Книга: Солнце любви
Назад: Глава 9
Дальше: Глава 11

Глава 10

Луис улыбнулся, поцеловал ее в лоб, и его рука накрыла ее руку, лежавшую на поблескивающем золотом медальоне. Он глубоко вздохнул, и его гладкое бронзовое лицо слегка изменилось. Классические строгие черты приобрели мечтательно-отрешенное выражение: теперь его сознанием управляли легенды, образы и голоса былого.
— Золотой диск, который я ношу, представляет собой копию огромного Солнечного Камня, хранимого в одном из старых храмов Мехико. На камне высечены письмена, в них изображен ацтекский космос — наши боги, наши обряды и традиции — и календарь, с помощью которого мой народ ведет счисление времени. В самом центре камня — лицо Тонатиу, нашего Бога-Солнца, в чью честь я получил это имя.
Он замолчал и долго не произносил ни слова. Впору было подумать, что он заснул. Пальцы Эми более настойчиво надавили на медальон, и она попросила:
— Продолжай, пожалуйста.
— Мехико был нашим городом. Городом ацтеков. Наш верховный бог, Уицилопочтли, привел свой народ в Мексику из далекой северной страны Астлан. Тем, кто последовал за ним, он обещал, что они найдут такой край, которым будут владеть. Он предрекал, что город они построят там, где им будет послано знамение свыше: они увидят орла, пожирающего змею, сидя на огромном кактусе. Уицилопочтли привел их на остров, и они действительно увидели орла на кактусе. Там они и обосновались и назвали свой город Теночтитлан — Страна Кактуса.
После недолгого молчания, так и не открывая глаз, Луис вернулся к своему повествованию:
— Они построили свои пирамиды в честь солнца и луны. У них было много своего: религия, искусство, поэзия. У них было богатство. Они никому не причиняли беспокойства. И тогда из Испании явились соплеменники моего отца. Монтесума, владыка ацтеков, верил, что испанцы — это белые боги, вышедшие из моря. Именно поэтому он допустил, чтобы Кортес со своим отрядом прошел, не встречая сопротивления, прямиком до этого прекрасного города и захватил его.
Эми пристально вгляделась ему в лицо. Его глаза все еще были закрыты, но на лицо легла тень ожесточения.
— Самых красивых из наших женщин испанцы забирали себе. Но эта участь миновала род моих ацтекских предков. В их жилах не текла смешанная кровь… до того, как моя мать вышла замуж за моего отца. Я стал первым mestizo — метисом… в семьях обоих — и матери, и отца.
— Да, знаю, — тихонько подтвердила Эми. — Дон Рамон рассказывал, что так было предрешено… то есть так ему сказала твоя мама.
Напряжение и скованность, омрачавшие лицо Луиса, исчезли.
— Так оно и было. Tonali моей матери — ее предназначение — состояло в том, чтобы произвести на свет сына от чистокровного испанца. — На губах Луиса заиграла улыбка. — Она одарила его не только сыном… она дала ему гораздо больше.
Эми тоже улыбнулась. Это была самая любимая ею часть истории. Часть, посвященная тому, как своевольная и прекрасная наследная принцесса ацтеков оставила своего младенца-сына одного на базальтовом плато.
Эми не понадобилось понукать Луиса, чтобы он продолжил рассказ. Он повел речь о том дне, когда богиня Шочикецаль, оставив мужа и сына, вернулась к своему народу.
— Это был первый август в моей жизни, — ровно и тихо приступил он к прерванному повествованию. — Приближался полдень, и я спал. Мать разбудила меня. Было жарко, ужасно жарко. Она выкупала меня в прохладной воде, а когда справилась с этим делом, не обтерла меня полотенцем и ничего на меня не надела. Вместо этого она вынесла меня из дома и, держа меня одной рукой, взобралась на спину неоседланного жеребца — любимого отцовского коня — и ускакала прочь от нашей маленькой глинобитной хижины. Когда мы оставили позади многие мили пути по выжженной пустыне, моя мать направила коня к вершине столовой горы — горы с плоской площадкой наверху. Она спешилась, проследовала до самой середины этого черного базальтового плато, положила меня на камень и присела на корточки рядом со мной.
Моя красавица мать долго смотрела на меня такими темными загадочными глазами. Потом она меня поцеловала, и при этом я почувствовал, что лицо у нее мокрое от слез. И она сказала: «Сын мой, я люблю тебя. Но я больше не могу оставаться с тобой. Я возвращаюсь к своему народу, а вам оставляю кое-что взамен».
Она сняла с шеи золотой медальон — Солнечный Камень, поднесла его к губам и поцеловала, а затем ударила этим тяжелым золотым диском по камню и, глядя мне в глаза, произнесла на языке науатль: «Из этой бесплодной скалы хлынет холодный прозрачный животворящий водный поток. Я дарю его тебе, мой маленький Тонатиу, я дарю тебе воду и Солнечный Камень. Воду — чтобы сделать тебя богатым. Солнечный Камень — чтобы оберегать тебя от зла».
Она положила медальон мне на грудь и закрепила тяжелую цепь у меня на шее. Затем протянула ко мне руку, и я схватил в кулачок ее тонкий палец.
Улыбнувшись, она произнесла: «Попроси отца, чтобы он простил свою непоседливую принцессу. Скажи ему, что пророчество свершилось. Настал час, когда я должна уйти».
Она встала и оставила меня на скале — нагого и в полном одиночестве. — Луис умолк, продолжая улыбаться.
Приподнявшись на локте, Эми вглядывалась в его прекрасное лицо. Потом, придвинувшись поближе, она нежно поцеловала его опущенные веки и задала вопрос, который давно уже не давал ей покоя:
— Тонатиу, я, конечно, слышала эту историю от дона Рамона. Но… ты же был тогда совсем маленьким, тебе едва исполнилось четыре месяца. Как же могло получиться, что ты помнишь облик твоей матери и знаешь, что она сказала… перед тем как оставить тебя?
Луис открыл глаза, и его улыбка улетучилась.
— Не спрашивай, откуда я знаю. Но я действительно знаю. Объяснить это я не могу. Но я знаю в точности все, что тогда произошло, и все, что сказала мать, и помню, как она выглядела.
Несколько секунд Эми молча всматривалась ему в глаза, а потом кивнула:
— Я тебе верю. — Она подняла с груди Луиса золотой медальон и подержала его у себя на ладони. — Твоя мать сказала, что Солнечный Камень будет оберегать тебя от зла?
— Да.
Эми прижала блестящий диск к своим губам:
— Тогда тебе нужно позаботиться о том, чтобы никогда не потерять его.
— Позабочусь, — заверил ее Луис. Внезапно он усмехнулся и принял сидячее положение. — И позабочусь также о том, чтобы не потерять тебя. А это значит, что нам пора что есть духу мчать в Орилью, пока там не поднялся переполох.
Он забрал у нее медальон, наклонился и нежно поцеловал возлюбленную. Ее руки обвились вокруг его шеи.
— Ты прав. Я обещала, что мы вернемся до захода солнца.
— Тогда самое время надевать штаны.
С веселым смехом они поспешили вниз по тропинке на площадку, где оставалась их одежда. Вскоре они были полностью одеты, но Эми попросила Луиса подождать еще минуту, чтобы она могла привести в порядок растрепавшиеся волосы. Она пошарила у себя в сумочке в поисках щетки для волос, не нашла ее сразу и в сердцах, присев на корточки, высыпала на камень все содержимое сумочки.
— Вот она! — с облегчением возвестила она и схватила щетку в золотой оправе.
— Хочешь, я тебя причешу? — предложил Луис, опустившись рядом с ней на колени.
— Нет. Это и минуты не займет, но все равно спасибо. — Она рьяно заработала щеткой. — А ты, если хочешь помочь, можешь собрать весь этот хлам, который я высыпала.
Улыбнувшись, он кивнул и стал водворять на место, в сумочку, рассыпанные на камне предметы. Но когда его взгляд упал на один из них, улыбаться он перестал.
Билет. Кроваво-красный билет с черными цифрами.
Луис поднял билет, зажмурился, открыл глаза и уставился на эти цифры: 6, 6, 56.
Его рука слегка дрогнула.
— Эми, что это такое? — спросил он, протягивая ей билет. Так и не доведя щетку до середины пряди, Эми покосилась на билет:
— Что? Ах это… Это железнодорожный багажный билет… так и пролежал в сумке с того дня, как я выехала из Нового Орлеана. — Она возобновила прерванное занятие.
Луис вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха. Крепко зажав в руке билет с этими проклятыми цифрами, он поднялся на ноги, хотя колени у него дрожали. Налетевший порыв ветра зашумел в листве деревьев, и предзакатное солнце спряталось за дальними холмами. Казалось, что внезапный холод ворвался в зной уходящего дня.
Невыразимый ужас охватил Луиса. Тот вещий сон! Полузабытое предостережение! Четверка цифр: 6, 6, 5, 6. Теперь он понял. Эми вернулась домой шестого июня 1856 года. Вот откуда эти цифры: 6, 6, 5, 6. Эми несла с собой опасность.
Опасность для него.
— Нет! — выдохнул Луис. Он протянул руки к Эми и, рывком заставив подняться на ноги, принялся целовать ее ео всей силой любви и страха, переполнявших его бешено бьющееся сердце.
— Тонатиу, что с тобой? — с тревогой спросила она, когда он наконец оторвал от ее губ свои.
Он покачал головой, тесно прижал ее к себе, и Эми почувствовала, какой трепет сотрясает его высокое худощавое тело.
Его сомнения передались и ей; вцепившись в рубашку у него на груди и крепко зажмурившись, она потребовала ответа:
— Ты не жалеешь о том, что с нами произошло? Не жалеешь?..
— Нет, любимая, — ответил он, пытаясь совладать с собой. — И хочу, чтобы ты тоже никогда не пожалела об этом.
Она отстранилась, чтобы посмотреть ему в лицо.
— С чего бы вдруг я стала жалеть?..
Он так и впился взглядом в ее доверчивые синие глаза. Он так любил ее… и так тщательно скрывал нарастающую тревогу, порожденную зловещими цифрами.
— Да ни с чего, — беспечно ответил он и усмехнулся. Его рука скользнула вниз по ее спине, закончив это путешествие легким шутливым шлепком пониже поясницы. При этом юный влюбленный засмеялся и добавил: — Но мы оба ох как пожалеем, если не поспеем домой вовремя!
Скомканный красный билет с жирными черными цифрами выпал из разжатого кулака, долетел до земли, и ветер отнес его неведомо куда.
В тот же самый вечер, после обеда, Бэрон Салливен отыскал своего братца Лукаса в западном патио. Пребывая в одиночестве, при свете луны, Лукас полулежал на диванчике с подушками, лениво откинувшись на спинку и вытянув вперед длинные ноги. На лице у него блуждала смутная улыбка. В руке он держал высокий стакан с кентуккийским бурбоном.
Лукас был на верном пути, чтобы напиться в доску.
Бэрон вздохнул, подошел к брату, забрал у того из руки стакан и отставил его в сторону.
— Надо потолковать, Лукас.
— А мы не можем толковать, когда я пью? — осведомился Лукас.
— Не можем. — Бэрон плюхнулся на диван. — Я хочу, чтобы ты меня выслушал. Мы можем попасть в скверную переделку.
— В скверную переделку? Ну, стало быть, тем больше у меня оснований, чтобы напиться, — ухмыльнулся Лукас.
— Выкинь ты из головы свое растреклятое виски! Я сегодня подслушал, о чем наш старик болтал с испанцем. Знаешь, до чего они додумались?
Лукас нахмурился и покачал головой.
— Так вот, они додумались поженить Эми и этого нахального полукровку.
— Мы не можем допустить, чтобы это случилось. Я не потерплю, чтобы мне в зятья навязали индейца.
— А придется потерпеть, если мы и дальше будем зевать. Поезжай в город. Вытащи Тайлера Парнелла оттуда, где он сейчас обретается… из любого борделя, в каком его отыщешь, и сейчас же волоки его на ранчо. Я прослежу, чтобы Эми вышла в гостиную и развлекала его, как положено развлекать визитера.
— Как это у тебя получится? Тайлер ей вообще не очень-то по вкусу.
— Предоставь это мне. А сам давай-ка в дорогу и без него не возвращайся.
— Как скажете. — Лукас поднялся с дивана и потянулся за своим стаканом. Но Бэрон его опередил. Он выплеснул бурбон за невысокую глиняную ограду, окружавшую патио, и поставил пустой стакан на прежнее место.
— Братишечка, ты только позаботься об одном: пусть Тайлер покрутится вокруг нашей Эми достаточно долго, чтобы ее обрюхатить, и я обещаю, что всю оставшуюся жизнь ты будешь хлестать виски, сколько пожелаешь!
Лукас усмехнулся, перешагнул через ограду и направился к коралю. Бэрон возвратился в дом, поднялся по лестнице, постучал в дверь комнаты Эми и, не дождавшись разрешения, вошел.
Эми, только что принявшая ванну и одетая лишь в ночную рубашку, охнула и потянулась за халатом.
— Что тебе нужно? Я уже собралась ложиться спать.
Бэрон прошагал мимо нее прямиком в большую гардеробную комнату. Он снял с вешалки розовое платье с оборками и рюшами и бросил его на кровать Эми:
— Надень вот это. В розовом ты выглядишь очаровательно.
У Эми сузились глаза.
— Не будь смешным. Я устала и ложусь спать.
— Да ведь еще и десяти нет. Но вот с чего это, интересно, ты так уж устала? — Бэрон осклабился. — Впрочем, сдается мне, что я знаю причину твоего утомления, моя крошка сестренка.
Лицо Эми вспыхнуло горячим румянцем.
— Ничего ты не знаешь.
Бэрон бросил на нее самодовольный взгляд:
— Так уж и не знаю? Ты в компании с сынком той полоумной ацтекской старухи каждый день во время сиесты укатываешь куда-то, в такое место, где вас никто не может найти. Птичка моя, ты можешь обдурить родителя, но со мной этот номер не пройдет. — Он еще на полшага приблизился к ней. — Ты позволяешь этому полукровке добраться до тебя!
Эми быстро отвернулась и сделала все от нее зависящее, чтобы в ее голосе прозвучало негодование:
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
Бэрон захихикал:
— Пичужка, я умею хранить секреты, не беспокойся. Ты вернулась из Нового Орлеана вполне взрослой женщиной, и я не осуждаю тебя за то, что тебе хочется немножко поиграть в любовь. Но твой темнокожий Бог-Солнце просто мальчишка. А тебе нужен мужчина. Мужчина вроде Тайлера Парнелла.
Эми вихрем повернулась к нему лицом:
— Убирайся из моей комнаты!
Злобная улыбка Бэрона не исчезла.
— Ты нравишься Тайлеру, Эми. Сегодня он придет к тебе с визитом.
— У меня нет ни малейшего намерения принимать визиты Тайлера Парнелла ни сегодня, ни в любой другой вечер! Я его терпеть не могу!
— Лучше смени гнев на милость, малышка. Если это у тебя не получится, мне придется сообщить папочке насчет твоих шашней с красавчиком.
Эми почувствовала, что угодила в западню. Она знала Бэрона. Он вполне способен выполнить свою угрозу. А если он их выдаст — у нее и у Тонатиу могут быть серьезные неприятности. Отцы не позволят им бывать вместе. И что еще хуже — они могут наказать Тонатиу.
— Я… я уделю сегодня Тайлеру Парнеллу час. Не больше, — предупредила Эми.
— Тай будет просто счастлив, — заявил Бэрон, не посчитав нужным упомянуть, что вечер этой пятницы будет только первым из череды вечеров, которые по его замыслу она должна будет проводить в обществе Тайлера Парнелла.
Это был мучительный час для Эми и час торжества для Бэрона. Когда Эми наконец пожелала своему докучливому гостю доброй ночи, на сцене появился Бэрон и радушно пригласил Тайлера Парнелла навестить Эми и в следующую пятницу. Тот принял приглашение с превеликой радостью. Бэрона ни в малейшей степени не тревожила явная неприязнь отца к Парнеллу. Уолтер Салливен, привыкший рано вставать, неукоснительно отправлялся спать в десять часов вечера.
Эми подумала было, не стоит ли рассказать Тонатиу о трудном положении, в котором она оказалась, но, поразмыслив, решила этого не делать. Отношения между ним и ее братьями и без того были хуже некуда. Братья ненавидели Тонатиу, особенно Бэрон. Она опасалась навлечь беду на Тонатиу. Если он бросится на ее защиту, дела могут обернуться для него совсем скверно.
Поэтому она и предпочла не разглашать то обстоятельство, что каждую пятницу, вечером, по требованию Бэрона она должна проводить один час наедине с двадцатидевятилетним Тайлером Парнеллом. Это же не вечно будет продолжаться! А она уж постарается при встречах с Парнеллом напускать на себя такого холоду, что он скоро и сам потеряет к ней всякий интерес.
Юным любовникам, которые после того первого соединения ежедневно предавались пылким объятиям на берегу Пуэста-дель-Соль, легко было позабыть обо всем и обо всех, кроме них самих. Здоровые, молодые, ослепленные любовью и ликующе-счастливые, они и не догадывались, что не только их невинность ускользала от них, пока жаркие дни индейского лета уступали место прозрачным, прекрасным дням осени.
Вместе с летом умирали также юность, доверие и счастье.
Началом конца стал один из холодных октябрьских вечеров, наступивший после самого дивного дня, какой им только был отпущен судьбой. Луис, лежавший без сна у себя в постели и поглощенный мыслями об Эми, почувствовал, как нарастает в нем внезапная тревога. Поднявшись с кровати, он натянул штаны и вышел прогуляться.
Шагая вдоль стены большой асиенды, он оказался около западного патио. Патио Салливенов. И тут, при ярком свете луны, он увидел Эми в компании Тайлера Парнелла. Пораженный в самое сердце, он молча повернулся, добрался вновь до своей комнаты и заметался из угла в угол, терзаясь ужасной душевной болью.
Все еще могло бы наладиться, если бы юная пара имела в своем распоряжении хотя бы один день. Эми сказала бы Луису правду, что Бэрон ее шантажирует. Что ей никакого дела нет до какого-то Тайлера Парнелла.
Но эта возможность ей так и не представилась.
Назад: Глава 9
Дальше: Глава 11