Глава 27

Марджед стиснула зубы. Ей никак не удавалось заставить этого человека принять неизбежное, когда она говорила ему «нет». Она всегда ощущала беспомощность, сталкиваясь с его силой воли, и ей это очень не нравилось.

Ничего не было страшного в том, чтобы пройтись две мили до дома, Пусть даже весь путь лежал в гору. И не так уж неприятно было идти под дождем. Для Уэльса дождливая погода обычное дело. Это только в нынешнем году выдалась на редкость сухая весна. К тому же не было никакого ливня, просто ровный, моросящий дождик.

И тем не менее ее провожали сейчас домой под большим, черным зонтом. Ее рука лежала на локте Герейнта, поэтому приходилось вышагивать совсем рядом с ним. Зонт был огромный, словно купол, и как бы отгораживал их от всего мира. До Марджед доносился запах одеколона. Как обычно, она каждой клеткой ощущала его присутствие и, как обычно, негодовала на себя.

Этим утром, прежде чем отправиться в деревню, она наконец была вынуждена признать, что скорее всего беременна. В это трудно было поверить после пятилетнего бесплодного брака, но, должно быть, все-таки она не ошиблась. Поэтому Марджед приняла решение: если в ближайшую неделю ничто не изменится, она расскажет обо всем Ребекке. Конечно, у нее и в мыслях не было заставлять его жениться… хотя что с ней будет, если этого не произойдет, она боялась даже подумать. В конце концов, он имел право знать и заботиться о будущем ребенке вместе с ней, если пожелает.

Она отправилась в деревню, придумав какой-то пустяковый предлог, хотя свекровь предупредила ее, что будет дождь. Ей нужно было побыть одной, привыкнуть к мысли о неизбежном. Она даже не зашла к отцу, несмотря на угрызения совести.

А теперь это. Ей придется проделать весь путь домой рядом с Герейнтом — буквально бок о бок — под его зонтом. И ее обязательно будет невольно тянуть к нему, хотя весьма вероятно, что она носит ребенка от другого мужчины — мужчины, которого любит.

— Совсем не обязательно идти со мной до самого дома, — с надеждой произнесла она, когда они достигли края деревни. — Ты промокнешь.

— Марджед, — сказал он, — вскоре нам предстоит серьезный разговор.

Значит, он ничего не забыл, о чем она говорила в то утро, когда арестовали Сирис, и собирался уточнить цену.

— О чем же? — спросила она. — Нам нечего сказать друг другу.

— А мне кажется, все-таки есть, — возразил он. — Детьми мы славно ладили, Марджед. Очень славно. И полюбили друг друга, когда стали старше. Думаю, именно это с нами случилось. Возможно, наше чувство окрепло бы, если бы ты не была такой наивной, а я не был бы неуклюжим юнцом. А что теперь? Нас все еще что-то связывает. Я знаю, что не один чувствую это. Такое ощущение обычно обоюдно.

Она на секунду крепко зажмурилась, как бы желая укрыться от этой невозможной, невероятной ситуации. Да как он смел! «Но он прав», — невольно пронеслось у нес в голове. Жаль, что он почти такого же роста и сложения, как и Ребекка. Наверное, именно это сходство смущало ее. Закрыв глаза, она могла представить…

Марджед решительно открыла глаза. Они дошли до поворота, где тропа вдоль реки начинала подъем в гору.

— Выслушайте меня внимательно, милорд, — сказала она. — Между нами ничего нет. Наверное, ты решил, будто имеешь какую-то власть надо мной из-за того, что я сказала тебе в Тегеране несколько дней назад. Но я не позволю тебе воспользоваться этой властью. Если ты попытаешься шантажировать меня, я пойду к сэру Гектору Уэббу и во всем признаюсь. И если ты думаешь, что я блефую, можешь испытать меня. Я не буду твоей любовницей. Полагаю, ты к этому ведешь?

— Ты сама это сказала, — произнес он. — Я ничего подобного не говорил, Марджед.

Она чуть поскользнулась на сырой траве, и он крепче прижат ее руку к себе.

— Позволь мне повторить то, что я уже говорила в тот раз, — сказала она. — У меня есть любовник. Я люблю его. Вероятно, мы поженимся.

Иногда она жалела, что язык подводит ее, но сейчас обрадовалась, что сказала это. Пусть знает правду. Пусть знает, что бесполезно продолжать осаду.

— Вот как? — тихо произнес он. — Значит, он уже сделал тебе предложение, Марджед?

— Нет, — призналась она, хотя какую-то секунду ей очень хотелось солгать. — Но сделает. Он любит меня, и он порядочный человек.

— И ты согласишься? — спросил Герейнт.

— Это касается только его и меня, — последовал ответ. Герейнт остановился, повернул ее к себе, обняв за талию.

Зонт над ними обоими был слегка наклонен в ее сторону. Было слышно, как дождь барабанит по натянутой ткани. Ей некуда было девать руки, кроме как положить ему на грудь. От пугающего сходства между Герейнтом и Ребеккой было трудно дышать.

— Марджед, — произнес он тихо, — задача Ребекки почти выполнена. Похоже, он добился своей цели, и теперь ход за правительством. Ты уверена, что он не покинет тебя, когда все завершится?

Да как он смел! Что ему известно о Ребекке и о той любви, что возникла между ними?

— Он не оставит меня, — сказала Марджед. — Он пообещал.

Если окажется, что она ждет ребенка. Он пообещал, что останется с ней, если это произойдет. Он сказал, что она всегда сможет передать ему весточку через Аледа. Но даже если бы он этого не говорил, она знала, что он не покинет ее. Свое обещание он дал после первой ночи. С тех пор их любовь окрепла. Он признался, что любит ее.

Видимо, ее слова озадачили Герейнта. Он помолчал какое-то время, стараясь поймать ее взгляд. Ей было трудно смотреть ему в глаза. Ей было трудно подавить в себе желание придвинуться к нему еще ближе.

— Жаль, что мы не оказались чуточку умнее, когда мне было восемнадцать, а тебе шестнадцать, — сказал он. — В этом была наша беда, Марджед. Будь я немного мудрее, я бы неторопливо ухаживал за тобой, не допускал никаких вольностей. Подождал бы два или три года. Сейчас мы уже были бы женаты несколько лет. Воспитывали бы малышей.

В первую секунду она не поняла, почему видит его как в тумане и почему у нее перехватило в горле или почему пришлось больно прикусить нижнюю губу. Она не поняла, что на нее нахлынуло глубокое горе.

— Не плачь, — прошептав он. — Еще не поздно, любимая.

— Нет, поздно, — всхлипнула она. — Слишком поздно. — Только потом она поняла, что произнесла и каким тоном. Словно сожалела, что слишком поздно.

— Нам еще не поздно пожениться, — сказал он. — И завести детей. И любить. Выходи за меня, Марджед, прошу тебя.

Она возненавидела себя. Возненавидела. Потому что ей отчаянно хотелось сказать «да». Она убедилась, что любит его и хочет того же, что и он, — стать его женой, родить от него детей.

Должно быть, она сошла с ума! Или, должно быть, все это происходит не наяву, а в страшном сне. Она не может выйти замуж за Герейнта. Ведь она принадлежит Ребекке и любит его. Если Ребекка попросит, она выйдет за него. И она не может завести детей с Герейнтом. Она уже носит ребенка Ребекки.

— Мне кажется, ты не в своем уме, — сказала она. — Ты всерьез считаешь, что я могла бы выйти за убийцу Юрвина?

— Это немного несправедливо, — сказал он. — Из-за незнания и безответственности я не помог ему, когда был в состоянии что-то сделать. Но нельзя винить только меня одного, Марджед. Твой муж тоже отчасти виноват. Он знал закон и знал, на какой риск идет. Он знал, каковы будут последствия, если его схватят.

— Да, конечно. — Ей на помощь пришли старые знакомые — ненависть и возмущение. Она с готовностью открыла им объятия. — Конечно, только он виноват, что так пожадничал: хотел дать рыбу людям, в то время как владелец Тегфана берег эту рыбу только для себя.

— Ты не слушаешь меня, Марджед, — сказал он. — Но не важно. Если ты вознамерилась видеть во мне главного злодея, то мне нечего сказать. Не считая того, что я люблю тебя и всегда любил. Не считая того, что я хочу жениться на тебе и снова прошу тебя стать моей женой. Пошли, бери меня под руку. Я доставлю тебя домой, а то дождь усиливается.

— Больше не заговаривай со мной об этом, — сказала она, когда они возобновили свой путь. — Я все равно буду отвечать тебе отказом и этим нанесу урон твоему несносному высокомерию. Это было бы ужасно.

— Да.

Она подняла на него глаза и увидела, что его лицо излучает веселье. Он выглядел таким красивым и привлекательным, что внутри у нее все перевернулось.

— Худшей участи и не придумать, Марджед.

Остаток пути они прошли молча. Он проводил ее прямо до дверей, но зайти в дом отказался. Она шагнула в коридор и, прикрыв за собой дверь, прислонилась к ней спиной. Герейнт просил ее руки. Только сейчас она начала сознавать это. Герейнт Пендерин, граф Уиверн, предложил ей выйти за него замуж. Она могла бы стать графиней. Она могла бы стать женой Герейнта.

Ах, Герейнт. Сердце вновь пронзил болезненный укол.

Ранним вечером Идрис наблюдал, как граф Уиверн вошел в старую лачугу, а через несколько минут оттуда появился Ребекка. Мальчик хорошо спрятался и ни разу не шелохнулся с той минуты, как увидел, что по холму едет граф. Но тем не менее когда Ребекка сел на лошадь графа и посмотрел в противоположную от Тегфана сторону, то заговорил тихо и уверенно:

— Теперь можешь идти домой, Идрис. Полагаю, бесполезно просить тебя один раз остаться там на всю ночь и не рисковать?

Ребекка не ждал ответа, а Идрис ухмыльнулся сам себе. Да, просить о таком было бесполезно. Сегодня ночью столько всего должно было произойти, и он не собирался тратить время на разговоры с матерью и сестрами или на сон. Мальчик поднялся из укрытия и помчался вниз по холму к Тегфану.

«Удивительно, какие они все нерасторопные и неумелые», — презрительно думал он час спустя. Никому даже в голову не пришло проверить сторожку егеря и удостовериться, что узел на месте. Или устроить засаду пораньше на тот случай, если граф отправится на предполагаемую встречу с человеком из Лондона задолго до намеченного срока. Идрис довольно много времени провел в укрытии, прежде чем три констебля заняли свои места, готовые броситься на Ребекку, когда тот появится из сторожки.

Идрис чуть не расхохотался. Они все считали, что очень хорошо спрятались, хотя стадо быков вряд ли наделало бы меньше шума. Даже если бы Идрис не предупредил графа, тот все равно был бы в безопасности. Граф за милю почувствовал бы присутствие констеблей.

А потом наконец появился мистер Харли в таком возбуждении, что даже не старался говорить тихо.

— В доме его нет, — объявил управляющий, подойдя к сторожке, и все констебли с шумом вылезли из укрытий. — Тупица лакей забыл сказать мне, что хозяин ушел рано. Возможно, до встречи с Фостером запланирована другая атака на заставу. Не важно. Тщеславие все равно приведет его туда, куда надо, — разве он упустит шанс, чтобы его имя появилось в лондонских газетах? А когда он и его ближайший приспешник появятся там, их уже будут поджидать четыре констебля. Но нам придется удвоить старания, чтобы захватить его, раз мы только что упустили простую возможность сделать это.

Идрис сидел тихо как мышь, боясь пошевельнуться.

— Я послал еще за дюжиной констеблей, — сказал Харли. — Сейчас они уже прибыли. Идемте со мной, я всем скажу, что делать. Расставлю вас по местам вокруг парка и кузницы в Глиндери. Если мятежники все-таки ускользнут, их все равно поймают, прежде чем каждый войдет в свой дом. Будьте уверены, это последняя ночь Ребекки и ее «дочерей».

Констебли двинулись за управляющим в сторону господского дома. Некоторые из них недовольно бурчали, хотя слов Идрис не расслышал. Сердце так громко стучало, что он почти оглох. Граф в опасности. И мистер Рослин. Даже если они сбросят маски где-то на холмах, мистер Харли, сэр Гектор и констебли на этот раз не растеряются и все равно найдут проклятую улику.

Вся беда была в том, что Идрис никак не мог решить, что ему предпринять. Бежать было не к кому. Граф ушел, мистер Рослин тоже, как и его отец и большинство мужчин. Наверняка миссис Эванс тоже с ними. Внезапно Идрис осознал, какой он маленький и беспомощный. Можно было бы сбегать к заставе и предупредить всех, как в первый раз, но куда они денутся, если им нельзя вернуться домой? Обратиться было не к кому. Оставались только женщины, но Идрис никогда не был о них высокого мнения. Правда, был еще мистер Вильямс, но он жил очень далеко, совсем в другой стороне от намеченной к сносу заставы.

Оставался только один человек, который пришел на ум мальчику. Противник мятежей. Но что было делать? По крайней мере он взрослый, мужского пола и живет неподалеку. Идрис вылез из укрытия и пустился бежать во все лопатки, словно за ним гналась свора гончих псов.

Преподобный Майрион Ллуид сидел за столом в маленькой клетушке, считавшейся в его доме кабинетом, и писал воскресную проповедь. Он хмурился, пытаясь подобрать слова, хотя сам знал, что это бесполезная задача. Как только он оказывался за кафедрой и начинал говорить, его всякий раз осеняло озарение, подсказывая идеи, которые предстояло развить, и слова, подходящие к случаю.

Он еще больше нахмурился, когда раздался стук в дверь, — судя по грохоту, колотили обоими кулаками. Когда же наконец ему удастся подготовить всю проповедь целиком, чтобы его не перебивали? Священник вздохнул, поднялся из-за стола, отодвинув кресло.

— Идрис Парри, — сказал он, распахнув дверь. Мальчик чуть не упал на пороге. — Что ты делаешь так далеко от дома в столь позднее время?

Ему пришло в голову, что ребенок, должно быть, промышлял браконьерством и теперь убегает от погони. Придется спрятать мальчишку или выгородить его, хотя тем самым он послужит дьяволу.

— Они выманили Ребекку и всех остальных, — проговорил Идрис задыхаясь, — и расставили повсюду засады, в которые те попадут на обратном пути. Домой им не вернуться.

Преподобный Ллуид старался даже не думать о Ребекке, отгоняя мысль, что почти все мужчины его прихода, да и Марджед, кажется, слушаются этого человека, кто бы он ни был. Преподобный Ллуид полагал, что месть — это прерогатива Господа. Но это был его народ, его паства, и одной из них была его дочь, его кровь и плоть.

— Быстро расскажи мне, мальчик, все, что знаешь, — велел он.

Идрис рассказал — все, включая имя Ребекки. Видимо, граф Уиверн попал в серьезную переделку. И Алед Рослин в не меньшей опасности. Да и, наверное, все мужчины, живущие в деревне. Констебли увидят, как они возвращаются домой, и придут к определенным выводам — особенно если лица у мужчин будут вымазаны сажей.

Преподобный Ллуид подумал минуту, а Идрис Парри тем временем скакал с ноги на ногу, не в состоянии стоять спокойно. Размышлял священник недолго — будь у него возможность отвлечься, он бы пожелал, чтобы к нему так же легко приходили тексты проповедей.

— У нас есть немного времени до того, как констебли появятся в деревне, — сказал он. — Действовать нужно быстро, Идрис. Но сначала внимательно послушай. Отыщи Гуилима Дириона и других парнишек, которых вспомнишь. Возьми их с собой и расставь так, чтобы не пропустить ни одного мужчины, держащего путь в Глиндери. Пусть они всех перехватывают и велят идти через холмы, окольным путем, на ферму Ниниана Вильямса. Там должны все собраться, все до единого. По дороге пусть приведут себя в порядок.

— Слушаюсь, сэр. — Идрис был уже возле дверей.

— Мы устроим праздник, — сообщил преподобный Ллуид. — А я тем временем обойду всех женщин и велю им собраться там же и захватить с собой еды, какая у кого есть в доме. Ниниан Вильямс и его почтенная супруга устраивают праздник в честь помолвки Сирис и Аледа Рослина. Ну а теперь — вперед!

Идрис выскочил из дома так быстро, что дверь еще долго раскачивалась на петлях.

Преподобный Ллуид схватил шляпу, накидку и последовал за мальчиком, не тратя времени, чтобы закрыть за собой дверь. Священник торопливо обходил дома, отдавал распоряжения, а мимо него шныряли тени маленьких мальчиков. Многие женщины, места не находившие от беспокойства за мужей, ушедших с Ребеккой, согласились заглянуть на другие фермы по дороге к Вильямсам, чтобы на празднике был представлен весь приход, когда вернутся мужчины.

Прежде чем самому отправиться на праздник, преподобный Ллуид вернулся домой за Библией. Он тронулся в путь, зажав священную книгу под мышкой. По дороге он два раза останавливался на деревенской улице, чтобы поприветствовать незнакомцев, пожелать им доброго вечера и благословить.

Эстафета до Марджед не дошла. Толпа собралась не такая многочисленная, так как позвали только тех, кто жил поблизости от Тегфана. Легко было заметить, что Марджед среди них нет. Герейнт испытал облегчение. Он сам толком не знал, какая опасность их подстерегает. Возможно, они рискуют по-глупому. Хотя нет. Нужно было спасти миссис Филлипс. А человеческая жизнь стоит любого риска.

Разведчики никого не заметили возле заставы, за исключением Томаса Кемпбелла Фостера, которого пригласили прийти пораньше и задержаться подольше. Час действительно был ранний, еще даже не наступила темнота. У людей, не окутанных темнотой, было странное чувство, будто они не защищены.

Как обычно, он вывел людей на дорогу и, как обычно, возглавил шествие на виду у тех, кто мог спрятаться в сторожке. Разведчики доложили, что в домике только одна миссис Филлипс. Но когда он подходил к воротам, по спине у него бегали мурашки.

Из дверей сторожки, как ураган, выскочило какое-то существо, размахивая огромной дубиной и выкрикивая на валлийском отборные ругательства, от которых покраснел бы даже боцман.

— Убирайтесь отсюда! — кричала старуха, исчерпав запас ругательств. — Трусы и бандиты. Граф Уиверн вам покажет, еще увидите. А я размозжу коленки каждому, кто приблизится. Ну-ка, кто смелый?

Герейнт невольно улыбнулся под маской. Он подъехал поближе, свесился с седла и заговорил тихо и вежливо.

— Мы не желаем вам зла, миссис Филлипс, — сказал он. — Мы здесь для того, чтобы спасти вас. За нами придут люди, которые хотят обидеть вас только из-за того, что вам обещал свою защиту Уиверн, и они хотят проучить его.

— Вот как? — Миссис Филлипс подозрительно взглянула на него. — А я вас знаю. Узнаю этот голос. Что вы здесь делаете в таком наряде, ваше сия…

Он наклонился еще ниже.

— Пусть это будет наш секрет, милая, — сказал он так, чтобы слышала только она. — Я ведь обещал вам, что вас никто не тронет? Так позвольте мне выполнить обещание. Вы поедете со мной, я отвезу вас в безопасное место.

— Это моя застава, — сказала она. — Защищать ее — моя работа. Я должна взимать пошлину со всех, кто проезжает мимо… со всех, кроме вас. Господи, вы совсем как труп в этой маске.

— Я уверен, вы славно послужили дорожному опекунскому совету, миссис Филлипс, — сказал он, стараясь не думать, что дорога каждая секунда. — Я доволен вашей службой и позабочусь о том, чтобы вы, уйдя на покой, жили достойно и удобно в домике где-нибудь на территории поместья и получали пособие. Ну так что, едем? Боюсь, моим людям не терпится разрушить заставу и домик. Но сначала, разумеется, они вынесут из него ваши вещи. Это будет урок тем, кто придет сюда примерно через час.

— С настоящим Ребеккой? — спросила она. — А разве нам не следует остаться, чтобы поймать их?

— У них есть оружие, у нас — нет, — сказал он. — Иногда осторожность — это лучшая доблесть, дорогая. Шарлотта, дочь моя, — позвал он через плечо, — попроси кого-нибудь из пеших сделать мне одолжение, подсадить миссис Филлипс ко мне на лошадь. И еще: пусть несколько человек вынесут ее вещи из дома.

Оказавшись на месте, которое обычно занимала Марджед, миссис Филлипс сурово взглянула на него.

— Я думаю, вы и есть Ребекка, — произнесла она. — Все говорят, что вы вежливо обходитесь со сторожами, никогда не причиняете им зла, никогда не носите оружия. А еще говорят, что сторожа получают деньги из сундуков Ребекки.

— Иногда, миссис Филлипс, — сказал он, — в чрезвычайных обстоятельствах нужно применять чрезвычайные меры.

Он поднял только одну руку, так как второй придерживал женщину за пояс, и отдал приказ разрушить ворота. Но из уважения к сторожихе он не остался на дороге, как происходило обычно, а начал подниматься на холм.

Они преодолели только часть склона, когда она попросила остановить коня.

— Не то чтобы я очень любила это место, знаете ли, но, когда умер мистер Филлипс, у меня не было выбора: или эта застава, или работный дом. Детей, что присматривали бы за нами в старости, у нас не было. А я действительно получу собственный домик и пособие? Как вы добры, милорд. Я скажу это, хотя, конечно, нехорошо, что вы рядитесь вот так и нагоняете страх на невинных людей.

Людей в этот раз было меньше, чем обычно, но от ворот и домика ничего не осталось за несколько минут. Самозваный Ребекка и банда головорезов, нанятых Гектором, еще не появились. Герейнт снова поднял руку, и все его люди повернулись как один, чтобы выслушать приказ.

— Дело сделано, дети мои, — сказал Ребекка. — Теперь расходитесь по домам.

Он смотрел, как они взбираются по холму и сворачивают вместе в сторону Глиндери — возможно, в последний раз как воины Ребекки. Во всяком случае, для него это был последний раз. Больше он не станет этого делать. Сейчас он отвезет миссис Филлипс в безопасное место, а затем как можно скорее вернется в Тегфан и будет начисто отрицать все обвинения, которые могут ему выдвинуть сегодня вечером или завтра.

Они не смогут ничего доказать. Но дело свое он сделал. К ним подъехал Алед, и вместе они замыкали шествие.

Герейнт почувствовал, что ему очень не хватает Марджед. Интересно, что она скажет завтра, когда он придет в Тайгуин рассказать ей всю правду. Вчера он попытался подготовить почву, заставив признать, что привлекает ее как человек. И почти преуспел. Но возможно, он только все усложнил.

Да и что она имела в виду, когда сказала, что Ребекка пообещал не оставлять ее? Он дал ей это обещание в первую ночь, когда сказал, что не покинет ее, если она будет ждать ребенка. Неужели это случилось? Он терзал себя этим вопросом уже больше суток.

Неужели Марджед ждет ребенка?

И тут сквозь топот копыт и затрудненное дыхание прорвались детские крики. Идрис! Парнишку следовало бы пришить к материнской юбке. Да он еще привел с собой целую ватагу ребятишек! Они бегали среди людей, кричали, жестикулировали. Идрис сразу бросился к лошадям.

— В парке засада, — кричал он, — возле кузницы тоже. Всем нужно идти кружной дорогой по холмам на ферму мистера Вильямса.

Проклятие! Он мог бы догадаться, что под конец им устроят засаду. Видимо, об Аледе им тоже было все известно.

— А почему туда, паренек? — спросил он, перевешиваясь с седла и не забывая при этом поддерживать миссис Филлипс.

— Там будут праздновать помолвку мистера Рослина и Сирис Вильямс, — ответил Идрис. — Преподобный Ллуид все устроил. Отправляйтесь туда как можно скорее.

— Ну, будь я проклят! — только и смог сказать Герейнт.

— Хорошо, что я успел сделать предложение Сирис, — сухо заметил Алед. — Давай, парнишка, сюда. Поедешь со мной. — Он протянул мальчику руку.

Все мужчины повернули в другую сторону и ускорили шаг.