Глава 39
— Приготовь одну из моих выходных белых рубашек. Почисти мою вечернюю накидку. И не забудь золотые запонки. Скажи Джейку, что я сейчас спущусь постричься.
— Конечно, босс, — сказал Линг Тан, кивая. — Особый случай, да?
— Особый случай! Нет. — Голос Ника был резким. Даже не взглянув на слугу, он жестом услал его.
Лин Тан, скривив лицо, поспешил в спальню, чтобы приготовить одежду Ника для вечера.
Растрепанный, без рубашки, Ник развалился в легком кресле, обтянутом черной кожей. Он вернулся из Бэттери-Плейс, где провел первую половину дня.
Вытянув длинные ноги в носках, он положил их на оттоманку. Он был небрит, и заросшее щетиной лицо выглядело неприветливым и хмурым Его настроение было под стать его внешнему виду.
Ник наклонился вперед и взял коньячную рюмку. Он сделал большой глоток, а потом плотно прижал рюмку к голой груди. Полуприкрыв веками холодные серые глаза, он уставился невидящим взором в серый туман, заволакивающий залив.
— Что вас беспокоит, хозяин? — Лин Тан просеменил обратно в гостиную, продолжая деловито чистить черный шелковый цилиндр Ника.
Ник не посмотрел в его сторону.
— Ничего.
Лин Тан поднял худые плечи.
— Неправда. Не верю в это. Сидеть два часа, пить, смотреть угрюмо. Что-то не так. Что-то совсем плохо.
Ник наконец поднял холодные серебристо-серые глаза.
— Неужели человек не может расслабиться в собственном доме и выпить рюмку коньяка перед обедом?
Лин Тан поцокал языком:
— Полагается пить коньяк после обеда. Не полагается…
— Ты приготовил мою одежду? — прервал Ник слугу, всем своим видом показывая, что не расположен к беседе. Он поставил на место рюмку и засунул руку в карман выцветших хлопчатобумажных штанов. Вытащив пачку денег, зажатую золотой скрепкой в виде долларового знака, он вынул из нее пятидесятку и швырнул ее Лин Тану. — Пусть ровно в семь вечера за мной заедет взятая напрокат упряжка.
— Теперь я понять. Вы везете сегодня вечером мисс Паккард в театр, — произнес Лин Тан, засовывая банкноту в карман свободного шелкового кимоно. — Но не очень хотеть этого. Так ведь?
— Иди! — взревел Ник, указывая на дверь.
— Я иду. Быстро, быстро.
Оставшись один, Ник налил себе еще коньяку, покрутил рюмку из стороны в сторону и уставился в ее янтарную глубину.
Ему не хотелось ехать. Ему не хотелось везти Адель Паккард в театр. Ему никуда не хотелось везти ее. Он не хотел проводить вечер дома у Адель Паккард. Он не хотел видеть Адель Паккард.
Ник шумно выдохнул.
Ему хотелось увидеть капитана Кей Монтгомери.
Ему хотелось, чтобы Кей была снова здесь, у него дома, в его объятиях. Как это было прошлым вечером.
Ник покачал головой, досадуя на себя. Он пролежал без сна полночи, думая о Кей Монтгомери. Он все утро провел в мечтах о Кей Монтгомери. Черта с два он будет слоняться здесь весь вечер, думая о Кей Монтгомери!
Есть один верный способ выкинуть женщину из головы.
Заняться другой женщиной.
Ник выпил остатки коньяка и отставил пустую рюмку. Опустив ноги на пол и запустив руку в растрепанные волосы, он встал из кресла. Поднялся на цыпочки, опустился и рассеянно поскреб голый живот.
Что ему было нужно, так это стрижка, ванна и бритье. Потом вечер, проведенный в высшем обществе города, и, наконец, визит в особняк к очаровательной Адель Паккард, где он проведет ночь наслаждений.
Покинув дворец Дамы в черном на Русском холме, Кей помчалась вниз с холма. Она едва могла дождаться минуты, когда попадет в «Золотую карусель».
Чтобы увидеть Ника.
Если ей чуть-чуть повезет, она прибудет в клуб около семи вечера, задолго до его открытия. Ник будет наверху в своих апартаментах. Один.
Кей улыбнулась и заспешила вниз по крутым ступеням, ведущим к подножию Русского холма. Постукивая каблучками черных ботинок по деревянным ступеням, она спустилась, едва переводя дух, непрестанно думая о смуглом красавце Нике.
Узнав о нем много нового, она с легкостью простила ему его прошлые грехи. Был ли у него хоть малейший шанс стать другим человеком, измениться? Что могло бы случиться с ней самой, если бы не любящие, добрые родители, с их наставлениями? А ужасный проступок Керли? А ведь на его стороне были все преимущества. Да, теперь было легко понять и простить, оправдать плохое поведение милого Ника.
Даже ведя себя не лучшим образом, Ник был привлекательным и забавным. Когда же он был по-настоящему обворожительным, как прошлым вечером в «Урагане Гасси», ему не было равных.
А когда он был охвачен страстью… когда его красивые, отливающие серебром глаза наполнялись теплом, и нежные, прекрасно очерченные губы…
Кей поежилась, потом захихикала.
Немедленно одернув себя, она поклялась, что повторения вчерашнего упоительного вечера не будет. Капитан Армии спасения ни за что не должна позволять владельцу салуна в Барбари-Коуст держать себя в объятиях и целовать так, как это делал Ник. Она допустила оплошность, слушая, как он дерзко бормочет «Я хочу тебя», и не поставив его на место.
Этого больше не повторится. Она не допустит этого. Но она не должна показать, что сомневается в нем. Не теперь, когда она отчетливо представляет себе маленького брошенного мальчика, каким был Ник в детстве. Одинокий и напуганный, изо всех сил старавшийся выжить, учившийся не принимать все близко к сердцу, в то время как все, что ему было нужно и чего он хотел, — это быть любимым.
Когда Кей подходила к «Золотой карусели», начал сгущаться вечерний туман. Густой и тяжелый, он обволакивал ее, и ей приходилось осторожно пробираться по улице. Дойдя до пересечения улиц Пасифик и Грант, она сошла с тротуара, сделала пару шагов и тут же в страхе отскочила назад.
На Кей едва не наехал приближающийся экипаж. Душа у нее ушла в пятки, и она схватилась за холодный металл фонарного столба, когда нарядная упряжка завернула за угол. В тумане возница не заметил ее. Она лишь смутно различила пассажира в цилиндре.
Кей даже в голову не могло прийти, что это Ник.
Ник сидел в экипаже, откинувшись назад, широко расставив колени и глядя прямо перед собой. Он не заметил женщину в униформе, прижавшуюся к фонарному столбу.
Нику даже в голову не пришло, что на углу окутанной туманом улицы стоит Кей.
Экипаж проехал мимо.
Кей перебежала Пасифик-стрит.
Она подергала черные кожаные двери «Золотой карусели». Обе были заперты. Она поспешила вдоль стены белого оштукатуренного здания и проскользнула по переулку к черному служебному входу. Потом позвонила и стала ждать.
Дверь настежь распахнулась, и на пороге появилась Анджела Томпсон в открытом театральном костюме с блестками. Статная брюнетка кивнула стройной рыжеволосой девушке.
— А, привет, капитан. Заходите. Чем могу быть полезна? — сказала танцовщица.
— Здравствуйте, мисс Томпсон. — Кей вошла внутрь. — Где Лин Тан?
— Он повел дочь в библиотеку заниматься, — ответила Анджела Томпсон. — Ему всюду чудится угроза преступного клана.
— Да, конечно. А Ник? Он здесь? — Анджела Томпсон пожала голыми плечами.
— Откуда мне знать? Поднимитесь наверх и посмотрите сами.
— Спасибо. Я так и сделаю.
Кей взбежала по ступеням и, затаив дыхание, с бьющимся сердцем постучала в дверь квартиры Ника. Не желая уходить ни с чем, она постучала еще. Потом, разочарованная, спустилась вниз. Решив про себя, что не уйдет, не повидав его, она приготовилась ждать.
Кей заставила себя безмятежно улыбнуться и вошла через занавешенную дверь в полутемный зал. Несколько девушек из «Карусели» сидели за стойкой бара, потягивая пунш, болтая и смеясь.
— Капитан Кей, — тепло приветствовали они ее, — присоединяйтесь к нам!
— Как продвигаются дела по спасению душ? — спросила одна.
— Выпейте с нами, — поддразнивала другая.
Кей села рядом с девушками. Задохнувшись от быстрой ходьбы, с пересохшим горлом, Кей проговорила:
— Мне хочется пить. Я была бы вам очень благодарна за какой-нибудь прохладный сок. — Взглянув на высокий стакан в руках Анджелы Томпсон, она сказала: — Этот виноградный сок, который вы пьете, Анджела, кажется восхитительным.
Анджела взглянула на свой стакан, посмотрела на Кей и лукаво заулыбалась:
— О да, капитан. Пунш из виноградного сока. Так оно и есть. Налить вам стаканчик?
Девушки дружно засмеялись. Кей засмеялась вместе с ними и сказала:
— Да, пожалуйста. На вид очень освежающий напиток.
— О, капитан, это верно, — промолвила сильно нарумяненная Трикси Дейвис с ямочками на щеках, и девушки снова засмеялись.
Анджела проскользнула за стойку бара, чтобы оказать гостье честь. Скорее, опозорить. «Виноградный сок», который она собиралась приготовить для ничего не подозревающего капитана, был на самом деле пуншем.
«Писко». Популярный во всем Сан-Франциско напиток, аромат которого — и его действенность — снискали ему славу лучшего из лучших. Основой его был коньяк «Писко», приготовленный из винограда под названием «Роза Перу».
Светлого оттенка, ароматный, очень крепкий, этот пунш имел фруктовый вкус и приятный запах. Девушки из «Карусели» любили потягивать его, смешивая с фруктовыми соками.
Анджела Томпсон, повернувшись спиной к Кей, плеснула в высокий стакан щедрую порцию пунша «Писко», затем долила стакан до краев охлажденным виноградным соком. Стараясь не рассмеяться, она обернулась и подтолкнула стакан в сторону Кей.
— Большое спасибо. — Кей взобралась на высокий табурет, взяла стакан и сделала большой, жадный глоток. — М-м-м! Изумительно, — вымолвила она, облизывая губы.
Девушки разразились хохотом. Кей пожала плечами, сняла шляпку, бросила ее на стойку и отпила еще живительный глоток крепкого пунша «Писко».
Одетая в элегантное платье, Адель Паккард наклонилась к Нику в темноте богато украшенной театральной ложи и мягко пожурила его.
— Дорогой, сделай по крайней мере вид, что тебе интересно смотреть на блестящую игру мисс Бернгардт в роли Жанны Д’Арк. Театральные бинокли многих из публики направлены на нашу ложу. На нас обоих. Мне бы не хотелось, чтобы люди говорили, что великая актриса нагнала скуку на моего красивого спутника. Или что я тому виной. В конце концов, это ее прощальное представление.
— Хвала Создателю, — вымолвил Ник, пытаясь улыбнуться и сосредоточить внимание на сцене под ними. Однако представление не увлекало его. Как и Адель. Ему было не по себе. Он скучал. Он думал о Кей.
Наконец занавес опустился в конце этого невероятно длинного спектакля, и Ник неслышно вздохнул с облегчением. Он поднялся, помог Адель встать и отправился вместе с ней в фойе театра, где ему пришлось присутствовать на обязательной встрече местного высшего общества. Бесконечные сплетни. Напускное оживление. Вымученные шутки. Бессмысленная лесть. Он ненавидел все это.
Наконец первые из оживленных зрителей высыпали на тротуары, Ник и Адель в их числе. Ник глубоко вобрал в легкие свежий ночной воздух. Подкатил нанятый экипаж, и Ник почти насильно засунул Адель внутрь, желая поскорее уехать.
Она приняла это как знак того, что ему не терпится остаться с ней наедине. Ее переполняла радость. В последний раз помахав друзьям, оставшимся у театра «Болдуин», она повернулась к Нику с обворожительной улыбкой и произнесла:
— Дорогой, тебе так же не терпится, как и мне. Погоди, пока мы останемся одни. У меня есть для тебя восхитительно-дерзкий сюрприз.
Ник мог только догадываться, какой это сюрприз, но он не сомневался, что это будет какой-нибудь из необычно волнующих способов занятия любовью. Прекрасно! Это как раз было то, что ему нужно. Ночь необузданной эротики с женщиной, страстно желающей сделать все, что угодно, чтобы возбудить и удовлетворить его и себя.
Стремясь настроиться на предстоящие чувственные эскапады, Ник притянул Адель к себе и страстно поцеловал ее в губы.
Адель затрепетала. Ее красивый любовник не мог дождаться, чтобы поцеловать ее. Ей было вдвойне приятно, что блистательная театральная толпа, ожидающая свои экипажи, была свидетелем этой нетерпеливой страсти. Ее возбуждало сознание того, что ее завистливые подруги видели, как Ник Мак-Кейб жадно целует ее. Она надеялась, что они заболеют от зависти, представив себе, что у себя дома она будет лежать обнаженной в объятиях Ника.
Когда Ник оторвался от ее губ, Адель запрокинула назад белокурую голову и счастливо рассмеялась. Она быстро обернулась, послав друзьям последний привет, а потом сбросила с обнаженных плеч пелерину из белоснежного горностая.
Пока экипаж выезжал с обочины на улицу, Адель опустила занавески. Потом подняла блестящие юбки белого вечернего платья выше колен, к матовым бедрам. Ее вызывающее французское белье состояло лишь из прозрачных чулок, белых атласных подвязок и тончайшего белого кружева, совершенно не скрывающего ее женские прелести. Смеясь, она подобрала изысканное платье к талии и живо взобралась верхом на колени Ника.
Обвив руками в белых перчатках его шею, Адель откинула его темноволосую голову к бархатной бордовой спинке сиденья и, поцеловав его в губы влажным поцелуем, прошептала:
— Любимый, тебе будет так жарко со мной по пути домой, что, как только мы войдем в дом, ты сорвешь с меня платье.
— Надеюсь, — искренне промолвил Ник.
— Я это гарантирую, — пролепетала Адель, с полным знанием дела приступая к делу.
