2
— Я принесла вам чай. — Майра поставила поднос у кровати и дружески улыбнулась.
Мужчина поднял глаза, и в его взгляде промелькнуло изумление.
— Я Майра, — объяснила девушка, — и я хочу с вами поговорить. Вы не возражаете?
— Нисколько.
— Поговорить о вас, — с вызовом сказала Майра и добавила, понизив голос: — Я все про вас узнала. Хотите, чтобы это осталось в тайне?
Мужчина в кровати смотрел на нее, и уголки его губ дрогнули.
— Что же вы узнали? — спросил он.
Майра подошла к спинке кровати и оперлась о медный поручень, бессознательно приняв полную грации и артистизма позу.
— Сегодня утром, когда Энн сказала, что ваше имя Джон Мелтон, я была озадачена. Я чувствовала, что вы не обычный человек.
— Но меня действительно зовут Джон Мелтон.
— Конечно, так оно и есть. Сэр Джон Мелтон, владелец Галивера — этого вы не сказали.
— Я точно ответил на вопрос, который задала ваша сестра, — сказал сэр Джон небрежно и добавил: — Как вам удалось добыть эту интересную информацию?
— Я нашла конверт в кармане вашего пальто на вешалке в холле, — объяснила Майра с нотками дерзости в голосе.
— Неужели так просто? Я ожидал, что вы по меньшей мере пошлете детектива по моим следам.
— Вот вы уже смеетесь надо мной. Честно, по-дружески: если вы не хотите, чтобы кто-нибудь знал об этом, я не выдам вашей тайны. На самом деле не выдам.
— У меня нет оснований скрываться, — сказал сэр Джон. — Ваша сестра спросила, как меня зовут, и я сказал.
— И вы не против, если все будут знать, кто вы такой?
— Нет, конечно нет.
— Вот это потрясающе! Подумайте, какие разговоры пойдут в деревне и какой успех для папы! Хотя, я уверена, вы сразу же захотите уехать к лондонским знаменитостям и лечиться у них.
— Почему вы так думаете?
— Почему я должна думать иначе? О, я видела фотографии вашего дома довольно часто, а сейчас вспоминаю, что и ваши фотографии в «Тетлере» и других газетах. Ведь вы чем-то заняты в политике, правда?
— Я член парламента.
— Все это просто потрясающе! С самого начала у меня появилась мысль, что вы кто-то очень важный. Энн смеялась надо мной, но я чувствовала, что это так.
— Если я не забыл, вы думали, что я переодетый принц.
Майра остолбенела:
— Что вы имеете в виду? — Потом она облегченно вздохнула: — А, вы слышали. Мы думали, что вы спите.
— Вы меня разбудили.
— Как хорошо, что вы не сказали папе. Он пришел бы в ярость.
— Не могу представить вашего отца в ярости.
Майра улыбнулась:
— Он душечка, не правда ли? Если бы он немного больше заботился о деньгах! Мы мучительно бедны, знаете ли.
— Вспоминаю, что и об этом слышал, — сказал сэр Джон с улыбкой. — Но мне кажется, это ваша сестра заметила, что большинство его пациентов не затрудняют себя оплатой счетов.
Майра устроилась в кресле рядом с кроватью.
— Вы можете подумать, что мы ужасные… я имею в виду, как семья. Но вы не знаете, как отвратительно быть бедным. Уверена, вы не имеете об этом ни малейшего представления.
— Может быть, смутное…
— Каким образом, если вы живете в таком поместье, как Галивер?
— Я не сижу там постоянно. У меня бывают встречи с другими людьми. — Сэр Джон говорил, почти извиняясь.
— Кроме того, вы мужчина, — продолжала Майра, — а мужчины чувствуют бедность и вполовину не так сильно, как женщины. Например, вы знаете, что значит беспокоиться о платьях?
— Нет, слава Богу. Но расскажите мне о себе. Почему вы оказались в таком положении?
— Не знаю. Наверное, нас слишком много. Но конечно, Энн тут вовсе не виновата: она превосходная хозяйка. Это она платит по счетам и вообще распределяет деньги с тех пор, как умерла мама — а это было семь лет назад. Но папа безнадежен. Он может отдать последний пенни и даже снять с себя рубашку для больного. А его попытки получить плату за лечение? О, если бы вы его послушали, то подумали бы, что он считает привилегией лечить своего пациента.
— А в результате страдаете все вы? — спросил сэр Джон. В его вопросе проскользнула нотка цинизма. Он любовался Майрой, ее задорным вздернутым носиком, живым прелестным лицом, быстрой улыбкой. Она казалась искренней и правдивой, как ребенок. И все-таки он сомневался. Какой-то придирчивый, искушенный голосок в глубине его сознания спрашивал: «Нет ли здесь подделки? Уверен ли ты, что это не ловушка? Не вовлечена ли эта девочка в обман?» И если это был обман, то очень ловкий.
— Страдаем? Конечно страдаем, — ответила Майра. — Как вы думаете, чем мне придется заниматься?
— Не имею представления.
— Я учусь стенографировать и печатать на машинке, и не могу вообразить ничего более тошнотворного. — В голосе Майры прозвучала мировая скорбь.
— А чем бы вы хотели заниматься вместо этого? — спросил сэр Джон.
— Ну, это трудный вопрос. — Майра откинулась в кресле. — Если сказать совсем честно, то я вовсе не желаю зарабатывать себе на жизнь. Терпеть не могу женщин, озабоченных карьерой, а вы? Чего я по-настоящему хотела бы, так это посещать приемы, веселиться и знакомиться с интересными людьми.
— Кого вы называете интересными людьми?
Майра на минуту задумалась:
— Ну, людей из общества, светских людей. Я встречаю их имена в газетах, вижу их фотографии, когда они собираются в таких домах, как Галивер.
Сэр Джон прищурил глаза:
— Значит, вы на самом деле хотите получить приглашение в Галивер?
— Конечно! — в упоении воскликнула Майра, но тут же сникла. — Что пользы думать об этом? Даже если вы пригласите нас — в знак благодарности, — мы не сможем приехать.
— Почему?
— А что нам надеть? Как мы можем позволить себе платья, похожие на те, что носят ваши друзья? Разве трудно вообразить, как они отворачивают носы от моего лучшего воскресного? Вам надо бы его увидеть. Ему уже четыре года, а до меня его носила Энн.
Джон невольно засмеялся. Бесполезное старание — сохранить подозрительность. Это милое дитя изумляло его.
— Появилось ли у Энн новое платье, когда она отдала вам свое?
— Это был жакет с юбкой, — уточнила Майра. — Энн получила его от одной из наших богатых кузин.
— Так у вас есть богатые родственники?
— Были, — коротко заметила Майра и объяснила: — Нелл умерла. Она была очень доброй девушкой, ровесницей Энн; она погибла во время налета.
— Понятно. Значит, красивых платьев больше не было.
— И никаких надежд, — весело подтвердила Майра. — Так вот. Теперь вы видите, что такое жить в бедности.
— Расскажите мне о себе. У вас ведь есть младшая сестра, не так ли? Мне кажется, я и ее слышал утром.
— О, это близнецы — Энтониета и Энтони. Ужасные маленькие негодяи — и никто не может устоять, все их любят. Если бы их не было, я не сидела бы здесь.
— Почему?
— Потому что они попали в переделку, и Энн должна была пойти и все уладить. Вот она и попросила меня отнести вам чай. Иначе у меня не было бы шанса увидеть вас, хотя я до смерти хотела этого.
— Я польщен. Но я считал, вы меня видели.
— Разве можно все разглядеть через щель в занавеске? А когда я обнаружила, кто вы, я решила добиться своего любым путем и поговорить с вами наедине.
— А Энн могла не разрешить?
— Уверена, что нет. Обычно она присматривает за папиными пациентами, когда сестра уходит. Но сегодня после обеда она услышала, что миссис Берроуз в ярости от близнецов, и помчалась извиняться. Видите ли, мистер Берроуз — владелец гастронома, и мы ему задолжали; и вы можете понять, как это важно.
— Да, могу себе представить, — серьезно сказал сэр Джон. — И что же наделали близнецы?
Майра захихикала.
— Нельзя удержаться от смеха, — сказала она. — Эрик, мальчик Берроузов, ужасная скотина, понимаете — избалованный единственный сыночек, страшно толстый и перекормленный. Мы много раз заставали его, когда он мучил животных. А сегодня утром близнецы увидели, что он привязывает старую кастрюлю к хвосту одного деревенского кота. Они дождались, когда он почти закончил, потом отобрали у него и отпустили кота, а Эрика повалили в кучу с утилем. И там они привязали к нему всякие старые кружки и кастрюльки. Получилось фантастическое зрелище — Эрик с мисками и котелками за спиной! На голову ему надели соусник и Бог знает что еще и заставили бежать по деревне. Конечно, он кричал и отбивался, а кастрюли гремели, так что каждый выскочил на улицу посмотреть, что случилось.
— А как они заставили его бежать? — спросил сэр Джон.
— У Эрика Берроуза очень толстые ноги, — ответила Майра, — а близнецы хорошенько прошлись по ним жгучей крапивой.
Сэр Джон закинул голову и захохотал.
— Вам-то хорошо смеяться, — сказала Майра, — а бедная Энн должна объясняться с миссис Берроуз.
— Мне жаль Энн, но я рад, что правосудие свершилось. Близнецов следует поздравить.
— Как раз наоборот, в наказание их послали наверх в их комнаты. Но они не переживают из-за этого. Они там сидят и замышляют очередное преступлении, если я что-нибудь о них знаю.
— Я чувствую, что мне просто необходимо познакомиться с близнецами.
— Лучше спросить об этом у Энн или у папы. Если я приведу их сюда и вам станет хуже, у меня будут неприятности.
— Я готов рискнуть, — ответил сэр Джон. — После ленча я крепко спал и чувствую себя на удивление хорошо.
— Нельзя знать наверняка, пока не пройдет двое суток. Но если вам уже настолько лучше, я полагаю, вы оставите нас, — тоскливо сказала Майра.
— С чего бы это? — возразил сэр Джон. — Нет причин спешить с отъездом. Здесь очень удобно.
— Но так не может быть! — воскликнула Майра. — Посмотрите только на эту комнату! Вы, должно быть, смеетесь, когда сравниваете ее с вашим домом.
— Поверьте, здесь нет ничего смешного, — сухо сказал сэр Джон, — и было бы глупо сравнивать такие разные помещения.
— А теперь вы рассердились.
— Нет, я не рассердился, — сказал сэр Джон. — Я только думаю, что ваше отношение к Галиверу отдает снобизмом. Имение знаменито как историческое место, а не потому, что я…
Он не закончил фразу: дверь внезапно отворилась, и Майра вскочила. В комнату вошла Энн. Она была в легком пальто поверх летнего платья и держала в руках шляпку.
— А, вот ты где, Майра! Я удивлялась, куда ты могла деться?
— Я беседовала с сэром Джоном, — ответила Майра с легким нажимом на слове «сэр».
— Сэр Джон? — повторила Энн и посмотрела на кровать.
— Ваша сестра, — объяснил сэр Джон, — подозревает, что я намеренно ввел вас в заблуждение, мисс Шеффорд. Но, уверяю вас, я вовсе не хотел этого.
— Но на самом деле это сэр Джон Мелтон, владелец Галивера, — быстро сказала Майра. — Ты же знаешь, о ком я говорю. Вспомни, как мы однажды рассматривали фотографии имения и ты восхищалась им.
Энн ошарашенно переводила взгляд с Майры на сэра Джона, и щеки ее постепенно розовели.
— Извините, я не поняла этого утром, — несколько натянуто произнесла она.
— Но вы тут ни при чем, — запротестовал сэр Джон.
— А теперь, Майра, может ты займешься чаем и для нас? — сказала Энн. — Скажи близнецам, они могут сойти вниз. — Она взяла чайник и наполнила чашку. — Не хотите ли выпить чаю, пока он горячий, сэр Джон? — Она говорила, соблюдая формальности и не глядя на него.
Майра подошла к двери, на пороге оглянулась на сэра Джона и, скорчив рожицу за спиной Энн, выскользнула из комнаты.
Сэр Джон почувствовал, что от него чего-то ожидают.
— Я задержал вашу сестру разговорами, мисс Шеффорд; надеюсь, вы не будете пенять ей за это.
Энн взглянула на него, и он ощутил, как велика разница между сестрами. Глаза Энн тоже были ясными и искренними, но в них светился ум, а выражение лица говорило о том, что она встревожена и несколько взволнована.
Она посмотрела на дверь и сказала тихо:
— Прошу вас, сэр Джон, не поощряйте Майру. Она переживает период буйного романтизма, и, если вы действительно хозяин Галивера, она размечтается о самых невероятных и абсурдных вещах, а вы в ее глазах станете сказочным принцем. Она очень молода и неопытна. Мне не хотелось бы баловать ее больше, чем необходимо.
— Разве романтическое воображение может кого-то избаловать?
Сэр Джон наблюдал за лицом Энн. Он отметил смущенную морщинку на лбу девушки, ее манеру обдумывать вопрос, прежде чем ответить.
— Мне кажется, — наконец сказала она, — что Майре надо запастись хорошей порцией здравого смысла, необходимого для жизни. Но возможно, я не права. Она так прелестна, и порой я опасаюсь того, что может произойти с ней.
— Вы и сами еще слишком молоды, чтобы опекать такое большое семейство, — заметил сэр Джон.
— О, на самом деле нет, — ответила Энн. — Мне уже двадцать один. Кроме того, они все очень милые, включая папу, который иногда кажется просто младенцем.
— Вам удалось уладить неприятность с близнецами?
Энн улыбнулась, и улыбка вытеснила тревогу из ее глаз.
— Майра рассказала вам? Да, миссис Берроуз простила близнецов, однако я заставлю обоих написать письма с извинениями. Не Эрику Берроузу, он противный мальчишка, а его матери. Она чувствует себя униженной в глазах всей деревни, это имеет гораздо большее значение, чем страдания Эрика.
— А они напишут?
— Конечно напишут, если я их попрошу. В сущности, они очень добрые. Вот только им нечем заняться. Их надо бы отправить в подходящую школу, им надо бы заниматься спортом и… Но я не хочу обременять вас, сэр Джон, нашими проблемами. Я надеюсь только, что Майра не утомила вас.
— Уверяю вас, ничто из того, что можете сказать вы или Майра, не может меня утомить.
— Вы очень любезны, — сказала Энн, — а теперь, пожалуйста, выпейте чай, пока он не остыл.
Она вышла из комнаты, прежде чем он придумал предлог, чтобы задержать ее. Однако он не сразу приступил к чаю, который сопровождался тонким ломтиком хлеба с маслом.
Сестры Шеффорд не были похожи ни на кого из тех, с кем он встречался до сих пор. Он привык видеть красивых женщин, но они не производили на него большого впечатления, если вообще производили. Он привык к разговорам с девушками, которые не скрывали своих намерений, к махинациям и уловкам их матерей, видевших в нем желанный матримониальный приз. Но он редко встречал полную и абсолютную искренность или бесхитростность, какую видел в Майре, по-настоящему невинной и наивной, или кого-то похожего на Энн… Он думал о ней.
А наверху в спальне близнецов Майра, устроившись на краю кровати, делилась с ними новостями.
— …И площадка для поло, и крытый теннисный корт, и плавательный бассейн, самый большой частный бассейн в Англии; в доме сотня спален — буквально сто! Он богат, страшно богат! Интересно, куда подевался журнал, в котором были фотографии Галивера: его надо непременно отыскать.
Послышались шаги и голос Энн за дверью:
— Вы что же, не хотите чаю?
Майра вскочила и бросилась к двери.
— О Энн! Ну разве не потрясающе? Я рассказываю близнецам о сэре Джоне.
— Не вижу, отчего можно так всполошиться, — спокойно ответила Энн. — Он попал сюда случайно и очень скоро уедет.
— Он не спешит, он мне сказал сам, — возразила Майра с вызовом.
— Даже если так, что в этом такого, чтобы восторгаться? — спросила Энн. — Я не уверена, что у папы будет больше пациентов, если мы прибьем к двери вывеску: «Личный врач сэра Джона Мелтона».
Энн поддразнивала сестру, а Майра не любила, когда ее дразнили. Она обиженно повернулась к двери.
— Прекрасно, — сказала она. — Как вам будет угодно. Конечно, для нас богатые пациенты ничего не значат. Мы их просто не замечаем; мы не интересуемся ни самым знаменитым домом в Англии, ни его владельцем. Я считаю, ты совершенно лишена воображения и банальна.
Она хлопнула дверью. Энн и близнецы остались в спальне, с некоторым испугом глядя друг на друга.
— Милые мои, — сказала Энн, — я вовсе не хотела ее расстроить.
— У нее быстро пройдет, — успокоил ее Энтони. — Слушай, Энн, что сказала про нас старушка Берроуз?
— Она вас прощает, — ответила Энн. — Но вы оба должны написать ей письма с извинениями по всем правилам. И я очень прошу вас, дети, не делайте больше ничего такого, ну хотя бы тем, кому мы задолжали. Мы сейчас были бы просто не в состоянии расплатиться с мистером Берроузом.
— Но нам это и в голову не пришло. Правда же? — спросил Энтони.
— Нет. И нам очень жаль, Энн. — Энтониета подбежала и повисла у сестры на шее.
— Ну хорошо, мои дорогие. Я смотрела на Эрика, как он хлюпает и стонет в лучшем кресле своей матери, и, в сущности, не винила вас. Но вы должны понимать, насколько все осложняется, когда дело касается денег.
— Конечно, мы понимаем, — начала Энтониета, — но…
— Но если мужчина там, внизу, так богат, как говорит Майра, — перебил ее Энтони, — папа получит хороший куш за его лечение.
— Ему придется остаться здесь навечно, если мы рассчитываем оплатить его деньгами все наши счета, — откликнулась Энн, — и я не думаю, что ему это понравится. О мои дорогие! Какая досада эти деньги. И тебе, Энтони, давно нужен новый костюм.
Энтони посмотрел на свои серые фланелевые брюки.
— Вчера мальчишки опять начали кричать мне «Заплатки на штанах!», — сказал он, — но я так дал одному из них, когда учитель не видел, что они все заткнулись.
Энн вздохнула. Она не собиралась говорить этого при Энтони, но ей были отвратительны грубые деревенские мальчишки, с которыми он общался. Энн относилась к брату очень ревниво и знала, что, если они догадаются об этом, они задразнят и засмеют его.
И быстро предложила, как бы желая отвлечься от своих мыслей:
— Пошли. Я принесла что-то вкусное к чаю.
— Что? — спросил Энтони.
— Земляника со сливками.
— Со сливками? — эхом отозвалась Энтониета. — О-о! Откуда?
— С фермы. Я зашла туда по дороге домой сказать, что нам нужно свежее молоко для пациента, и миссис Дрю дала мне горшочек «для деток».
— Для деток, как же! — недовольно пробурчал Энтони. — Но все равно она свойский парень. Догоняй, Энтониета!
Энн не успела дойти и до лестничной площадки, а они уже скатились вниз с ужасным шумом, но у Энн не хватило духу выбранить их.
Так мало вкусного доставалось им в эти дни, а Энтони и Энтониета достигли возраста, когда у них проснулся подлинный интерес к еде. И все же Энн хотелось поделиться лакомством с сэром Джоном. Но потом она вспомнила рассказ Майры о Галивере и остудила свой порыв. «У него так много всего, — думала она, — а у детей так мало».
Она тайком переложила две самые большие ягоды из своей тарелки в тарелку Энтони. Перед чаем Майра разделила клубнику на равные порции, но у Энн вошло в привычку отдавать самые лакомые кусочки Энтони. Было что-то такое в маленьком братишке, что больно отдавалось в ее сердце, и хотя она чувствовала к Майре и Энтониете глубочайшую привязанность, Энтони она любила больше. Он всегда казался ей таким маленьким и храбрым и, несмотря на близость с Энтониетой, таким одиноким. Энн подозревала, что ему недостает матери больше, чем всем им. Ему было всего пять лет, когда она умерла, но Энн была уверена, что он живо помнит ее. Иногда он заговаривал о ней, задавая странные вопросы, и Энн знала, хотя он и не признавался ей, что мальчик хранит все это глубоко в сердце.
Энтониета обожала отца. Она была во многих отношениях независимой маленькой личностью и получала все необходимое для жизни от отца, который баловал ее, и от общения с близнецом. Энтони был другим, Энн понимала это. И по вечерам перед сном она горячо и страстно молилась, чтобы она смогла дать брату все то, чего он лишился, потеряв материнскую любовь.
Они почти закончили чаепитие, как вдруг Энн вспомнила:
— Майра, сэр Джон не просил тебя отправить телеграмму?
— Нет. А что?
— Папа за завтраком сказал, что надо узнать, кому сэр Джон хочет сообщить о том, что с ним случилось. Он тогда еще не знал, кто его пациент. Но я уверена, что сэр Джон не передавал никакого сообщения папе, а если и передал, папа, конечно, забыл о нем.
— Может, он передал через полицейского, который приходил после ленча?
— Да, может быть, — согласилась Энн. — Но все равно лучше узнать.
— Если хочешь, я могу спросить, — предложила Майра преувеличенно небрежно.
— Нет. Не беспокойся, я сама.
Энн прошла по коридору, постучалась и открыла дверь. Сэр Джон лежал с закрытыми глазами, и ей пришлось подождать, пока он медленно повернул голову и посмотрел на нее.
— Мне очень жаль беспокоить вас, — извинилась Энн, — но я вспомнила, что, возможно, вы хотите кому-то послать телеграмму о том, что с вами произошло. Отец говорил об этом утром, но боюсь, что я забыла и вспомнила только сейчас.
— Ваш отец упомянул об этом в разговоре со мной. Но я решил не посылать никаких сообщений.
— Но, несомненно, — сказала Энн, — о вас беспокоятся!
— Кто?
— Ну кто-нибудь… ваша мать… жена.
— Мать не ждет меня раньше, чем через три или четыре дня. А жены у меня нет. Разве ваша сестра не проинформировала вас об этом?
На миг Энн застыла, почувствовав в его словах неприязнь к Майре. Сама она могла осуждать назойливость Майры, но не собиралась позволять кому-то критиковать ее. Потом она поняла, что он шутит, и улыбнулась.
— Обитатели этого дома не всегда слушают сказки Майры, — сказала она. — Но если вы уверены, что никто…
— Я напишу матери; думаю, это будет меньший шок для нее, — сказал сэр Джон. — А в лондонском доме народ тренированный. Они ждут меня, когда бы я ни появился. Поэтому нет необходимости в телеграммах. Все, что я хотел бы иметь позже, это лист бумаги и карандаш.
— Я принесу их вам сейчас же.
Энн говорила стесненно и, как только принесла требуемые предметы, вышла из комнаты без дальнейших разговоров. Она вдруг ясно ощутила всю глубину пропасти между ними. Нельзя же поставить на одну доску этого богатого, важного господина с его раболепной прислугой, ожидающей его приказаний, и собственную маленькую семью с ее простыми заботами и разговорами, не выходящими за рамки домашних дел. Его драматичное вторжение в их скучное существование — простая случайность. Они не должны позволить этому мимолетному посещению нарушить привычное течение их жизни.
«Чем скорее он уедет, тем лучше — думала Энн. — Он будоражит Майру, и ничего хорошего не сулит заглядывание в его большой экстравагантный мир, с которым у нас не может быть ничего общего».
