Глава 1

Существовали две вещи, которые Карен никогда не ожидала услышать от Эйлин. Первая: «Ты слишком худая». Другая: «Я сожалею». Карен безмолвно сидела, уставившись на Эйлин, нервно барабанящую пальцами по стулу.

— Я сожалею, — снова сказала Эйлин, — пожалуйста, прими мои извинения, дорогая. Боюсь, я немного вспылила вчера. — Она сдернула свои очки-половинки. — Нет, позволь мне быть до конца честной. Я поступила, как дурочка, и я признаю это.

— Ладно, — сказала Карен, обретя наконец голос, — не буду спорить. — Я была вне себя от злости. Не очень-то приятно услышать от тебя, что я самая тупая манекенщица из всех, кого ты когда-либо знала, а затем оказаться выброшенной из кабинета без малейшей возможности объясниться.

Зрелище униженной Эйлин Лорд несколько приподняло настроение Карен.

Эйлин вертела в руках и разглядывала свои очки.

— Я уже поняла это и очень сожалею. Искренне сожалею. Но попробуй взглянуть на ситуацию моими глазами. Сейчас июнь. Все охотятся за зимними моделями, а ты внезапно объявляешься — после двух месяцев отсутствия — с солнечным загаром! — Когда она выкрикнула последние слова, ее вчерашний гнев снова вырвался наружу. — И не с легким загаром, который оттенял бы нежный цвет твоего лица и подчеркивал чудесные белокурые волосы. О, нет! Ты, Мэри Карен Ист, являешься сюда с кожей цвета… цвета… — Она в отчаянии оглядела комнату в поисках подходящего сравнения. — Цвета книжного шкафа из тика! — Она выдохнула с удовлетворением.

— Совсем я не такая темная! — запротестовала Карен, подняв руку и критически разглядывая свою кожу. — Я думаю, что это скорее кофейный цвет, мокко со сливками.

— Так где же тебя носило?

— Абако.

— Багамские острова? — фыркнула Эйлин. — Кто же отправляется на Багамы в это время года? Карен с вызовом мотнула головой.

— Я отправилась. И валялась на частном пляже в Абако, обдумывая свою жизнь.

— Пыталась забыть Артура?

— Да… Каждый день, валяясь на пляже в Абако, я думала: «Не нужно было делать этого — Эйлин убьет меня». Но солнце выплавляло боль из моих костей, а долгие ночи в одиночестве исцеляли сердце. Я пообещала себе, что останусь здесь до тех пор, пока не разберусь, почему мужчины всегда разочаровывали меня и что по этому поводу следует предпринять.

— Подумай, Карен, подумай. — Голос Эйлин звучал льстиво и моляще. — Ну как я могу заботиться о твоей карьере, когда ты ведешь себя таким образом? Ты занимаешь здесь особое место. Я рассчитывала именно на тебя, когда давала ответ нашего агентства Катрин Денев, а теперь, когда ты наконец соизволила объявиться, ты — коричневая.

— Загар скоро сойдет. Эйлин. Это наша семейная черта. Мы все быстро бледнеем, правда. Вот увидишь.

Сочетание раздражения и льстивости в Эйлин заставляло Карен нервничать. Она видела, что Эйлин что-то нужно, но не могла определить, что именно.

Эйлин откинулась, надела свои очки и окинула Карен оценивающим холодным взглядом.

— Ты загорала в купальнике или без?

— Без.

— Загар сплошной? Никаких полосок?

— Сплошной.

Придя, по-видимому, к какому-то решению, Эйлин сдвинула очки на лоб и сказал:

— Что скажешь, если я сообщу тебе, что Эрик Сондерсен сейчас в Нью-Йорке и пробудет здесь шесть месяцев?

— Тот Сондерсен из Копенгагена, который фотографирует все эти роскошные скандинавские меха?

Эйлин кивнула.

— Он снял здесь студию, как раз пока ты отсутствовала. Его пригласили сделать фотографии для американских питомников норок. Когда об этом прослышали импортеры шелка, их агентство уговорило Эрика снять и их шелка. Он звонил мне вчера днем, спрашивал, нет ли другой модели для съемок шелка, индианки, но обе мои индианки заняты. Шанта завтра снимается в рекламе масла для ванн, а Джасманти в Ванкувере. Я всю ночь не спала после его звонка.

Каре; могла этому поверить. Эйлин Лорд добилась для своего агентства моделей славы лучшего в Нью-Йорке, потому что всегда могла подобрать самую подходящую манекенщицу для любой работы. О том, чтобы отказать клиенту, не могло быть и речи. Карен сочувственно хмыкнула.

— И тут меня осенило, — продолжала Эйлин, — под утро… — Жужжание интеркома не дало ей закончить рассказ. Нахмурившись, она потянулась к трубке. — Он уже здесь? Но еще слишком рано, за это время я не успела… — зажав ладонью микрофон, она шепнула Карен:

— Сондерсен уже здесь! — и уже снова в трубку:

— Попросите мистера Сондерсена подождать. Скажите, что приглашу его через десять минут.

Она выскользнула из-за своего стола, взяла Карен за запястье, заставила подняться и приказала:

— Пошли со мной!

Эйлин втолкнула Карен в туалетную комнату, усадила рывком на диванчик перед зеркалом и повелительно произнесла:

— Не спрашивай ни о чем. У нас слишком мало времени. — Она выбрала подходящий карандаш для бровей и подчернила выгоревшие брови Карен. — Придумай какое-нибудь индийское имя, и поживее.

В голосе Эйлин слышалось нетерпение.

— Не знаю ни одного индийского имени, — замахала на нее руками Карен.

— Думай!

— Индира. Индира Ганди.

— Побольше туши, — бормотала Эйлин. — Слава Богу, у тебя карие глаза. Добавив еще краски, она продолжила:

— Индира. Ладно. Сойдет. Но фамилия Ганди не подходит. Постой, как называется тот магазин, где я покупаю специи и кари? Сингх. Индира Сингх. Она чуть отодвинулась и, взяв Карен за подбородок, повернула ее лицо сначала в одну, потом в другую сторону. — Итак, дорогая, ты теперь Индира Сингх. — Она порылась в комоде, вытащила оттуда шелковый цветастый шарф и ловко накинула его на голову Карен так, чтобы скрыть ее белокурые волосы.

Карен отшатнулась, схватила Эйлин за обе руки, чтобы угомонить, и сказала:

— Эйлин, ты сошла с ума. Я не собираюсь быть индианкой. Не могу я быть индианкой.

Эйлин попыталась вырваться, но Карен держала ее крепко.

Эйлин закрыла глаза, сделала глубокий вдох, потом медленно выдохнула и взглянула Карен прямо в глаза.

— Карен, я говорила тебе, что у меня в каталоге только две индианки и обе сейчас отсутствуют. Ты что, не понимаешь? Эрик Сондерсен ждет за дверью, и он уверен, что я предоставлю ему индианку.

Ее голос поднялся на высокую ноту, близкую к истерике.

— Мое агентство никогда не отпускало клиента восвояси из-за отсутствия модели. Никогда!

— Но, Эйлин…

— С твоим загаром и с помощью соответствующего грима ты справишься! — Она вырвала наконец свои руки. — Я нахожу, что ты выглядишь великолепно.

— Но это же не маскарад. Эйлин, к тому же я не знаю об Индии самых элементарных вещей.

— Неужели ты думаешь, что датчане, которые сидят где-то там, на макушке Европы, окруженные снегами и фьордами, полными селедок, что-то знают об Индии. Если мы сможем обмануть его на пять минут сегодня утром, то все, что нам потребуется, это покрасить твои волосы и брови в черный цвет.

— Перекрасить мои волосы? Эйлин!

— Взгляни в зеркало. Что ты видишь? Карен взглянула. Она увидела загорелую Катрин Денев в гриме для исполнения арии в «Лакме».

— Но это никогда не сработает! — шептала она, отчаянно мотая головой, пока Эйлин выводила ее в кабинет и усаживала спиной к свету.

— Подожди! — вскричала Карен, когда Эйлин потянулась к трубке. — Я не могу говорить на хинди.

— Шанта и Джасманти тоже не могут, дорогая. Они обе выросли в Бронксе. Нэнси! — произнесла она в трубку. — Мы готовы, присылайте его. — И она поспешила к двери.

Напряженно вцепившись обеими руками в кресло, Карен смотрела на дверь и спрашивала себя, как это она позволила Эйлин втянуть ее в эту авантюру. Никто на свете — даже датчанин — никогда не примет ее за индианку. Все это просто смешно. Глядя озабоченно, как Эйлин открывает дверь, она вся напряглась, но потом расслабилась. Эйлин разговаривала, кажется, с другой моделью, мужчиной, который пытался втиснуться за всегда настороженной Нэнси и застрял в дверях.

Что ж, в своем роде он очень хорош, подумала она профессионально. Суровое, слегка угловатое лицо, чувственный рот — для фотографа трудное сочетание, но очень эффектное, если получается. Такой же блондин, как и Карен, много выше шести футов росту, он походил на викинга, воина, чьи мужественные черты были смягчены долгим пребыванием на теплом всепрощающем юге. И ей понравилась его манера одеваться. На нем был элегантный костюм из голубоватого полотна в елочку и открытая рубашка цвета лимонных леденцов. Она подумала о том, как ее восхищают мужчины, которые достаточно уверены в своей мужественности, чтобы носить одежды пастельных тонов, но тут в горле у нее пересохло. Эйлиц никогда не имела дело с мужчинами-манекенщиками. Только с женщинами.

Он что-то объяснял Эйлин о каких-то дополнительных фотографиях для людей, занимающихся шелком, и хотя Карен не могла разобрать все, что он говорил, она услышала достаточно, чтобы оценить его глубокий голос и превосходный, с присутствием британской утонченности, английский. Глаза его были серые, как, по крайней мере, казалось с такого расстояния. Он откашлялся, пытаясь проглотить сухой комок в горле.

Не переставая говорить, мужчина поднял голову и встретил ее взгляд. И тут же замер на середине фразы, уставившись на нее поверх головы Эйлин. Его глаза широко раскрылись, и, не обращая уже внимания на то, что ему говорила Эйлин, он шагнул вперед. Карен, которая уже успела разглядеть, что глаза его, как она и предполагала, серые — цвета мягкого весеннего дождя и туманных фьордов, вдруг отчетливо ощутила глупость своего положения. По коже ее пробежал холодок смущения, она опустила глаза и воззрилась на свои сцепившиеся от напряжения руки.

Мужчина наклонился, протянул ей руку и мягким голосом сказал:

— Потупленные глаза так выразительны. Природная застенчивость Востока, к сожалению, это то, чего так мало в нашей западной культуре. Не так ли? Моя фамилия Сондерсен.

Для нее оказалось не так-то просто отказаться принять его руку.

Карен заставила свои пальцы не задрожать от его прикосновения, а затем быстро их отдернула. Она подняла глаза. Разглядывать его через густо намазанные черные ресницы было все равно, что глядеть сквозь частую изгородь. Мужчина улыбался. У него был широкий рот, губы не полные, но поразительно яркие. Это был рот, привыкший улыбаться, его уголки изгибались как бы сами собой.

— Эрик Сондерсен, — повторил он.

— Это Индира Сингх, — с беспокойством сказала Эйлин.

— Очаровательна, — сказал будущий фотограф Карен…

Не решаясь произнести ни слова, она чувствовала, что тонет в манящем тумане его глаз.

— Пройдитесь, пожалуйста, — сказал Эрик Сондерсен, блеснув глазами.

Карен осторожно прошлась от своего кресла до двери, размышляя, меняют ли его глаза цвет в зависимости от настроения. Ведь датчане, кажется, угрюмые? Она дотронулась до двери.

«Открывай дверь и беги! — приказала она себе. — Удирай отсюда!» Но вместо Этого она медленно повернулась и пошла к нему, размышляя, темнеют ли его глаза, когда он занимается любовью.

— Превосходно! — выдохнул он. — Абсолютное совершенство! Вы, как мечта древней спящей Индии, пробуждающейся к современной жизни.

— Я?

— Позвольте мне взглянуть на форму вашей головы. — Он потянулся к шарфу, скрывающему ее белокурые волосы.

— Только не сейчас! — вскрикнула она, ее руки сами по себе вскинулись к голове. — Я… у меня… я только что из бассейна, и мои волосы не в порядке, — поспешно выпалила она.

Он издал несколько звуков зычным баритоном, который заставил ее подумать об охотничьих рогах и длинных лодках викингов.

— Понимаю, — сказал он, улыбнувшись. — Вы завтра не заняты?

— Нет, нет! Не занята! — пискнула Эйлин.

— Тогда завтра. В восемь часов. И я уверен, что это не случайное стечение обстоятельств, мисс Индира, что именно вы ожидали здесь меня.

— Не случайное? — выговорила Эйлин.

— Нет, мисс Лорд. Это карма. С этими словами он повернулся на каблуках и вышел.