Глава 21
— Мне так нравится это.
В сущности, он ничего не делал. Лишь слегка поглаживал ее грациозно изогнутую шею.
— Мне это очень нравится! Обещай, что так будет и через тысячу лет.
— Я еще ничего не делал. — Его чуткие загорелые пальцы остановились на впадинке у горла, умело заскользили вдоль изящной ключицы.
— Ты сводишь меня с ума, — проговорила Адель Паккард, встряхивая копной роскошных белокурых волос. — Но это так упоительно.
— Это твое тело — упоение, любимая. — Глубокий мужественный голос Ника был чувственным. — Совершенство. Бесценное произведение искусства.
— Ник… милый, — пробормотала она, закрывая глаза от возрастающего волнения. Длинными, суживающимися к концам пальцами он нежно обхватил обнаженное матовое плечо, потом медленно провел ими вдоль ее бледной тонкой руки. Она вздохнула. — Поклянись, что не будешь торопить меня.
— Клянусь, — произнес Ник, и его четко очерченные губы растянулись в медленной чувственной улыбке.
Они находились в просторной гостиной с высокими потолками в особняке Адель Паккард на Сакраменто-стрит. Слуги были усланы в свои комнаты с указанием оставаться там, пока госпожа не вызовет их.
Было тридцать первое декабря 1883 года.
Парадно одетый Ник прибыл в особняк ранним вечером этого холодного, с моросящим дождем, кануна Нового года. Он был удивлен тем, что открыла ему Адель. Еще больше его удивило то, что она не в вечернем туалете. На ней был белый пеньюар, уместный только в интимной обстановке ее спальни. Она была босиком. Белокурые волосы свободно спускались по спине.
Адель попросила Ника прийти пораньше. Она сказала ему, что у нее соберется тесный кружок близких друзей. Приглашенным к пяти часам будет предложен бокал охлажденного шампанского, после чего каждый из них отправится дальше.
Это была уловка, чтобы заполучить Ника пораньше. У Адель был план, но друзья, приглашенные на бокал шампанского, в него не входили. План состоял в том, чтобы побыть наедине с Ником Мак-Кейбом.
Адель хотела, чтобы долгое празднование кануна Нового года началось и закончилось одним и тем же. Любовью.
Ник снисходительно улыбнулся, когда Адель призналась ему в своей уловке. Такая это была женщина. Она жила ради минутного удовольствия, так же как и он. У него никогда не было надежды или желания вести подобающую жизнь. Избранный им путь приключений и поиска наслаждений в конце концов мог привести его к гибели. Но он уже не мог жить иначе, даже если бы и захотел. Он был рожден для этого. Только это ему и было знакомо.
Красивая белокурая Адель Паккард, при всем своем аристократизме, была жадной до наслаждений, легкомысленной и эгоистичной. Как и он. Она излучала неотразимое порочное великолепие, вполне отвечающее его чувственному, дикарскому вкусу. Она была в чем-то вульгарной, горячей женщиной, не отказывающей себе ни в чем. И она не хотела лишать себя удовольствия быть с ним.
В ту первую ночь их встречи они сошлись в каком-то первобытном экстазе, настолько необузданном и бесстыдном, как будто были участниками захватывающего поединка сексуального разрушения. Как будто ни один из них не мог получить полного удовлетворения до тех пор, пока обнаженный противник не был телесно повержен. Завоеван целиком и полностью.
Да… живущая на респектабельном холме леди была в постели кем угодно, только не леди. Это его вполне устраивало. Неприступно красивая, пылкая белокурая аристократка принимала чувственное удовлетворение как должное. Любовь, которая не доводила Адель до невероятного экстаза, вызывала у нее гнев и ощущение обмана. Дважды разведенная, упрямо сохранявшая девичью фамилию, эта женщина любила разнообразие и непристойность в сексе.
По общему признанию обоих, их занятия любовью последнее время стали менее бурными. Он овладевал Адель со своей дерзкой, ненасытной агрессивностью, но за удивительно короткое время. Его подгоняла похоть и неуемное желание удовлетворить ее и себя.
Он считал, что это не имеет ничего общего с утратой желания. Она была красива и чувственна, и он хотел ее. А его занимало множество мыслей. Он был озабочен проблемами салуна. Днем и ночью его преследовали финансовые заботы.
Но разве мог он ожидать понимания со стороны такой женщины, как Адель Паккард? Она была избалованна, оберегаема и богата с момента рождения. Какое ей было дело до того, что ему грозит опасность потерять клуб «Золотая карусель»? Разве имело для нее значение то, что он потратил столько усилий на свое детище?
Она не слушала его. Она не понимала его. Ей не было дела до всего этого.
Ник решил, что на сегодняшнюю ночь забудет о своих бедах. Он даст порочной белокурой красавице то, что она хочет, то, что ей нужно. Он сразу же начнет заниматься с ней любовью. И не остановится до тех пор, пока им не придет время отправляться на светские вечеринки, а потом закончить вечер в «Карусели».
И вот сейчас, когда высокие напольные часы в фойе с мраморным полом пробили полночь, Ник и Адель сидели на пушистом обюссоновском бежевом ковре перед ярко пылающим камином. Ник был в белой рубашке с мелкими складками на груди, в черном смокинге с черным галстуком, в петлице у него был ярко-красный цветок.
Адель Паккард была совершенно обнаженной.
Она поеживалась от возбуждения, когда Ник лаская ее, не отрывая серебристых глаз от ее взгляда, говоря низким призывным голосом:
— Дай мне прикоснуться к тебе. Дай мне посмотреть на тебя. Ты так красива, обнаженная при свете камина.
— Ник, Ник…
Смуглая рука Ника нежно поглаживала то место, где ее узкая грудная клетка плавно переходила в живот.
— Скажи мне, что я могу любить тебя здесь, в твоей гостиной. Скажи, что ты разрешаешь мне делать все, о чем я только мечтал.
— О Господи, милый, да, конечно… сними свой .. — Она повернулась к нему вполоборота.
Он нежно взял ее за плечи.
— Мы будем заниматься любовью до самого отъезда. И в экипаже, по пути на вечеринку к старому Крокеру, я снова буду любить тебя.
— Как, Ник, я никогда… да… да… — Идея заниматься любовью в экипаже по дороге в гости показалась ей восхитительной. — Обещай, что ты и в самом деле сделаешь это. Я хочу, чтобы ты любил меня в моем новом черном бархатном платье из Парижа на плюшевом сиденье моего экипажа.
— Непременно, — уверил он ее. — И после всех гостей, когда мы приедем в клуб «Карусель», мы займемся любовью в моих апартаментах.
— О, Ник! — Ее глаза сияли. — Давай займемся любовью в твоем кабинете! В этом большом вращающемся кресле за твоим столом. Нам будет слышна музыка, пока мы…
— В моем кабинете, да! — произнес он, легко поглаживая загорелыми пальцами бледные вздымающиеся груди,
Адель извивалась от удовольствия.
— Ник, разденься.
— Не сейчас, любимая. Не сейчас. — Он легко нажимал кончиками пальцев на упругий торчащий сосок. — Побудь немного моей обнаженной богиней. Позволь мне просто обожать тебя. Позволь мне любить тебя глазами. Руками. Губами.
— Да, конечно, — выдохнула она.
— Позволь мне привести тебя в экстаз самыми разными способами. — Ник прижал губы к ее распущенным белокурым волосам на макушке. — Позволь мне любить тебя, пока я одет, а ты обнажена.
— Да, пожалуйста, сделай это. О, Ник, это так сексуально, так волнующе. Я люблю быть раздетой при тебе. Для тебя.
— Я это тоже люблю, — произнес он.
Ник так и остался в одежде. В течение следующих двух часов он шесть раз довел обнаженную чувственную Адель до полного экстаза. Один раз она сидела на корточках лицом к нему, повернувшись обнаженной спиной к камину. Разведя колени, положив руки на бледные бедра, она смотрела прямо в серебристо-серые глаза Ника, а в это время его левая рука двигалась между ее разведенными ногами — его пальцы гладили, ласкали ее, доводя до блаженства.
Она вскрикнула, содрогаясь от наслаждения, и — повалилась на него с тем выражением ошеломленности на лице, которое бывает только во время оргазма. Ник держал ее в объятиях, пока она не пришла в себя, потом взял ее за руки, усадил и быстро повернулся, чтобы встать на колени сзади нее. Он притянул к себе ее обнаженное пылающее тело.
Стоя сзади нее на коленях, он обхватил ногами ее колени, обнял и смуглыми руками стал ласкать ее груди с твердыми сосками, трепещущий живот, белокурые завитки между разведенных ног. Скоро она снова запросила избавления от этих сладких мук.
Он дал ей это.
Средним пальцем правой руки он начал медленные, чувственные круговые движения, возбуждая женскую плоть, пульсирующую между разведенных ног Адель. Закинув одну тонкую руку за шею Ника, Адель извивалась, стонала, нетерпеливо сжимая этот умелый, доставляющий удовольствие палец.
— Ник, это так хорошо… так хорошо… дорогой, не прекращай делать это. Трогай меня так еще и еще.
— Обязательно. Ты же знаешь, что я сделаю это.
— О-о-о… никогда, никогда не останавливайся… Я не вынесу, если ты прекратишь.
— Я не прекращу, милая. Никогда.
— Ник, Ник… — Наконец она содрогнулась в конвульсиях глубокого неудержимого экстаза. — Ник!
И она обмякла в его руках. Он поцеловал ее горящее лицо со словами:
— Ты богиня. Прекрасная богиня.
— Ты заставляешь меня ощущать себя богиней. Твоей богиней.
— М-м-м, — бормотал он, осыпая поцелуями ее белокурые волосы. — Ты богиня любви.
— И это то, чем я хочу быть всегда. Твоей богиней любви.
— Ты и есть моя богиня любви.
— А ты мой раб?
— Если ты этого хочешь, богиня, я буду твоим рабом.
— О Господи, как ты возбуждаешь меня, — пролепетала она, опять испытывая желание. — Ник, представь себе, что я действительно твоя богиня любви, — прошептала Адель охрипшим голосом. — А ты мой смуглый красивый раб и должен подчиняться любому моему приказанию.
— Приказывай, госпожа. Я готов подчиниться.
Адель сняла с себя руки Ника и встала. Она повернулась к нему лицом и выпалила:
— Раздевайся, раб! — Ник подчинился.
Он делал все, что она ему приказывала. Адель Паккард была очень пылкой, опасной богиней любви, до предела эксплуатирующей сексуальные возможности своего красивого раба. Любовники играли в раба и госпожу почти целый час, Адель торжествовала. Она приказывала Нику делать с собой всевозможные волнующие и неописуемые вещи, и он подчинялся, приводя ее в состояние невероятного веселья.
Адель была необычайна дерзкой и игриво-озорной. Она настояла на том, чтобы Ник разрешил ей завязать ему руки за спиной его черным шелковым галстуком. Он согласился. Затем она приказала, чтобы он стоял обнаженным совершенно неподвижно перед камином, пока она будет делать с ним, что ей захочется.
Ник подчинялся только первой части приказания. Он встал обнаженный перед камином. Но он не мог стоять неподвижно. Ни когда белокурая обнаженная богиня любви вызывающе терлась своим роскошным телом о его тело. Ни когда она мягкими губами прикасалась к его голой спине. Ни когда ее розовый язык полизывал его покрытую волосами грудь. Ни когда она покусывала острыми белыми зубами его сжимающийся живот.
И уж конечно, ни тогда, когда богиня упала на колени перед ним и подняла на него глаза, улыбаясь порочной, хищной улыбкой. Потом Адель взяла в ладони его плоть, как будто та была живой жертвой, которой она собиралась вволю попировать.
Оцепенев от ожидания, вне себя от восторга, связанный Ник смотрел, как прекрасная белокурая богиня прижимает теплые, влажные губы к пульсирующему кончику его напряженного мужского естества. Его пронзило острое удовольствие.
— Господи… о-о… Боже мой, — простонал Ник. Его колени ослабли, шелковые путы стянули запястья.
Когда ублажающая его богиня наконец отпустила своего раба, Ник, обессиленный, опустился перед ней на колени.
Богиня улыбнулась своему смуглому, пресыщенному удовольствиями рабу-любовнику, потом, прикоснувшись к его чувственным губам кончиком пальца, произнесла:
— Игра окончена. Пойдем наверх, примем ванну и оденемся. Мы должны быть у Крокера в семь тридцать.
Раб возопил:
— К черту Крокера. Давай встретим Новый год в твоей постели.
— Я бы тоже хотела этого, дорогой. Но один из семейства Паккардов обязательно должен появиться на вечеринках.
— А что Пат? Разве он не может пойти? — спросил Ник. В это время Адель поднялась и стала развязывать его запястья.
— Нет, не может! Он договорился пообедать с этой ужасной капитаншей из Армии спасения! — Ник не увидел кислой гримасы Адель. — Мой старомодный, строгий братец немного глуповат, но он хорошо воспитан. Он не допустит, чтобы над нашей семьей насмехались из-за того, что он приведет женщину ее положения в дом наших друзей.
— А ты приглашаешь меня в дом ваших друзей, — проговорил Ник. — Я не патриций.
— Это другое дело, дорогой. — Адель повернулась к нему лицом, держа галстук в руке. — Ты ценное приобретение для любой хозяйки. Что еще могло бы создать такую привлекательно-волнующую атмосферу, как не присутствие неотразимого, опасного владельца салуна из порочного Барбари-Коуст?
