Глава восьмая

Хани Сент-Клер, чье имя до прихода на сцену, было Марджори Робинсон, отозвалась на стук:

— Войдите.

Дверь артистической уборной открылась, и миниатюрный мальчик-посыльный внес огромную корзину роз и лилий и зеленую коробку, в которой, очевидно, были цветы для платья.

— Ну, ты как лучик солнца, сынок, — сказала она мальчику. — Вот уже несколько дней наша уборная напоминает Сахару. Поставь цветы в угол и дай коробочку мне.

Он сделал, как она велела. Посмотрев на карточку с задумчивым выражением лица, она положила ее на стол перед зеркалом Карлотты.

Спустя несколько мгновений послышались шаги, и дверь распахнулась.

— Этот дьявол опять испортил мой выход, — сказала Карлотта, входя и раздраженно садясь на стул. — Это уже не шутка, Хани. Я пожалуюсь менеджеру.

— Он не станет даже слушать тебя, дорогая. Он всегда боится звезд; я знаю, я работала с ним раньше.

Карлотта пожала плечами. Вдруг она увидела цветы.

— Это мне? — спросила она.

— О нет, дорогая! Разве ты не слыхала? Я сама подцепила миллионера. Он очаровательный человек, мы встретились в молочном баре на Пикадилли. — Она состроила гримасу, затем добавила: — Я не ревнива, но, должно быть, стану такой. Мало того, что у тебя под каблуком миллионер, он к тому же еще и щедр.

— Ты так говоришь, как будто это никогда не сочетается, — сказала Карлотта, читая записку Нормана с легкой улыбкой.

— Конечно, нет, — сказала Хани. — Большинство миллионеров так отвратительно скупы, что в автобусе приходится платить не только за себя, но и за них. За мной ухаживал один человек, который просто купался в золоте. Он никогда не давал на чай. Мне бывало так стыдно, что я не могла этого вынести и украдкой совала лакею шестипенсовик или шиллинг.

Карлотта вынула из зеленой коробочки большую ветку орхидей.

— О Боже! — воскликнула Хани. — Как прекрасны! Хорошо, что ты захватила серебристое платье. Они будут восхитительны у тебя на плече.

Карлотта приложила их к черному бархатному платью, в котором играла сегодня.

— Очень красиво, — сказала она. — Да, Хани, мне кажется, что я счастливая женщина.

Она произнесла эти слова без особого воодушевления, и Хани с любопытством посмотрела на нее.

— В чем дело? — спросила она. — Ты не любишь его.

— Очень люблю, — ответила Карлотта.

— Похоже, что ты и вправду не любишь.

Карлотта задумалась.

— Мне кажется, что в этом вся беда, — сказала, наконец, она. — Я не люблю его.

— Боже правый, — сказала Хани. — Не слишком ли многого ты хочешь? Миллионер, интересный мужчина, человек, который так щедр и курит тебе фимиам, к тому же неженатый! И ты недовольна! Тебе подавай жгучую страсть. О, меня просто тошнит. Ты — жадная. Мне бы твои возможности.

Карлотта посмотрела на нее и засмеялась.

— Ты сама сентиментальная дурочка, — сказала она, — и прошу тебя, не приклеивай этого ярлыка ко мне. Кто еще послал бы больного мужа отдыхать к морю, в то время как самой приходится жить в самой дешевой лондонской квартире, да еще делить ее с подругой.

— Замолчи, — сказала обеспокоенная Хани. — Не говори так громко. Если в театре узнают о Билле, мой романтический ореол испарится.

Карлотта встала и обняла ее за плечи.

— Дорогая моя, — сказала она, — твой Билл значит для тебя больше, чем все миллионеры в мире будут когда-либо значить для меня, и ты это знаешь.

Приколов орхидеи Нормана к плечу, Карлотта посмотрела на свое отражение в зеркале и подумала, что Норман найдет ее красивой. Серебристый блеск платья оттенял ее нежную кожу цвета магнолии. Она отбросила волосы со лба и щек, и они мягкими волнами упали сзади на шею. В ушах у нее были крошечные серьги с бриллиантами, подарок Магды ко дню ее рождения. Последнее прикосновение пудры, и она подхватила свою накидку из серебристой лисы.

Хани в простом темном жакете и юбке ждала ее.

— Доброй ночи, моя куколка, — сказала ей Карлотта. — Мне хотелось бы, чтобы ты пошла со мной. Мне было бы гораздо веселее.

— А как бы меня встретил баронет? — ответила Хани. — Карлотта, ты просто мечта. Если ты завтра не придешь и не скажешь, что тебе предложили стать миледи, я тебя отшлепаю. — Она быстро поцеловала ее и посмотрела вслед; Карлотта, пройдя коридор, спускалась по лестнице. Норман ждал ее в машине. Он увидел ее в дверях, вышел из машины, снял шляпу и пошел навстречу с протянутой рукой.

— Я думал, вы никогда не придете, — сказал он.

Она знала, что его нетерпение вызвано желанием видеть ее, а не тем, что она опаздывает.

Карлотта села в машину, позволив ему закутать ноги меховой полостью. Она почувствовала себя величественной и роскошной, когда, закутанная в меха, удобно расположилась на мягком сиденье машины.

Карлотта знала, что с Норманом, со всей роскошью и экстравагантностью, которые он мог ей предложить, она будет отличаться от той Карлотты, которая смеется, шутит, спешит в запущенную уборную и едет домой на автобусе с Хани. Карлотта была очень чувствительна к обстановке. Ветка орхидей на ее плече могла превратить ее в экзотическое существо; в то же время предложение купить мороженое на углу давало ей ощущения уличной девчонки, готовой целый день гулять, облизывая фунтик с мороженым, не думая о том, как она выглядит.

С Норманом она была уверена в себе и спокойна. Вероятно, причиной был его возраст или подсознательное уважение к его положению и деньгам. Ей это было неясно. Однако, бывая с ним, она не чувствовала себя свободно ни в разговоре, ни в поведении.

В разговоре он обычно брал инициативу на себя. На нее это производило неприятное впечатление. Ей казалось, что он заранее обдумывает, что он будет говорить и как поступать.

Сегодня, когда машина подъезжала к клубу, он взял ее руку в свои и крепко сжал.

— Вы рады видеть меня? — спросил он.

Этот вопрос удивил Карлотту. Прежде он никогда ее об этом не спрашивал.

— Конечно, рада, — ответила она.

Склонив голову, он поднес ее руки к губам. При свете проносящихся огней она ясно разглядела седину в темных волосах и серебро на висках.

«Он уже стар», — твердила она себе.

Они приехали в клуб, их провели к удобному столику с диванами. Зал был переполнен, играл оркестр, и среди танцующих было много известных людей. Они кланялись издалека и подходили приветствовать Нормана. С некоторыми из них Карлотта уже встречалась.

— Я слышал, здесь лучшее кабаре в Лондоне, — сказал Норман.

Карлотта сняла накидку, дотронулась до цветов на плече и сказала:

— Я еще не поблагодарила вас за орхидеи. Как вы думаете, они красивы?

Он посмотрел на нее, а не на цветы.

— Вы прекрасны, — сказал он.

Эти слова пробудили в ней воспоминание о другом человеке, который, глядя ей в глаза, произнес то же самое.

Карлотта быстро повернулась к официанту, предлагавшему ей меню.

— Что же мне съесть? — спросила она. — Не думаю, что я голодна.

— Чепуха, — возразил Норман. — Вы не обедали, и к тому же трудились. Позвольте мне заказать вам что-нибудь.

— Пожалуйста, — сказала она.

Она слышала, как он заказывал превосходный легкий ужин, и думала, что приятно, когда кто-то решает за тебя. Пожалуй, Хани была права и ей нужен муж, человек, который любил бы ее и заботился о ней.

Она подумала, что не прочь бросить сцену, это принесет ей даже облегчение. Чтобы добиться известности, ей пришлось бы работать очень много. Она любила играть и быстро проникала в атмосферу пьесы, а слова, которые она должна была произнести, становились естественными и важными. Но она никогда бы не прославилась. В ней не было настоящего честолюбия. Она хотела увидеть свое имя в электрическом свете без труда и борьбы, которые необходимы для достижения такой цели.

Музыка, журчание голосов, мягкий свет и блеск золотого шампанского в бокале заставили ее почувствовать в этот момент, что это действительно лучшая часть ее жизни.

«Чего мне еще желать?» — спросила себя Карлотта, потому что внутренний голос предупреждал, что этого недостаточно.

— Поговорите со мной, — сказала она быстро Норману. — Расскажите, что вы делали?

— Весь день я был в Мелчестере и добрался до Лондона только в половине одиннадцатого.

— Как дела на фабрике? — спросила Карлотта, как будто речь шла о любимом животном.

— Новая фабрика почти готова, — ответил он. — Мы работаем день и ночь.

— Вы довольны результатами? — безразлично спросила она.

— До этого еще далеко. Может быть, когда станки начнут работать и мы будем выпускать самолеты.

Он говорил небрежно, но у него в глазах появилась искра интереса.

«Как он любит свою работу, — подумала Карлотта. — Я хотела бы чувствовать то же самое».

Она вздохнула, и Норман быстро сказал:

— Вас что-нибудь беспокоит?

Карлотта кивнула.

— Да, — сказала она, — меня беспокоит моя персона.

— Но почему? — спросил он.

— Мне кажется, что я плыву по волнам, — сказала она. — Вы всегда планируете заранее, работаете для будущего, смотрите вперед, стараетесь, боретесь, полны честолюбия и, более того, у вас есть шанс получить удовлетворение. Я же не знаю, чего хочу, и, как ребенок, не буду счастлива, пока этого не получу.

— А сцена? — спросил он.

— Я могла бы оставить ее хоть завтра и не заметить, что это произошло, — ответила Карлотта. — Я люблю жизнь театра — до определенной степени — и артистов, они добрые, щедрые души, но они так меняются по другую сторону рампы. Но если я брошу сцену, чем еще мне заняться? Магда не хочет брать меня в свое дело и никогда этого не хотела. Я была бы совершенно бесполезна, у меня нет художественного вкуса и других способностей, чтобы заинтересовать людей. Там для меня ничего нет. Может быть, все это потому, что я только наполовину англичанка.

— Я думаю, должна быть другая причина, — сказал Норман.

— Какая же? — спросила Карлотта.

— Вам нужен свой собственный дом, — ответил он.

Она вздрогнула при этих словах, почувствовав, что он смотрит на нее, и перевела свой взгляд на танцующих. Ее охватило чувство смятения. Норман собирался сделать ей предложение, а она не знала, что ответить. Как вспышка перед ней промелькнули все те преимущества, которые он мог предложить ей. Она не могла притворяться, даже перед собой, что ей не хотелось бы иметь титул. Она знала, что двери общества открылись бы перед ней, что она могла бы удовлетворить свою любовь к роскоши, свое желание путешествовать, щедрость, которую она всегда хотела проявлять, все это могло бы принадлежать ей! Но тот же самый предостерегающий голос в ней добавил: «Но только с Норманом в придачу». Она знала, что он собирается снова заговорить, что через минуту она должна будет принять решение, одно или другое.

Она взяла бокал и поднесла к губам. Она знала, что рука ее дрожит и что ей страшно.