8
Утром, когда Оливия проснулась, ярко светило солнце, небо было безоблачным, и на нее тут же нахлынули чудные воспоминания о вчерашних последних мгновениях у двери ее дома. Будто время вернулось назад: она почти физически ощущала, как пальцы Эдварда скользят по ее коже, и слышала его зовущий голос.
Сердце Оливии заколотилось. А что, если бы он, взяв ключи из ее дрожащих рук, прошел вместе с ней в темный дом? Позволила бы она проводить себя до квартиры? А потом схватить на руки и отнести сюда, в постель?
Она горько вздохнула. Что толку притворяться? Да, она не провела ночь с Эдвардом, но это была не ее заслуга, а его.
«Дай мне ключи», – прошептал он, и Оливия вручила ему не только то, что он просил, но и свою честь, которую она охраняла всю жизнь.
Она села, отбросила одеяло и прошла в ванную. Конечно, признаться себе в этом нелегко, но Эдвард Арчер был по-настоящему сексуальным мужчиной, и ее потянуло к нему. «А почему бы и нет?» – подумала она, становясь под душ. Другие женщины наверняка не отказывали ему. Оливия представила, как они смотрели на него в ту ночь в «Ноевом ковчеге».
Как звучит это старинное выражение? «Кто предостережен, тот вооружен». Или что-то вроде того. И сейчас о ней можно сказать – «предостережена». Оливия закрыла кран и накинула большое банное полотенце. Она живой человек и неравнодушна к нему. Значит, теперь надо быть осторожной. Очень осторожной. Нехорошо, когда тебе нравится человек, для которого ты не более чем похотливая кошка. Но совсем уж скверно, если из-за твоей влюбленности тебя обведут вокруг пальца.
Самый лучший выход – вообще с ним больше не встречаться. Оливия вытирала волосы, смотрясь в запотевшее зеркало. Сейчас же во что бы то ни стало нужно было найти Риа. И в одиночку, без Эдварда, ей с этим не справиться. Оливия знала привычки Риа, а он – Чарлза. Она знала, как выглядит Риа, а у Эдварда в руках были бумаги Чарлза.
Оливия вздохнула, намазав губы неяркой помадой. Конечно же, ей придется видеться с Арчером, пока они не обнаружат Риа. Как только это случится, она немедленно с ним распрощается.
«И чем раньше, тем лучше, – думала она, натягивая серые вельветовые брюки и темно-красную шелковую кофту. – Тогда она сможет зажить как прежде. Снова откроет магазин, опять возьмет к себе Дольчи, – и Эдвард Арчер останется не более чем воспоминанием».
Около семи она надела плащ и сбежала вниз по ступенькам. Не задумываясь, она взялась за ручку двери и тут же отпрянула, как будто коснулась раскаленного железа. «Сначала надо все проверить, Оливия», – прошептала она себе. Девушка выглянула в окно. В коммерческих конторах Манхэттена в этот час работа была уже в разгаре, но ее улица была пуста. Успокоившись, Оливия спустилась вниз.
Лучи солнца снопом пробивались сквозь стекла. Она прислонилась спиной к стене, закрыла глаза, повернула лицо навстречу солнечным лучам и расслабилась в каком-то блаженстве. Прошло немало времени, прежде чем девушка очнулась и заставила себя выйти из дома.
– Вы вовремя. Мне нравится это в женщинах, – услышала она низкий мужской голос и открыла глаза.
– Эдвард, – рассмеялась она, – вы меня испугали!
Да, испугал, но не из-за этого так застучало ее сердце. Оливия снова видела его, и уже не имело никакого значения то, что она решила для себя накануне. Ей нравилось, как он выглядел сегодня – намного привлекательнее, чем обычно, в светло-голубых джинсах и расстегнутой кожаной куртке, из-под которой был виден светло-коричневый, грубой вязки свитер, какие носят рыбаки. Вдруг она вспомнила о прошлой ночи, как они стояли в этом же проеме, растворившись в объятиях друг друга, и ее лицо вспыхнуло.
– Испытываете судьбу? – сказал Арчер. – Я имею в виду, что стоите тут на всеобщем обозрении.
– Стоять в проеме двери еще не значит выставлять себя на всеобщее обозрение. Во всяком случае, я вначале огляделась, прежде чем выйти.
– Понятно. Я сделал то же самое перед тем, как свернул на вашу улицу. – Его плечи слегка передернулись под курткой. – По правде говоря, мне уже надоела эта чепуха.
Оливия чуть заметно улыбнулась:
– Мне тоже. Сегодня утром я хотела просто распахнуть дверь и выйти, будь тут хоть целая армия репортеров.
Эдвард усмехнулся:
– Вы с характером. Мне это нравится.
Почему от обыкновенных шутливых слов ей вдруг стало так хорошо на душе?
– Целых два комплимента за какие-нибудь пять минут, – сказала она бесстрастным голосом. – Я потрясена.
Его улыбка стала шире.
– Не надо слишком потрясаться. Это все, на что я способен, пока не выпью кофе.
Она не могла не улыбнуться в ответ.
– Другими словами, ваш дворецкий все еще не приступил к исполнению своих обязанностей?
– Другими словами, я хотел пораньше взяться за дела. Нам предстоит дальний путь.
– Дальний путь? В каком смысле?
– Насколько я помню, сегодня мы собирались просмотреть еще кое-какие бумаги Чарлза.
– Нам надо заняться и поисками Риа. Я думала об этом ночью. Не могла уснуть и…
– …И я. – Голос Эдварда стал мягким. – Я тоже не мог.
Оливия покраснела, когда их взгляды встретились.
– Я думала о наших проблемах, и…
– Я тоже, – он нахмурился. – Мы бьемся над ними так же отчаянно, как собака ищет кость, и ничего не получается. Риа нет, и мы не ближе к развязке, чем были вначале.
– Да, увы.
– Если она «ляжет на дно», держу пари, что там никто не сможет отыскать ее. Единственное, что она будет в состоянии сделать, так это подкупить кого-нибудь, чтобы получить нужные сведения и связаться с газетенкой типа «Чаттербокса».
– Возможно.
– Так что сегодня нам предстоит поговорить о той Риа, которую вы знали много лет назад, когда обе были еще детьми.
– Поговорить? Но я думала…
Он осторожно взял ее за плечи и вывел из дверного проема.
– Да. Поговорить. Кто знает, что может всплыть в памяти.
Оливия с сомнением смотрела на него, пока они шли к машине.
– Я думала, мы могли бы заглянуть в галерею, где Риа работает, – предложила она. – Или навестить мистера и миссис Боском.
Эдвард открыл дверцу и помог ей усесться на сиденье автомобиля.
– Мои люди уже побывали в галерее. – Он обошел машину и сел с другой стороны, рядом с ней. – Никто ничего не знает.
– А родители Риа? С ними говорили?
Арчер бросил на нее ироничный взгляд.
– Сомневаюсь, чтобы она хоть раз рассказала им что-нибудь об этой истории, – мягко заметил он.
Оливия посмотрела на Эдварда и откинулась на спинку сиденья.
– Вы правы, – согласилась она. Он кивнул и включил зажигание.
– Сегодняшний день должен кое-что прояснить, – заверил он. – Вот увидите.
Куда он вез ее? Оливия спросила, но Эдвард отказался отвечать.
– Туда, где нас не найдут «акулы», – вот все, что он сказал.
«К нему домой», – решила она. Но когда они направились по Квинс Мидтаун Туннел, она поняла, что они едут, совсем в другое место.
Эдвард сказал, что ехать далеко. Оливия вздохнула. Если ехать далеко в эту сторону, значит, они направляются в один из шикарных курортных городков, которых видимо-невидимо на побережье у Лонг-Айленда. Ист-Хэмптон, Саутхэмптон, Эймегенсет – красивые места, часто изображаемые на открытках, места, куда съезжаются богачи, чтобы пожить в виллах в виде роскошных замков с башенками, построенных в псевдоготическом стиле.
Оливия снова вздохнула. Да, у Эдварда наверняка есть летний дом, коттедж с несколькими комнатами. Однако на самом деле дом оказался совсем другим. Это прелестное и, судя по всему, комфортабельное жилище в колониальном стиле словно затерялось в роще вековых сосен. Казалось, что оно простояло тут века.
Эдвард остановил машину и выключил мотор.
– Вот мы и приехали, – весело сказал он. Взглянув на нее, он усмехнулся: – Предупреждаю, ваше профессиональное самолюбие может быть задето, когда вы увидите интерьер. Вся мебель – это в основном подержанная рухлядь.
Оливия улыбнулась в ответ:
– Почему вы считаете, что я приму за рухлядь то, что другие называют антиквариатом?
Эдвард пожал плечами:
– Я часто подумываю, что надо бы сменить обстановку, но и эта мебель довольно удобная и…
Что-то черное и большое подлетело к автомобилю. Оливия вскрикнула, когда в окне замаячила огромная зубастая морда.
– Боже, – пролепетала она, – что это такое?
Страшное существо оказалось собакой, громадным черным чудовищем, которое царапало когтями дверцы автомобиля, словно пытаясь добраться до них. Лицо Эдварда просияло.
– Гектор, – сказал он и открыл дверцу, чтобы выйти.
Собака, приветствуя его, пыталась положить свои огромные лапы ему на плечи. Растерянно улыбаясь, Оливия смотрела, как Эдвард присел, чтобы огромный пес свободнее мог излить свои чувства к нему. Она отстегнула ремень и вышла из машины:
Эдвард взглянул на нее, смущенно усмехаясь.
– Гектор живет подальше, если ехать вверх по дороге, – объяснял он, пока пес прыгал от радости. – Я знаю его еще с тех пор, как он был щенком.
– Он всегда так восторженно вас встречает?
Эдвард засмеялся и встал, продолжая гладить большую квадратную морду.
– Каждый раз. Он это делает от души, разве не так?
Оливия посмотрела на него. На джинсах и свитере были видны отпечатки грязных лап, волосы Арчера спустились ему на глаза; внезапно ее сердце наполнилось невероятной радостью, и она испугалась, что не сможет произнести ни слова.
– Да, – тихо ответила она, – это так. По правде говоря, я решила, что он ваш.
– Хотелось бы. Но я не представляю, что делать с таким псом в городе. Может быть, позже, если я останусь тут навсегда…
Гектор, виляя хвостом, подошел к Оливии.
– Не бойтесь, – успокоил Эдвард. – Он как большой котенок.
Она рассмеялась. Пес терся головой о ее ногу.
– Вижу, – сказала она. Наклонившись, Оливия погладила его, но было видно, что он подошел к ней просто из вежливости, а настоящим хозяином считал человека, который стоял рядом с ней.
Эдвард любовно хлопнул его по крупу.
– О'кей, мальчик, иди домой. Увидимся перед отъездом.
Он взглядом проводил пса, который неохотно направился к лесу, и протянул руку Оливии.
– Как насчет пятидесятицентовой экскурсии?
Эдвард проводил ее к крыльцу, предупредив, что верхняя ступенька покосилась, и ввел в дом. Как она и думала, этому жилищу было лет триста, и построили его первопоселенцы Нового Света. Что касается «рухляди», то и тут она оказалась права. Внутри сохранилась старинная мебель, сделанная вручную из сосновых, дубовых и кленовых досок, которая очень подходила этому дому и была со вкусом подобрана.
Конечно, именно такая обстановка и должна была быть в жилище Эдварда. «Он сам – частичка дома, – подумала Оливия, наблюдая, как он роется в огромном холодильнике. – Он даже чем-то похож на этот дом, – такой же крепкий, сильный и обветренный, бесхитростный и простой».
– Эй?
Оливия вздрогнула. Эдвард с улыбкой смотрел на нее.
– Думаете, как бы повежливее намекнуть, что дом нужно привести в порядок?
Оливия покачала головой.
– Это замечательный дом, – тихо произнесла она. Его улыбка стала шире.
– Где бы вы хотели устроить пикник?
Оливия рассмеялась:
– Может быть, на берегу? Погода чудесная. Правда, на дворе зима, и если у вас тут нет…
– Предлагаю в гостиной. Я разведу огонь в камине, постелем одеяло и включим музыку. – Он улыбнулся, захлопнув дверцу холодильника. – Единственное, чего нам будет не хватать, это песка и муравьев.
Они навалились на сыр с крекерами, вино, хрустящий хлеб и завершили трапезу фруктами и шоколадом. Потом Эдвард разлегся на своей половине одеяла, подпер рукой подбородок и посмотрел на Оливию. Уголки его рта растянулись в улыбке.
– А теперь расскажите мне о себе, – предложил он.
Радость, которая еще несколько мгновений назад наполняла все ее существо, исчезла. Она почти забыла, зачем он привез ее сюда, и вот несколько простых слов вернули ее в мир реальности. «Расскажите мне о себе», – сказал он, а имел в виду – «расскажите мне о Риа».
– Особенно нечего рассказывать, – ответила Оливия, пожав плечами. – Вы уже знаете, что мы познакомились, когда мне было десять, а ей одиннадцать. Мы почти постоянно были вместе, мы дружили, действительно дружили, пока ее не отправили в пансион.
– А что было до этого?
– Я уже говорила, что не знала ее до…
– А что за девочкой были вы? – спросил он. – Тихоней, уткнувшейся носом в книгу?
Она удивленно посмотрела на него.
– Откуда вы знаете?
– Просто угадал.
– Я любила читать все подряд, – вздохнув, подтвердила она. – Особенно мне нравились сказки. Но Риа…
– И куклы. Держу пари, вы обожали играть с ними.
Ее лицо озарилось улыбкой.
– Да, – подтвердила Оливия. – Обожала. Одну куклу я звала Бетти. – Она села на колени перед камином и стала смотреть на огонь. – А Риа мало увлекалась куклами.
– Но ведь вы очень дружили, – тихо сказал он.
– Да, мы были неразлучны. – Она запнулась. – То есть вначале. А потом Риа отправилась в пансион…
– А вы – нет?
– Конечно, нет. Так что не могу вам ничего сказать о том, чем занималась Риа, когда…
– Почему?
– Что «почему»? – переспросила она.
– Почему вы тоже не поступили в пансион? Разве вам не хотелось?
Она рассмеялась:
– Ужасно хотелось. Все дети, которых я знала, поступили туда. Но это очень дорого. Моя тетушка не могла позволить себе такие расходы. Вот почему я повторяю, что не могу вам помочь выяснить что-нибудь о Риа. Наверное, в жизни Риа было много примечательных моментов, но я не…
– Вы чувствовали себя одинокой? Кроме пожилой тетки, вам не на кого было положиться. Что она собой представляла?
Оливия вздохнула, вспомнив свою «великую тетю Мириам». Той так и не удалось до конца осознать, какая ответственность на ней лежала, что значит – воспитывать ребенка.
– Она была хорошая женщина, – искренне сказала Оливия, – и у нее было доброе сердце. Иначе я бы попала в приют.
– Но она не испытывала к вам особой нежности и любви, – мягко заметил Эдвард.
Оливия покачала головой:
– Нет. Она не была похожа на маму, которую я потеряла. Ни в чем.
Девушка замолчала и, не отрываясь, смотрела на отблески огня. Потом откашлялась и добавила:
– Вы сами остались без отца. Так что не нужно вам рассказывать, что это такое.
– Да, я помню, как переживал тогда. Но мне повезло: я продолжал жить с матерью; она жутко обращалась со мной… – Эдвард замялся, – пока не появился Чарлз Райт.
– А он был… был… то есть он постоянно?.. – Оливия перевела дыхание. – Для вашей матери, наверное, было ужасно потерять его, а потом вдруг узнать, что он… он…
Она не могла сказать большего, пока Эдвард по-прежнему думал, что она была любовницей его отчима. У Оливии перехватило дыхание. И тут она почувствовала, что непременно должна заставить его поверить в ее слова.
– Эдвард, – начала она, – насчет Чарлза…
– У Райта было больное сердце, и мать знала об этом, – сказал он сдержанным тоном. – Что касается его проделок, то и тут она была в курсе. Просто она никогда не заводила об этом разговор и принимала все как есть.
– Она знала?..
Он поднялся и сунул руки в карманы.
– Раза два я пытался завести с ней разговор на эту тему, но безрезультатно. И мы с Райтом продолжали притворяться, будто никто ничего не знает, пока однажды я не наткнулся на вас с ним в ресторане.
– Эдвард, – Оливия поднялась во весь рост. – О том дне…
– Я не хочу об этом говорить, – отрезал он.
– Но мы же как-то говорили.
Эдвард резко повернулся к ней:
– Вы хотите сказать, что не были одной из его девиц?
Его голос звучал категорично. Казалось бессмысленным что-либо объяснять ему, но Оливия мягко положила руку ему на плечо.
– Нет, – сказала она, – не была.
Он пристально посмотрел ей в глаза. Она встретила его взгляд прямо, не дрогнув, и попыталась понять, о чем он думает. Это оказалось невозможным. Минуты летели, и неожиданно он облегченно вздохнул.
– В это время года приятно побродить по берегу, – тихо сказал Эдвард. – Пойдем?
Верил ли он ей? Может быть, именно от этого зависел ход их поисков Риа. Надо спросить его. Обязательно. Но ее сердце восставало против трезвых доводов разума. «Оставь все как есть», – говорила оно. Он помог ей надеть жакет, взял за руку и вывел из дома через задний ход.
На пляже было ветрено и пустынно. По песчаному берегу волнами разбросало серые валуны.
– Как здесь хорошо, – тихо сказала Оливия. Эдвард кивнул. Одной рукой он обнял ее за плечи и прижал к себе, чтобы согреть.
– Да, хорошо. Это лучшее из всех мест, которые я знаю.
«Лучшее из всех мест». Она нахмурилась. Зачем он говорит эти простые слова?
– Предполагалось, что я буду скрываться здесь летом, – улыбнулся Эдвард и крепче прижал ее. – Но оказалось, что мне не хочется закрывать дачный сезон осенью, и я наведываюсь сюда весь год, при каждом удобном случае.
– Тут чудесно, Эдвард. Домик, океан… и эти валуны. Они удивительны и похожи на сказочных великанов.
Его рука скользнула к ее, и их пальцы сомкнулись.
– Это место с секретом, – сказал он, увлекая ее за собой.
Секрет же заключался в том, что в сплошной скалистой стене вдруг открывался проход, который вел в иной мир, где не было ветра и волн, а царили жаркое солнце и теплый белый песок – и Эдвард. Да, Эдвард, стоящий так близко, что достаточно было поднять руку, чтобы коснуться его, Эдвард, с лица которого вдруг сошла улыбка, когда встретились их взгляды. Его улыбка сменилась страстным выражением лица, заставившим девушку затрепетать.
– Тут… тут чудесно, – сказала она, пытаясь разрядить обстановку.
– Да, – тихо ответил он, придвигаясь к ней, – чудесно.
Она вздрогнула, почувствовав, что пальцы Эдварда легко коснулись ее лица, провели по щеке, по мочке уха, по ее открытой шее.
– Эдвард, – прошептала Оливия.
– Тебе нравится, – тихо спросил он, поглаживая ее шею, – когда я дотрагиваюсь до тебя?
Его голос становился все более глухим.
– Тебе нравится, правда? Твои глаза темнеют, как небо в полночь.
Он придвинулся к ней еще ближе. Медленно, глядя ей в глаза, снял с ее плеч жакет.
– И пульс начинает чаще биться вот здесь, – сказал он, – наклоняясь и целуя ее в шею. – Оливия, – прошептал Эдвард, – я ужасно тебя хочу, я просто болен тобой.
Она зажмурила глаза так, что ресницы коснулись щек.
– Мы… мы собирались поговорить, – сказала Оливия, почти не дыша. – Но мы не поговорили. По-настоящему. Мы… мы…
Похоже, он рассмеялся.
– Мы поговорили.
Его пальцы уже нашли пуговицы на ее блузке. Медленно, одну за другой, он расстегивал их, пока из-под темно-розового шелка не показались ее загорелая кожа и белый кружевной бюстгальтер.
– Но с разговорами покончено… – сказал он. – Теперь время для объятий, поцелуев и… Боже, как ты прекрасна!
Эдвард протянул руку. Она застонала, когда он стал поглаживать ее грудь указательным пальцем.
– Я хочу увидеть твои груди. – Его голос стал совсем глухим. – Я должен их увидеть.
Застежка на бюстгальтере щелкнула, и он сказал, затаив дыхание:
– Изумительные, изумительные груди.
– Эдвард!..
Ее слова сменились легким вздохом, когда он обхватил ладонями груди и принялся большими пальцами гладить соски… Внутри у нее загорался огонь и растекался по телу, неуклонно двигаясь от того места, которое он ласкал, вниз, к основанию живота.
– А на вкус твоя кожа такая же сладкая, как и на вид? – прошептал он и, наклонив голову к груди, прижался губами к соску.
Прикосновение его губ лишило ее остатков самообладания. Оливия откинула голову. Она обняла его, запустила руки ему в волосы и всем телом потянулась к нему.
Эдвард повторил ее имя, приблизившись к ее губам. Его язык проник вовнутрь, и она с готовностью отдалась жару и сладости поцелуя. Он глухо застонал, прижимая Оливию к себе, пока она не ослабла от наслаждения.
– Скажи, что хочешь меня, – прошептал Эдвард, и Оливия дала ответ, такой ответ, какого еще никогда не давала, – не словами, а порывистыми движениями своего тела. Она обняла его, просунула руки ему под свитер, чтобы почувствовать его кожу, твердые мышцы живота, грубоватые темные волосы, росшие завитками на груди. Потом она поднялась на цыпочки и обхватила руками его шею, и тут Эдвард подхватил ее на руки.
Он шел большими шагами вдоль пустынного пляжа, покинув их маленький скалистый мирок. Оливия прижалась к нему, зарывшись лицом в его плечо, ее сердце пульсировало подобно волнам, бьющимся о берег. Эдвард плечом распахнул дверь, и залитые солнцем комнаты промелькнули у нее перед глазами, когда он нес ее в спальню.
Он сел на край кровати и поставил ее перед собой, крепко сжав ее колени своими. Медленно, не отрывая взгляда от ее глаз, он снял с нее жакет. Когда он потянулся к блузе, девушка протестующе покачала головой.
– Я тоже хочу увидеть тебя всего, – прошептала она. Теперь Оливия превратилась в первозданную Еву, соблазнительную, красивую, сладостную, – в ту, какой она бывала в своих неистовых мечтах.
У Эдварда потемнели глаза, он стянул через голову свитер и бросил в сторону. У него была широкая мускулистая грудь и мощные плечи. Темные волосы курчавились на загорелой коже, суживаясь в треугольник у пояса его джинсов. Оливия провела языком по пересохшим губам.
– Скажи, что хочешь меня, – сказал Эдвард, и она вдруг поняла, что всегда хотела его. Не только с того момента, когда они познакомились, а всю-всю жизнь.
«Я люблю тебя, – с изумлением думала она, – я люблю тебя, Эдвард». Когда это случилось? Когда злость превратилась в желание, а желание – в любовь?
– Оливия. – Он привлек ее ближе. – Мне надо, чтобы ты произнесла это вслух. Скажи, что хочешь меня. Только меня.
Она медленно улыбнулась, намереваясь вложить в свой ответ столько радости и страсти, чтобы этот вопрос у него уже не возникал никогда. В конце концов он должен знать, что до него у нее никого не было.
– Эдвард, – тихо сказала она, с улыбкой сбрасывая кофту и бюстгальтер, не отрываясь глядя ему в глаза. – Я безумно хочу тебя, – прошептала она и наклонилась к нему. Волосы упали ей на плечи и грудь, а руки раскрылись для объятия!
Но он не прижал ее к себе. Он встал, его губы задергались, темные зрачки сузились до размера булавочной головки; он отшатнулся от нее и медленно прошел к окну. Остолбенев, Оливия смотрела на его мускулистые плечи; сжатыми кулаками изо всех сил он бил по подоконнику.
– Эдвард. – Она нерешительно двинулась к нему. Подойдя почти вплотную, она подняла руку и тут же опустила ее. – Эдвард, – тихо спросила она, – что случилось?
– Ничего.
Она знала, что это неправда. «Никаких вопросов, – уговаривала она себя, – ни слова больше». Но вопрос уже не мог не быть задан.
– Эдвард, – выпалила она, – ты думаешь о… о?..
– О моем отчиме? – Он резко обернулся, и выражение его лица заставило ее робко отступить. – Нет, – сказал он с холодным сарказмом, – конечно, нет. Почему я должен думать о старом добром Чарлзе, Оливия? Почему я должен думать о нем в такую минуту?
Вдруг она ощутила в душе безнадежную пустоту.
– Но я же говорила тебе…
Он порывисто прошел мимо.
– Одевайся, – бросил он, хватая свой свитер. – Я буду ждать в машине.
Она посмотрела ему вслед, дрожащими руками подняла разбросанную одежду и стала натягивать ее.
– Боже, помоги мне, – шептала она, – помоги мне, пожалуйста.
Оливия повернулась к окну и поглядела на берег и волнующееся море глазами, полными слез. Место, которое Эдвард назвал самым лучшим в мире, сейчас казалось ей отвратительным.
«Мое любимое место», – сказал он…
…И тут ей послышался голос – голос Риа, возникший вдруг в глубине ее памяти и повторявший слова, нацарапанные детской рукой на открытке, слова, в которые был вложен весь восторг четырнадцатилетнего существа.
«Это самое красивое место на земле, Ливви, – писала Риа, – тебе непременно нужно увидеть Багамы. Это самое-самое мое любимое место в мире!»
И тут Оливия отчетливо поняла, что именно там она найдет подругу, которая так жестоко сломала ее жизнь.
