30

— Перкинс! — зарычал Ричард. Он хотел было вскочить с твердого тюфяка, на котором лежал, но острая боль пронзила ему бедро, отдаваясь в пальцах ноги, как будто множество осколков стекла вонзилось в мышцу. Граф застонал.

— Тише, милорд, тише. Поберегите себя.

И Ричард подчинился. От нестерпимой боли пот выступил у него на лице. Некоторое время он лежал не шевелясь. Боль слегка отступила. Ричард открыл глаза и увидел склонившегося над ним рыжеволосого Перкинса, своего преданного друга. Вблизи его веснушки казались неимоверно большими. Перкинс положил руку графу на лоб. Ричард почувствовал запах бальзама от трав, которым была смочена его обнаженная грудь.

— Ты выхаживал меня, Перкинс? Ты прикладывал мне примочки с бальзамом? Ты не должен был, ведь ты больше не мой оруженосец, теперь ты — рыцарь.

— Я только помогал лекарю. А теперь помолчите, милорд, вам нужно беречь силы.

— Я хочу лишь узнать, почему тюфяк подо мной ходит ходуном.

Послышался скрип дерева и плеск воды.

— Мы что, в море?

— Да, на королевском корабле. Сам король Генрих повелел взять вас на свой борт. Мы плывем домой.

— Аженкур… А что там произошло?

Перкинс так сильно схватил графа за руку, что Ричард даже поморщился.

— Мы победили, милорд. Победили!

Ослабевший, Ричард не поверил своим ушам.

— Как? Как это могло случиться?

— Эти презренные французы не смогли оправиться от удивления, когда мы все-таки начали наступление. Оказалось, что они были совсем не подготовлены к сражению, думали, что мы не решимся атаковать, — гордо улыбаясь, говорил Перкинс. — А наши стрелки выпустили столько стрел, что французы бросились наутек, как трусы. Их пехота разбежалась, и конница осталась без прикрытия. Французам еще не повезло в том, что солнце светило им в лицо, ослепляя яркими лучами. Щурясь от солнечного света, наклонив головы, они двигались навстречу английским стрелкам. Их кони спотыкались на поле, воинам же, ничего не видящим перед собой, было не до сражения. Французские полководцы лаялись как собаки, их войско было полностью дезорганизовано. Французы впали в панику, куда им до нашего короля Генриха! Когда битва закончилась, поле было сплошь покрыто телами убитых. По меньшей мере, убито семь тысяч французов.

— Господи… Семь тысяч.

— Ваша нога, милорд, вы чуть не лишились ее. Ее хотели ампутировать, но король не позволил. Он решил ждать до последнего, надеясь сохранить вам ногу, и почти не отходил от вас.

— Семь тысяч убитых! Перкинс, стоило ли побеждать такой ценой? Как щедро родит эта политая кровью земля…

— Во всяком случае, не твоей кровью, Истербай.

Генрих. Его голос напомнил Ричарду о юности, когда они считали себя бессмертными. Услышав низкий голос короля, Перкинс вскочил, затем упал на колени.

— Ваша милость, — на одном дыхании произнес он.

Ричард взглянул на дверь и увидел Генриха собственной персоной. Король был одет в простой красный камзол, который очень шел ему.

— Мой король…

— Мой друг, — ответил Генрих. Его взгляд потеплел. Ричард вдруг увидел прежнего Хэла, каким он был десять лет назад, дерзкого, храброго, преданного друзьям. Граф почувствовал, как прежняя любовь вспыхнула в его сердце; превозмогая пульсирующую боль, он смахнул соленый пот со лба. Ричард смотрел королю в глаза, надеясь увидеть в них прощение, то самое прощение, о котором так мечтал сэр Джон перед смертью.

— Ричард, я всем говорил, что ты выживешь.

Король подошел и сел на край тюфяка. Ричард взял его за руку. Генрих в ответ сжал ему ладонь. Они молчали — друзья понимают друг друга без слов. На глазах Ричарда выступили слезы, он понял, что прощен. Стена недоверия между ними рухнула.

Тэсс. Ричард вдруг вспомнил о Тэсс. Ему так захотелось, чтобы она была рядом и разделила радость, которую он чувствовал, вновь обретая друга. Ведь Тэсс учила его любви. Ричард понял, что прощать умеют только те люди, которые способны на искреннюю любовь, не требующую ничего взамен.

Генрих улыбался.

— Твою ногу удалось сохранить, — прошептал он. — Как ты будешь ходить, лекари пока не могут сказать, но ногу ты не потерял.

— Спасибо, мой король.

— Хэл, — поправил его король.

— Хэл, — повторил Ричард. Ему было так приятно произнести вновь это имя.

— Ричард, теперь я — монарх в двух королевствах. Я буду очень, очень занят, и мне потребуется твоя помощь.

— Конечно, Хэл, — Ричард кивнул головой. — Я исполню все, что пожелаешь.

— Мой старый друг, Я очень обязан тебе. Я имею в виду не только денежные займы, которые отчасти помогли мне завершить эту кампанию. В критический момент сражения ты спас мне жизнь. Ты дал мне понять, что старую дружбу невозможно забыть, даже если порой этого очень хочется. — Король на время опечалился. — Мне кажется, что я видел сэра Джона несколько месяцев назад, в Лондоне, возле Истчипа. Я чуть было не заговорил с ним тогда. Не знаю, может, это был не он.

— Хэл, сэр Джон умер.

Король покачал головой, скрывая печаль и некоторое облегчение. Затем его лицо вновь приняло выражение, подобающее неприступному королю.

— Наши потери во Франции велики, много воинов погибло. Но победа стоит этого. Я очень рад, что могу разделить свою радость с другом юности. — Король крепче сжал Ричарду руку. — Мне предстоит очень много дел, и, боюсь, я не смогу найти времени, чтобы сказать тебе, Ричард, что я всегда любил тебя, моего старого друга, веселого гуляку.

Король наклонился и поцеловал его в губы. Это считалось очень большой честью.

— Поправляйся скорее. Мне нужен еще один заем, который я не смогу получить, если ты помрешь, — отдал свой последний приказ Генрих.

— Да, ваша милость. Хэл.

Король ушел.

— Перкинс!

— Да, милорд?

Молодой рыцарь вышел из-за загородки, вытирая слезы с веснушчатых щек.

— Я сразу поеду в замок леди Лукреции. Я должен увидеть Тэсс.

— Милорд, даже и не думайте об этом. Король приказал отвезти вас в Порчестерский замок под присмотр его личных лекарей. Пройдут месяцы, пока вы выздоровеете и сможете добраться до Кадмонского замка. О замке леди Лукреции не может быть даже и речи, он находится слишком далеко. Вы очень больны, и опасность потерять ногу еще велика, милорд.

— В таком случае я поковыляю на одной, — огрызнулся Ричард. — Я должен поехать к ней.

Тэсс. Думая о ней, Ричард ощущал дикое желание и беспросветное отчаяние. Его ребенок. Она же носит его ребенка. А если она умрет, оставив его одного со своей любовью? Она же говорила, что умрет в родах, а все, что говорила Тэсс, сбывалось. Эти мысли не давали Ричарду покоя, сводили его с ума. Он молился, чтобы на этот раз Тэсс ошиблась. Она должна была ошибиться.