Глава 14

Звуки музыки, стук фишек. Каждый вечер, каждую ночь. Пышные игорные залы с алыми муаровыми стенами, мраморными полами и зеркалами в золоченых рамах. Господа в темной вечерней одежде и пышно одетые леди в алмазах и жемчугах.

Мир Джонни Роулетта.

Волшебная жизнь игрока. Тысячные ставки на карту, бросок игральных костей, поворот колеса рулетки. Непроницаемые лица, сдержанные манеры, небрежные позы. Ускоряющийся пульс, сжимающееся горло, учащающееся дыхание.

Фортуна, Шанс. Судьба. Случай. Неожиданность. Удача. Везение. Вот слова, чаще других слетающие с губ каждого игрока – от молодого новичка, бросающего кости в переулке, до невозмутимого бывалого ветерана, играющего в карты в роскошном клубе. И в полутемном переулке, и в освещенном люстрами зале волнение, рождаемое азартной игрой, одинаковое. Что-то вроде изощренной пытки, чувства полноты жизни, предвкушения несметного богатства. И в то же время – чувство опасности, упоительное чувство угрозы разорения. Только истинный игрок может оценить муку и экстаз азартной игры.

Джонни Роулетт был одним из них. Он жил за счет игры, но это означало больше, намного больше, чем просто добывание средств к существованию. За игорными столами он нашел свое место в жизни. Свое призвание. Свой дом.

Если некоторые игроки переживали чувство вины и отчаяния, клялись, что никогда больше не посмотрят в сторону карт, игральных костей или лошадей, Джонни был совершенно удовлетворен своим выбором. Он был, как он сообщал любому, кто интересовался, игроком. Это было его занятием, его специальностью, так он собирался провести всю свою жизнь. Он никому не отчитывался, кроме самого себя, и любой, кто не одобрял его профессию, мог убираться ко всем чертям.

Именно игра заставляла его каждый сезон приезжать в Лондон. Игра с высокими ставками, которая привлекала лучших игроков со всего мира. Игра, в которой победитель получает все, проводилась каждую осень на расстоянии полета стрелы от дворца королевы.

Джонни, как и многие игроки, любил приезжать за несколько недель, чтобы к началу большой игры хорошо отдохнуть после плавания через океан и привыкнуть к британской влажности и дождливому климату. В этом году он должен был привыкнуть также к присутствию в Лондоне Невады и мисс Анабел.

Одеваясь в оперу в их второй вечер в Новом Орлеане, Джонни застегивал золотые запонки на своей рубашке. Его мысли были заняты предстоящей в Лондоне игрой, когда Невада постучала в закрытую дверь его спальни.

– Джонни, мисс Анабел и я готовы. Когда мы выходим? Джонни хмуро посмотрел на свое отражение в зеркале. Во что он ввязался? Повесил себе на шею двух женщин. Одна – молодая и безрассудная – уверена, что влюблена в него. Другая так добра и деликатна, что он чувствовал себя обязанным везти ее в оперу, хотя в действительности он хотел побыстрее добраться до игорного стола.

– Я сейчас иду, Невада, – крикнул Джонни. Он достал из гардероба красного дерева черный пиджак, надел его и поправил рукава на запястьях, чтобы показалась необходимой ширины полоска манжет, и вышел в гостиную.

Мисс Анабел сидела выпрямившись на синем полукруглом диване и выглядела весьма симпатично, подумал Джонни, когда она улыбнулась ему. На ней было новое платье из бежевого фая, купленное только сегодня днем в маленьком дорогом магазине в квартале на Джексон-сквер.

Джонни настоял, чтобы она и Невада купили себе туалеты для выхода в оперу. Это было первое новое платье мисс Анабел за последние годы, и она гордо показала его Джонни, возвратившись из увлекательной прогулки по магазинам. Невада отказалась показать свое, говоря, что хочет сделать ему сюрприз.

– Вы выглядите прекрасно, мисс Анабел, – сказал Джонни, подходя к стройной светловолосой женщине, глаза которой светились от волнения.

– Спасибо, капитан, – ответила она. Ее улыбка слегка померкла, когда она добавила:

– Подождите, сейчас вы увидите Неваду.

Мисс Анабел подняла свои тонкие брови, и Джонни уловил тень строгого осуждения в ее глазах.

– Где она? Я думал, что она готова.

– Я здесь, Джонни, – сказала Невада, появившись в гостиной во всем блеске, чувствуя себя взрослой и красивой, как никогда в жизни.

Джонни обернулся, оглядел ее и чуть не лишился сознания. На ней было платье из алого атласа, которое напоминало нечто, что девочки из «Подлунного игрока» отвергли бы как слишком смелое. Плотный корсет так затянул ее стан, что грудь почти вываливалась из непристойно низко вырезанного лифа. Сверкающий атлас так обтягивал ее бедра, зад и ноги до колен, что она едва могла шагнуть. Лицо было накрашено. Над ярко-алым, подобным луку Купидона, ртом была приклеена черная мушка. Другая виднелась на груди чуть выше низкого выреза. Ее черные волосы были уложены в высокую прическу и украшены дешевыми фальшивыми бриллиантами.

– Что ты скажешь, Джонни? – спросила она, медленно поворачиваясь вокруг.

Он увидел, что это непристойное алое платье на спине было открыто вплоть до затянутой талии. Не решив еще, чего ему больше хотелось – отшлепать ее маленькую обтянутую алым атласом задницу или сорвать платье и погладить ее, Джонни пару раз вздохнул, прежде чем заговорить. Невада повернулась лицом к нему, улыбаясь, довольная собой и его ошеломленным видом.

– Невада, милочка, я боюсь, что ты немного перестаралась, – сказал наконец Джонни.

– Что значит «перестаралась»? О чем ты говоришь? Джонни поглядел на мисс Анабел, прося помощи. Она опустила глаза и сжала губы, отказываясь обсуждать этот предмет.

– Я говорю о твоем платье, Невада. Оно выглядит дешевым. И ты выглядишь дешевой.

– Дешевым?

Руки Невады уперлись в бедра.

– Должна тебе сказать, что это платье последней модели. Я нахожу его красивым, и мне наплевать, что ты думаешь по этому поводу! – сердито заявила раздосадованная Невада.

Джонни старался сохранять самообладание. Эта безрассудная молодая девушка, казалось, выводила его из себя как никто другой. Он достал золотые часы из внутреннего кармана белого жилета, щелкнул крышкой и взглянул на них.

– Занавес поднимется через полчаса. – Джонни убрал часы. – Это платье не годится. Ты не можешь надеть его в оперу. Пожалуйста, переоденься немедленно.

– Переодеться? Я не собираюсь переодеваться. Я выбрала это платье. Я нахожу его красивым. Я поеду в этом платье в оперу!

Ее тирада сделала свое дело: Джонни Роулетт рассердился. Мускул задергался на его загорелом лице. Джонни подошел к Неваде.

– Ты не пойдешь в оперу в этом платье.

– Нет пойду! – Невада посмотрела мимо него на нервничающую леди, сидящую на синем диване. – Вы готовы, мисс Анабел? – И она направилась к двери.

– Извините нас, пожалуйста, мисс Анабел, – сказал Джонни и пересек комнату несколькими длинными шагами. Он схватил Неваду за руку и развернул ее к себе. Она дернулась, пытаясь освободиться, при этом шелковый корсаж ее алого платья скользнул еще ниже.

– Отойди от меня! Ты не можешь указывать мне, что я буду…

– Ты не права, – сказал Джонни, загоняя ее в угол. – Я могу и буду.

Джонни схватил ее на руки и, не обращая внимания на крики и проклятья, понес в большую спальню, которую Невада занимала вместе с мисс Анабел. Пинком ноги Джонни захлопнул за собой дверь, и мисс Анабел подскочила, как от пистолетного выстрела.

Войдя в спальню, Джонни направился прямо к высокому шкафу, где висело множество разноцветных платьев. Он поставил Неваду на ноги, удерживая ее за талию одной рукой. Другой он перерыл все платья, выбрал белое шелковое, с буфами на рукавах и кружевами вокруг шеи, как раз подходящее для молодой девушки.

– Ты сама наденешь его, – спросил он, – или это сделать мне?

Свирепо глядя на него, Невада решительно отказалась:

– Я не собираюсь надевать это, мистер Джонни Всемогущий Роулетт!

– Пеняй на себя.

Джонни рывком развернул ее и начал расстегивать крючки на платье. Борьба темпераментов превратилась в настоящую драку на застеленном ковром полу. Не на шутку разозлившись, Джонни грубо сдирал с Невады кричащий шелк. Ее причудливая прическа развалилась, волосы рассыпались, фальшивые бриллианты разлетелись по полу и слезы гнева из накрашенных глаз проложили черные дорожки на ее горящих щеках.

Поражаясь силе такой крошечной девушки, Джонни, тяжело дыша, прижал ее колени к полу своей длинной ногой, чтобы минутку передохнуть. Одна рука была крепко зажата у нее над головой, но другая, под белой рубашкой Джонни, щипала и царапала его грудь.

– О-о-о! – завопил Джонни. – Ты делаешь мне больно.

– Я делаю тебе больно? – Невада задыхалась, гнев клокотал в ее горле. – А что ты по-твоему делаешь со мной, горилла?

Джонни немедленно убрал ногу с ее коленей и ослабил хватку на хрупком запястье.

– Извини, Невада. Я временами забываю о своей силе. Ты в порядке? Тебе очень больно?

– Не физически! – Она закрыла глаза, и слезы покатились градом по ее щекам. – Ты оскорбил меня, Джонни Роулетт.

– Мне очень жаль.

Невада открыла глаза, ее ресницы намокли и слиплись от слез.

– Я только хотела быть красивой.

Джонни посмотрел на полураздетую плачущую девушку и почувствовал себя последним подлецом.

– Ты красива, Невада. Ты всегда красива.

Она действительно красива, подумал он, переводя взгляд с совершенного лица, испачканного размытой слезами краской, на матовую округлость груди, быстро поднимающейся и опускающейся от ее прерывистого дыхания. Он чувствовал, что его тело напряглось. Из-за того, что он завел ей руки за голову, грудь выскочила из низкого выреза отделанной кружевом сорочки. Нежный розовый сосок, гладкий и податливый, как атлас, оказался перед его носом.

У Джонни потемнело в глазах.

Сдерживая желание нагнуться и целовать мягкий бутон, пока он не расцветет и не затвердеет в его губах, Джонни с трудом перевел взгляд на ее лицо.

– Я приношу извинения за оскорбление твоих чувств. Я вел себя грубо и подло, мне очень жаль. Если ты хочешь быть красивой, пожалуйста, надень это белое платье в оперу.

Длинный смуглый палец коснулся черного пятнышка у ее рта.

– Ты не нуждаешься в мушках и губной помаде.

– Правда? Джонни улыбнулся ей.

– Это для леди, которые хотят выглядеть моложе. Ты молода. И красива, очень красива. – Его голос стал мягким, глубоким и убедительным. – Надень белое платье для меня.

Согретая его голосом, его нежными руками, его убеждающим взглядом, Невада вздохнула и согласилась.

– Ты поможешь мне, чтобы мы не опоздали в оперу?

– К вашим услугам, госпожа, – сказал Джонни и, поднявшись с пола, протянул ей руку.

Мисс Анабел, слышавшая крики и звуки борьбы, доносящиеся из-за закрытой двери, успокоилась, когда они вдвоем вбежали в гостиную, смеясь и всем своим видом показывая, что между ними никогда не было никаких разногласий. Невада, как отметила мисс Анабел, надела прекрасное пышное белое платье и смыла всю вульгарную косметику. Ее темные волосы были тщательно расчесаны и заколоты парой перламутровых гребенок. Она выглядела молодой, свежей и счастливой.

– Ну, леди, мы идем? – спросил Джонни, натягивая белые лайковые перчатки.

Неваду поразило великолепие Орлеанского театра. И пестрая толпа зрителей. Она отметила, что Джонни был не единственным джентльменом в белых лайковых перчатках, и спросила его об этом. Он ответил, что так положено, равно как и то, что леди, посещающие оперу, должны быть одеты со вкусом.

Мисс Анабел была несказанно счастлива. Она снова была в привычной обстановке, среди знакомых лиц, в окружении всего этого великолепия. Она любила и оперу, и толпу, и этот образ жизни. В молодости ей доводилось часто посещать Новый Орлеан и оперу, и теперь, сидя в ложе бельэтажа, она махала рукой и посылала воздушные поцелуи, приветствуя старых друзей, снова занимая свое место среди старой гвардии.

Вопреки всем обстоятельствам, она все еще Делани из Луизианы, уважаемый член высшего общества, леди безупречного воспитания, не утратившая своего положения, несмотря на потерю особняка Делани. Она все еще имела имя.

Опера началась, и мисс Анабел подняла перламутровый театральный бинокль, приобретенный сегодня днем. Невада тоже подняла свой, но скоро опустила и посмотрела на Джонни. Его волосы и черные глаза поблескивали в полумраке; Джонни повернул голову, посмотрел на нее, и его губы под аккуратными усами изогнулись в усмешке. Он подмигнул Неваде. Она успокоилась. Он тоже не интересовался оперой. Ему тоже уже надоело.

Когда наконец «Травиата» благополучно закончилась, мисс Анабел с восторгом на лице, молитвенно сжав руки, благоговейно спросила:

– Капитан Роулетт, Невада, вы когда-либо слышали такие глиссандо и крещендо?

Джонни посмотрел на Неваду, как бы спрашивая: ты сама ответишь?

– Я никогда не слышала, мисс Анабел, – сказала Невада, а потом, когда мисс Анабел отвернулась, чтобы поприветствовать старого знакомого, прошептала Джонни:

– И, надеюсь, никогда не услышу снова.

Джонни зашептал ей в ответ:

– Хорошо воспитанные молодые леди должны наслаждаться оперой.

– Я воспитывалась на плоскодонке, и опера надоела мне до чертиков. Пойдем лучше играть.