У ворот трава шёлковая:
Кто траву топтал,
А кто травушку вытоптал?
Топтали травушку
Все боярские сватья,
Сватали за красную девушку,
Спрашивали у ближних соседушек:
— Какова, какова красна девушка?
— Ростом она, ростом
Ни малая, ни великая,
Личиком, личиком
Бело-круглоликая,
Глазушки, глазушки
Что ясного сокола,
Бровушки что у чёрного соболя.
Сама девка бравая,
В косе лента алая.
Перекатное красное солнышко,
Перекатная ты звезда,
За облака звезда закатилася,
Что от светлого месяца.
Перешла наша девица
Что из горницы во горницу,
Из столовыя во новую,
Перешед, она задумалась,
Что, задумавшись, заплакала,
Во слезах она слово молвила:
— Государь мой родной батюшка,
Не возможно ли того сделати,
Меня девицу не выдати?
И у солнышка лучи светлые;
У Ивана кудри русые —
Из кольца в кольцо испрониваны!
Что за эти-то за кудерочки
Государь его хочет жаловать
Первым городом — славным Питером,
Другим городом — Белым Озером,
Третьим городом — каменной Москвой!
На Белом Озере — там пиво варят,
В каменной Москве — там вино гонят,
В славном Питере — там женить хотят,
У купца брать дочь, у богатого,
Дочь умную, дочь разумную —
Катерину Пантелеевну,
Со данъём её, со приданым,
Со бельём её коробейным!
Моё сердце испугалося,
Резвы ноженьки подогнулися,
Белы рученьки опустилися.
У меня ли, сизой пташечки,
Горе-горькой сиротинушки,
Голова с плеч покатилася,
Во устах речь помешалася.
Запоручил милый дядюшка
И кормилица тётушка
За поруки-то за крепкие,
За замки вековечные.
От замков ключи потеряны,
Во сине море опущены.
Ты взойди, красно солнышко,
Обсуши ты сине море!
Уж вы свет мои подруженьки,
Мои милые голубушки!
Вы сходите во сине море,
Поищите золотых ключей.
На море утушка купалася,
На море серая полоскалася,
Вышедши на берег, встрепенулася,
Встрепенувшись, утка воскликнула:
— Как-то мне с морем расстатися?
Как-то мне со крутых берегов поднятися? —
Придёт зима холодная,
Придут морозы жестокие,
Выпадут снеги глубокие,
Нехотя с морем расстанешься,
Нехотя со крутых берегов подымешься.
В тереме Феклуша умывалася,
В высоком Климовна умывалася,
Горючими слезами обливалася,
Как-то мне с батюшкой расстатися,
Как-то мне с матушкой прощатися…
Придёт Наум со всем поездом,
Возьмёт Феклу-душу за праву руку,
Поведёт Климовну ко суду божью,
От суда божья ко себе на двор.
— Ты рябина ли, рябинушка,
Ой да ты рябинушка кудрявая,
Ты рябинушка кудрявая,
Ой да ты когда взошла, когда выросла?
— Ой да я весной взошла, летом выросла,
Ой да за осенним солнцем вызрела.
— Ой да ты зачем рано пошатилася,
Ой да ко сырой земле приклонилася?
— Ой да, не сама собой пошатилася,
Ой да, пошатили меня ветры буйные,
Ой да, приклонили меня снеги белые,
Ой да, не белы снеги, часты дожди.
— Ой да, ты Еленушка Гурьяновна,
Ой да, ты зачем рано замуж пошла,
Ой да, ты зачем рано поизволила?
— Ой да, вы подруженьки, голубушки,
Ой да, не сама собой во замуж пошла,
Ой да, не сама собой поизволила,
Ой да, спотакнули да люди добрые,
Ой да, пропивал кормилец батюшко,
Ой да, со родимою со матушкой,
Ой да, на чужу дальну сторонушку,
Ой да, за одно вино за зелёное,
Ой да, за удалу за головушку.
По городу звоны пошли,
По терему дары понесли:
Дарили дары свет (имя невесты),
Принимал дары добрый молодец,
Добрый молодец — новобрачный князь.
На дворе, матушка, что ни дождь, ни роса,
В тереме мила тёща бояр дарила:
Камкой, тафтой, золотой парчой,
Милого зятя — вековечным даром,
Вековечным даром — своей дочерью!
Заводилась мыленка
Как у наших девушек.
Затоплялась башошка,
Разгоралися дровечика:
Первые дровечика-то — березовые,
Другие-то дровечика — сосновые,
Третьи-то дровечика — кедровые;
Накалилася каменка,
Камешочки троеразные,
Троеразные, самоцветные,
Самоцветные, лазоревые!
Уж тебе бы, бане-паруше,
По бревну бы раскатитися,
По кирпичику развалитися.
Уж как баня-то паруша
На лютых-то зверях вожена,
На лихо место поставлена.
Раструбилась трубонька рано по заре,
Расплакалась девушка по русой косе:
— Сегодня мою косоньку подружки плетут,
А завтра мою косоньку сваха расплетёт,
Разделят мою косоньку на две косы,
Обвертят мою косоньку вкруг головы,
Наденут на головушку бабью красу,
Красуйся-ко, подруженька, отныне до веку.
Поля ли мои, поля чистые,
Лужки мои зелёные,
Травушки шёлковые,
Цветки мои лазоревые!
Любила я по вам гулять,
Я по вам гулять, красоватися,
Своей путевою косой выхвалятися;
Уж одна была у меня коса
Да две волюшки,
Две волюшки, и обе вольные;
Хоть две у меня будут косы,
Да одна волюшка,
Одна волюшка, и та невольная.
Ах, сборы, сборы Аксиньины,
Велики сборы Фадеевны,
Собирала девушек за свой стол,
Сажала девушек высоко,
Садилась сама выше всех,
Клонила голову ниже всех,
Думала думушку крепче всех:
— Сестрицы мои, подружки,
Придумайте, мне пригадайте,
Уж как мне пойти в чужи люди,
Уж как мне назвать люта свекра,
Уж как мне назвать люту свекровь,
Мне батюшкой назвать не хочется,
Мне свекром назвать — осердится,
Мне матушкой назвать не хочется,
Свекровью назвать — осердится.
Убавлю спеси-гордости,
Прибавлю ума-разума,
Назову я свёкра батюшкой,
Назову свекровь матушкой.
Мы тебе, сестрица-душа, без людей говорим,
А при людях мы тебя на ум поучим:
— Пойдёшь ты, сестрица-душа, во чужи люди,
Держи ты головушку поклошшвуго,
Ретивое сердечушко да покорливое.
Не тебя кликнут — ты откликнися!
Не тебя пошлют — ты сама пойди!
Раным-рано на заре
Стоят кони на дворе;
Никто коней не любил,
Только любила девица
Что Марья Ивановна,
Сыпала сахару вместо овса,
Становила сыты вместо воды,
Отошедши, говорила:
— Пейте вы, кони, кутайте,
Будьте заутра готовы:
Мне в путь-дорожку ехать —
Дале, подале от батюшки,
Дале, подале от родимого,
Ближе, поближе к свёкору в дом.
Ты вставай-ка, родима матушка!
Проспала ты среди темны ночки,
А мне, молодой, не уснулося.
Уж, такой ли мне сон привиделся; —
Ходила я по горам по крутыим,
Собирала я круты ягоды.
Что круты ягоды — мое горе,
Круты ягоды — мои слёзы.
Ветры буйные, разбушуйтеся,
Заметите путь-дороженьку:
Не пройти бы, не проехати
Что за мной, младой, чужим людям!
Затворитеся, воротечка,
Вы широки, крепко-накрепко;
Ты закройся, красно солнышко,
Разбушуйся, туча грозная,
Туча грозная да громовитая,
Напустися ночью темною,
Рассыпайся, крупный дождичек,
Разведи ты путь-дороженьку;
Не пройти бы, не проехати
Ко мне злым чужим людям!
Ты послушай, сокол милый брат,
Я об чем тебя просить буду:
Ты сходи-ко, сокол милый брат,
Во поля, в луга во чистые,
Во леса-то во дремучие,
Во дубравушки зеленые,
Где сырой бор с ветром спорится,
Там все звери люты водятся.
Ты поймай-ка зверя лютого,
Зверя лютого, едучего,
Изо рта его — огонь пламенем,
Из ушей его дым столбом валит,
Из очей его искры сыплются.
Привези ты мне зверя лютого,
Привяжи его к двору батюшки;
Как подъедут-то злы чужи люди
К широку двору ко красному —
Они зверя-то испугаются,
От меня, младой, прочь отступятся.
Я еще бы покрасовалася
У кормилица моего батюшки,
У родимыя у матушки,
У соколиков-братцев милыих,
У голубушек-невестушек.
Долго, долго сокол не летит,
Долго, долго Иван не едёт,
Долго, долго Михайлович не едёт;
Знать, наш сокол за леса залетел,
За леса залетел, за дремучие…
Иван приехал, Михайлович подъехал!
Не гром гремит во тереме,
Не верба в поле шатается,
Ко сырой земле приклоняется —
Милое чадо благословляется
Ко златому венцу ехати!
Не от ветру, не от вихорю
Вереюшки пожаталися,
Воротечка растворилися,
Кони-то на двор заехали.
Удалые на широкий двор,
Тут гость ступил в горенку,
Да князем во светлицу.
Полна горница столов стоит,
Полна светлица гостей сидит.
Тут Марьюшка испугалася,
Со бела лица персмопилася,
Белы рученьки поопустилиоя,
Резвы ноженьки подкосилися.
Из глаз слёзы покатидися,
В устах речь помешалася,
Во слезах слово молвила,
Во слезах речь говорила:
— Вон идет погубитель мой,
Вон идет разоритель мой,
Вон идет потеряй-красу! —
Тогда Павлушко слово молвил,
Свет Иванович речь говорил:
— Не я погубитель твой,
Не я разоритель твой.
Твой разоритель — родный брателко,
Разорительница — сношенька,
Расплетай-косу — спашеиька,
Поторяй-красу — подруженька.
Ты садись-ка, добрый молодец?
Поплотнев со мной рядышком,
Чтобы Век-то нам не разлучатися,
Друг на друга не пенятися.
Ты садись не с спесью-гордостью,
А садись с господней милостью,
Чтобы жить-то нам не маяться,
А проживши, не спокояться,
Ты и скуй нам,
(Кузьма-Демьян), свадебку! —
Чтобы крепко-накрепко,
Чтобы вечно-навечно.
Чтобы солнцем не рассушивадо,
Чтобы дождём не размачивало,
Чтоб ветром не раскидывало,
Чтобы люди не рассказывали!
Разлилась, разлелеялась
По лугам вода вешняя,
Унесло, улелеяло
Три кораблика по морю.
Первый корабль унесло
С сундуками с окованными;
Второй корабль унесло
G периною пуховою,
Со подушками пуховыми;
Третий корабль унесло
Со душой красной девицей
С Натальей Ивановной.
Оставалася мамонька
На крутом славном бережке,
Она кричала-зычала:
— Воротись, моя мила дочь,
Забыла твои золоты ключи,
На аловой на ленточке,
На фарфоровой тарелочке,
Во твоей новой спаленке,
На дубовом на столике,
На фабричной салфеточке.
— Не горюй, моя мамонька,
Не одни ключи я оставила —
Позабыла волю тятенькину,
Позабыла негу маменькину,
Приласканьица братцевы,
Разговоры сестрицыны.
Кудрявый повозник,
Кудрявый повозник,
Погоняй поскорее,
Чтобы я не слыхала,
Как батюшка тужит,
Тяжело воздыхает,
Меня вспоминает;
Кудрявый повозник,
Погоняй поскорее,
Чтобы я не слыхала,
Как матушка плачет,
Тяжело воздыхает.
Из-за лесу, лесу тёмного,
Из-за гор ли, гор высохших
Летит стадо лебединое,
А другое — гусиное;
Отставала лебёдушка,
Что от стада лебединого,
Приставала лебёдушка
Как ко стаду ко серым гусям.
Учали её гуси щипати,
А лебёдушка кликати:
— Не щиплите, гуси серые.
Не сама я к вам залетела,
Занесло меня погодою,
Что великою невзгодою.
Отставала Ненилушка,
Отставала Сафроновна,
Что от красных от девушек,
Приставала Ненилушка,
Приставала Сафроновна,
Да что к молодым молодушкам,
Учали её люди журити,
А Ненилушка плакати:
— Не журите, люди добрые,
Не сама я к вам заехала,
Не своею охотою,
Завезли меня добры кони,
Что добры кони Устиновы,
Как Устина Фалелеича.
Мы далеко ездили,
Мы дородну привезли
В дому кукобницу,
А в поле работницу;
И бела, и румяна,
Личиком написана,
А умом насыпана.
Катился бел виноград да по загорью,
Красно солнышко — да по залесью,
Дружка с князем — да по застолью,
Сзади за ним посыпальная сестра,
Сыплет житом и хмелем;
Шитом посыплет, чтоб жить хорошо,
Хмелем посыплет, чтоб жить хорошо!
Ох ты, винная ягодка,
Наливное сладкое яблочко —
Удалой добрый молодец
Свет Иван-то Васильевич!
Уродился хорош и пригож,
Уродился он счастливый,
Говорливый, таланливый,
Говорливый, забавливый!
Что за это его тесть возлюбил.
Тёща-матушка жаловала:
Милой дочерью даровала —
Свет-от Анной Ивановной!
Ты зоря ль моя, зорюшка,
Зорюшка вечерняя,
Солнушко восхожее!
Высоко всходила,
Далеко всветила —
Через лес, через поле,
Через синее море.
Там лежала жердочка,
Жердочка еловая,
Досточка сосновая.
По той по жердочке
Никто не хаживал,
Никто не важивал.
Перешёл Данило-свет,
Перевёл Настьюшку,
Перевемши, целовал,
Целовамши, миловал.
Золото с золотой свивалось, да свивалось,
Жемчуг с жемчугом, сокатался, сокатался!
Да Иван с Марьюшкой сходились, да сходились,
Да за единый стол-то становились, становились!
Да ещё наше золото получше, получше,
Да и наш-то жемчуг подороже, подороже.
Да и Марья Ивана получше, получше,
Да она возрастом еще побольше, побольше,
Да она личушком покрасивее, покрасивее.
Да она беленьким: побелее, побелее,
Да у нее ясны очи, пояснее, пояснее,
Да у нее черны-то брови почернее, почернее!
Да не наши по ваше ходили, ходили,
Еще ваши по наше ходила, ходили,
Да они семь комоней истомили, истомили,
Да и семеро полозьев истерли, истерли,
Да они семеро подошв истоптали, истоптали,
Да до нашей-то Марьи доходили, доходили,
До Егоровны доступали, доступали!
Сказали, наша Маринугака
Неткаха, непряха,
А она, наша Гавриловна,
Ещё и шёлкошвейка!
Тонко пряла, часто ткала,
Вело белила —
Весь род придарила:
Она подарила свекру рубашку,
Свекрови — другую,
А деверечкам-соколочкам
Да по шитому платочку!
Подари, наш умненький,
Не рублём, не полтиною,
Золотою гривною.
Будешь дарить —
Дари поскорей.
Не станешь дарить,
Мы станем корить,
В глаза говорить:
— У Агафона кудри,
У Михеевича черны.
На четыре грани,
Черти его драли,
Маленьки чертёнки
Туда же волочили.
Агафон-господин, не скупися,
С золотой гривной расступися,
Тебе тем казны не скопити,
Василисе башмаков не купити,
Ещё Зотовне не купити.
Как у тысяцкого бородка, бородка,
У Григорья-то хорошая, хорошая,
У Петровича пригожая, пригожая!
За ту бороду цари любят, цари любят,
По головушке цари гладят, цари гладят,
Воеводою называют, называют:
— Наречённый наш воевода, воевода!
— А ты, тысяцкий, не ломайся, не ломайся,
Да за свой карман принимайся, принимайся,
За свой карман-карманину, карманину:
Во кармашке денежки шевелятся, шевелятся,
К нам, девушкам, норовятся, норовятся!
Сватушка-сват хорошенький,
Сват хорошенький — сват пригоженький!
Сват, на меду замешенный,
Сытою поливанный,
Сватушка, сытою поливанный!
— Сватушка, подари-ка нам,
Сватушка, не рублём, полтиною,
Сватушка, золотою гривною!
Исполать тебе, свахонька,
Да исполать тебе, приезжая,
Да Лизавета Ивановна!
Коя охоча к нам в терем бывать,
Да коя охоча нас, девиц, любить,
Коя охоча песий слушати,
Коя охоча нас, девиц, дарить
Не рублём, но полтиною —
Золотою одной гривною!
— Уж мы мёд-пиво выпили,
Золотую гривну вынули,
Мы низкий поклон поставили,
Челобитьице исправили!
Виноград расцветает,
А ягода поспевает:
Виноград — Сергей-сударь,
Ягода-то — Верушка;
Им люди дивилися,
Что хороши уродилися:
— Ой, хорош Сергей-сударь,
Ой, хорош Петрович,
Хороша да Верушка,
Хороша Григорьевна.
Дорогая головушка,
Широкая бородушка,
Григорий Петрович!
На нём ряд полажен,
Ему игрец дарить
Не рублем-полтиною —
Золотой гривною.
У тебя в огороде не снег ли,
Тысяцкий, не ослеп ли?
У тебя в огороде не мох ли,
Тысяцкий, не оглох ли?
У тебя в огороде не сад ли,
Тысяцкий, не озяб ли?
У тебя в огороде не тын ли,
Тысяцкий, не застыл ли?
Ели дружки, ели —
Да целого воробья съели!
Друженька хорошенький!
На друженьке шапочка коломенковая,
На друженьке кушак шёлковый,
На друженьке коты с искрами,
На друженьке чулки с напусками,
На друженьке кафтан сер, немецкого сукна.
Дурны сваты, дурны:
Заехали в гумны,
Верею обнимали,
Свинью целовали:
Они думали, что девка,
Ажио свинья белка!