ни при чем, – твердо сказал Джулис. – Знать не знаю ни о какой водке и огурцах! – Он посопел. – Огурцы, кстати, гадость невероятная. Пища, достойная гоблинов! Уж лучше дохлого грифона сожрать, чем ваши огурцы.
Тут он сообразил, что сказал лишнего, и умолк.
– А! – торжествующе воскликнула Сати. – Я так и знала! Кроме тебя-то некому это сделать было!
Она поднялась на площадку четвертого этажа и остановилась.
– Но ты вот что, раб ла… Джулис. Эдак ты все отделы у нас перессоришь. Это никуда не годится, понимаешь? Так что ты еду себе где-нибудь в другом месте ищи, ясно?
В редакции находились Люся и Хамер. Криминальный корреспондент в лицах пересказывал Люсе события в «Нимфе», а старейший журналист города, ведущая популярной рубрики «Советы целительницы Прасковьи» слушала его с открытым ртом, держа в руке горящую папиросу. Курить в редакции было строго запрещено, но Люся не обращала на запреты ни малейшего внимания.
– Вот так-то, – закончил Хамер, с завистью поглядывая на папиросу.
– Отлично! – кровожадно сверкнула глазами «целительница Прасковья», полностью одобряя действия начальника рекламы. – Давно пора было с «Нимфой» разобраться!
Она затянулась папиросой и вышла.
Сати бросила сумку на подоконник, включила компьютер и принялась изучать очередную заявку. Криминальный корреспондент меж тем сосредоточенно рылся в ящиках своего стола.
– Странно, – удивленно проговорил Хамер. – Вчера вот сюда пачку печенья положил, а сегодня – нету. Куда она могла деться?
Сати покосилась в сторону кухни.
– Получше посмотри. Может, завалилась куда?
Хамер пожал плечами.
– Наверное, крысы опять завелись, – пробормотал он. – Я вчера допоздна задержался, слышал, вроде на кухне кто-то возится.
– Показалось тебе…
– И Люся жаловалась недавно, что у нее бутерброд со стола исчез, а в редакции ни души не было. Сама знаешь, Люся по вечерам работать любит, когда все по домам разойдутся.
– Крысы, точно, – с готовностью поддержала Сати, незаметно грозя кулаком в сторону кухни. – Кроме них некому!
Хамер прислушался:
– Вот, слышишь? На кухне словно шуршит кто-то? Я в последнее время частенько замечаю.
Сати кивнула:
– Надо заявку на дезинфекцию написать. А то крысы эти, наглые и прожорливые, таскают все, что плохо лежит. Одна надежда, что надоест тут им у нас, они и свалят к себе, в свое царство-государство. Ты, Игорек, заявку-то напиши сам, а то мне еще рекламный текст сочинять.
Она открыла файл и задумалась.
– О чем текст-то? – поинтересовался криминальный корреспондент.
– О свадьбах. Верней, о свадебных платьях, которыми салон «Белая лилия» торгует, мы туда с Аверченко на прошлой неделе ездили. Теперь вот вспомнить надо…
Она перевела взгляд в окно. Необходимо было восстановить в памяти подробности визита в свадебный салон, но вспоминалось лишь то, как пришлось оттаскивать от накрытого стола прожорливого фотокорреспондента: к приезду гостей из газеты работники «Белой лилии» подготовились на славу. По этой причине воспоминания о салоне получались немного смазанными – вместо прекрасных белых платьев виделся Аверченко с бутербродом в зубах.
Сати вздохнула и написала первую строчку: «Свадебный салон „Белая лилия“ хорошо известен всем горожанам».
– Так, – промолвила она и снова вздохнула. – А дальше-то что?
Сати полистала рекламный буклет салона, вчитываясь в подписи под фотографиями.
– «Он попросил твоей руки, и ты с радостью согласилась», – с выражением прочитала она. – Гм… согласилась, надо же… а почему моей руки никто, блин, не просит? Я бы тоже с радостью…
Криминальный корреспондент захохотал во все горло.
Сати бросила на него обиженный взгляд.
– Что смешного?
Зазвенел телефон внутренней связи.
Она сняла трубку.
– Здорово, борзописец, – сказал Никита. – Что делаешь?
– Да вот, Хамера уговариваю на мне жениться, – сказала Сати. – А он, гад, не желает! Я уж и так, и эдак… буду, говорю, на ночь тебе «Приключения хромого ниндзя читать», а он все равно не хочет!
Сисадмин кашлянул.
– Делать тебе больше нечего, – недовольно проговорил он. – Давай, собирайся, мы же к дедуле сходить хотели. Забыла? Ты про заклинание у него спросить хотела, потому что вчера забыла. Не до того тебе было… – неопределенным тоном сказал он. – В общем, если желаешь снова с дедулей пообниматься, то собирайся. Мне после обеда некогда будет.
– Черт. – Сати поспешно вытащила из папки лист бумаги. – Мне еще текст в Управление геологии занести нужно, они до двенадцати дня его ждут. Ладно, Никита, топай вниз, я сейчас.
Она вышла на лестничную клетку, на ходу проверяя, на месте ли диктофон и блокноты, и вдруг остановилась.
– Раб лампы, это ты?
Сати обвела взглядом пустую лестницу.
– Сколько можно говорить! – неожиданно прошипел рядом рассерженный голос. – Я не…
– Заткнись. Кто сожрал Люсин бутерброд? Кто стащил печенье у Хамера?
Джулис недовольно засопел:
– «Кто сожрал, кто стащил»… Мелочность твоей натуры…
– Блин, при чем тут моя натура?! Ты же слышал – народ подозревать что-то начал! Я же говорила тебе, не таскай тут ничего, заметят! Говорила?! А ты?!
– А я люблю иногда перекусить. Что такого?
Сати стукнула кулаком по перилам.
– Что такого?! Обжираешь ты всех подряд, вот что такое! Чтоб больше ничего в конторе не трогал, ясно?!
В голосе Джулиса появились сварливые нотки:
– Вот оно, ваше хваленое гостеприимство. Пожалеть путнику кусок хлеба, глоток воды! Что ж, не обессудьте, если слава о вашей скаредности разойдется по всему свету. «А, – станут говорить усталые путешественники, – это то самое место, где жители и черствой корки жалеют! Нет, тут и понятия не имеют о том, что такое радушие, с которым должно принимать гостей. Обойдем же стороной этот неприветливый город»!
Сати замялась.
– Гм… ну ты уж через край хватил. Народ у нас гостеприимный, только не любит, когда… ну словом, ладно. Я тебе завтра из дома принесу что-нибудь поесть. А в конторе больше не трогай ничего. И, пожалуйста, в своем царстве-государстве про наш город глупости всякие не говори. Ладно?
– Ладно, – покладисто согласился Джулис. Голос у него был подозрительно довольный. – А куда это ты направляешься?
– По делам я направляюсь.
Он забеспокоился.
– Зачем? Может, ты все-таки пойдешь к Тильвусу?
– К нему-то я и пойду, – проворчала Сати. – А то вчера про заклинание-то толком и не спросила. Да и вообще, – прибавила она небрежно, – повидаться бы надо.
– Вот! Это хорошо! Поживи в сквере несколько дней, под охраной моего друга Тильвуса. Я бы и сам, да…
– Ты опять за старое? С чего бы это я жила в сквере? И от кого это он меня должен охранять?! И, кстати, Тильвус-то сейчас в парке на набережной, а не в сквере. Я, по-твоему, должна жить на набережной?!
– Неужели нельзя, не выпытывая столь настойчиво чужие зловещие тайны, просто сделать то, о чем просят? – умоляюще воскликнул Джулис.
Сати насторожилась.
– Что еще за зловещие тайны? А, да ты, видно, вчера статейку «Удивительное – рядом» в нашей газете прочитал? Брось, все это Люся выдумала. Просто читатели любят, когда пострашней. Никаких зловещих тайн на самом деле не существует. Хотя нет, одна все же есть – куда деваются деньги сразу же после зарплаты? Но этого никто не знает, так что не стоит и голову ломать. Пойдем лучше вместе с нами к Тильвусу.
– Я бы с радостью… – забормотал он. – Но… я хотел сказать… да. Нет. Я не могу. Не могу. А ты…
Он шумно вздохнул.
– Будь осторожна. – Голос невидимки понизился до шепота. – Опасности, кругом опасности, они подстерегают тебя на каждом шагу! Если б я мог все тебе рассказать! – воскликнул он в отчаянии. – Я бы… но…
– Некогда, раб лампы, – перебила Сати. – В другой раз расскажешь. Поведаешь все свои зловещие тайны.
И она понеслась вниз по лестнице.
Рекламную статью для Управления геологии пришлось оставить на вахте дежурному, самого рекламодателя на месте не оказалось. Вахтер, на минуту оторвавшись от замусоленной газеты «Ваша дача», клятвенно заверил, что передаст текст в нужные руки, и вновь погрузился в чтение. Сати и Никита побрели к переулку, где возле детской площадки была припаркована машина сисадмина.
– Запрещенное заклятие-то – штука хитрая, – со знанием дела рассказывала Сати сисадмину. – Обращать его против чародеев нельзя, а уж коли применил, готовься – неприятностей будет выше крыши! Тильвус-то после этого случая через суд магов прошел, и хорошо еще, что драконы… они там у них Хранителями Равновесия в мире работают, что ли… Джулис объяснял вчера, да я не очень поняла… В общем, драконы признали, что он невиновен. Но только потому, что заклятие было обращено и против Воинов Сновидений тоже. Так что, если б только аркабские маги были этим заклинанием уничтожены, боюсь, Тильвуса бы к высшей мере приговорили.
– Мере-шмере… А кто приговор в исполнение приводит?
– Джулис говорит – сами драконы. Дохнут огненным дыханием, и готово! Одни головешки от провинившегося остаются. Чтоб другим неповадно было.
Они свернули в переулок, возле пятиэтажного серого дома виднелась облупившаяся иномарка Никиты.
– Джулис-шмулис… – проговорил сисадмин, отыскивая в кармане ключи. – Почему он в зеркало-то вчера сиганул? Что говорит?
– Молчит, гад! – с досадой воскликнула Сати. – Я уж и так к нему, и эдак… молчит! Только сопит да про какую-то «зловещую тайну» бормочет. Но, сам посуди, ведь просто так люди в зеркала не прыгают! – Последние слова она произнесла, повысив голос – где-то в пятиэтажке бушевал нешуточный скандал, и громкий женский голос обвинял кого-то во всех грехах. Мужской голос тоже присутствовал, бубня что-то покаянное, но его почти не было слышно.
Сисадмин глянул на окна третьего этажа, откуда доносились крики, и слегка поежился.
– Ну да скоро Тильвус его расколдует, надеюсь, – говорила Сати, тоже поглядывая наверх. – Пусть сваливает в свое царство-государство и там зеркала бьет. Надоел он мне…
Мужской голос умолк окончательно, зато женский, наоборот, взлетел вверх на целую октаву, такому диапазону позавидовала бы даже звезда театра музыкальной комедии примадонна Похвальбищева.
Хлопнула, звеня стеклом, дверь балкона – этажом ниже появился старичок в. майке и со стаканом чая в руке.
– А, – скучным голосом проговорил он, ни к кому не обращаясь, и взглянул на окна, за которыми бушевал женский голос. – Опять ругаются с утра пораньше. К слову сказать, они каждый день так – сначала ссорятся, потом она его вещи выкидывает, потом мирятся и вместе идут имущество подбирать. – Старичок отхлебнул чай, посмотрел вниз, обнаружил Сати и Никиту и кивнул им, как старым знакомым. – Но она женщина умная, предусмотрительная, что попало вниз не бросает. Только то, что не разобьется. И это правильно. – Он одобрительно кивнул. – Если, к слову сказать, фарфоровые сервизы из окна швырять, так и фарфора не напасешься.
Из окна вылетел чемодан и рухнул на клумбу, прямо в заросли левкоев. Старичок проводил его взглядом и покачал головой.
– Вот, помню, у нас в Одессе была соседка – мадам Лисицына. Что за женщина! – произнес старичок мечтательно, вздохнул и снова отхлебнул из стакана. – Огонь! Порох! Как выйдет из себя, так швыряет в мужа уликами. Муж у нее следователем был и частенько работу на дом брал. Один раз заспиртованным младенцем швырнула, правда, не попала. Феерический темперамент! Сейчас такой редко встретишь.
Сати тоже посмотрела наверх, где на третьем этаже оперным контральто выкрикивала нехорошие слова «мадам Лисицына», и пожала плечами.
– Так дедуля-то поэтому здесь околачивается? – Никита снова вернулся к разговору о Тильвусе. – Из-за заклятия?
– Конечно, – кивнула она. – Сам посуди, неприятно, когда за твоей спиной все шепчутся: «Смотри, это тот самый маг, который»… Но я считаю, это глупо! Нельзя же всю жизнь в другом мире отсиживаться да грызть себя за тот поступок! У него, если вдуматься, и выхода-то другого не было! Ведь не было? Не было?!
– Не было, не было, – недовольным тоном проворчал сисадмин. – Чего ты за него так распереживалась? Под ноги лучше смотри, шнурок развязался, видишь? Завязала бы, а то растянешься сейчас.
Сати опустилась на колено, затягивая шнурок.
– И даже Хранители Равновесия признали, что он не виноват! А если б был виновен, то уж его давно бы кара небесная настигла… во всех книжках так. Читал? Нет? В умных книжках, Никита, пишут, что возмездие настигает мгновенно. Вот сделал человек что-то плохое, тут же – бац! – небесная кара! Мгновенно.
Мимо её уха просвистело что-то увесистое и с грохотом ударилось об асфальт.
Оторопевшая Сати подняла голову.
«Мадам Лисицына» стояла на балконе с воздетыми к небу руками, замерев от ужаса.
– Доигралась, – зловеще проговорил встрепанный муж, появляясь за ее спиной и окидывая взглядом Сати, Никиту и осколки разлетевшегося вдребезги большого увесистого горшка с геранью. – Человека чуть жизни не лишила. В тюрьму небось захотела? Ты лет на десять сядешь, в камере прохлаждаться будешь, а я – передачи тебе носи?
– Извините, девушка, – выдавила «мадам Лисицына», обретая дар речи. – Не задела вас? Цветочек у меня с балкона упал… нечаянно. Я его просто в сторону отодвинуть хотела… собиралась, знаете, выбросить кое-что ненужное… а он…
Старичок на соседнем балконе оживился, отставил стакан и перегнулся через перила.
– Да, да! А он, к слову сказать, взял да и упал. Сам.
«Мадам Лисицына» посмотрела на соседа с благодарностью. Старичок приосанился.
– Тьфу! – в сердцах сказал муж, скрываясь за дверью.
«Мадам Лисицына» встрепенулась и бросилась следом.
Сати выпрямилась, оглядела расколотый горшок и подняла взгляд на небо, отыскивая маленькое белое облачко.
– Кара небесная, говоришь? – поинтересовался Никита, но она его уже не слышала.
– Большое спасибо, что ты обо мне вспомнил наконец! – разъяренным голосом крикнула Сати небесам и погрозила кулаком. – Значит, тебе приспичило вершить божественное правосудие?! Так пусть бы у меня не приняли статью! Или даже две! Но швыряться горшками – это уж слишком! За такие вещи отвечать надо!
Она умолкла, выжидая, но небесное руководство безмолвствовало и объяснять свои поступки не собиралось.
– Вот так всегда, – раздосадованно пробормотала Сати, пнула осколок, подвернувшийся под ноги, и пошла по переулку. Никита двинулся следом, на всякий случай бдительно поглядывая вверх, точно ожидая, что вот-вот с неба свалится еще что-нибудь.
– Да это просто кошмар какой-то, – продолжала кипятиться Сати. – Вчера – автобус, сегодня – горшок на голову! А завтра-то что?! Бывали, конечно, у меня в жизни черные полосы, но чтоб вот так? Такого, блин, никогда еще не было!
Сисадмин задумчиво посмотрел на небо.
– Божественное правосудие? Делать им там больше нечего, как только правосудие по всяким пустякам вершить, – сказал он, зная, впрочем, о сложных отношениях Сати и руководства высших сфер. – А, может, это чья-то частная инициатива?
– Чья же? Можно подумать, моя смерть кому-то нужна… я же не олигарх какой!
– Ну, – рассудительно проговорил Никита. – Тогда, видать, высшие силы чокнулись из-за тебя. Достала ты их.
Сати взглянула на крохотное белое облачко, застывшее на небосклоне.
– Глупости, скажешь тоже! Если б Бог был таким слабонервным, он давно бы уж нянчиться с нашим братом перестал… Ладно, пойдем в парк, с Тильвусом повидаемся. Вежливо, но твердо потребуем, чтоб он нам отчет дал, как дела с заклинанием продвигаются.
Сидевший на лавочке мужчина средних лет в синей яркой ветровке проводил Сати и Никиту долгим взглядом. К холодной злости, которая кипела в нем, примешивалась досада. Бумажки с защитной руной при смертной не было, это он знал совершенно точно, но вот уже второй раз его план терпел неудачу. В чем же дело? Он сжал пальцы в кулаки. Много лет назад аркабские маги научились фокусировать свою ярость, копить ее и в нужный момент направлять в нужное русло. Приведя мысли в порядок, мужчина поднялся со скамьи и медленно пошел вдоль по улице. Проходя мимо большой, освещенной изнутри витрины, он бросил взгляд на стекло. В зеркале мелькнул человек ничем не примечательной наружности, средних лет, темноволосый, невысокий. Мор довольно усмехнулся: магическая сила возвращалась. Возвращалось могущество, прежняя жизнь, власть над стихиями. Человек, в теле которого он сейчас находился, был молод, полон сил, крепок и вполне годился в качестве временного пристанища. Мор быстро исследовал поток чужой памяти: этот человек приехал откуда-то и совсем не знал города. Досадно, ориентироваться в хитросплетении улиц непросто.
«Карта», – шепнула память.
Он засунул руку в карман, вытащил сложенный вчетверо листок и развернул. Здешние карты оказались мудреней эльфийской грамоты – мгновение он пытался разобраться в буквах и знаках, потом с досадой скомкал карту и засунул обратно в карман.
И побрел по улице, глядя себе под ноги и размышляя.
Больше – никаких несчастных случаев. Время не ждет.
Мор остановился, отключил одно за другим все чувства, закрыл глаза и попытался уловить слабое веяние магии, что исходило от человека, видящего зачарованные сны.
Через мгновение мужчина в синей ветровке быстро шел по направлению к площади.
Великий маг гостей явно не ожидал – он торопливо собирал разбросанные на траве листки бумаги и рассовывал по карманам. Увидев Сати и Никиту, он помахал им рукой, не прекращая своего занятия.
– Дед, меняешь место дислокации? – осведомился сисадмин.
– Какой он тебе дед? – недовольно проворчала Сати. – По человеческим-то меркам он тебя лет на пять всего и старше… А мы просто шли мимо и зашли на минутку, – громко объявила она. – Новости узнать, поздороваться, поговорить и все такое.
– Поговорить? – Тильвус засунул в карман старый календарь. – Давай в другой раз, а сейчас тороплюсь я. Про вечеринку расскажешь.
Сати тут же насторожилась:
– Про какую такую вечеринку?
– Да, про какую? – заинтересовался Никита.
Тильвус задумчиво поскреб в бороде:
– Ну куда ты недавно явилась в наводящем ужас красном платье?
От возмущения Сати потеряла дар речи.
– Как «наводящем ужас»?! – в ярости воскликнула она, напрочь забыв о своем решении разговаривать с Тильвусом «вежливо и твердо». – На кого это наводило ужас мое новое платье?!
– На всех, кроме тебя, – честно сказал великий маг.
– Что?! А ты… ты… ты знаешь, кто ты такой? Ты – бесцеремонный гад! Ничего в моде не понимаешь, а туда же! Ты хоть один глянцевый журнал в своей жизни читал?! Нет? Ну вот и помалкивай! Я это платье в бутике купила, две зарплаты отдала…
Никита кашлянул в кулак.
– Дед, тебя побьют сейчас, – вполголоса предупредил он очень серьезно. – Уноси ноги!
– Итальянский эксклюзив, таких платьев на весь город раз, два, и…
Тильвус немедленно пошел на попятный.
– Да пошутил я! Пошутил! Чего ты разошлась-то?
Сати умолкла и смерила его презрительным взглядом.
– Пошутил?! За такие шуточки тебя пристрелить надо. Платье ему мое не понравилось, видали?! И нечего в мои воспоминания лазить, делать больше нечего, что ли?
Маг подобрал с травы обрывок исписанного тетрадного листка, аккуратно сложил и убрал в карман.
– Дел-то как раз хватает. Мы тут кое с кем разбираем последнюю часть заклинания, так что времени в обрез.
– С кем? – спросил сисадмин.
Тильвус сделал вид, что не расслышал.
– Ладно, пора мне…
– Скатертью дорога, – буркнула Сати, все еще раздосадованная замечанием о красном платье, и вдруг спохватилась: – Кстати, пока ты не исчез, скажи-ка, нет ли у этого заклинания еще кое-каких побочных действий? Кроме воспоминаний?
Тильвус бросил на нее удивленный взгляд:
– Нет. А что?
– А то, – сердито сказала она, – что старушка с косой за мной по пятам ходит. Ясно?! Второй день подряд! Бодренькая такая старушонка, бегает следом, косой своей помахивает и покрикивает: «Зажилась ты, девушка! Пора и честь знать! А ну-ка, быстренько надевай парадный саван и бегом на кладбище! Там тебя заждались уже!» Два случая подряд – это уж слишком…
Великий маг удивился еще больше:
– Какие случаи?
– Такие! Те, что человека на тот свет отправляют! Вчера я чуть под автобус не попала, сегодня – горшок на голову рухнул. Вот я и думаю, уж не твое ли это заклятие действует?! С тебя станется… Помру я, а ты потом скажешь с сожалением: «Да… побочный эффект заклятия. Надо же! Какая неожиданность. Кто бы мог подумать»!
– Что?!
Тильвус прекратил собирать замусоленные квитанции, подошел к Сати и уставился на нее так, словно видел в первый раз.
– Никаких побочных эффектов у этого заклятия нет. С чего ты взяла?
– С того, что твое чертово заклинание распадается со смертью, разве нет? – заорала она в ответ. – А я за последние два дня уже два раза чуть на тот свет не отправилась! Странное совпадение, а?!
Великий маг перевел взгляд на верхушки тополей и поскреб в бороде:
– Так, – пробормотал он озадаченно. – Это уже не смешно. А это точно? Про совпадения?
Он посмотрел на сисадмина, тот кивнул.
Ни с того ни с сего великий маг сделался вдруг необычайно серьезен.
– Ты видел?
– Своими глазами, – ответил Никита.
Сати топнула ногой.
– Перестаньте разговаривать так, будто меня тут нет!
– Погоди, – остановил ее Тильвус. Он сдвинул брови, размышляя о чем-то.
– Странно, странно… ничего себе побочный эффект… Где твоя машина? – обратился он к Никите.
– В переулке, возле магазина «Дачник». Тут, возле площади парковки – днем с огнем…
– Бери ее, – великий маг кивнул на Сати, – сядьте в машину и меня ждите. Я мигом. Не ездите никуда и из машины не выходите, на всякий случай.
– Это еще почему? – сердито осведомилась Сати. – Мне в контору надо.
– Подождет твоя контора, – отрезал Тильвус, собрал квитанции и засунул в карман. – Слышала, что я сказал? Сиди тихо, как мышь, и из машины – ни шагу!
– А что… – начал было сисадмин, но умолк.
Тильвус задумчиво покусал губы.
– Не знаю, – признался он. – Не знаю, что происходит. Но думаю, что ничего хорошего. Чувство у меня такое.
Он помолчал немного. Сати выжидательно смотрела на него.
– Пригляди за ней, – велел Тильвус, отвлекаясь от раздумий и бросая взгляд на Никиту. – А я сейчас быстренько смотаюсь к… к одному человечку. Тут недалеко. Он над последней частью заклинания мозгует. Так что совсем скоро заклятие снимем. Мы вообще-то еще день-другой потратить на это хотели, но, видно, нету его, времени-то…
Он снова посмотрел на сисадмина.
– Минут десять-пятнадцать. Ясно?
Тот кивнул.
– С какой стати я в машине сидеть должна? – возмущенно спросила Сати. – Заклятие он снимет через десять минут, видали? Обещанием твоим – грош цена! – уничтожающим тоном добавила она. – Да и чего хорошего можно ожидать от человека, которому мое платье не понравилось?!
Тильвус устало вздохнул:
– Платье-то тут при чем? Мы ж вроде о другом говорили?
– При том! – рявкнула Сати.
– Платье-шматье, – вмешался в разговор сисадмин, поглядывая на мага. – Ладно, дед. Ты только быстрей там. Одна нога здесь, а другой и след простыл.
Тильвус кивнул, вид у него был озабоченный.
– Пойдемте-ка я до машины вас провожу.
Через несколько минут Сати и Никита вышли из парка и пересекли площадь. Тут было многолюдно: сидели на скамейках пенсионеры, кроша булки ленивым упитанным голубям, слонялись фотографы, возле памятника стояла небольшая группа туристов, слушая объяснения экскурсовода. Темноволосый мужчина средних лет в яркой синей ветровке стоял посреди площади, изучая карту города. Завидев Сати, Никиту и Тильвуса, он поспешно отступил за угол дома и проводил их внимательным взглядом.
– Что за дурацкая конспирация? – сердито сказала Сати, уставившись в окно машины. – Скорей бы уж вся эта история заканчивалась! И пусть Джулиса расколдовывает, а то я, честно говоря, не знаю, что с ним… то в зеркала прыгает, то еду таскает…
– Да уж, скорей бы. Пусть бы свалил в свое царство-государство наконец, вместо того чтоб пялиться на тебя при каждом удобном случае, – пробурчал сисадмин.
– Ты опять?! Что за глупости? Никто ни на кого не пялится, что ты выдумываешь?
– Конечно…
– Конечно. Имей в виду, все под контролем!
Никита недовольно кашлянул:
– «Под контролем», ага… Со стороны это так и выглядит.
Сати окончательно рассердилась:
– Твое какое дело?! Опять лезешь, куда не просят?
Несколько минут они молчали, потом сисадмин пробормотал:
– А интересно, с кем это Тильвус советуется?
– Понятия не имею. Платье ему мое не нравится, видали? – Она раздосадованно фыркнула. – Можно подумать, он в моде разбирается… Ты же это платье помнишь? Правда, красивое? – Она с надеждой посмотрела на приятеля.
– Красивое, – твердо сказал Никита. – Очень красивое.
– Вот! И я так думаю. А кто думает иначе – тот дурак. Скоро ли он появится? – Сати посмотрела в окно. – Дел – куча…
– Дел-шмел. – Сисадмин принялся рыться в карманах.
– Закончится эта история, и не будет у тебя повода с дедулей обниматься, – не утерпел он.
– Блин, ты опять? Стекла бы лучше в машине помыл!
Никита вдруг задумался.
– Стекла-шмокла… а батарейки-то я забыл купить. Отдел доставки меня живьем съест. – Сисадмин поколебался. – Вон киоск-то. Я отойду на минуту, куплю, а ты в машине сиди, ясно? Закройся и не открывай никому. Мало ли что… что-то вид у дедули больно серьезный сделался, как он истории твои услыхал про старушку с косой…
– Ясно, ясно…
– И стекло не опускай, поняла?
– Ладно, ладно, – отмахнулась Сати. – Советовать он еще мне будет…
Никита исчез. Сати откинулась на спинку сиденья и принялась хмуро разглядывать прохожих за окном. В салоне машины, нагревшейся на солнце, было жарко и душно. Пахло пылью, бензином и еще чем-то. Сати принюхалась: не иначе где-то в салоне валяется позабытый Никитой бутерброд.
В стекло кто-то стукнул, она вздрогнула от неожиданности. Возле машины стоял человек в ярко-синей ветровке. В руке он держал карту города, отпечатанную, как мигом определила Сати, в типографии конкурентов, газеты «На далеком рубеже».
– Что? – спросила Сати, нисколько не удивившись, – с наступлением лета туристов в городе было хоть отбавляй. – Заблудились, что ли? А вам куда надо?
Заблудившийся турист беззвучно задвигал губами, тыча пальцем в карту. Сати вздохнула: небось на набережную направлялся, да ошибся и совсем в другую сторону пошел. Ну да с приезжих какой спрос?
Турист снова ткнул пальцем в карту и вопросительно посмотрел на Сати. Глаза у него оказались неприятные – темные, будто ледяные.
– Ишь, настырный, – вздохнула она. – Не отвяжется. Спросил бы у пенсионеров на площади, они для этого там и сидят…
Вступать в беседу желания не было, но и уклониться от нее не было никакой возможности, чего доброго, гость города решит, что все местные жители неприветливы и не очень-то вежливы.
Она вздохнула и нащупала ручку. Стекло со скрипом стало опускаться.
Колян, менеджер магазина «Твой компьютер», чинно прогуливался возле городских прудов с коляской, в компании таких же, как и он, молодых папаш. Они уже несколько раз обошли небольшой скверик, прошлись туда-сюда возле самой воды, полюбовались фонтанами, потом друзья отправились по домам, а Коляну домой идти было еще рано: дочка должна дышать свежим воздухом еще час, не меньше. На прогулки уходил почти весь выходной, но Колян был не в претензии. Коллеги с работы, конечно, уехали с утра на левый берег пиво пить, загорать да играть в волейбол, но он теперь человек семейный, а у семейных людей и хлопоты иные – солидные. В волейбол-то можно и попозже поиграть – когда дочка подрастет.
Колян закурил сигарету, предусмотрительно устроившись так, чтобы дым относило в сторону свежим ветерком, и окинул бульвар взглядом. Народу кругом – полно. Абитуриенты толкутся возле кафе-мороженого, играют с собакой подростки, а у воды под деревом сидит какой-то забулдыга. Небось уже наклюкался с утра пораньше? Ставший семьянином и отцом Колян времяпрепровождения за рюмкой не одобрял. Он пригляделся получше и вдруг просиял: никакой это не забулдыга, а Адольфыч, свадебный фотограф Адольфыч! Хороший человек, мастер золотые руки, только сильно пьющий.
Он вспомнил, как проходила его собственная свадьба, как он рыскал по всему городу, разыскивая Адольфыча, без которого и свадьба – не свадьба, а фотограф как сквозь землю провалился! И он, вконец отчаявшись, уже совсем было решился наведаться к Адольфычу домой, потревожить супругу Варвару, хотя все друзья делать этого категорически не советовали, Варвара очень не любила таких визитов и, будучи женщиной решительной, могла запросто спустить незваного гостя с лестницы. И вот, когда он уже почти набрался смелости, появился школьный друг и сообщил, что Адольфыч нашелся!
И они тут же не мешкая поехали на трамвае в городское наркологическое отделение, где вторую неделю отдыхал фотограф, и там, подкупив санитарку бутылкой итальянского вина, обо всем с Адольфычем переговорили. И оказалось, что приехали очень удачно, – он, как всегда после лечения, был покладист, сговорчив и как раз раздумывал, пробыть ли в отделении еще неделю или свалить домой пораньше. А раз появился предлог, работа на свадьбе, то можно и свалить. Колян подумал было, что «свалить», это значит сбежать из отделения прямо в больничном халате и тапках, и предложил съездить домой за одеждой, но оказалось, ничего подобного. Адольфыч завалился в кабинет главврача совершенно как к себе домой, и тот сразу же распорядился отвезти фотографа на собственном авто куда надо. Так что Колян с друганом еще и на «мерседесе» прокатились. Адольфыч потом рассказал, что лет десять назад работал на свадьбе у сына главврача. С его легкой руки семья получилась крепкая, дружная, а поэтому в наркологическом отделении Адольфычу всегда были рады.
Колян снова улыбнулся, наблюдая за фотографом, а потом сдвинул брови и озабоченно покачал головой. Адольфыч-то скоро снова в дурку загремит. Все признаки налицо: сидит и сам с собой разговаривает. Руками размахивает, головой кивает, по коленке себя шлепает или замолкает, будто прислушивается к чьим-то словам.
Тут Колян задумался: слово есть какое-то мудреное, что болезнь эту обозначает, но вот так с ходу и не припомнишь. Но когда человек сам с собой говорить начинает – дело табак.
Колян сокрушенно покачал головой. Эх, Адольфыч, Адольфыч… жалко-то как. А ведь какой фотограф был, какой мастер! А теперь что же? Дальше-то как? Свадьбы в городе, конечно, будут, но без него что за свадьба?! Эх!
Колян щелчком отправил окурок в урну, покрутил головой, бросил еще один взгляд в сторону Адольфыча – фотограф горячо объяснял что-то кому-то невидимому – и, тяжело вздохнув, повернул коляску к дому – дочку пора было кормить.
Свадебный фотограф Адольфыч еще с раннего утра сидел на бережку и поджидал своего невидимого друга. Адольфычу очень хотелось выпить, но он крепился, только поглядывал нетерпеливо на две полуторалитровые бутылки, что нежились в воде возле берега – охлаждались. Объявится приятель, а Адольфыч ему пивка холодненького: угощайся, друг!
Но тот все не торопился, и фотограф терпеливо ждал, только изредка поглядывая в сторону бутылок. Собственной выдержкой Адольфыч гордился. Она у него – ого-го! Как у знаменитого пограничника Карацупы.
Так с утра он ждал, ждал и дождался наконец.
Хрустнул под невидимой ногой сучок, прошуршала трава и раздался знакомый голос:
– Здорово, Адольфыч…
– Наконец-то! – обрадовался тот. – Адольфыч тебя заждался. Пиво-то, видишь, в пруду? С утра лежит… холодное уже.
Фотограф поднялся, вытащил из воды одну бутылку, обтер полой пиджака и вернулся под дерево. Затем он вынул из одного кармана два пластиковых стаканчика, из другого – упаковку сушеных кальмаров, откупорил бутылку и довольно вздохнул: впереди расстилался еще один прекрасный день.
– Как дела-то у тебя? – участливо осведомился он, разливая пиво. – А у друга твоего? Бери, угощайся, это кальмар. Пробовал раньше? Нет? А ты попробуй. С пивом хорошо.
– У друга-то… – повторил невидимый собеседник и вздохнул так тяжело, что Адольфыч понял: дела у друга-невидимки идут вовсе не блестяще. Он отхлебнул пива и зажмурил глаза. Близилось особое состояние, когда все проблемы становились чем-то несущественным.
– Рассказывай, – твердо сказал фотограф, открывая глаза. – Адольфыч слушать готов!
Невидимый приятель с разговором не спешил, точно собирался с мыслями. Адольфыч не торопил, знал, что существуют вещи, которые вот так сразу и не расскажешь.
– Ну что, – пробубнил наконец голос. – Помнишь, про мага-то я рассказывал? Что он человека одного убить хочет?
– Адольфыч помнит.
– Да… я вот не знаю, что и делать. Ведь если вдуматься, друг-то мой тут при чем? Ни при чем! Не пристало магам вмешиваться в дела смертных. Вот как идет все, так пусть и дальше… само по себе. Так?
Фотограф подумал и кивнул.
– Вот! И я думаю, что так! А если так – что переживать-то? Наше дело – сторона! Сторона – и все тут. Мой друг – не столь значительная личность. Он исчезнет… Исчезнет и все. К тому же он пытался, он один раз уже пытался помочь… предупредить! А она не поняла. Не поняла – и все тут! И что? Сама и виновата! Так? Так! А что делать? Своя жизнь дороже. Заиметь врагами могущественных магов – это, знаешь… у моего друга и так неприятностей, как блох на мантикоре. Куда уж больше? Нет, убраться куда подальше, а тут уж пусть сами… сами пусть, – бормотал невидимый друг.
Фотограф крякнул.
– Ну раз так, что ж? – проговорил он и отхлебнул пива. – Если друг твой уже все решил?
Невидимка помолчал.
– На душе как-то неспокойно, – нехотя пожаловался он. – У друга-то моего…
– Кошки скребут?
– Какие еще кошки?
– Говорится так. Когда на душе неспокойно, то говорят «кошки скребут».
Невидимый друг недовольно посопел.
– Поскребут – и перестанут, – решительно заявил он. – И говорить об этом нечего!
Он поерзал на траве.
– А ты как считаешь? Трус мой друг, да? – с вызовом спросил он. – Трус?
Фотограф подумал, почесал в голове:
– Да уж не герой, конечно…
Слова Алольфыча невидимого друга сильно обидели.
– «Да уж не герой, да уж не герой»… Ошибаешься! Мой друг – герой! И он участвовал во многих магических битвах, где покрыл себя неувядаемой… неувядаемой славой! Не веришь?
– Адольфыч верит, – невесело отозвался фотограф.
– Да, да! А ввязываться в эту историю друг мой не желает! Потому что… потому… не знаешь ты, как Мор расправляется со своими врагами! Так что самое лучшее – исчезнуть потихоньку. Никто и не заметит, не вспомнит. А когда вспомнят, то я… приятель мой уж далеко будет. Вот так-то.
– Сбежит?
– Ну и сбежит! Зато живой будет. А тут – пусть сами как хотят…
Они помолчали. Пиво нагревалось на летнем солнышке, фотограф поднялся, взял бутылку, пристроил ее в тенек между корнями дерева и снова уселся в траву.
– Адольфыч тоже один раз… – начал он, глядя в пустой стакан так внимательно, словно на донышке было что-то написано. – Историю одну расскажу, хочешь? Приключилась она давно, лет десять назад, но…
– Поведай, – согласился невидимка.
Фотограф вздохнул:
– Не про меня, а… тоже про друга. У Адольфыча старый приятель есть. Давно мы друг друга знаем, и вот…
Он откашлялся и начал:
– Рассказал он мне как-то. Ехал он как-то на машине, вот тоже такое же время было, начало лета. Ехал себе с рыбалки, ночь не спал, его и сморило малость за рулем. А тут откуда ни возьмись старушонка, чтоб ей пусто было, через дорогу ползет! Вот куда ей в пять утра приспичило?! Друг мой по тормозам, а уж поздно – сбил бабку… а за это у нас, знаешь… милиция, то да сё… тюрьма! А сидеть-то никому неохота. Притормозил приятель-то мой, глянул на бабку, по сторонам – никого кругом, пусто, час-то ранний… и как говорится, давай бог ноги! Смылся, короче… – Адольфыч хрустнул стаканом. – Ну потом узнал, однако… Бабку-то через час обнаружили дачники, на автобус торопились. Вызвали «скорую», а уж поздно. Но, однако, если б сразу ее в больницу отвезти, то может, годков несколько поскрипела бы…
– И что? – напряженно спросил невидимка. Рассказ Адольфыча он понял не совсем, слова «дачники» и «скорая» были незнакомы, но смысл уловить удалось.
– Ну что… вот и все. Машину-то друг мой сыну отдал. Не стал больше ездить. А сам живет-поживает. – Фотограф почесал в затылке. – Так что… трусость-то, она разная бывает, да результат, как говорится, всегда один. Но это Адольфыч так, к слову.
Он потянулся за бутылкой.
– Давай лучше пивка попьем. Налить тебе?
Но невидимый друг не отвечал, доносилось только сосредоточенное сопение.
Фотограф открутил пробку и наполнил стаканы.
– Адольфыч говорить не мастак, – заметил он. – Но ты, друг, не грусти…
Он недоговорил. Стакан с пивом вдруг сам собой опрокинулся, словно невидимка вскочил на ноги.
– Ты вот что, Адольфыч, – отрывисто проговорил невидимка. – Дело у меня. Важное очень дело! Только что вспомнил. Бежать надо!
Фотограф огорчился:
– А вернешься?
– Я-то? – Голос отчего-то дрогнул. – Вернусь… наверное.
– Адольфыч ждать будет! – твердо заявил фотограф, потянувшись к бутылке.
Послышались удаляющиеся шаги, шорох травы и все стихло.
Адольфыч налил пива и принялся ждать.
