Глава 28

Суровая холодная зима в Сент-Луисе наконец-то закончилась, и наступила теплая, ранняя весна. В последние дни апреля жители старого города на берегу реки с удовольствием сидели вечерами на галереях и наслаждались свежим ветерком с Миссисипи.

В Лукас Плейс в прекрасный апрельский вечер Невада вышла на веранду, чтобы присоединиться к жениху. Поднявшись, Малькольм подошел к ней, взял ее руки в свои и поцеловал теплые ладони.

– Я счастливый человек, – сказал он нежно. Невада улыбнулась ему. Малькольм легко коснулся поцелуем ее щеки.

От него приятно пахло мятой и дорогим лосьоном для волос, но когда его мягкие губы прикоснулись к щеке, Невада закрыла глаза. С болью в сердце она вспомнила аромат, исходящий от Джонни Роулетта, мастерство его больших, жарких губ.

– Я тоже счастлива, Малькольм, – сказала она, открывая глаза, желая избавиться от этого видения.

Она пожала его руку и согласно кивнула, когда он спросил, не посидит ли она с ним некоторое время на галерее. Малькольм подвел ее к мягкому дивану, и они сидели, слушая вечерние звуки, держась за руки в темноте, любуясь серебристым лунным светом, заливавшим ухоженный двор перед широким подъездом.

Невада вздохнула и сказала себе, что ей повезло. Повезло, даже если этот стройный профессор, чьи тонкие пальцы переплелись с ее, не был самым привлекательным и страстным мужчиной, которого могла вообразить женщина. Он был, безусловно, одним из самых образованных, внимательных и добрых людей. И совершенно безопасен.

Чувственная сила, отличающая бесшабашного и неотразимого Джонни Роулетта, начисто отсутствовала в милом и порядочном Малькольме Максвелле. Невада была довольна, действительно довольна. Она с ужасом вспоминала о своей непростительной животной страсти к Джонни. Не только потому, что отдалась ему в первую же ночь их знакомства, но и потому, что после этого она бесстыдно предлагала ему себя: страсть помрачила ее разум. Такое поведение казалось ей теперь позорным и необъяснимым.

Неваде было легко рядом с Малькольмом. Он был утонченным джентльменом, и она теперь тоже была истинной леди. Тревожное физическое влечение, которое она чувствовала к Джонни, отсутствовало в ее отношениях с Малькольмом, и это нравилось Неваде. Она теперь получила все, что хотела, – привлекательный богатый аристократ с положением в обществе, который любил ее и хотел на ней жениться.

С Малькольмом Максвеллом у нее будет хороший дом, спокойствие и дети. И, если горячее сексуальное влечение не возникнет даже после того, как они станут мужем и женой, это не имеет значения. Головокружительные ощущения чувственного экстаза бледнели в сравнении с агонизирующей болью разрыва.

Так Невада сидела в теплых сумерках апреля со своим нареченным, чувствуя мир и спокойствие в душе. Ранние розы перед ступенями галереи наполняли своим ароматом вечерний воздух, и светлячки метались беспорядочными зигзагами над подстриженной живой изгородью. Малькольм говорил своим мягким и спокойным голосом, и Невада мысленно благодарила судьбу за свое благополучие.

– Хочешь прогуляться при луне? – спросил Малькольм.

– Не стоит, здесь так хорошо. – Она теснее прижалась к нему, склонив темную головку на его плечо. И тут же подняла ее. – Постой-ка… Да, давай прогуляемся. Почему бы и нет? Мы пойдем к домику для гостей.

– Нет. Решительно нет. – Тон Малькольма граничил с резкостью. Невада посмотрела на его ставшее строгим лицо.

– Малькольм, почему – нет? Домик для гостей – единственное место, которое ты не показал мне.

Тонкие черты лица Малькольма смягчились. Он пожал ее руку, – Там не на что смотреть. Домик для гостей не использовался много лет. Я уже думал снести его, я уверен, что он нам не потребуется. В главном доме достаточно комнат для гостей. – Он улыбнулся. – Тебе это хорошо известно.

– Да, это так, – сказала Невада, сознавая, что не может больше настаивать. Все же ей было интересно. С тех пор как они с Денизой прокрались в домик для гостей, она была очарована тайнами, заключенными в нем. Она найдет Джесса, старого черного слугу, и выберет момент спросить его об этом.

Как только Страйкер приехал из Нового Орлеана, он быстро и без суеты познакомился с Сент-Луисом. От прибрежных доков до ресторанов на Бродвей-стрит, от рынка в нижнем городе до зеленого бульвара Клейтон – этот большой человек ходил, слушал, смотрел, изучал.

В дождливый полдень начала мая Страйкер оказался на противоположной от университета стороне улицы. Это было вскоре после двух часов дня. Страйкер огляделся и заметил высокого, стройного шатена, спускающегося по ступеням увитого плющом университетского здания. Прищурясь, он узнал профессора Малькольма Максвелла.

Профессор торопливо раскрыл зонтик, поднял над непокрытой головой и побежал к ожидающему его экипажу, на козлах которого сидел пожилой негр.

Страйкер наблюдал, как Малькольм поговорил с кучером, а потом быстро забрался в закрытый экипаж. Подозрительному от рождения Страйкеру показалось странным, что профессор Максвелл ушел из колледжа так рано, тем более, что Невада говорила ему, что ее жених никогда не появляется дома раньше шести часов.

Заинтригованный, Страйкер поправил воротник макинтоша, подошел к коновязи, освободил поводья своей лошади и прыгнул в седло. Держась на приличном расстоянии, Страйкер поехал за экипажем Максвелла, подпрыгивающим на скользкой от дождя Вашингтон-авеню. Из любопытства он продолжал ехать следом, когда тот свернул на Гранд-стрит, добрался до Пейдж-стрит и снова повернул. Перед сдаваемыми внаем меблированными комнатами на Пейдж-стрит медленно движущийся экипаж свернул к тротуару и остановился. Профессор Максвелл вышел, пересек улицу и исчез внутри здания из красного кирпича, а экипаж с кучером ждали.

Страйкер проехал еще квартал, спешился, привязал лошадь и медленно пошел к красному четырехэтажному зданию.

В маленьком фойе Малькольм Максвелл стряхнул капли дождя с зонтика и направился по лестнице на второй этаж, затем на третий и там остановился. В конце тускло освещенного коридора он тихо постучал в дверь. Дверь открылась, и он быстро вошел. Страйкер подошел вплотную к дому из красного кирпича и поглядел на ожидающий экипаж. Кучер уже задремал, дождь капал с опущенных полей его шляпы.

Внимательно оглядев дом, Страйкер миновал ворота и вошел внутрь. Там он с любопытством проследовал по влажными следам, оставленным на незастеленном ковром деревянном полу только что вошедшим сюда человеком. Эти следы вели наверх и обрывались перед дверью на третьем этаже в самом конце коридора. Нахмурясь, Страйкер остановился прямо перед этой деревянной дверью. Он услышал спор, сердитые мужские голоса, звучавшие все громче.

Вот послышался зазвеневший от ярости характерный голос профессора Максвелла:

– Я уже не раз твердил тебе, что таковы условия завещания Луи!

Прищуренные глаза Страйкера широко открылись от удивления. Он наклонился ближе, но голоса снова стали приглушенными. Он больше ничего не смог разобрать. Страйкер повернулся и спокойно ушел. Он спустился вниз к своей лошади. Он ехал, покачивая большой головой, расстроенный и озадаченный, чувствуя, что его смутные подозрения подтверждались.

Странно, но с самого начала ему не понравился жених Невады. Он не знал точно почему, но его что-то тревожило с тех пор, как она сказала, что намерена выйти замуж за благовоспитанного профессора колледжа. Теперь он был по-настоящему взволнован. Страйкер чувствовал себя беспомощным. Что-то здесь не так, но он не знал, что именно. Единственное, в чем он был уверен, так это в том, что профессор Малькольм Максвелл не был подходящей партией для молодой и красивой Невады Гамильтон. Но он не смел сказать ей об этом.

Страйкер так и не успокоился, когда приехал на речную пристань. Дождь прекратился. Вновь появившееся солнце, горячее и яркое, вспыхивало на снежно-белом корпусе парохода.

«Белая магнолия». Она пришла рано, отметил про себя Страйкер. «Магнолия» из Нового Орлеана должна была прийти на закате. Подрядившись в качестве грузчика, Страйкер спешился, бросил поводья и монетку маленькому негритенку и, скинув с плеч макинтош, помчался вперед. Быстрым уверенным шагом он направлялся к встающей на якорь «Магнолии» и внезапно остановился как вкопанный.

Он прищурился и внимательно посмотрел. Открыл было рот, чтобы окликнуть кого-то, но передумал. Страйкер усмехнулся. Не далее чем в тридцати ярдах от него на деревянном причале, на опрокинутой хлопковой кипе, сидел мужчина. Он был без пальто, широкие плечи были расслабленно опущены, он курил длинную тонкую сигару и, казалось, не чувствовал, что жаркое послеполуденное солнце пекло его непокрытую темноволосую голову.

В тот же теплый майский вечер, когда солнце лишь начинало садиться, Максвелл, только что приехавший домой, вежливо извинившись за опоздание, с улыбкой сопровождал Неваду в столовую, где мисс Анабел и Квинси уже сидели за столом, ожидая молодую пару. Квинси Максвелл сидела во главе стола. Мисс Анабел расположилась справа от нее, спиной к полукруглому дверному проему.

Малькольм поспешил обойти с Невадой вокруг длинного стола, придвинул ей стул напротив мисс Анабел и занял свое место напротив матери.

– Простите, что я так запоздал, – Малькольм извинился перед дамами. – Бесконечная встреча после обычных занятий. – Он беспомощно пожал плечами.

– Вы, должно быть, очень устали, профессор Максвелл, – предположила мисс Анабел, разворачивая льняную салфетку.

– Я не знала, что у тебя сегодня встреча на факультете, дорогой, – сказала его мать.

– Должно быть, я забыл предупредить тебя. – «Малькольм улыбнулся Неваде. – Не придавай этому значения, дорогая. Я здесь, и я хочу предложить тост.

Он поднял полный бокал портвейна. Остальные последовали его примеру.

– Пусть нам всегда сопутствует мир и покой, как и в этот чудесный вечер.

Они выпили вина и неторопливый обед начался. Беседа была приятной и легкой. Невада жевала сочный кусочек замечательного ростбифа, как вдруг тяжелая серебряная вилка Квинси Максвелл выскользнула из ее руки и с громким стуком упала на тарелку. Разговор прервался. Удивленная Невада повернула голову, чтобы посмотреть, что так поразило Квинси. Она судорожно, почти задохнувшись, глотнула, и ее собственная вилка последовала тем же путем, что и вилка Квинси.

Там, в полукруглом дверном проеме, прислонившись мускулистым плечом к полированному косяку, стоял Джонни Роулетт. Когда внимание всех присутствующих сосредоточилось на нем, Джонни медленно оттолкнулся от двери и, саркастически улыбаясь, шагнул в комнату, прямо к потрясенным людям, сидящим за столом.

– Ах, как чудесно возвратиться в родные пенаты. Я долго отсутствовал. Слишком долго.