Глава сорок седьмая
– Вам нравится Ричмонд?
Этот вопрос не выходил из головы Карла с тех пор, как герцог сделал Фрэнсис предложение. Королю этот молодой человек казался скучным и отупевшим от пьянства, а его финансовое положение было настолько плачевным, что герцог годился в женихи только служанке, а не такой девушке, как Фрэнсис, с самого рождения привыкшей к роскоши.
Она взглянула на Карла с удивлением:
– Нравится? Почему вы спросили об этом?
– Решил, чем черт не шутит, – пожал плечами Карл. – Ведь он, несомненно, влюблен в вас.
Фрэнсис мгновенно преобразилась и стала вести себя кокетливо. Она прикрыла лицо веером, потом опустила его и начала перебирать лепестки.
– Ну, предположим, что нравится!
Лицо короля стало каменным, черные глаза взволнованно всматривались в лицо Фрэнсис, по обеим сторонам рта залегли глубокие складки, губы сжались.
– Он действительно вам нравится?
Фрэнсис подняла глаза, на лице – все та же жеманная улыбка, но выражение резко изменилось, когда она с удивлением заметила, что Карл разгневанно смотрит на нее.
– В чем дело, ваше величество? Почему вы так мрачно глядите на меня? Что рассердило вас?
– Отвечайте мне, Фрэнсис! Мне сейчас не до шуток! И отвечайте честно.
– Нет, ваше величество, – вздохнула Фрэнсис. – Я не испытываю к нему симпатии. Разве из-за этого брак с ним станет более добродетельным?
Иногда Фрэнсис удивляла его, ибо совершенно невозможно было понять – то ли она говорит так по наивности, то ли обладает проницательностью, в наличие которой трудно было поверить Карл медленно, печально улыбнулся:
– Нет, Фрэнсис, не более добродетельным, но, признаться, я рад это слышать. Я не особенно ревнив, но в этом случае… – Он пожал плечами и задумчиво оглядел девушку. – Я проверил его финансовое положение, у него дела идут хуже некуда. Если бы не высокий дворянский титул, его давным-давно отвел бы в участок любой констебль Честно говоря, Фрэнсис, я не считаю его подходящей для вас партией.
– Вы знаете более подходящего кандидата, сир? – спросила она язвительно.
– Сразу назвать не могу… но несколько позднее…
– Несколько позднее! – перебила она его. – Сир, вы сами не знаете, что говорите! Да вы понимаете, что мне девятнадцать лет и что моя репутация загублена по моей же собственной глупости? Его предложение – первое честное предложение за всю мою жизнь и, вероятно, последнее! У меня есть только одно желание в этой жизни – быть уважаемой женщиной! Я не хочу, чтобы моей семье было за меня стыдно!
Они разговаривали в приемной ее величества, ожидая, пока королева одевалась. Когда Кэтрин Бойнтон проходила мимо дверей и услышала возмущенный голос Фрэнсис, она замедлила шаг, чтобы понять, что происходит между ними. Карл заметил остановившуюся Бойнтон.
– Пойдемте со мной вот сюда, Фрэнсис. – Они отошли в другой конец комнаты. – Я хочу кое-что вам сказать, – быстро произнес он, понизив голос. – Обещаете сохранить в секрете то, что я скажу? Не говорите даже своей матери…
– Конечно, обещаю, ваше величество.
Действительно, Фрэнсис умела хранить тайны лучше большинства тех, чьи языки трещали в коридорах и спальнях, галереях и гостиных Уайтхолла и Ковент-Гардена.
Он глубоко вздохнул:
– Я советовался с архиепископом Кентерберийским относительно развода.
– Развода! – Она прошептала это слово с выражением испуга, почти ужаса на лице.
Карл быстро заговорил, оглянувшись – не подслушивает ли кто-нибудь поблизости. Они были одни в комнате.
– Я уже не в первый раз подумываю об этом. Доктора уверили меня, что королева вряд ли сможет когда-либо выносить ребенка все девять месяцев. Йорк сейчас не пользуется популярностью, и он еще более упадет в глазах народа, когда выяснится его религиозное пристрастие. Герцог Йоркский, находясь во Франции, тайно перешел в католичество. Если я женюсь вторично и получу наследника мужского пола, то это изменит весь ход будущего моей семьи, – архиепископ Кентерберийский обещал устроить все, что можно.
Мысли и чувства Фрэнсис отразились у нее на лице. Удивление сменилось выражением хитрости и удовлетворенного тщеславия, когда она начала размышлять, что это для нее означает. Фрэнсис Стюарт, королева Англии! Она всегда гордилась своей отдаленной родственной связью с королевской семьей почти так же, как своей красотой. Но потом, когда она вспомнила о королеве, в душу ей закрались сомнение и безнадежность.
– Ведь развод разобьет ей сердце. Она так любит вас.
Карл, не отрываясь, смотрел на Фрэнсис с выражением нежности и обожания. Он вздохнул и перевел взгляд на окно, за которым виднелся багряный дуб, выращенный в саду королевы.
– Я боюсь причинить ей еще большую боль, ведь она и так много страдала. —
По его лицу прошла тень, он сжал зубы, потом сделал нетерпеливый жест.
– Я не знаю, что мне делать, – сердито пробормотал он.
Они молча постояли еще минуту, не глядя друг на друга. Потом в дверях появилась Катарина, рядом с ней с одной стороны была миссис Бойнтон с другой – Уинифред Уэллз. Катарина склонила голову чуть набок, на ее лице была улыбка, в глазах – обожание, когда она глядела на Карла. Поколебавшись мгновение, она шагнула вперед, протянув изящные руки:
– Простите, что я так долго одевалась, сир…
Когда она вошла в комнату, Карл обернулся, сразу преобразившись. Он улыбнулся и подошел к королеве:
– Дорогая моя, я бы не возражал, даже если бы вы одевались все утро, и был бы счастлив, если бы вы выглядели и наполовину столь прекрасно, как сейчас.
Катарина чуть покраснела. Румянец очень шел ей при желтоватом цвете лица. Ресницы шевелились, как черные бабочки. Она посмотрела Карлу прямо в глаза. При всей ее замкнутости, порожденной жестким и строгим воспитанием, она научилась некоторым приемам кокетства, и это ее очень красило.
– Очень любезно дарить мне такие комплименты, – тихо сказала она, – когда я вынуждена носить траур, который так не идет мне.
Дамы вереницей вошли в комнату следом за Катариной, большинство беспечно болтали и не обращали ни на что внимания, но одна-две пары глаз успели ухватить недовольное выражение на лице Фрэнсис, когда та следила за разговором их величеств. Слегка тряхнув головой, Фрэнсис подошла к королеве и, импульсивно протянув руку, коснулась руки Катарины.
– Это не просто комплименты, мадам. Вы действительно никогда не выглядели столь прекрасно.
И голос, и глаза Фрэнсис были полны страстной искренности. За ее спиной Бойнтон успела шепнуть Уэллз, что между Стюарт и королем, должно быть, что-то произошло, уж слишком оба они доброжелательны к королеве. Уинифред ответила, что это все глупые сплетни и что его величество всегда был добр к жене.
Погода стояла холодная, и дороги развезло хуже, чем обычно, но королевский двор все же отправлялся в театр. Карл подал руку Катарине, она оперлась на нее и взглянула на Карла с быстрой застенчивой улыбкой, благодарная за внимание. Они поехали, и на одно мимолетное мгновение Фрэнсис встретилась глазами с королем. И тогда она поняла, что, вне всякого сомнения, пока жива Катарина, она, Фрэнсис Стюарт, никогда не станет королевой Англии.
В тот день, часов около шести, стало темнеть и пришлось зажечь свечи. Карл сидел в своем личном кабинете, куда он уходил, когда хотел уединиться, и писал своим торопливым почерком письмо Ринетт. Письмо, которое он недавно получил от нее, лежало перед ним на столе, и Карл время от времени заглядывал в него. Рядом с ним на полу сидели два длинноухих спаниеля и выкусывали блох друг у друга, другие собаки были в дальнем углу, они возились и рычали, поглощенные игрой.
Из соседней комнаты слышались мужские голоса. Там Бакхёрст, Сэдли, Джеймс Гамильтон и еще с полдюжины придворных ожидали, когда король выйдет, переоденется и они пойдут ужинать. Мужчины обсуждали пьесу, которую они видели в тот день. Они язвительно комментировали каждую оплошность автора пьесы, недостатки в декорациях и костюмах, игре актеров, обменивались мнениями о проститутках, сидевших в партере. Время от времени кто-то громко смеялся, голоса звучали громче, потом стихали. Но Карл, поглощенный письмом, едва ли замечал все это.
Неожиданно за дверью послышался шум, Карл услышал знакомый женский голос:
– Где его величество? У меня для него важная новость! – Это была Барбара.
Карл сделал недовольную мину и опустил перо, потом поднялся. Черт подери! Наглость этой женщины не знает границ. Прийти в его личный кабинет в это время дня! Ведь она знает, что здесь будет множество придворных!
Король услышал, как Бакхёрст отвечал ей:
– Его величество в кабинете, мадам. Он пишет письмо.
– Ничего, – дерзко ответила Барбара, – письмо может подождать, а мое сообщение ждать не может. – И она начала стучать в дверь.
Карл отворил, явно раздраженный вторжением. Он прислонился к дверному косяку и недовольно поглядел на Барбару:
– Ну, мадам?
– Ваше величество! Я должна поговорить с вами лично! – Она показала глазами внутрь комнаты. – Вопрос чрезвычайной важности!
Карл слегка пожал плечами, пропустил Барбару в кабинет, придворные обменялись многозначительными взглядами. Неслыханно! Что же будет дальше? Ведь даже когда Барбара была в фаворе у короля, она не позволяла себе такого поведения. Дверь захлопнулась.
– Итак, что это за вопрос чрезвычайной важности, который не может ждать? – произнес Карл откровенно скептическим тоном; король явно испытывал нетерпение, он был уверен, что выходка Барбары объясняется только желанием создать впечатление, что она все еще фаворитка короля.
– Насколько мне известно, ваше величество только что нанесли визит мисс Стюарт.
– Да.
– И она отослала вас под предлогом невыносимой головной боли.
– У вас поразительно полная информация.
Карл говорил весьма саркастически, выражение его лица выдавало цинизм и недоверие, которые были характерны для него с юности и лишь укрепились в нем с годами. Он размышлял, какую каверзу она собирается устроить ему, и надеялся, что разоблачит Барбару, обнаружив изъян в ее замысле. Лицо Барбары приняло насмешливое и кокетливое выражение, она понизила голос почти до шепота:
– Сир, я пришла утешить вас и раскрыть причины ее холодности.
Он поднял брови, откровенно удивленный, потом рассердился:
– Мадам, вы становитесь невыносимой.
Барбара откинула голову и начала смеяться громким, визгливым, безудержным смехом, очень характерным для неё, полным презрения и жестокой издевки. Когда же она заговорила снова, голос опять стал тихим, но напряженным. Она была сильно возбуждена. Это было заметно по напрягшимся жилам на шее, по блеску глаз, по всей фигуре, когда она наклонилась поближе к Карлу. Барбара походила на кошку, готовую к прыжку.
– Вы дурак, Карл Стюарт! Вы глупый, доверчивый и жалкий дурак, и над вами смеются все ваши придворные! Знаете почему? Да потому, что Фрэнсис Стюарт крутит любовь с Ричмондом у вас под носом! Сейчас он с ней, а вы думаете, что она лежит в постели и мучается головной болью… – Она остановилась перевести дыхание, победоносная и сияющая. В ее лице, во всей фигуре видны были торжество и удовлетворенная месть.
Карл ответил ей сразу, не думая, – его обычная сдержанность покинула его в этот момент:
– Вы лжете!
– Лгу? Вы действительно дурак! Пойдемте со мной, сами увидите – лгу я или нет! – Он колебался, словно боялся, что сказанное окажется правдой, но Барбара схватила его за руку. – Пойдемте со мной, и вы убедитесь, насколько добродетельна эта ваша драгоценная Фрэнсис Стюарт!
Решившись, Карл вырвал руку и шагнул к двери, Барбара с широкой улыбкой на лице заторопилась за ним следом. Король был одет только в сорочку и бриджи, парик он оставил на спинке стула в кабинете. Двое придворных отскочили от двери, лица всех мгновенно стали серьезными и виноватыми, они пытались притвориться, что не подслушивали. Карл не обратил на них внимания, он быстро шагал, почти бежал через вереницу комнат и холлов по направлению к апартаментам Фрэнсис, не замечая удивленных лиц и раскрытых ртов придворных. Рядом с Карлом семенила Барбара.
Но возле комнат Стюарт он остановился, взявшись за ручку двери.
– Вы зашли слишком далеко, – твёрдо произнес он. – Возвращайтесь обратно в свои комнаты.
Барбара взглянула на него разочарованно. Карл раскрыл дверь.
Хорошенькая служанка Фрэнсис была в прихожей, и, когда появился король, она испуганно ахнула, вскочила на ноги и подбежала к нему:
– О ваше величество! Откуда вы могли… Не входите… пожалуйста ! Она плохо чувствует себя, но сейчас она спит!..
Карл даже не взглянул на служанку, он просто отвел ее рукой в сторону:
– Вот это и надо проверить, – и шагнул вперед, прошел через прихожую, гостиную и, не колеблясь больше ни секунды, распахнул дверь спальни.
Фрэнсис сидела на кровати, одетая только в белую атласную блузку. Ее волосы были распущены по плечам. Рядом был молодой человек, держа ее руку в своей. Оба обернулись, пораженные: в дверях стоял король, похожий в этот момент на великого и разгневанного бога. Фрэнсис нервно вскрикнула, а Ричмонд ошарашено глядел, окаменев от ужаса и не в силах даже снять шляпу или подняться на ноги.
Карл медленно подошел к ним, стиснув зубы.
– Я не поверил ей, – произнес он медленно. – Я решил, что она лжет.
– Решили, что кто лжет? – защищающимся тоном воскликнула Фрэнсис. Она понимала причину гнева короля, знала, что он думает, и это неожиданно привело ее в ярость.
– Миледи Каслмейн. Похоже, она знает о моих делах больше, чем я. – Его черные глаза взглянули на Фрэнсис, потом на Ричмонда, который к этому времени встал на ноги и теперь нервно теребил в руках шляпу. Он был похож, на побитую собаку. – Что вы здесь делаете? – спросил Карл требовательным, напряженным хрипловатым голосом.
Ричмонд издал нервный извиняющийся смешок.
– Я… пришел с визитом к мисс Стюарт.
– Вижу! А по какому праву, скажите на милость, вы навещаете ее, когда она настолько больна, что не может принимать друзей?
Ричмонд вдруг понял, что из него делают беспомощного дурачка перед женщиной, которую он любит, и ответил с достоинством:
– Во всяком случае, сир, я готов жениться на ней. А это больше того, что можете сделать вы, ваше величество.
Глаза Карла вспыхнули от гнева, и он двинулся на герцога со сжатыми кулаками. Одна его рука опустилась на лицо Фрэнсис, которая издала резкий крик, а Ричмонд, отнюдь не желая получить взбучку от рук августейшего суверена, неожиданно повернулся и выскочил в окно. Карл подбежал к окну и увидел, как герцог неловко приземлился в речную жидкую грязь, потом кое-как поднялся на ноги, испуганно оглянулся и стремглав убежал, скрывшись в тумане. Карл долго стоял у окна и глядел ему вслед с выражением презрения и ненависти на лице. Потом повернулся к Фрэнсис:
– Я никак не мог ожидать такого от вас.
Фрэнсис дерзко взглянула на него:
– Я просто не понимаю вас, сир! Разве я не могу принимать с визитом мужчину, намерения которого вполне благочестивы? Или я рабыня в свободной стране? – Она нервно провела рукой по лбу и, не ожидая ответа, снова заговорила со страстью: – Если вы не хотите, чтобы я выходила замуж, сир, то в вашей власти запретить мне это, но во всяком случае вы не можете помешать мне уехать во Францию и постричься в монахини!
Карл смотрел на Фрэнсис, не веря своим ушам. Что произошло с той Фрэнсис, которую он знал и любил четыре года? Что превратило ее в эту холодную, наглую женщину, столь бесстыдно демонстрирующую свою неверность, осмеливающуюся возражать ему, словно испытывающую удовольствие от того, что делает его дураком в глазах друзей? Что ж, теперь, в тридцать шесть лет, ему снова преподали урок, который, казалось, он хорошо выучил еще двадцать лет назад.
Он заговорил медленно, с грустью, пробивавшейся сквозь гнев:
– Я никогда бы не поверил в это, Фрэнсис, кто бы мне ни сказал.
Фрэнсис снова дерзко взглянула на короля, рассерженная его цинизмом, – как он может делать выводы, разгребая мусор прежнего опыта.
– Ваше величество, вы слишком быстро подозреваете худшее!
– Но, кажется, недостаточно быстро! Я считал со дня рождения, что только дурак может доверяться женщине, – и все-таки я доверял вам, несмотря ни на что! – Он помолчал секунду с мрачным выражением на лице. – Любой выход из положения, но только не этот…
Фрэнсис была близка к истерике. Она закричала высоким, дрожащим от волнения голосом:
– Вашему величеству лучше бы уйти, иначе лицо, приведшее вас сюда, тоже начнет подозревать худшее!
Карл посмотрел на нее долгим ошеломленным взглядом, потом, ни слова не говоря, повернулся и вышел из комнаты. В холле за дверью он увидел Лоуренса Хайда, сына Кларендона, и закричал на него:
– Вы тоже были в сговоре! Клянусь Богом, я не забуду этого!
Хайд встревоженно поглядел ему вслед, но король уже завернул за угол и ушел. Карл, этот светский, добродушный, уравновешенный человек, был в ярости, чего никто и никогда не мог себе представить.
На следующий день Фрэнсис вернула ему через посыльного все подарки, которые она когда-либо получала от него: нитку жемчуга, подаренную в Валентинов день три года назад, чудесные браслеты, серьги и ожерелья, присланные в дни ее рождения, на праздники Рождества и Нового года. Она вернула все, не сопроводив даже запиской. Карл швырнул подарки в камин.
В то же утро Фрэнсис неожиданно пришла в апартаменты ее величества. С головы до ног Фрэнсис была закутана в черный бархатный плащ. На лицо была надета маска. Катарина и ее фрейлины удивленно посмотрели на вошедшую и были поражены, когда Фрэнсис сняла маску. Секунду она помедлила, потом неожиданно бросилась вперед, упала на колени и поднесла к губам край платья королевы. Катарина быстро шепнула фрейлинам, чтобы они удалились. Они вышли и стали подслушивать под дверью.
Затем Катарина наклонилась и коснулась головы Фрэнсис, и та вдруг разрыдалась, закрыв лицо руками:
– О ваше величество! Вы должны ненавидеть меня! Сможете ли вы когда-нибудь простить меня?
– Фрэнсис, дорогая моя… не надо плакать… у вас разболится голова… Ну пожалуйста. Посмотрите на меня, бедное дитя… – Теплый и тихий голос Катарины, в котором все еще слышался португальский акцент, придававший особую нежность ее словам, действовал благотворно. Королева приподняла голову Фрэнсис, мягко взяв ее за подбородок.
Фрэнсис подняла лицо, и минуту женщины молча глядели друг на друга. Но Фрэнсис снова разрыдалась .
– Я очень сочувствую вам, Фрэнсис, – сказала Катарина.
– О, я не из-за себя плачу, – возразила Фрэнсис, – из-за вас! Из-за той печали, которую я иногда видела в ваших глазах, когда… – Она замолчала внезапно, испуганная собственной смелостью. Потом стала торопливо говорить, будто могла за две минуты исправить все то зло, которое из-за собственного тщеславия причиняла этой маленькой терпеливой женщине в течение нескольких лет.
– О, вы должны поверить мне, ваше величество! Единственная причина, толкающая меня на брак, – это возможность покинуть двор! Я никогда не хотела навредить вам, никогда в жизни! Но я была глупой, тщеславной и легкомысленной! Я вела себя как дура, но никогда не причиняла вам зла, клянусь! Он не был моим любовником… О, скажите, скажите, что вы мне верите… пожалуйста, скажите, что верите мне!
Она прижала руку Катарины к своей шее. Голова Фрэнсис была откинута назад, и она глядела на королеву глазами, полными страстной мольбы. Она всегда любила Катарину, но только сейчас осознала, как глубоко и почтительно восхищалась ею и как позорно было ее прежнее поведение. Она считалась с чувствами королевы не больше, чем самые пустые и безмозглые любовницы Карла, не больше, чем сама Барбара Пальмер.
– Я верю вам, Фрэнсис. Ведь внимание короля льстит любой молодой девушке. А бы всегда были добры и щедры. Вы никогда не использовали свою власть как орудие против кого-либо.
– О ваше величество! Именно так! Никогда! Я никому не желала зла! И, ваше величество, я хочу, чтобы вы знали, я уверена, вы поверите мне, – Ричмонд тогда только что вошел. Мы просто разговаривали. Между нами не было ничего непристойного!
– Ну конечно же не было, моя дорогая. Вдруг Фрэнсис низко наклонилась, повесив голову.
– Но он никогда не поверит мне, – тихо произнесла она. – У него нет веры ни во что.
Теперь слезы были в глазах Катарины. Она медленно покачала головой:
– Может быть, есть, Фрэнсис. Может быть, есть, и больше, чем мы думаем.
Фрэнсис чувствовала себя разбитой и подавленной. Она прижала губы к ладони Катарины и медленно поднялась на ноги.
– Мне пора идти, ваше величество. – Они стояли и глядели друг на друга, на их лицах была искренняя нежность и привязанность. – Я, возможно, больше никогда не увижу вас….
Быстро, импульсивно она поцеловала Катарину в щеку, повернулась и выбежала из комнаты. Королева смотрела ей вслед. Она улыбнулась, провела рукой по щеке, из глаз потекли слезы.
Три дня спустя Фрэнсис уехала из Уайтхолла. Она тайно бежала с герцогом Ричмондом.
