Глава 6
Мы быстро оправились. Возможно, потому, что дом был цел, а семья жива и невредима. Хотя в остальном причиненный ущерб был огромен. Но хуже всего было то, что погибли люди: двое пастухов сгорели в своих домах. Только шахта не пострадала.
Аделаида настаивала, чтобы я провела в постели два дня. Со мной носились и кормили, как тяжело больную. Стирлинг не допустил, чтобы с ним обращались, как с инвалидом. Ну, а я… Я наслаждалась этим.
Джессика навестила меня. Она села возле кровати, пристально глядя на меня.
— Я никогда не видела его таким потрясенным, — сказала она. — Он всюду разослал отряды на твои поиски, они рисковали жизнью.
Я счастливо улыбнулась. Мне просто хотелось лежать и мечтать о будущем.
Когда я, наконец, встала, Линкс попросил меня зайти в библиотеку. «Партия в шахматы?»— подумала я.
Он не ужинал с нами, и когда я поднялась наверх, уже ждал меня. Он выглядел возбужденным и в то же время сдержанным, совсем не таким, как в последний раз.
— Ты немного бледна. Нора, — сказал он. — Но придешь в себя через несколько дней. Ты молода, здорова и жизнерадостна.
Он налил два бокала портвейна. Глаза Линкса лихорадочно блестели.
— За нас, Нора. За твое благополучное возвращение ко мне. Что бы я делал, если бы ты не вернулась?
— Мы должны благодарить Стирлинга. Он был великолепен.
— Да, Стирлинг великолепен, — повторил он. Внезапно разволновавшись, я начала рассказывать о пещере. Он все это уже слышал и не раз, но я никак не могла остановиться.
— Моя дорогая, — он мягко перебил меня, — ты дома, и теперь я счастливейший из мужчин.
Руки у меня задрожали. Наверное, от недавнего потрясения, убеждала я себя. Но не в этом было дело: мне в голову пришла мысль, которую я тут же постаралась отогнать.
Он взял у меня бокал.
— Ты ведь не боишься. Нора? На тебя это не похоже.
— Чего мне бояться? — спросила я.
— Это говорит моя маленькая Нора. Тебе больше никогда не придется бояться… потому что я всегда буду рядом с тобой.
— Это успокаивает, — попыталась я пошутить.
— Я уверен, все это время ты знала, что со мной. Ты изменила меня, мою жизнь.
— Я?
— Ты вернула мне молодость. В конце концов, я ведь не старик. Я не кажусь тебе таким?
— Я всегда думала, что ты бессмертен. Даже до того, как увидела тебя. Он улыбнулся.
— Ты умна, хоть и очень молода, моя дорогая, — сказал он. — Ты не глупый ребенок, и никогда им не была. Ты умеешь постоять за себя, и я рад этому. Вот уж не представлял, что такое может случиться со мной. Да, ты возвратила мне молодость. Нора.
— Но как?
— Оставаясь сама собой. Благодаря тебе я поверил, что у меня все еще впереди.
— Я так рада этому. Значит, ты отказался от своей глупой затеи отомстить.
Он опять рассмеялся. Он очень много смеялся сегодня.
— Ты меня дразнишь, Нора. Ты всегда это делала. Мне это нравится, моя дорогая. Поступай так и впредь, когда мы поженимся.
— Когда мы… — Я явно что-то не расслышала. Он, наверное, имел в виду нас со Стерлингом, хотя в глубине души знала, что он говорит не о нем.
— Ну да, когда ты выйдешь за меня замуж, — сказал он. — Не думаешь же ты, что я отдам тебя кому-то другому? — В его голосе звучали такая сила, такая власть, которые и пугали и восхищали меня.
Он обнял меня за плечи и притянул к себе.
— Никогда больше, любовь моя, ты не уйдешь в горящий лес. Я не отпущу тебя ни за что на свете, и мы будем вместе, пока живы. Я готов был умереть, когда ты не вернулась. Ты нужна мне. Нора, как никто никогда прежде. Вот что случилось. Нора, дорогая!
— Замужество? Я не собиралась выходить замуж.
Ты говорил, что будешь мне отцом.
— Так и было сначала. Но все изменилось, не так ли? Я все для тебя сделаю, Нора. У тебя будет все, что захочешь.
— Я потрясена.
— Только не ты. Нора. Ты ведь знала. Знала и была рада.
— Но…
— Никаких но. Я все решил.
— Не спросив меня? Он рассмеялся.
— Как это похоже на прежнюю Нору. Разве нужны были слова, когда и так все ясно? Ты помнишь, как выиграла партию?.. Неужели ты думаешь, что смогла бы сделать это?
Я спросила медленно:
— А Джаггер?
Глаза Линкса сузились: он и сейчас ненавидел его. Ненавидел яростно, непримиримо.
— Ты убил его. Убил человека. Ты пугаешь меня, Линкс.
— Я пугаю тебя? О, нет, только не это! Я люблю тебя! Я никогда никого не любил так, как тебя. Арабелла! Какая чепуха! Там была задета моя гордость. Мне нужен был Уайтледиз. Я хотел там жить, в этом доме, с женой и детьми. И мы будем. Нора! Мы поедем в Уайтледиз, ты и я.
— Я еще не сказала, что согласна.
— Моя дорогая, кто тебе позволит что-то иное?
— Если я откажусь?..
— Ты не откажешься!
— Что сказал Стерлинг? Он знает?
— Да. И Аделаида тоже. Они давно догадались о моих чувствах к тебе.
— И Стерлинг… Он считает, что это хорошо?
— Конечно!
— Значит, он тоже хочет нашей свадьбы?
— Он всегда был хорошим сыном и всегда желал мне счастья.
— Понимаю…
— Итак, моей повелительнице остается только сказать, что она любит меня, но это я и так знаю.
— Опять ты говоришь со мной так, будто меня здесь нет. Как тогда, когда я только что приехала. Он рассмеялся.
— Это было жестоко с моей стороны. И глупо. Ведь этим я все равно ничего не добился, не так ли? Мы сообщим семье, что скоро состоится церемония. Я не хочу понапрасну терять время.
— А я не допущу, чтоб меня подгоняли. Я должна сама принять решение.
— Так и будет, ведь ты хочешь этого брака не менее страстно, чем я.
— Я не готова к этому, уверяю. Я думала о тебе только как об отце…
— Муж из меня получится лучший, чем отец, вот увидишь.
Я отстранилась от него и сказала:
— Мне нужно время…
— Сегодня вечером я собираюсь известить всех о нашей свадьбе.
— Не сейчас, — запротестовала я и удивилась: разве это не произойдет рано или поздно?
Выйти замуж за Линкса! До чего неожиданно и волнующе! Я до сих пор не понимала, как отношусь к нему, какие чувства испытываю: почтение приемной дочери к отцу? Или… Но ведь был еще Стирлинг…
Стирлинг! Он знал обо всем и согласился. Я буду жить под одной крышей со Стирлингом и в то же время замужем за Линксом! Это невозможно, невообразимо, немыслимо!
Я повернулась, но Линкс быстро встал в дверях, преградив мне дорогу. В его глазах горела страсть, пугающая, неукротимая, как у Джаггера, но, странно, сейчас мне вовсе не хотелось бежать.
— Ты боишься? — спросил он. — Боишься того, что никогда не испытывала? Тебе еще предстоят открытия, Нора. Мы их будем делать вместе. Тебе нечего страшиться, моя дорогая.
Лицо Линкса было совсем рядом, его глаза, пылающие, дикие, сжигали меня.
Я отстранилась.
— Нет, — сказала я, — не сейчас. Я пойду. Я должна подумать. В конце концов, я настаиваю. Если ты объявишь о свадьбе, я буду все отрицать. Меня нельзя заставить.
Он опустил руки.
— Я тебя пугаю. Нора. О, Боже, неужели это правда?
— Это не страх. Я просто не хочу быть марионеткой, которой можно управлять кому как вздумается. Я не стану поклоняться своему супругу, как божеству, который спустился с Олимпа.
— О, Нора, ты восхищаешь меня! Итак, моя любимая жаждет сама принимать решения. Согласен. Мое намерение только и состоит в том, чтобы дать ей все, что она пожелает. Это пустяк по сравнению с теми дарами, которыми я осыплю ее.
— Первое, чего я требую, чтобы ты отказался от этой глупой манеры говорить. Она меня раздражает. Мы рассмеялись, как раньше.
— А сейчас я тебя оставлю. Как только приму решение, скажу тебе.
Когда я повернулась, он схватил меня, и я почувствовала обжигающие губы на своей шее. Мне хотелось и остаться, и убежать. Я опять не могла разобраться, что со мной.
Я вошла в свою комнату и закрыла дверь. Долго стояла, прижимая холодные ладони к горящим щекам.
Ты знала обо всем, обвиняла я себя, и отказывалась верить. Ты решила, что выйдешь замуж за Стирлинга. Но ведь я и в самом деле люблю Стирлинга! Да, Стирлинга. А Линкс?
Нет, не могу думать ни о ком, кроме Линкса. Он меня волновал, восхищал, он был не просто человеком!
Я постаралась успокоиться. Выйти замуж за Линкса! Быть с ним и днем, и ночью! Но я такая неопытная. Мне нужно было так много узнать о мужчинах и замужестве, столькому научиться, и Линкс будет моим учителем. Я была в ужасе и в упоении от этой мысли. Но я любила Стирлинга! Любила уже тогда, когда мы стояли рядом на борту «Кэррон Стар». Да, но тогда я еще не встретила Линкса. Хотя и после встречи с ним мои чувства к Стирлингу не изменились. Допустим, я поговорю со Стирлингом. Допустим, он скажет, что любит меня. Что тогда? Нам придется уехать. Не сможем же мы пожениться и жить под одной крышей с Линксом. Теперь, когда он заявил о своем страстном желании обладать мной. Но нет, Линкс никогда не позволит нам уехать. И эта мысль успокаивала меня.
Я не знала, что делать. Я должна была увидеть Стирлинга.
Я провела бессонную ночь и рано встала. За завтраком я предупредила Стерлинга, что должна поговорить с ним наедине.
Мы взяли лошадей и поехали в лес.
— Стирлинг, твой отец просит меня выйти за него замуж.
— Да, — ответил он, его лицо было бесстрастно.
— Это удивило меня.
— Разве?
Итак, Стирлинг, действительно, знал об этом уже давно. Еще до пожара. Значит, я ошибалась, надеясь, что значу для него больше, чем сестра.
— Понятно, — сказала я растерянно. Наступила тишина. Я чувствовала разочарование и опустошенность. Как я была глупа!
— Если я выйду замуж за твоего отца, то стану твоей мачехой, — сказала я с нелепым смешком.
— Ну и что?
— Тебе это не кажется странным?
— Почему?
— Ты же старше меня.
— Это не первый случай, когда в доме появляется молодая мачеха.
— Стирлинг, что ты думаешь по этому поводу?
— Мой отец будет счастлив, как никогда. И ты знаешь, как мы все тебя полюбили. Это только…
Я, затаив дыхание, ждала, что он скажет дальше. Стирлинг пожал плечами.
— Еще больше приблизит тебя к нам, — закончил он.
Не выдержав, я погнала лошадь галопом. Теперь я знала, что делать. Стирлинг сам принял решение за меня. Но правильно ли это? Могла бы я сказать Линксу, что не выйду за него замуж, потому что люблю его сына?
«Я люблю их обоих», — подумала я в отчаянии.
Как странно, что с более молодым человеком я представляла себе спокойную и будничную жизнь, а с тем кто годился мне в отцы, — жизнь, полную приключений.
Линкс, должно быть, видел, как мы вернулись: один из слуг немедленно доложил, что хозяин желает видеть меня в библиотеке.
«Это приказ», — подумала я с легким раздражением, но тем не менее сама хотела этого разговора.
— Как долго ты шла, — пожаловался он.
— Я задержалась, чтобы причесаться и вымыть руки перед тем, как показаться его королевскому величеству.
— Разве ты не помнишь, что я требую немедленного повиновения?
— Помню, но не всегда происходит так, как хочется.
Он с готовностью рассмеялся. Казалось, я все время забавляю его. Но, возможно, это был смех победителя, так как он знал, что, в конце концов, я подчинюсь его воле. Знала об этом и я…
— Ты сегодня более самоуверенна.
— Я была поражена вчера.
— А сегодня у тебя была возможность подумать…
— О своей счастливой судьбе?
— О нашей счастливой судьбе! — поправил он. — Но тебе не обязательно продолжать. Я знаю твой ответ. Вы хорошо покатались со Стерлингом? — Линкс посмотрел на меня в упор. — Он в восторге. Моя семья знает, что я хочу свадьбы с тобой больше всего на свете. Поэтому они рады, что это, наконец, произойдет.
Я протянула к нему руки, и он пылко сжал их.
— Я член этой семьи, — сказала я, — и поэтому чувствую то же самое.
Как страстно он заключил меня в объятия!
— Я тебя разочарую, — сказала я.
— Это невозможно.
— Ты поймешь, что я слишком молода и глупа.
— Ты станешь моей госпожой.
— Ты потеряешь терпение со мной — Для меня ты всегда будешь восхитительной — Но это совсем не так.
— Чепуха. Ты любишь меня?
— Любить бога с Олимпа как простого смертного? Его следует обожать.
— Для начала достаточно любить, — сказал он ***
В тот вечер состоялся торжественный ужин, и все места за столом были заняты. Я сидела рядом с Линксом. Он был милостив со всеми, его глаза горели, а не сверкали, как лед. Я никогда не видела его таким и радовалась, что была тому причиной.
Он много смеялся, а в конце ужина объявил о том, что мы вскоре поженимся. Очень скоро, добавил он. Это было важное событие, и все должны были выпить за здоровье будущей невесты. Присутствующие встали и подняли бокалы. Аделаида раскраснелась и выглядела очень довольной, так как ее отец был счастлив;
Джессика сидела мрачная, как Кассандра, а лицо Стирлинга ничем не выдавало тех чувств, на которые я надеялась.
Я думала о них двоих — об отце и сыне — той ночью, и особенно о Стирлинге. Если бы он только подал знак, что любит меня… Но что бы я сделала? Я знала, что не смогу отказать Линксу. Он любил меня в тысячи раз сильнее, чем Стерлинг, и я должна гордиться тем, что завоевала любовь такого человека, как Линкс.
Я долго не могла уснуть, лежа в темноте, как вдруг услышала шум за дверью. Мое сердце забилось от беспокойства, когда дверь тихо открылась. Уж не тень ли это умершей Мейбеллы явилась предостеречь меня?
Мне следовало догадаться, что это Джессика. Она, действительно, выглядела, как призрак, в ночном чепце, в длинной белой фланелевой ночной рубашке, которая развевалась на ходу, и со свечой в руке.
— Ты спишь? — спросила она.
— Нет. Ты простудишься, если будешь бродить по дому в таком виде.
Она покачала головой.
— Я хочу поговорить с тобой.
— Садись и замотайся в одеяло.
Джесси покачала головой, предпочитая стоять около кровати, высоко держа свечу, — так она больше походила на прорицательницу.
— Свершилось. Ты собираешься стать его женой, — сказала она. — Из этого ничего, кроме несчастья, не получится.
— Почему?
— Я знаю это. Ко мне вчера во сне приходила Мейбелла. Она сказала: «Останови это, Джесси. Спаси эту бедную молодую девушку».
— Так, значит, Мейбелла заранее знала о свадьбе?
— Мертвым известны такие вещи. Особенно если у них нет покоя.
— Ты должна вернуться в постель, — сказала я мягко. — Ты, действительно, простудишься, если не ляжешь.
— Мейбелла хочет, чтобы я предупредила тебя. Он жестокий и эгоистичный. Он сластолюбивый и не будет верен тебе. Он никогда не был верен ни одной женщине.
— Все с чего-то начинают.
— Ты надо мной смеешься.
— Нет, Джессика. Но я не уверена, что ты поймешь. Все, что случилось, уже в прошлом. Мы с ним собираемся начать новую жизнь вместе. Я приложу все силы, чтобы добиться этого, так же, как и он.
— А как же Стирлинг?
— Что Стирлинг? — спросила я.
— Ну, было время, когда мы думали, что это будете вы… Это было бы естественно, и именно этого он хотел.
— Кто хотел?
— Стирлинг, конечно. И что происходит? Ты понравилась Линксу, и он грозит: «Нет, Стирлинг, отойди в сторону. Если ты не сделаешь этого, я убью тебя так же, как застрелил того человека, Джаггера».
— Как ты смеешь говорить так о нем?
— Так думает Мейбелла. Он сказал Стирлингу:
«Руки прочь! Я хочу эту девушку». И Стирлинг ответил: «Да, папа», — он ведь так воспитан. Так было всегда. Линкс должен настоять на своем, а остальным займется дьявол.
— Я устала, Джессика. Что бы ты ни сказала, это не изменит моего решения. Я обещала выйти за него замуж и сдержу свое слово. Мы все меняемся. Он уже не тот человек, который приехал в Розеллу.
— Он не изменился. Я все помню. Он может прекрасно изображать из себя влюбленного… Как это было с Мейбеллой. Она ходила, как во сне, первые месяцы. Она говорила мне: «Ах, Джесси, если бы я только могла объяснить тебе!»А я знала даже тогда.
— Все кончено, Джессика. Нет смысла вспоминать это.
— Хорошо, я выполнила свой долг. — Джессика подошла близко к кровати, свечка наклонилась, и я подумала, уж не хочет ли она поджечь постель. — Беги отсюда. Беги, пока еще есть время. Беги со Стирлингом.
— Ты сошла с ума, — ответила я сердито.
Она покачала головой. Затем печально сказала:
— В какой-то степени это и его вина. Ты можешь убедить Стирлинга. Попытайся. Он поедет. Я уверена в этом. Не позволяй этому человеку все время выигрывать. Бегите вдвоем. — Она рассмеялась. — Хотелось бы увидеть его лицо, когда сообщат, что ты убежала!..
— Воск с твоей свечки капает на одеяло. Она поправила свечу и подняла ее выше. В полумраке голова Джессики походила на череп. Я подумала:
«Так выглядела бы Мейбелла, если бы, действительно, вернулась из мертвых, чтобы предупредить меня».
— Я выполнила свой долг, — сказала она. — Если ты не послушаешься, пеняй на себя.
— Ложись в постель, Джессика, — ответила я. — И будь осторожна со свечой.
Она подошла к двери и оглянулась на меня.
— Это ты должна быть осторожна, — сказала она.
— Спасибо, что пришла. — Мне было жаль ее, ту, которая любила Линкса.
Аделаида сшила мне свадебное платье из белого шелка со множеством воланов, оборок и кружев.
— Оно тебе пригодится, когда поедешь в Англию, — сказала Аделаида.
— В Англию! Но мы не поедем в Англию. Я собираюсь уговорить его остаться здесь…
— Так как там, — продолжала Аделаида, — вы заживете более пышно. Только подумай, ты будешь специально одеваться к ужину, носить бархат. Зеленый цвет, по-моему, тебе больше всего идет, Нора. Ты будешь сидеть на одном конце стола, а папа — на другом, и он будет очень гордиться тобой.
— Я бы лучше осталась здесь.
— Но там ты будешь жить в более подходящем окружении.
— Но меня вполне устраивает это окружение.
— Ты забываешь — , что твои муж будет самым богатым человеком в Англии.
— К чему все эти миллионы? Хорошо, если ты не нуждаешься, — этого уже достаточно.
— Но не для него. Нора, и его воля станет твоей, когда вы поженитесь.
— Я не согласна. Супружество — это партнерство.
Я не изменю себя в угоду мужу.
— Муж обычно формирует образ мыслей своей жены.
— Я привыкла думать собственной головой.
Снисходительный смех Аделаиды вывел меня из себя, и я вспылила:
— Он не захочет, чтобы я стала другой. Он заинтересовался мною, в первую очередь, потому, что я не смотрела ему в рот, как это делаете все вы.
Аделаида ничего не ответила, но я поняла, что она осталась при своем мнении.
Мы съездили с ней в Мельбурн. С каким почетом меня принимали в «Линксе»!
Я скорчила физиономию и сказала Аделаиде:
— Я одна из избранных. Это заставляет меня чувствовать себя почти святой.
Мы покупали с размахом: шелка и бархата, из которых Аделаида собиралась нашить мне платьев. А кроме того, я выбрала себе соболью муфту и темно-красную бархатную накидку с собольей опушкой.
— Не накупай здесь много, — посоветовала Аделаида. — В Англии гораздо более модные вещи. На этот раз я промолчала. Мы возвратились со всеми нашими покупками домой.
— Я уже сильно беспокоился, — сказал Линкс. — Больше никуда не отпущу тебя.
Мне льстило, что я так много для него значу.
Аделаида немедленно занялась моими туалетами;
Я много времени проводила с ней — не потому, что мне очень нравилось шить, просто иногда надо было хоть куда-нибудь спрятаться и от Линкса и от Стирлинга, чтобы лучше поразмыслить о том, что мне предстоит. Там, в комнате для шитья, разговоры были короткими: какой ширины сделать рукава или как раскроить юбку, поэтому я могла еще раз подумать о том, какое, наконец, принять решение.
Впрочем, какое решение!.. Как будто я могла отступить!
Время неслось очень быстро, и мне частенько хотелось одной ускакать в лес, чтобы там каким-то чудом найти ответ, который развеет все мои сомнения. Но Линкс распорядился, чтобы мне не позволяли одной выезжать верхом. Я узнала об этом, когда однажды утром конюх отказался седлать мою лошадь.
Я сама оседлала ее, а про себя подумала: «Нет, Линкс. Ты не посадишь меня в клетку». Не успела я отъехать, как услышала топот копыт и, обернувшись, увидела его белую лошадь.
Я вонзила шпоры в бока лошади, но не смогла оторваться от Линкса. Вскоре он поравнялся со мной, его глаза горели от возбуждения.
— Нора! — закричал он.
— Из-за чего такое волнение?
— Я отдал приказ, чтобы ты не выезжала одна.
— А если я так хочу?
— Ты же знаешь, что это против моей воли.
— А ты не приказывай своим конюхам мешать мне, потому что это против моей воли.
— Тебе известно, почему я не хочу, чтобы ты ездила верхом одна. Я в ужасе, когда не вижу тебя. Мне мерещатся всякие опасности, которые могут подстеречь тебя в лесу.
— Ты хочешь сказать, что всю жизнь меня кто-то будет сопровождать. Может, приставишь ко мне дуэнью?
— Все изменится, когда мы уедем отсюда.
— Но я не хочу уезжать отсюда. Скажи. — Я повернулась к нему. — Ты, действительно, любишь меня?
— Всем сердцем.
— Значит, ты готов доставить мне радость?
— Это цель моей жизни.
— Тогда мы должны остаться здесь, и я проведу остаток дней, катаясь верхом под надзором дуэньи. Но, возможно, со временем, ты решишь, что я уже не такая глупая… Или перестанешь волноваться из-за всяких воображаемых опасностей.
— Какую чушь ты городишь!
— Это вовсе не чушь. Мужья с годами устают от своих жен. Это обычное дело.
— Мы не будем обычными супругами.
— Интересно, как это?.. Быть замужем за богом?
— Ты увидишь! Очень весело.
Он подъехал на своей лошади совсем близко ко мне. Какие-то птицы передразнивали голоса других птиц. В отдалении коричневый кенгуру скакал по сухой траве. С тех пор, как выбралась из пещеры в почерневшую тишину, я стала постоянно прислушиваться к звукам леса, остро чувствовать его запахи.
— Я полюбила эту страну.
— Ты полюбишь Англию еще больше.
— Я знаю, о чем ты думаешь. Об этом доме. Но он не принадлежит тебе. Твое намерение жить там недостойно тебя.
— Ты стараешься сделать из меня святого. Я никогда им не стану.
— Линкс, — начался. — Дорогой…
Он улыбнулся и сказал:
— Когда ты так говоришь, мне хочется сложить весь мир к твоим ногам.
— Тогда, дорогой, сделай только одно. Отдай мне свои планы мести, я уничтожу их, и все будет так, словно они никогда не существовали.
— Слишком поздно. Нора.
— Ты сказал, что любишь меня. А если человек любит, он пойдет на все ради любимого.
— Поэтому ты, которая любишь меня, не должна просить о невозможном. Вспомни, я оказался в этой стране не по своей воле.
— Она была доброй к тебе. Линкс задумался.
— Да, — согласился он. — Я получил здесь свою награду… Золото и Нору.
— Теперь я знаю, что тебе дороже.
— Ты мне дороже всего золота Австралии.
— Нет, есть нечто более важное для тебя. Месть. Он только сказал:
— Наступит день, и ты поймешь.
Пока мы возвращались, он заставил меня дать обещание, что я не буду отправляться одна на прогулку. . — Я лучше езжу верхом, — заметила я. — А кроме, того, никто не посмеет приставать ко мне теперь. Если в лесу начнется пожар, я никогда не сунусь туда. Какие еще могут быть опасности?
— Я боюсь потерять тебя, — сказал он. — Чудо привело тебя ко мне. Но я не доверяю жизни. Стоит только поверить в счастье, как вдруг лишишься его.
— У тебя такие мысли? Ты шутишь?
— Я совершенно серьезен.
— Хорошо. Я пойду на уступки: не буду ездить верхом одна. До свадьбы. Затем тебе придется убеждать меня снова.
— Договорились, — сказал он, и, шутливо переговариваясь, мы поскакали домой.
Свадьба была совсем близко, и вот настал день, когда запах пирогов и сластей заполнил весь дом. Аделаида испекла огромный свадебный торт в шесть слоев. Но я не могла отделаться от мысли, что какой-то чудовищный случай помешает моему счастью. Что за абсурд! «А может быть, это предчувствие?»— спрашивала я себя.
Наше бракосочетание должно было состояться в маленькой церкви, которая находилась в четверти мили от дома; затем — торжественный прием дома. Мое свадебное платье висело у меня в шкафу. Аделаида совсем недавно закончила его.
В ночь накануне свадьбы мои сомнения и страхи не только вернулись, но стали еще сильнее. Я уверяла себя, что многие невесты волнуются также, но продолжала думать о мрачном предупреждении Джессики. Изменится ли его отношение ко мне? Линкс признался, что его любовь ко мне и к Арабелле — это как лесной пожар и пламя свечи. Лесной пожар — какое неудачное сравнение!
Я представляла его глаза завтра, когда он увидит меня, и мне захотелось еще раз примерить свадебное платье. Я надела этот роскошный туалет, поражаясь искусству, с каким он был сшит. Какая преданная дочь Аделаида! И теперь я буду ее мачехой — ее и Стирлинга!
Я опустила вуаль на лицо и прикрепила флердоранж. Впечатление было восхитительное.
— Все невесты хороши, — сказала я вслух.
— Да, — ответила я сама себе. — Но ты, действительно, красива в этом наряде.
— Такая же красивая, как Арабелла… Мейбелла… и другие?
— Чепуха! Они мертвы, а ты жива. Ты здесь, и ты не просто желанная молодая женщина. Ты для него значишь гораздо больше, чем кто-либо до тебя.
Я вздрогнула, мои щеки пылали. Мне бы очень хотелось, чтобы Джессика перестала крадучись появляться в моей комнате.
— Джессика, — сказала я укоризненно. — Я не слышала, как ты постучала.
— Это потому, что ты разговаривала сама с собой. Мейбелла тоже разговаривала сама с собой. Ты очень похожа на нее, когда вуаль скрывает твое лицо.
— Я уверена, что мода с тех пор изменилась.
— Вуаль была другая. У нее не было флердоранжа. Были только белые атласные рюши. Я не видела никого счастливей Мейбеллы в утро ее свадьбы. Но тогда она не знала, что ее ждет.
Я попыталась отвлечь Джессику от этого разговора.
— Пока ты здесь, пожалуйста, расстегни мне платье.
Я сняла вуаль и флердоранж и положила их в коробку. Затем повернулась к Джессике спиной, чтобы ей легче было справиться с крючками и петельками.
— Плохая примета примерять платье накануне свадьбы.
— Какая чушь!
— Мейбелла примеряла платье накануне… Как и ты. Она ходила в нем передо мной. «Я красива в нем, Джесси? — спрашивала она. — Я должна быть красива. Он надеется на это».
— Рассказы о прежних женах меня не волнуют. А теперь я хочу уснуть. У меня завтра очень тяжелый день. Спокойной ночи, Джессика.
Она покорно покачала головой.
— Спокойной ночи'.
Я разделась и легла, но очень скоро она опять вернулась.
— Я принесла тебе немного горячего молока. Это поможет тебе уснуть.
— Очень мило с твоей стороны, Джессика.
Она поставила чашку на столик около кровати, но не ушла.
— Не жди, — сказала я. — Я сейчас его выпью. Спокойной ночи и спасибо.
Она ускользнула. У меня было желание запереть дверь. Но потом я посмеялась над собой. Почему я должна бояться простодушной Джессики? Я отпила немного молока. Мне не особенно хотелось пить, но она обидится, если я не притронусь к нему.
Я подумала о Линксе и тех годах, когда он занимался любовью с обеими — с Мейбеллой, потому что она была дочерью его хозяина, и с Джессикой, вероятно, потому, что он ее хотел. Все это кануло в прошлое. Он изменился. Он был уже не тот человек, который вошел во двор с отметинами от наручников на запястьях. Но он ничего не забыл и ничего не простил. Линкс, милый Линкс, ты такой же ранимый, как и все мы, и тебе так нужна моя забота. Ему тоже кое-чему предстоит научиться в жизни и главное — понять, что месть напрасна: она только разрушает мир, а мир — это основа счастья.
«Разумная Нора», — вспомнила я с улыбкой. И «дорогой Линкс», которому завтра я должна дать брачную клятву. Этого я и хотела — быть с ним, лелеять его во все времена, в радости и горе, в богатстве и бедности, здоровая или больная, пока смерть не разлучит нас. Только теперь мне стало ясно: я была самой счастливой женщиной на свете. Линкс любит меня. Его любили и боялись больше других мужчин, а теперь он любит меня.
Так вот почему Джессика ненавидела Линкса: она любила его и потеряла. Она значила для него очень мало, а может быть, и совсем ничего, но он был для нее всем и жил с ней под одной крышей уже много лет. Неудивительно, что она помешалась. Интересно, насколько сильно?
Я посмотрела на чашку, и тут во мне зародилось жуткое подозрение. Я решительно подошла к окну и выплеснула молоко. Затем вновь посмеялась над собой.
— Переживания накануне свадьбы! — сказала я вслух. — Ты воображаешь, что эта бедная маленькая женщина может отравить тебя, чтобы отомстить человеку, которого она, похоже, все еще любит.
Я открыла дверцу шкафа и снова посмотрела на платье. Затем сняла крышку с коробки и потрогала вуаль.
«Послезавтра, — подумала я, — все сомнения улетучатся. Мы будем вместе… До тех пор, пока нас не разлучит смерть».
Мне, должно быть, приснилось, что тень Мейбеллы подошла к моей постели, сняла вуаль и флердоранж с моей головы — во сне я была в ней — и вместо этого надела на меня вуаль с белым атласным рюшем.
Тогда я услышала голос — голос Джессики: «Ты готова теперь, Мейбелла. Но помни, что все это ненадолго».
Я проснулась в поту. Спросонья мне показалось, что сама Мейбелла вышла из могилы, чтобы предостеречь меня, так как увидела прямо перед собой свадебную вуаль с белым атласным рюшем. И только через несколько секунд разглядела, что вуаль была наброшена на статуэтку с моего туалетного столика.
Я встала с постели и подошла к ней.
Это была вуаль, о которой говорила Джессика. Она, наверное, принесла ее, когда я спала. Я посмотрела на столик у кровати. Да, чашка с молоком исчезла.
Я притронулась к вуали. Она пахла нафталином.
Видно, Джессика сохраняла ее все эти годы с тех пор, как Мейбелла произнесла свою свадебную клятву, которую я должна дать завтра, нет, уже сегодня.
Какая противная старуха!
Я рассмеялась, вновь накинула вуаль на статуэтку и легла в постель. Я крепко спала, пока Аделаида не пришла, чтобы разбудить меня, неся с собой чашку чая.
В тот день я вышла замуж за Линкса.
Я словно попала в неведомую страну, раз за разом познавая такие глубины и высоты чувств, о которых даже не подозревала. Привычное существование закончилось — я жила в другом измерении.
Однажды я сказала ему.
— Ты перенес меня к себе на Олимп. Я чувствую себя богиней.
Он ответил, что любит меня так, как никто никогда никого не любил.
И в это можно было поверить. В моей жизни царствовал Линкс, только он один. Мы вместе ездили верхом, вдвоем обедали в библиотеке, мы даже играли в шахматы, но он ни разу не позволил мне выиграть.
Я была весела и беззаботна, как и он. Линкс стал другим человеком, не тем, кого я встретила впервые в этом доме. Его будто окружал какой-то ореол, возможно, потому что я смотрела на мужа глазами любви. Однажды ночью, увидев кошмарный сон, я закричала от страха И он склонился надо мной, бережно обнимая.
— Какой ужас! — сказала я. — Мне приснилось, что я тебя потеряла.
И услышала в темноте его счастливый ликующий смех.
Казалось, преобразился и дом. Я полюбила его, потому что он, действительно, стал мне родным. Конечно, я бы кое-что переставила, что-то изменила, если бы это, естественно, не противоречило желаниям Линкса.
— Мне хотелось бы, — сказала я однажды, — повесить в гостиной желтые занавеси, но не очень яркие.
— Понимаю, — ответила Аделаида, — цвета золота.
— Не золота! — воскликнула я. — Цвета солнечного света.
Я старалась не думать о будущем. В настоящем было все, чем я дорожила. Самым важным было «сейчас», а не «вчера»и не «завтра».
— И это несмотря на то, — продолжила Аделаида, — что вы вскоре уедете?
— Я не собираюсь уезжать, Аделаида. Да и Стирлингу не захочется все здесь бросить.
— Стирлинг захочет сделать то, что прикажет ему отец. — Она смотрела на меня, как бы мягко подсказывая: «И ты должна стать такой же».
Уехать… Оставить этот чудесный мир, который я только начала открывать? Мой муж, конечно, мог слишком увлечься, строя свои фантастичные планы, но я постараюсь заставить его прислушаться к голосу разума. А потом решила: «Нет, не сейчас. Не хочу испортить наш медовый месяц разногласиями, которых все равно не избежать».
Я ничего не говорила Линксу об отъезде. Мы смеялись, подшучивая друг над другом, были серьезными, занимались любовью: то беззаботные, нежные, то безоглядные и страстные.
Я была счастлива, думая: «Настоящее восхитительно, прекрасно. Пусть ничто не испортит его. Я должна его удержать, сделать так, чтобы оно продолжалось вечно».
Но ничто не продолжается вечно.
Какими недобрыми могут быть люди! Казалось, Джессика нарочно пытается разрушить мое счастье. Когда я однажды проходила мимо открытой двери в ее комнату, она позвала меня к себе. Я не могла отказаться, хотя мне очень не хотелось с ней говорить.
Джессика сидела перед зеркалом и примеряла мою свадебную вуаль.
— Где ты ее взяла? — спросила я.
— А разве ты ее искала? Я только хотела примерить.
Она странно выглядела в ней: глаза дикие, бледная, исхудавшая — ну, совсем, как скелет. Казалось, она прочитала мои мысли:
— Я похожу на невесту из «Ветки омелы», верно? Ты знаешь эту легенду? Девушка спряталась в сундук, а ее там заперли. Нашли только много лет спустя.
— Какая страшная история!
— Я, бывало, пела эту песню. «Не сомневаюсь!»— подумала я.
— Возможно, невесте даже повезло, что ее заперли в сундуке.
— Как ты можешь такое говорить!
— Медленное удушье. Она довольно скоро потеряла сознание — дышать нечем, воздуха не хватает. Во всяком случае, мучилась не очень долго. Это лучше, чем страдать всю жизнь. Как Мейбелла — от выкидышей.
Я отвернулась. Зачем думать о первой жене Линкса? Конечно, для него та свадьба была свадьбой по расчету: гордый человек, арестант, несправедливо осужденный, женитьба — единственный способ спасения. Меня устраивало такое объяснение. Я не хотела, чтобы к кому-то еще он испытывал такую же страсть, как ко мне.
Джессика сняла флердоранж и вуаль, но под ней оказалась другая — с рюшем из белого атласа. Она надела их обе.
Я сказала с укоризной:
— Это ты положила ее мне в комнату в ночь перед свадьбой.
— Да, я знала, что ты рада была бы ее иметь.
Я уж собиралась рассердиться на Джессику, во вдруг ее беспомощность показалась мне такой жалкой, что гнев утих.
Она аккуратно складывала вуали.
— Я сохраню их обе, — сказала она. — У меня есть очаровательная коробочка из сандалового дерева. В ней еще хватит места.
Джессика посмотрела на меня искоса. Что она имела в виду? Что наступит день, и в коробке окажутся три вуали?
Довольно обращать внимание на слова этой глупой женщины, чей рассудок не совсем в порядке. И, оставив ее, я пошла в библиотеку. Линкс был там, глаза его загорелись от радости при виде меня.
Мы ехали в Мельбурн с шиком — в специальной карете, которую Линкс заказал, и меняли лошадей каждые десять миль. Иногда он правил сам, и тогда мы так неслись!
Мы остановились в великолепном номере его гостиницы и часто обедали там вдвоем. Я была так счастлива, что отказывалась прислушаться к внутреннему голосу, который ясно говорил мне, что есть еще и другая, кроме развлечения, причина нашего приезда.
И все же это был праздник. По утрам мы отправлялись на прогулку за город, по вечерам — на концерты или в театр. Конечно, Линкса хорошо знали в Мельбурне, и мы получали много приглашений, от большинства которых он отказывался. Но на прощанье устроил прием, и большой обеденный зал гостиницы был превращен в банкетный. После ужина гости слушали пианиста, которым восхищались в Европа и который впервые выступал в Австралии.
На мне было белое атласное платье с бриллиантовой брошью и руку украшал огромный бриллиант, когда я стояла рядом с мужем, встречая гостей. Я очень гордилась, видя, какое огромное уважение вызывал у всех Линкс.
Нас поздравляли, про себя удивляясь тому, насколько я моложе своего супруга. Мне так хотелось всем им объяснить, что годы ничего не значат, особенно, если это касается Линкса. У него не было возраста. Тогда я верила: он будет жить вечно, во всяком случае, еще долго после моей смерти.
Я сидела и слушала пианиста. С тех пор эти завораживающие мелодии Шопена всегда напоминали мне о том вечере. В них было что-то печальное, задумчивое — они не давали забыть, что юность и счастье, увы, мимолетны, непостоянны. Какая чепуха! Это по милости Джессики — с ее вуалями и коробками — у меня такие мысли.
Теперь пианист играл «Военный полонез». От этой жизнерадостной музыки мое настроение сразу улучшилось.
За спиной две женщины перешептывались:
— Вот это размах! Не поскупился на такие расходы.
— Расходы! Для него это пустяки. Он миллионер.
— А теперь у него есть все: и состояние, и эта молоденькая девочка.
Какая жалость, что у меня такой хороший слух! Мне даже послышалось, как кто-то сказал: «Ты думаешь, это долго продлится?»И я вздрогнула, потому что мне показалось, будто Джессика стоит рядом и аккуратно укладывает вуали в коробку, где еще много места.
Я чувствовала себя совершенно свободно и естественно с этими людьми, словом, стала настоящей светской дамой. Я была желанной, меня любил мужчина, который, только войдя в комнату, сразу привлекал к себе всеобщее внимание. И он выбрал меня! Это заставляло еще выше поднимать голову.
Я постоянно ловила его взгляд, любящий и нежный, и хотела, чтобы он гордился мной.
Я вела с гостями милую беседу: о Мельбурне, о том, как он вырос с тех пор, как я приехала в Австралию. Мы обсуждали новые здания, магазины и театр.
— Почему бы вам чаще не бывать в Мельбурне, миссис Херрик, — сказала одна из женщин. — Ведь еще много времени до следующего февраля.
Я не совсем поняла, что она имела в виду, и переспросила:
— До февраля?
— Разве вы не в феврале уезжаете отсюда? Ваш муж считает, что лучше приехать в Англию, когда там будет уже тепло.
— Ах, да, — сказала я, — конечно.
— Надеюсь, вы когда-нибудь еще приедете сюда. Хотя Англия совсем недавно была вашим домом, не правда ли? Поэтому для вас это возвращение на родину.
Я уже не слушала. Итак, он назначил дату отъезда и даже не предупредил меня об этом. Я почувствовала злость: опять, как и до нашей свадьбы, он дал понять, что считается со мной только по мелочам, а основные решения принимает сам.
Когда гости разъехались, и мы остались одни, Линкс сказал:
— Какой успех ты имела! Я гордился тобой. Ты уже совсем не похожа на ту школьную учительницу, которая приехала к нам два года назад.
Я молча стояла перед высоким зеркалом. Он подошел и обнял меня, любуясь нашим отражением.
— Слышала, ты готовишься к отъезду в Англию? — спросила я.
— Ах, вот что! Какая-то из этих идиоток наболтала тебе? Наверное, жена Адамса. Он не должен обсуждать дела своих клиентов с женой.
— Факт остается фактом.
— Я люблю, чтобы все было наготове.
— Значит, через пять или шесть месяцев?
— Я подумал, что ты захочешь приехать, когда там будет уже тепло.
— Это очень мило с твоей стороны.
— Моя любимая знает, что я всегда забочусь о том, чтобы ей было удобно. Я в упор посмотрела на него.
— Но любимой хотелось бы, чтобы во внимание принимались не только ее удобства, но и ее желания.
— Я с огромным удовольствием их выполняю, когда это возможно.
— Точнее, когда тебе удобно.
— В конце концов, это просто смешно! Я удивляюсь тебе. Нора. Этот город, который, я признаю, растет и, несомненно, станет со временем очень красивым, нельзя сравнить с теми местами.
— Я хочу остаться здесь, — сказала я. И повернулась к нему с мольбой. — Пожалуйста, я уверена, что для нас самое лучшее остаться здесь.
— Откуда ты знаешь? Ты говоришь, как вещунья.
— Я знаю, почему ты собираешься ехать в Англию.
— Я везу туда свою семью, потому что там она сможет жить соответственно своему…
— Состоянию, — перебила я. — Которое было заложено мной.
— Моя умница Нора! Никогда не забуду тот день, когда ты вошла и протянула мне самородок. Ты была испугана, как будто вела себя неподобающим образом.
— Жаль… — начала я.
Но на самом деле вовсе не жалела, что нашла золото, и даже сейчас радовалась тому, что именно я сделала это чудесное открытие.
Он вдруг стал нежным, как будто моя находка давала мне право быть глупой во всем остальном.
— Нора, все предоставь мне..
— Безусловно, тебя бы устроила глупая жена, которая все время повторяла: «Да, да, ты великолепен. Ты всегда прав. Делай все, что пожелаешь, и я буду продолжать твердить, что ты прав».
Он расхохотался. Затем покачал головой.
— Бесполезно, Нора. Мы едем.
— О, Линкс, ну почему тебе нужен тот дом? Давай купим другой, рядом, если ты хочешь жить именно там. Или построим свой собственный.
На моих глазах он превратился в того, прежнего, Линкса, каким я увидела его впервые. В нем снова появилась холодность, которая пугала меня и ранила больше, чем я предполагала.
Я отвернулась и подошла к окну. Ну почему не крикнуть ему: «Я сделаю, как ты хочешь! Мне нужно только, чтобы ты и дальше любил меня!» Но это было бы нечестно по отношению к себе. С самого начала он любил меня такой, какая я есть. Тогда я не боялась его, не испугаюсь и сейчас.
— Нора, — сказал он. — Будь умницей, как всегда, и признай, что ничего не понимаешь в этом деле и будешь только рада доверить все мне.
Я бросилась к нему в объятья.
— Тогда скажи, — потребовала я. — Объясни мне все!
В комнате стоял диван, Линкс сел на него и притянул меня к себе. Я лежала, прижавшись к нему, пока он рассказывал о тех далеких днях. Я уже все это слышала и раньше, но, думаю, не совсем понимала, как глубоко в его душу проникла горечь. Рана все еще кровоточила, и только один бальзам мог залечить ее.
— Так ли это необходимо? — спросила я. — Все изменилось, у тебя теперь есть я.
— У меня есть ты, — согласился он. — И когда я буду обладать Уайтледиз, я стану совершенно счастлив.
— А меня недостаточно?
— Ты — мой драгоценный алмаз. Но мне нужна оправа для тебя и только одна достойна этого!
— Меня вполне устроит и другая оправа.
— А меня — нет!
Я подняла голову и сурово посмотрела на мужа.
— Месть — это зло. Она причиняет боль. Нельзя быть счастливым, причиняя боль другим людям. О, Линкс, ты так много мне дал. Ты изменил меня. Научил, как стать взрослой, и я люблю тебя всем сердцем. Я прошу тебя только об одном. Откажись от этой дикой затеи.
— Это единственная вещь, которую я не могу сделать для тебя!
— — Но, Линкс, дом — это лишь камни и цементный раствор.
— Он может стать символом.
— Ты богат. Ты мог бы купить другой особняк, великолепный, величественный. В Англии наверняка есть такие на продажу.
— Так ты не хочешь ехать в Англию?
— Мне все равно куда, лишь бы вместе!
— Моя самая дорогая девочка, — сказал он нежно. И так как Линкс смягчился, я продолжала.
— Если ты получишь этот дом, то никогда не будешь там счастлив.
— Чепуха! — сказал он резко.
— Как сможешь ты, зная, что выгнал законных владельцев…
— Именно по этой самой причине. И они уже не будут законными владельцами. Хозяином стану я. И давай не будем больше спорить об этом.
Он зевнул. Здравый смысл подсказывал, что сейчас лучше прекратить разговор, но упрямство заставляло меня продолжать.
— В этом есть что-то мелочное, — настаивала я.
— Мелочное! — вскричал он. — Какую чушь ты несешь?
— Я только знаю, что таить обиду — большая ошибка.
— И ты называешь семь лет страданий в рабстве — обидой?
— Неважно, какие были страд, щи я…
— Конечно! Для тех, кто их не испытал!
— Я не это имела в виду.
— Ты ничего не можешь иметь в виду! Послушай, Нора: я начинаю терять терпение.
— И я тоже вот-вот потеряю его! Он засмеялся, но вовсе не тем радостным смехом, к которому я привыкла.
— Тебе, — сказал он, — пора, наконец, понять, что я хозяин в собственном доме.
От прежнего влюбленного не осталось и следа. Со мной говорил высокомерный повелитель, который привык к тому, чтобы его боялись.
«Нет, — подумала я. — Я не собираюсь быть покорной. Не откажусь от своего мнения только потому, что он его не разделяет. У меня есть чувство собственного достоинства, и несмотря на то, что очень люблю мужа, никогда не стану платить за его нежность ту цену, которую он просит».
Я сказала:
— Если ты думаешь, что я буду относиться к тебе как к господину, который всегда прав только потому, что он мужчина, а я женщина, то глубоко заблуждаешься.
— Я и не прошу тебя быть такой скучной дурой!
— А мне кажется, именно этого ты и добиваешься.
— Это доказывает, что логика не на твоей стороне, Ты знаешь, мне интересно твое мнение, но я не допущу, чтобы ты диктовала его в особенно важных для меня случаях. И хватит об этом. Пошли спать.
Но я твердо стояла на своем. Я знала, что не могу прервать разговор просто так, иначе обычное несогласие вырастет в высокую стену непонимания.
— Давай обсудим…
— Я уже сказал, что обсуждать нечего. — Он схватил меня за руку. — Ты так хороша сегодня. Это платье тебе очень идет.
Линкс начал его расстегивать, но я вырвалась.
— Нет, — сказала я. — Я не допущу, чтобы со мной так обращались.
И убежала в гардеробную, успев запереть за собой дверь. У меня в глазах стояли слезы. По крайней мере, он их не увидел. Наверняка он презирает женщин, которые плачут.
«Вот и все, — вздохнула я. — Медовый месяц закончился».
Я села на маленькую кровать и подумала о Стирлинге. Действительно ли он любил меня? Да, конечно. Вспомнила, как мы лежали в пещере. Но его отец пригрозил: «Отойди прочь. Я хочу ее». И Стирлинг отошел в сторону. И теперь Линкс говорит мне: «Ты сделаешь то, что я скажу. Ты будешь участвовать в моем грандиозном плане мести». И хотя разум подсказывал: «Это не правильно, ничего хорошего из этого не выйдет», сердце кричало: «Какое это имеет значение? Он будет рядом и будет любить тебя. Но если ты станешь возражать ему…»
И тут я увидела Джессику — с коробкой из сандалового дерева в руках. «Есть еще много места…»
О, да, медовый месяц закончился.
Я провела бессонную ночь, лежа на неудобной кровати и надеясь на то, что он постучит в дверь и будет умолять меня выйти. Но он не сделал этого. Я сама отперла ее на следующее утро.
Линкс сидел в кресле и читал газету, когда я вошла — в нижней юбке, держа в руках свое атласное платье.
— О, — сказал Линкс, — принципиальная женщина! — Похоже, он больше не сердился, став шутливым и нежным, как прежде.
— Надеюсь, мадам, — продолжал он, — вы хорошо спали.
— О, нет, — ответила я в том же духе.
— Угрызения совести?
— Слишком жесткий матрас.
— А вы предпочитаете пуховую перину?
— Иногда. Он рассмеялся:
— Мой бедный ребенок! Какой же я негодяй, что заставил тебя страдать, но ты была полна решимости защищать свои права — так что же я мог поделать?
— Ничего. Ты знал, что я не изменю решения ни при каких условиях.
— Сейчас ты примешь ванну и оденешься. Пока ты будешь это делать, я закажу нам завтрак. Ты согласна или хочешь выдвинуть свои предложения?
— Я совершенно с этим согласна.
Я была на седьмом небе. Значит, это еще не конец. Какая же я глупая! Не к чему быть такой воинственной. Я должна убеждать его мягко, исподволь.
Мы сели за привезенный столик с завтраком. Я налила кофе, пока он раскладывал ветчину и почки в пряном соусе из горячих кастрюль. В этом было что-то по-домашнему уютное, отчего я вновь почувствовала себя счастливой.
— Теперь, — сказал он, — мы все обсудим как цивилизованные люди. У нас разные точки зрения. «Око за око», — сказал я. Ты говоришь: «Подставь другую щеку». Я должен бороться за Уайтледиз, и у меня появился противник в собственной семье. Мне это даже нравится.
— Ты все-таки собираешься в Англию?
— Мы собираемся в Англию.
— И ты намерен заполучить этот дом?
— Всеми правдами и не правдами. И если ты захочешь помешать мне, Нора, что ж, это только придаст особый вкус начатому делу.
— Значит, ты не собираешься избавиться от такой жены, которая не во всем покорна тебе?
— Что проку от такого существа? Все решено. Я в какой-то степени доволен своей Норой. Она иногда может быть упрямой, иногда — высокомерной, но что совершенно выводит меня из себя, так это ее благочестие, ее миссионерский дух…
— А что касается меня, — сказала я, — то я совершенно не переношу отвратительную привычку своего мужа говорить обо мне так, будто меня здесь нет.
— Словом, мы оба выводим друг друга из себя, а именно так и должно быть.
— И ты царственно решил простить свою жену, которая не считает своего мужа всемогущим и всемудрейшим?
— Я пришел к заключению, что люблю мою девочку, а это означает, что смогу выдержать многое. Я, честно говоря, с нетерпением ожидаю новых баталий с Норой, которой в свое время докажу, как она может быть счастлива в нашем английском доме.
— Я никогда не соглашусь с тобой.
— Знаю, — сказал он. — А потому мы сегодня же отправляемся назад: надо начинать готовиться…
— Готовиться…
— К отъезду в Англию и к битве между нами…
Чета Херриков покинула Мельбурн в тот же день. Я согласилась заняться приготовлениями к отъезду, который был намечен на март следующего года.
Линкс не говорил мне о своих планах, хотя наверняка посвятил в них Стирлинга. Мне это было неприятно, но я сумела подавить возмущение. Главное — не допустить, чтобы Линкс отобрал Уайтледиз у его законных владельцев. Да и как он сможет это сделать? Мы жили не в средневековье, когда замки захватывали силой. В конце концов, я смогу убедить Линкса купить дом, какой захочу. Я уже видела его — величественный и элегантный. Он, бесспорно, понравится Линксу. Хотя какой бы дом я себе ни представляла, он всегда до мелочей был похож на Уайтледиз.
Кончалось лето, бушевали холодные-пронизывающие ветры. Я слышала, как они свистели в лесу, грохотали ставнями и сотрясали дом, точно хотели сорвать его с земли.
Я по-прежнему ездила на прогулки верхом, обычно в Линксом, иногда с Аделаидой, но никогда со Стирлингом, которого теперь очень редко видела. То, во что превратил пожар некогда зеленый лес, наводило ужас, хотя не все деревья окончательно погибли и должны были со временем возродиться.
Мы с Линксом вернулись к нашим старым взаимоотношениям, разве что чуть больше, чем раньше, подтрунивали друг над другом.
Мы, конечно же, не забыли наш спор и часто говорили об Уайтледиз, но он по-прежнему не объяснял мне, каким образом надеется присвоить его.
Как жестока жизнь в этой стране!.. Как близка и неожиданна смерть!..
В то яркое солнечное утро я и Линкс отправились верхом к шахте. Мы были не одни. Нас сопровождал и Стирлинг, а также несколько рабочих.
— Пора продавать ее, — говорил Линкс. — Мы сняли сливки, но в кварцевых жилах осталось много золота. Их будут разрабатывать еще несколько лет.
Он сбыл большую часть принадлежащей ему в Австралии собственности, потому что не собирался возвращаться сюда. Аделаида останется здесь еще на несколько месяцев, а затем продаст дом и присоединится к нам. Это было решено.
Хоть солнце и было теплым, но холодный ветер пронизывал насквозь и достигал почти ураганной силы. Линкс ехал во главе нашей небольшой группы, а я и Стирлинг — чуть позади. Со дня моей свадьбы мы впервые оказались наедине, если это можно было так назвать.
— Ты рад, что мы едем в Англию, Стирлинг? — спросила я.
Он ответил утвердительно, и я рассердилась: ну, конечно же, у него нет своего мнения, лишь отцовское.
— И готов все здесь бросить? — настаивала я.
— А ты?
— Я живу здесь не так уж долго, а для тебя это родной дом!
— Все будет хорошо в Англии.
Мы подъехали к тому месту, где был убит Джаггер. Как жутко! Эвкалипты стояли, словно призраки, высокие, черные. «Возможно, — подумала я, — в таких местах и появляются привидения. Здесь умер человек… Его жизнь оборвалась неожиданно, в момент страсти. А что если дух его витает где-то здесь и жаждет мести?»
Стирлинг посмотрел на меня. Вспомнил ли и он о Джаггере?
— Значит, огонь добрался и сюда, — сказала я, и мои слова подхватил ветер.
И тут это случилось. Огромная ветка, словно стрела с неба, пронеслась с вершины самого высокого эвкалипта. Кто-то вскрикнул: «Боже мой, это же ветка-убийца!»
И я увидела Линкса: он упал с лошади и лежал на земле…
Его отнесли домой на наскоро устроенных носилках. Каким высоким он был — более высоким в смерти, чем в жизни! Он погиб, как какой-нибудь античный герой — от упавшей ветки, что насквозь пронзила его сердце, пригвоздив к земле. И смерть настигла его совсем рядом с тем местом, где он застрелил Джаггера.
Я все никак не могла в это поверить. Пошла в библиотеку. Потрогала шахматные фигуры, взяла его перстень с выгравированной на нем головой рыси и долго не отрывала от него взгляд — до тех пор, пока мне не стало казаться, что это его глаза смотрят на меня, а вовсе не сверкающие камни…
Линкс мертв!.. Но он же бессмертен! Я была в оцепенении. Я сама словно умерла.
Стирлинг пришел проведать меня, и только тогда я смогла излить свои долго сдерживаемые слезы. Он держал меня в объятьях, и мы долго стояли, тесно прижавшись друг к другу, как тогда, в пещере, когда вокруг нас бушевало пламя.
— Мы должны ехать в Англию, — сказал Стирлинг. — Он хотел этого. Я вздрогнула и ответила:
— Сейчас это невозможно. Все кончено. Стирлинг покачал головой и сказал:
— Он хотел, чтобы мы поехали. Мы отправимся туда, как если бы он был с нами.
Я подумала, что Линкс не умер, нет, он продолжал жить и управлять нами. Подсознательно я всегда верила, что смерть его не коснется. Возможно, так оно и было.
