9

Компания «Веал Фэнси» процветала: была установлена новая дробилка для руды; Дюк, глава компании, принял на службу в качестве компаньона, казначея и менеджера Ричарда Льюиса из Уэльса, который, как и Дюк, обладал даром предугадывать будущее. Несмотря на низкие из-за кризиса цены на олово и на медь, он вложил значительный капитал в приобретение нового парового двигателя и электронасоса. Шахта на противоположной стороне горы от долины ниже Фернгейта и Оулесвика оказалась богатой как медью, так и оловом, и разработки продолжались в этом направлении, а это означало, что поместье Роджера Куртни окончательно оказывалось вне интересов индустриализации, шахта с новым поселком отступила далеко за гору.

Тем не менее Роджер не мог подавить волну возмущения, которая окатывала его каждый раз, когда глаза останавливались на горизонте, затянутом пылью и дымом. Иногда ему казалось, что земля содрогается от работы техники и от взрывов.

– Это может вызвать оползень, – часто повторял он даже тогда, когда никто другой не слышал шума.

Он проклинал власти за то, что они позволили Дюку приобрести эту землю и дали ему права на разработку ископаемых, а ведь раньше эта территория была общей. На самом деле, часть приобретенной Дюком земли находилась в собственности последнего из рода Труро, который был только рад продать ее по самой низкой цене – за небольшую долю акций компании.

Порой Роджер думал, что это все еще его земля. Жульническое извлечение выгоды из его земли в ущерб ему портило для него весь вид Фернгейта. Это зрелище временами преследовало его даже во сне, что в какой-то степени было даже милосердным, потому что помогало вычеркивать из памяти другие, более темные картины. Кроме всего прочего, его изводила проблема с Рупертом, поскольку Роджер пытался демонстрировать перед сыном чувство собственного достоинства и искал утешения в бутылке лишь наедине с зеркалом в своем кабинете или в спальне.

Руперт оставался для него загадкой и продолжал разочаровывать его. Он не проявлял никакого интереса к поместью, хотя оно было для него предметом гордости и хвастовства. Он не любил работу в Пензансе, хотя, обладая живым умом, легко справлялся с ней. Фирма была Довольна его работой, но в то же время все наудили манеры Руперта неприятными. Он следил за девушками, особенно за Арабеллой, у которой его внимание вызывало лишь отвращение и огорчение. В конце концов, он был ее братом.

Когда Руперт был дома, она постоянно чувствовала его присутствие где-то рядом. Ей было трудно выбраться в Оулесвик, чтобы он не знал об этом.

Идя на свидание к Солу, Арабелла обычно несколько раз оглядывалась, ожидая, что откуда-нибудь из-за куста выглянет узкое лицо брата или что его угловатая фигура будет преследовать ее на некотором расстоянии. В отношении Евы он не был так бдителен. Хромоножка, в конце концов, не бросала ему вызова, она была просто его сестрой и совершенно его не интересовала, если только он не желал помешать ее прогулке в сторону Оулесвика не только из-за Дарков, но и потому, что это нравилось отцу. Руперт отлично знал свои недостатки и болезненно ощущал неполноценность, видя себя глазами своего отца.

Но он все-таки был наследником Фернгейта. Ничто не может изменить его права. И однажды он будет обладать достаточной властью, чтобы поставить на колени этого невыносимо самодовольного красавчика Сола. Как это произойдет, он еще не представлял. Но это время придет, о да, придет, и тогда надменная Арабелла поймет, где ее место. Он покажет ей, что может быть нежным и добрым, если она будет заботиться о нем. Он хотел ее и собирался жениться на ней когда-нибудь, а на родственные узы ему было наплевать.

Однажды вечером Руперт спешил следом за ней, когда Арабелла направлялась к ферме. Услышав треск веток за своей спиной, она быстро обернулась и с раздражением спросила:

– Чего ты хочешь? Почему ты идешь за мной? Тебе нечем заняться? Правда, Руперт, всему есть предел.

Он улыбнулся, и впервые она почувствовала что-то уязвимое, какую-то слабость за его обычной бравадой. Это и тронуло, и встревожило девушку.

– Иногда мне хочется побыть с тобой, – сказал он. – Почему ты не любишь меня, Арабелла? Ты мне так нравишься. Ты мне всегда нравилась, а этот Сол тебе не подходит – подумай, кто ты и кто он! Ведь ты же идешь к нему, не так ли?

– А что, если и так? Это не твое дело. А ты меня и так достаточно видишь дома. Странно, что я не могу одна выйти на прогулку без того, чтобы ты не пошел за мной по пятам. Возвращайся. Твое поведение глупо и раздражает меня. – Два красных пятна загорелись на ее щеках. Арабелла сделала властный жест рукой. – Пожалуйста, иди.

Руперт пожал плечами и внезапно помрачнел.

– О, хорошо. Если ты этого хочешь. Но не всегда будет так. Он обыкновенный мужлан, хам. Я считаю его несносным, и однажды ты увидишь, что я прав.

Он повернулся и ринулся через кусты, цепляясь за них руками, вниз по склону к Фернгейту.

Арабелла, все еще встревоженная, немного постояла, а потом продолжила путь вверх по тропинке к ферме. Она была удивлена, когда увидела, что ее встречает Сол. Сегодня он пришел рано. Раздражение было тотчас же забыто, Арабелла побежала ему навстречу и оказалась в его объятиях. Сол нежно поцеловал ее в губы, в волосы, в шею, в плечо... Потом он отпустил Арабеллу, и они посмотрели друг на друга широко открытыми изумленными глазами, как будто все чудеса мира принадлежали им. Всегда было так. За последние два года их любовь усилилась, а не уменьшилась. В ней не было ничего обыденного. Всякий раз, когда они встречались, им казалось, что они заново родились и впервые познают красоту друг друга. У них было свое тайное место: березовая роща в дальнем конце торфяника, которую они называли своим домом. Когда у них была возможность, они лежали там, переплетая руки и тесно прижавшись друг к другу, слушая биение сердец с ощущением счастья и желания.

Сол хотел ее. Он был здоровым и сильным, и страсть кипела в его крови. Арабелла отвечала ему столь же пылким желанием. Но оба понимали, что момент еще не настал. Когда она будет принадлежать ему, это будет совсем не так, как у всех других в этих краях. Их брачная ночь станет праздником, осиянным счастьем.

Высвобождая ее из объятий и глядя в ту сторону, куда ушел Руперт, Сол спросил Арабеллу:

– Он беспокоит тебя, этот дурачок?

Как ни старался, он не смог скрыть своей досады.

Арабелла засмеялась.

– Сол, дорогой, не будь таким – раздраженным и сердитым. Он мой брат... хорошо, наполовину брат. После того, как он оставил школу...

– После того, как его оттуда попросили, – перебил ее Сол.

– Это имеет значение?

Он пожал плечами.

– Продолжай, я послушаю. Впрочем, я и так знаю. После того, как он оставил школу, он все время преследует тебя, пытается встать между нами – между мной и тобой. Я не настолько слеп, любимая. У меня есть глаза и уши, и я знаю тебя. Что бы ты ни говорила, я вижу, как меняется выражение твоего лица, когда ты слышишь его имя. Ты сразу же становишься мрачной и озабоченной, как будто на тебя набегает тень. Почему? Скажи мне.

Он притянул ее к себе, и его прикосновение к ее волосам было таким приятным и нежным, что Арабелле трудно было вынести наплыв чувств, которые переполняли ее. Она любила Сола, ах как она любила его! Иногда ей казалось просто невероятным, что этот красивый юноша, похожий на античного бога, действительно принадлежит ей. Каждое прикосновение к нему казалось ей чудом. И ее привлекала не только его внешность, но и его сила, и честность; иногда он, правда, был упрям. Еще ей очень нравилась его любовь к природе и к живым существам, его умение видеть суть вещей. У него, конечно, вспыльчивый характер, но и у нее тоже. Огонь, который горел в Соле, возбуждал в Арабелле нежность и решимость.

– Да здесь нечего рассказывать или объяснять, – ответила она. – Просто я буду чувствовать себя спокойнее и увереннее, когда мы будем навсегда вместе.

– Конечно, – твердо сказал Сол, – я позабочусь об этом.

Так он и сделал.

Не откладывая в долгий ящик он съездил в деревушку недалеко от Труро, где его никто не знал, и выспросил у доброжелательного пожилого священника, как получить разрешение на брак. Архивариус тоже был очень любезен и, не выясняя, сколько молодым людям на самом деле лет, выдал документы, в которых указывалось, им по двадцать одному году.

Предстоящий побег держался в строжайшей тайне от всех, кроме Евы, с которой Арабелла просто не могла не поделиться, как с самым близким в доме человеком.

– Ты не будешь возражать, если мы с Солом поженимся? – спросила она сестру однажды вечером, когда они шли навещать старую Сару.

Была весна, и Ева держала в руках букет нарциссов. На ней было платье зеленовато-голубого цвета, что придавало ее облику, как заметила Арабелла, что-то сказочное, она походила на эльфа из легенды.

Ева подняла глаза, улыбнулась и переспросила:

– Поженитесь? Ты и Сол? А почему я должна возражать? Ах, Арабелла, конечно нет. Вы поступите абсолютно правильно, потому что любите друг друга. Я знаю, как ужасно для тебя жить в одном доме с Рупертом. Я часто спрашиваю себя, как тебе удается все это выносить.

– А как же ты?

– Мы по-прежнему будем видеться, правда? И потом, у меня есть рисование. И папа, конечно. Он знает?

– Нет, разумеется. И ты не должна никому говорить ни слова. Даже мистеру Дюку. Думаю, что папа будет недоволен. Будет много шума, так что лучше, если об этом будешь знать только ты.

– Даже и не знаю. Он стал любезнее со мной в последнее время, с тех пор как я начала продавать рисунки в том же магазине, где Сол продает свои резные камни.

– Конечно, деньги. – Арабелла вздохнула.

– Нет, не только деньги. Возможно, теперь я уже не кажусь ему полной неудачницей. – В голосе Евы слышалась тоска. – Я имею в виду, что раз уж я такая...

– Ты лишь чуть-чуть прихрамываешь, а это почти ничего не значит. Иногда это совсем не заметно.

– Неправда. Не притворяйся, Белла. Ты же отлично знаешь, что мы оба – Руперт и я – всегда были огромным разочарованием для отца. Это правда, и я привыкла к этому. Тем не менее, – она светло улыбнулась, – если я смогу сделать себе имя как художница, пусть даже маленькое, это будет приятно отцу. Не потому что его интересует искусство, но он не отрицает его, как отрицает все, что делает Руперт. Бедный Руперт...

– Бедный?

Ева кивнула.

– Он никогда не был счастлив. У него нет никакой отдушины, я думаю, что он даже не знает, что это такое. – С минуту она с пониманием смотрела на сестру, потом добавила: – Если не считать того, что он везде следует за тобой и хочет быть с тобой рядом. Так что, может быть, будет даже лучше, если ты выйдешь замуж.

Арабелла, покраснев, ответила:

– Ты очень мудрая. Или ты просто стараешься успокоить меня?

– И то, и другое. Все, временами даже ты, считают меня ребенком или немного простушкой. Но я владею собой. И я знаю, что мне нужно от жизни, так же, как Сол. Думаю, талант сделает его когда-нибудь знаменитым, а ты будешь очень-очень счастлива и будешь гордиться им, Арабелла. Я рада за тебя, правда.

Итак, все было решено. Все сомнения, касающиеся младшей сестры и возможной реакции сэра Роджера на этот неожиданный брак, отметены. Сердце Арабеллы было наполнено легкостью и счастьем, когда они с Евой шли по тропинке между деревьев, одетых в весеннюю листву. На земле играли тени. С ветки цветущего дерева вспорхнула птичка.

Ева наклонила голову к букетику нарциссов.

– Я, возможно, нарисую их, – сказала она, – и подарю тебе в качестве свадебного подарка. Я уверена, что мистер Дюк сделает рамку. Он так же хорошо умеет делать все руками, как и Сол.

Нет, не так, как Сол, подумала Арабелла. Сол другой, он уникальный мастер, его искусство обязательно сделает его знаменитым. Она не думала о том, что этот дар может когда-нибудь омрачить их жизнь или явиться причиной непонимания между ними. Она станет помогать Солу и воодушевлять его как только это будет возможно на протяжении всех последующих лет.

Они любят друг друга, и только это имеет значение.

Итак, в конце апреля Сол повез Арабеллу в Труро, якобы по магазинам, а оттуда еще три мили на север до деревушки, где их и обвенчал священник.

Роджер в это время был в деловой поездке, а в день своего возвращения нашел на столе в библиотеке записку от Арабеллы, в которой она извещала его о происшедшем событии. Он вскрыл конверт, и, пока читал, с его лица исчезли все краски, оно стало настолько бледным, что казалось пепельно-серым. Уголок его рта подергивался, рука, в которой он держал письмо, дрожала. Он несколько мгновений стоял неподвижно, потом еще раз прочитал письмо, написанное твердым почерком Арабеллы.

Очень медленно Роджер достал из кармана фляжку, поднес ее к губам и допил остававшийся бренди. Затем он тяжело опустился на стул и сидел некоторое время неподвижно, сильно ссутулившись; пот струился по его лбу и подбородку, галстук больно врезался в шею. Его бросало то в жар, то в холод.

Он опять перечитал письмо. Им владела лишь одна мысль: Арабелла оставила его – ушла к этому молодому гиганту, сыну Леоны, плоду его собственной неосмотрительности, который и появился-то в результате глупой опрометчивости семнадцать – или уже восемнадцать – лет назад. Будь же он проклят за то, что украл у не то единственное, что он, Роджер Куртни, ценил в Фернгейте. Арабелла была его единственной любовью и привязанностью. Как она могла так поступить с ним, так лгать и притворяться, что заботится о доме, когда единственной ее мыслью было тайно сбежать в объятия молодого Дарка, его, Роджера, врага.

Первым его побуждением было вскочить в седло и кинуться следом. Он заставит признать этот брак незаконным! Они еще несовершеннолетние. Он вернет ее обратно. Да, он так и сделает. Закон будет на его стороне. Но Роджер с горечью осознал, что не может зайти так далеко в отношении собственной дочери. Но он еще разберется с ними, Арабелла будет страдать оттого, что причинила ему боль.

В таком настроении следующим утром он поскакал на ферму, надеясь застать молодую парочку там; Дюк к этому времени должен быть, как обычно, на шахте.

Он уже успел оправиться от первого потрясения и старался держать себя в руках. Роджер надеялся с помощью самообладания и едких слов подчинить себе волю молодых и заставить пожалеть об их поведении.

Он требовательно постучал в дверь и, поскольку та была не заперта, сразу же вошел в дом. После яркого солнечного света он не сразу заметил в комнате чью-то фигуру. Леона шагнула ему навстречу и остановилась на расстоянии вытянутой руки. Роджера охватило острое восхищение, смешанное с неприязнью. Леона почти не изменилась. Правильные черты и загадочные вызывающие глаза были все те же – холодные и ненавидящие. Как у рыси, охраняющей свою территорию, подумал Роджер. Только территория не ее, а моя.

– Что вам нужно? – спросила она.

– Мои права, – ответил он, сжимая в руке кнутовище. – Или вы считаете, что у меня нет никаких прав на дочь?

– На дочь?

Она коротко засмеялась – или это чирикнула птица за окном? Леона как будто намекала ему, что следовало бы сказать «сына».

– Где они? – спросил он, стараясь сдержать закипающее раздражение.

– В хижине Сола, если вы знаете, где это...

– Конечно, знаю. Я знаю здесь каждый акр. Прощайте.

Легкая загадочная улыбка пробежала по ее губам.

– Счастливо, – напутствовала Леона с легким сарказмом.

Роджер выскочил на улицу, кровь стучала у него в висках: почему эта женщина так действует на него? Она даже не красива в общепринятом смысле этого слова, просто гордая, этим и отличается от всех женщин, которых он знал.

Когда он ехал через торфяники к хижине Сола, непрошеные воспоминания нахлынули на него. Роджер думал о том, что молодой человек, с которым он собирается встретиться, мог бы быть наследником Фернгейта. Судьба любит злые шутки. Он женился на Клариссе, которая подарила ему слабых близнецов и юную Арабеллу, не связанную с ним узами крови.

И вот теперь – Арабелла и Сол!

Послав лошадь в галоп, Роджер вскоре достиг хижины. Не успел он спешиться, как дверь распахнулась и на пороге показался Сол. Из-за его плеча выглядывала Арабелла.

– Я хочу сказать пару слов, – заявил Роджер, глядя на них прищуренными глазами.

– Папа, – неуверенно произнесла Арабелла.

– Зайдете? – спросил Сол.

Даже не сказал «сэр», подумал Роджер с досадой.

– То, что я хочу сказать, может быть сказано и здесь, – жестко ответил он. – И вы прекрасно знаете это, оба. Ты, – обратился он Арабелле, – не только лгала и обманывала меня, принимая подарки, мое хорошее отношение и гостеприимство. Стоило мне отвернуться, и ты улизнула, как... как... – Он помолчал, подыскивая хлесткое сравнение, потом произнес слова, от которых краска залила его лицо: – Как какая-то деревенская проститутка!

Сол рванулся вперед.

– Не смейте оскорблять мою жену! Если бы вы были моложе...

– Тогда что? Бог мой! Вы не имеете права сделать что-либо. Вы оба несовершеннолетние. Ты совратил мою падчерицу. И ваш брак не имеет силы. Если ты, конечно, женился на ней. Это так? – напористо допрашивал Роджер.

Сол, сжав руки в кулаки, сделал быстрый шаг вперед, желая ударить человека, который оскорблял его. Но между ними встала Арабелла.

– Не надо! – крикнула она. – Остановитесь, оба! Я не вынесу этого – я не вынесу!

– А я не собираюсь сносить – ни от кого оскорблений в твой адрес, – твердо сказал ее молодой муж, – поэтому вам бы лучше поскорее уехать отсюда, сэр. Что бы вы там ни думали, мы с Арабеллой поженились вчера, по закону это или нет, но с этим ничего нельзя поделать. Вам следует это запомнить раз и навсегда. Можете обратиться в суд, и пусть вся округа перемывает вам кости. Вы же и окажетесь посмешищем. А если меня отправят в тюрьму, то и Арабеллу, по-видимому, тоже. В любом случае, больше всех будет страдать она. И есть еще одна вещь, помните об этом: вы и моя мать когда-то были так близки, что в результате родился я. – Сол замолчал и покраснел.

У Арабеллы перехватило дыхание. Роджер внезапно показался старым и сломленным.

– Ты знаешь? – прошептал он.

Сол мрачно кивнул, его рот подергивался.

– Только я, – ответил он, – и дядя Дюк.

– Дюк Дарк, этот хвастун?

– Не бойтесь, он никому не скажет. Он, как и я, стыдится такого родства. У меня хорошая мать, и этого для меня достаточно.

Сам того не желая, Роджер вздрогнул.

– Другими словами, сэр, – продолжал Сол, – вам не следует вмешиваться в нашу жизнь, и мне кажется, что было бы лучше вам с Арабеллой не встречаться. Я не хочу, чтобы кто-то причинял ей боль, у нее этого в последнее время было достаточно в Фернгейте. Я собираюсь сделать ее счастливой.

Роджер вдруг обратился к падчерице:

– Я заботился о тебе, думал, что между нами существует доверие. Нет ничего, что бы я отказался сделать для тебя, в пределах разумного. Ты была мне больше чем дочь. Ты была... была... – он подыскивал слова, – всем, ради чего стоило жить. Тем не менее ты сбежала за моей спиной.

Ее охватила жалость.

– Нет, папа, нет.

– И тебе необязательно говорить «папа». Я никогда им не был, и теперь уже не буду.

– У тебя есть Ева, – сказала она. – И вы можете быть друзьями. Она нуждается в тебе. Если только…

– Ева? – Роджер повысил голос. – Ей никто нужен. Она рождена быть монахиней.

Он шагнул к лошади, вскочил в седло и, ни разу не оглянувшись, поскакал в сторону Фернгейта.

Сол обнял Арабеллу за плечи и притянул к себе.

– Не огорчайся, любовь моя. Мы больше не услышим о нем. Самое худшее позади.

– Да? Но как это может быть – он действительно твой отец?

– Какое это имеет значение? Я никогда не знал его; он никогда не был моим отцом и никогда им не будет. Я никогда не прощу ему то, что он так поступил с мамой.

– Может быть, она... сама не возражала... тогда? – предположила Арабелла. – Возможно, она любила его. Могло быть и так. И потом...

– Когда я родился, он просто повернулся и ушел. Вряд ли это было по-мужски.

– Ах, дорогой... – Арабелла протянула руки и приблизила его лицо к своему. – Дорогой, пожалуйста, давай не будем спорить. Мы уже женаты. У нас впереди счастливая жизнь. А он – сэр Роджер – он неудачник, неужели ты не видишь? У него нет ничего, чего ему хотелось бы. Руперт совершенно разочаровал его, и он прав в отношении Евы, я просто не понимала этого раньше. Нет, я не о том, что она рождена быть монахиней, это просто глупо. Но она вся в себе. У нее собственный мир. – Арабелла помолчала немного. – Твой дядя Дюк помог ей найти его, частично, конечно, потому что они совсем не похожи, ведь он такой старый.

Сол рассмеялся.

– Пойдем. Он вовсе не такой уж древний. В любом случае, то, что их объединяет, не имеет никакого отношения к возрасту. Это умение смотреть на вещи и видеть то, что другим недоступно.

– У тебя с твоими камнями и статуями то же самое.

Он кивнул.

– Если хочешь, да. Это дар быть ближе к природе, которым наделены цыгане, шестое чувство. Белла, дорогая, я, может быть, говорю бессвязно? Говорю, говорю, говорю, когда все, что нам нужно, это мы сами. Пойдем, любовь моя! Видишь вот это? – Обняв ее одной рукой за талию, Зол указал на причудливый гранитный менгир, – Никто не знает, сколько ему лет, – продолжал Сол. – Тысячи, наверное. Тысячи и тысячи. Пойдем. – Он мягко потянул ее за собой, ветерок подхватил ее волосы, трепал платье.

– Что? – Арабелла засмеялась. – Что нашло на тебя? Посмотри, Сол, на мое платье – ежевика... ее не отстирать...

– Не волнуйся о платье. Стоит ли заботиться о вещах?

Он побежал быстрее, и странное волнение поднималось в Арабелле – это чувство было даже сильнее того, что она испытала прошлой ночью, после того как они поженились.

– Вот мы и пришли, – ликующе прошептал он, когда они достигли камня. – Моя королева, моя любовь.

Он уложил Арабеллу на весеннюю траву и снял с нее одежду. Вскоре их тела соединились. Позже она дотронулась до виска Сола, на котором пульсировала бронзовая кожа, покрытая капельками пота.

– Я люблю тебя, Сол, о, как я люблю тебя...

Он склонился к ней, и его губы нежно прикоснулись к ее щеке, потом к шее, к атласному плечу.

– Я тоже, – пробормотал он, в его голосе слышалось вновь просыпающееся желание.

Но Арабелла быстро села и протянула руку к юбке.

– Нет, дорогой, не сейчас и не здесь. Позже. А то...

– Что?

– Кто-нибудь увидит.

– Кто? Кролики?

Она игриво кивнула.

– Может быть.

– Ты колдунья!

Она вскочила и счастливо рассмеялась.

– Пойдем. Ты говорил, что собираешься закончить работу. Посмотри на этот смешной старый камень. Похоже, он хмурится. А вдруг он заколдует нас? Превратит в какую-нибудь гадость?

– Мне все равно, если ты останешься со мной.

Так, болтая чепуху, они вернулись домой.

Это была настоящая мастерская, с верстаком и инструментами, с рабочим столом, двумя стульями, со шкафами и полками.

За последний год статуэтки и ювелирные изделия Сола стали популярными. Он едва успевал удовлетворять спрос на свои изделия. Многие из тех, кто посещал Корнуодл, были поражены этими статуэтками, они увозили их с собой и потом часто присылали заказы. Сол идеально чувствовал характер камня – оникса, сердолика, хрусталя. Иногда его уносило в страну фантазии, и тогда на свет появлялись фигурки русалок, колдунов, которые были плодом его воображения.

Но это вовсе не означало, что он совсем не занимался рудным делом: Дюку нужна была его помощь, поэтому два дня в неделю он занимался делами. Дюк сумел заставить его понять трудности и опасность жизни шахтеров под землей, сумел объяснить ему, что без их тяжелого труда руда лежала бы под землей без всякой пользы. Жизнь Сола была полна и разнообразна не только из-за его любви к Арабелле, но и потому, что его дни были заполнены разнообразным творческим трудом.

В первые недели их брака Арабелла часто сопровождала Сола в мастерскую, где наблюдала, как под его руками оживает камень. Иногда он делал короткие перерывы, во время которых тянулся к ней и шептал нежные слова. Но она скоро поняла преданность своего мужа работе и иногда уходила на берег, чтобы разыскивать камни для его статуэток и ювелирных изделий.

По дому ей почти нечего было делать, поскольку Леона твердо сказала, что в этом нет необходимости, как нет и такой кухни в Оулесвике, где могла бы разместиться вторая хозяйка.

– Ты можешь следить за вещами Сола, – сказала она Арабелле, – пока у вас не будет собственного дома. Я уже поговорила с Дюком, и он согласен, что вам нужно построить дом, где вы могли бы жить независимо. Конечно, – она секунду помолчала, – я буду поблизости на всякий случай, да и Дюк тоже. Но, думаю, вам уже надоело слушать, что и как надо делать. Вы сами должны понять, что такое жизнь в браке. Я имею в виду не только строительство и домашние обязанности. Мне кажется, ты уже понимаешь, какой у Сола характер. – Она улыбнулась. – С ним не всегда просто, так ведь? Он мой сын. И неважно чей еще. А пока Дюк закончит строительство, у тебя будет несколько свободных от домашних дел недель, и ты сможешь помогать Солу разыскивать для работы камни. Он предан своему ремеслу, ты же знаешь.

– Да, знаю. Это очень важно для него.

– Даже более того, как ты потом поймешь. Я только надеюсь. – Леона вдруг замолчала, пожала плечами и отвернулась. – Нет, ничего. Я желаю вам обоим всего самого лучшего, Белла. Не хочется всякий раз называть тебя Арабеллой, это слишком длинно. А ты можешь называть меня Леоной. Леона и Дюк. Мы совсем еще не старые.

– Я никогда так и не думала.

– Конечно. Но все старятся, и моя юность уже прошла, она пролетела еще до того, как мы с Дюком поженились, а то у меня, может быть, были бы еще дети.

Арабелла сумела скрыть удивление, услышав новость о женитьбе. Она знала, что Леона и Дюк близки, но Сол ничего не говорил ей о смерти Сарна. Она абсолютно ничего не знала и о том, что Леона и Дюк обвенчались по обычаю цыган. Леона уловила удивление, мелькнувшее в ее глазах, и спросила:

– Ты не знала, что мы женаты? Ну, теперь знаешь. И это все, что тебе следует знать. Я – миссис Дарк, а Дюк – мой муж. Так что не спрашивай ни о чем моего сына. А если кто-то другой, услышав мое имя, что-нибудь скажет, сожми губы и ничего не говори. Поняла?

– Нет, – призналась Арабелла. – Но это не мое дело. В любом случае, – она покраснела, – для меня имеет значение только Сол. Боюсь показаться невоспитанной, но я не собираюсь вмешиваться в ваши дела, да и не хочу. У нас своих дел хватает.

– По крайней мере, честно. Хорошо. Теперь мы знаем, что к чему.

Конечно, сама Арабелла этого не знала. И хотя ее интересовало, что же случилось с Сарном, но Сол никогда не упоминал его имени, и для нее он как бы растворился в воздухе.

В течение первой недели после того, как они обвенчались, их дважды навещала Ева. Она была счастлива за сестру, но и немного грустила.

– Ева, дорогая, что тебя беспокоит? – волновалась Арабелла, когда они оставались одни. – Это потому, что тебе приходится слишком много работать по дому? Я чувствую себя виноватой.

– Нет-нет! – быстро перебила ее Ева. – Дело совсем не в этом. Просто... ну... папа...

Арабелла нахмурилась.

– Да? И что с ним? Я так и думала, что будут сложности. Расскажи мне все.

– Он несчастлив, Белла.

– Так было всегда.

– Нет, теперь все по-другому. Он не выходит из себя, ничего такого, даже с Рупертом. Нет, что-то тревожит его. Он не спит по ночам; просыпаясь иногда ночью, я слышу, как он ходит по своей комнате и что-то бормочет. Однажды я встала и решила послушать, приоткрыв чуть-чуть дверь. Я увидела, как он идет к лестнице, дошел до ступеней и покачнулся, я даже подумала, что он упадет. Но он схватился за перила и пошел вниз. – Она с трудом улыбнулась. – Мне не стоило говорить всего этого. Я не хотела портить тебе настроение, но надо же было поделиться хоть с кем-нибудь.

– Я понимаю. Может быть, мне заглянуть в Фернгейт? Я собиралась вскоре это сделать, просто ждала, когда все успокоится...

– Да, – согласилась Ева. – Может быть, мне не стоило ничего рассказывать. Но иногда мне очень страшно оставаться только с папой и с Рупертом. – Она выдавила улыбку. – По сути, мне хотелось найти предлог, чтобы навестить тебя. Тебе не стоит беспокоиться из-за меня, Белла, правда. На кухне мне помогают, а по дому я могу ничего не делать, если сама того не захочу. Это тоже странно, папа соглашается с любым моим предложением. И он стал нежадным на деньги. Я могу покупать любые вещи, какие захочу. – Она вздохнула. – Но ведь вещи не самое главное.

– Но деньги для него важны, – заметила Арабелла, – и это означает, что он стал относиться к тебе по-другому, как к своей дочери.

Ева медленно покачала головой.

– В этом я не уверена. Он видит что-то, но я не понимаю что. Иногда, когда мы с ним разговариваем, у меня возникает такое чувство, что я могу помахать рукой у него перед глазами, а он этого не заметит. Может быть, посоветоваться с врачом?

– А он захочет?

– Трудно сказать.

– Тогда оставь все, как есть. А я скоро загляну.

На этом разговор закончился. Но вскоре произошел случай, который подтвердил опасения Евы относительно состояния Роджера.

Арабелла бродила по берегу, выискивая камешки оникса и хрусталя для работы Сола, когда что-то, возможно инстинкт, заставило ее посмотреть вверх.

Был серый, абсолютно спокойный вечер, без единого дуновения ветерка. Вдалеке она увидела лошадь и рядом – неподвижную фигуру мужчины, который смотрел в ее сторону.

Сэр Роджер.

Арабелла приподнялась с песка, ожидая какой-нибудь его реакции, хотела позвать его по имени, но была не в силах пошевелиться от страха.

Хотя чего ей бояться? Отчим не имеет над ней никакой власти. Все, что должно было быть сказанным, уже сказано. Он не может причинить ей вреда. Она чувствовала, что он испытывает к ней не ненависть, а что-то более сильное и прочное.

Неожиданно Роджер вскочил в седло и ускакал.

Чувствуя себя неуютно, Арабелла решила, что на сегодня собрала уже достаточно. Внезапно ей захотелось оказаться подальше от этого пустынного берега, почувствовать себя в объятиях Сола. В этот день он уехал очень рано, и она надеялась, что он уже вернулся из Пензанса.

Но он не вернулся.

На кухне был Дюк.

– Ты пришла как раз вовремя, к чаю, – сказал он, когда Арабелла вошла. – Леона только что заварила.

– Да, – ответила Арабелла, посмотрев на чайник, – я вижу. – Она улыбнулась, оглядываясь.

– Ждешь Сола?

– Я думала, что он уже вернулся.

– Вернется. Он работает как одержимый. Не хочу сказать, что виню его за это, особенно теперь, когда ему нужно содержать такую очаровательную молодую жену. – Дюк наклонился вперед. – Тебе следует привыкнуть, Белла, к тому, что он так занят работой. Думаю, не всегда будет просто, но в конце концов ты будешь благодарна ему за это. Это – потребность создавать. Ты поймешь, о чем я толкую, когда у тебя появится парочка малышей.

Арабелла покраснела. Ей нравится Дюк, но его манера говорить обо всем прямо смущала ее. Она сомневалась, что он мог бы разговаривать так с Евой. Наблюдая за их отношениями, Арабелла понимала, что с ее сестрой никто так не обращался. Дюк каким-то чудесным образом нашел ключ к воображению Евы, которое стало проявляться в ее акварелях. Ее работы и статуэтки Сола стали привлекать внимание прессы Корнуолла.

У Сола из-за работы оставалось меньше времени для Арабеллы, но, когда они были вместе, он восхищался ею еще больше. Для него не существовали другие женщины, даже богатые, хотя некоторых из них интересовали не только его ювелирные изделия и статуэтки, но и сам красивый молодой человек, в котором, несмотря на неблагородное происхождение, чувствовались гордость и сила.

Арабелла была занята новым домом, который строил Дюк и Сол, но постепенно ею стало овладевать чувство одиночества, ей нечем было заполнить долгие часы, когда Сола не было рядом, это раздражало и угнетало. Ей нравилось гулять и располагать своим временем, но все-таки она предпочла бы, чтобы Леона разделила с ней часть обязанностей по дому. Она часто думала о том, что если бы у нее был ребенок, то все было бы по-другому, ей было бы чем заняться.

Почему же этого не происходит, если мы так сильно любим друг друга и хотим этого? – спрашивала себя Арабелла.

Она разыскивала камни для Сола, но часто то, что она приносила, не представляло для него никакого интереса.

– Не унывай, дорогая, – говорил он ей тогда. – Нужно время, чтобы найти нечто стоящее. И потом, какое это имеет значение? У меня есть ты. Только это важно.

Но так ли это? В Фернгейте Арабелла всегда была нужна. У нее не было ни одного свободного часа, она была постоянно занята домашней работой. Теперь же ее жизнь, казалось, лишилась всякого смысла.

Но однажды ранним осенним утром в Оулесвик прибежала бледная испуганная Ева.

– Что случилось?! – встревожилась Арабелла. – Сядь, дорогая. Что-то с Рупертом?

Ева покачала головой, ответила не сразу.

– Нет. С папой. Он болен, Белла.

– Что?

– У него был удар. – У Евы задрожали губы. – Руперт поехал в Пензанс за доктором, а я осталась с отцом. О, Белла, это было ужасно! Какое-то время он был в своем обычном состоянии. А потом вдруг... – Она замолчала, не в силах продолжать.

Арабелла взяла ее за руку и спокойно сказала:

– Продолжай, Ева, успокойся. Ты теперь здесь. И я с тобой. – Она подошла к буфету и налила в бокал бренди. – Вот, выпей.

Ева покачала головой.

– Я не могу. Мне будет плохо.

– Нет, наоборот. Я тоже выпью. Скоро вернется Леона. Она поможет.

Ева всхлипнула.

– Никто не может помочь папе.

Она взяла себя в руки, ее лицо слегка порозовело.

– Продолжай, – попросила Арабелла. – Что же именно произошло?

– Он внезапно стал очень красным, закачался, а потом упал. Он не мог двинуться, лежал и пытался что-то сказать, но не мог. Одна сторона его тела парализована, лицо дергается... Это было ужасно!

До Арабеллы дошел смысл того, что ей сообщила Ева. Это из-за меня, подумала она. Из-за меня и Сола. Наш брак – причина удара.

– Кто ухаживает за ним? – спросила она.

– Экономка и...

– Кто?

– Новая девушка, она знает, что нужно делать. И еще я. Доктор сказал, что каждый день будет приходить медсестра. Но когда он упомянул об этом, выражение папиного лица изменилось. Не могу тебе объяснить как, но я поняла, что он не желает этого.

– Да, наверное.

Арабелла поставила бокал и встала. Она знала, что нужно делать. Ее место в Фернгейте, пока не станет ясно, есть ли надежда на выздоровление отчима. Было больно разлучаться с Солом, даже ненадолго, но он так занят работой, что вряд ли станет возражать против ее решения. Она сказала Еве о своем решении, и девушка отправилась домой.

Через несколько минут вернулась Леона и была поражена, увидев, что Арабелла упаковывает свои вещи.

– Уходить вскоре после свадьбы кажется мне неверным, – сказала Леона, услышав новости. – Ты должна думать теперь и о муже.

– Сол все поймет. И потом, он...

– Да? Что он?

– Он здесь редко бывает. Он почти все время в мастерской или в Пензансе. А когда не там и не там, Дюк хочет видеть его на шахте. Ах, Леона, – с мольбой произнесла Арабелла, – это мой долг.

Леона жестко рассмеялась.

– Долг? По отношению к нему?

– Мне жаль его. Я знаю, что ты его не любила. Это естественно. – Она поколебалась, прежде чем продолжить: – Сол рассказал мне о прошлом. Да я и так бы все поняла.

– Тогда, надеюсь, ты понимаешь, почему по отношению к Куртни не может быть никакого долга.

Арабелла вздохнула:

– Это у вас. А я... я должна идти. Если бы я не сбежала, чтобы тайно обвенчаться, то, уверена, ничего не случилось бы.

Леона пожала плечами.

– Если ты решила, так тому и быть, но, думаю, что тебе следовало бы дождаться моего сына.

– Я скоро увижу его. Конечно, я не останусь в Фернгейте, ничего не сказав Солу. Я вернусь, чтобы все как следует объяснить.

– Не знаю, что и думать, Белла. Но помни: возвращаясь в Фернгейт даже на день, ты унижаешь тем самым Дарков, делаешь то, чего не желает наша семья.

– Я не думаю, что мой поступок может унизить вас, Леона. Я просто стараюсь быть чуть-чуть добрее. Я должна подумать о Еве. Она моя сестра, и ей нужна помощь.

На этом разговор был окончен, и вскоре Арабелла уже спешила в Фернгейт.

Роджер лежал на кровати в своем кабинете, рядом с ним сидела Ева, которая что-то взбивала в миске. При первом взгляде на неподвижную фигуру могло показаться, что Роджер уже умер. Его глаза бессмысленно смотрели вдаль, рот был перекошен. Затем левый глаз остановился на бледном лице падчерицы. Взгляд выражал осуждение и мольбу. У Арабеллы от жалости перехватило горло. Она сделала шаг вперед.

– Папа.

Дрогнули его губы или ей померещилось? Арабелла не знала. Это не имело значения. Между ними установилось взаимопонимание. Роджер нуждался в ней.

– Папа, – опять сказала она, прикоснувшись к его руке.

В этот момент открылась дверь и вошел Руперт. Увидев Арабеллу, он цинично улыбнулся.

– Очень трогательно, – ядовито заметил он. – Думаю, отец благодарен тебе за то, что ты рядом с ним в минуту страданий.

Она смотрела на него невидящим взором, но не сказала ни слова. Он пожал плечами.

– Дуешься? Но почему? Тебя не насильно привели сюда. Хотя момент выбран благоприятный – есть шанс подольститься к отцу. Когда он сможет двинуть пальцем, то двинет в первую очередь в твоем направлении. На бумаге, я имею в виду. – Холодная улыбка покинула его губы, глаза смотрели зло.

Арабелла вспыхнула.

– Как ты смеешь!

Руперт запрокинул голову и рассмеялся.

– Не надо игры, Арабелла. Я знаю ход твоих мыслей. Но, поверь, меня это абсолютно не волнует. Я по-прежнему восхищаюсь тобой. И всегда восхищался. – Его глаза чуть заметно сузились. – Ты знаешь это, не так ли?

– Ты невыносим. – Она повернулась к отчиму.

На лице Роджера не отразилось никаких чувств, но Арабелле показалось, что он все понимает.

– Не беспокойся, – прошептала она. – Постарайся отдохнуть, я здесь.

– Я тоже, – услышала она голос Руперта около своего уха.

– Ах, Белла, как я рада, что ты здесь, – попыталась разрядить обстановку Ева.

– Я тоже. Какое доброе существо наша Арабелла! – ёрничая, подхватил Руперт. – Мы должны сделать все возможное, чтобы она себя здесь уютно чувствовала. Я полагаю, ты остаешься?

– Перестань, Руперт. Ты действительно отвратителен, – одернула брата Ева.

– Почему, дорогая сестрица? Что я такого сказал?

– Ты отлично знаешь. Я хочу, чтобы ты оставил нас с Арабеллой вдвоем. Папа болен. Он не должен расстраиваться.

– Конечно нет. Глядя на него, этого и не скажешь. Он ничего не чувствует.

Пораженная Арабелла уставилась на Руперта.

– Я не верю, что ты так сильно ненавидишь его.

– Это его вина. Если бы он дал мне шанс, я преуспел бы больше, чем ты. Запомни: он мог лишить меня внимания и тепла, но моих прав? Нет, они мои, моими и останутся.

С этими словами Руперт вышел из комнаты.

Арабелла пришла в Оулесвик вечером, когда Сол уже вернулся. Она рассказала ему о своем решении пожить несколько дней в Фернгейте, и сначала он воспротивился этой идее.

– Почему ты должна это делать? – поинтересовался он. – Этот человек только и делал, что тиранил тебя. Теперь ты моя жена. А моя мать и дядя Дюк? Что они подумают, если ты вернешься туда? Нет, Белла, дорогая, я не разрешаю. Тебе не стоило принимать такое решение.

Он замолчал, возбужденный и непримиримый, глаза его сверкали.

– Но, Сол, ты не понимаешь. Там ведь Ева. Ей нужна поддержка. Я ненадолго. Пожалуйста, ну пожалуйста.

В прекрасных глазах Арабеллы была такая мольба, что Сол смягчился. Он медленно покачал головой, гладя ее по золотистым волосам.

– Любовь моя, почему ты так поступаешь со мной?

– Как, Сол? Как?

– Ты хорошо знаешь, – пробормотал он, притягивая ее к себе. – Я становлюсь слабым тогда, когда должен быть сильным. Я не хочу расставаться с тобой даже на час, даже на одну ночь.

– Но, Сол, тебя же почти все время нет дома. Я уверена, – Арабелла улыбнулась, – что ты сможешь некоторое время просуществовать без меня. Не сердись, что это из-за моего... из-за Роджера Куртни. В конце концов, мы поженились, зная, что он будет против. Для него это было ужасным ударом. И если он умрет...

– Он не умрет. Он выживет и будет мучить нас.

Арабелла вздохнула и отвернулась.

– Ты повторяешь слова своей матери. Будь милосердным, Сол, в действительности ты ведь такой. Будь самим собой.

В конце концов он согласился, и часом позже Арабелла снова отправилась в Фернгейт.