Глава XII

Она лежала в постели, свет лампы падал ей на лицо. Она отвернулась, и тогда кто-то подошел и отодвинул лампу.

— Вам лучше, мэм?

Это миссис Джарвис. Ее лицо, видневшееся в свете лампы, было спокойным.

— Я упала в обморок? Мне стало так плохо.

— Вы страшно всех напугали, мэм. Особенно хозяина. Он вас на руках принес наверх.

На тех самых руках, которые только что перестали орудовать плетью?..

— Почему вы не в кухне, миссис Джарвис?

— Потому что эта глупая девица, Джейн, пребывает в меланхолии, и я подумала, что буду вам полезнее, чем она.

Юджиния протянула руку и ухватилась за руку миссис Джарвис.

— Мой муж сам… — Слово, которое она собиралась произнести, снова вызвало у нее приступ тошноты. Миссис Джарвис спокойно произнесла его вместо Юджинии.

— Сек пленника, мэм? Это было необходимо.

— У него потекла кровь.

— У некоторых кровь быстро показывается.

Юджинию передернуло. Она закрыла глаза. Ее снова одолевала тошнота. Может, это не только от шока и отвращения после увиденной страшной сцены… может, она больна?

— Я знаю, что не мое дело говорить такие вещи, мэм, но какая же это дисциплина, если хозяин не будет крепко держать людей в руках? Вы должны помнить, что и сами поступили так же с тем опасным каторжником в гостинице. Ведь вопрос стоял как: либо погибнет он, либо вы и другие ни в чем не повинные люди. Для меня такие типы все равно что рой злых пчел. Если выпустить их на волю, они жалят, и укусы их ядовиты. Вот хозяин и не давал им вырваться на волю. Так и смотрите на это. Если мне позволено давать вам совет, старайтесь держаться подальше от мест, где можно застать похожие сцены. А сейчас я приготовлю вам чашечку хорошего чая.

Чай. Неизменная панацея. Даже от роя жалящих пчел! Но он вовсе не казался опасным, этот парень, уткнувшийся лицом в пыль…

— Я не допущу, чтобы меня держали в какой-то оранжерее, — упрямо заявила Юджиния.

Спокойные карие глаза задумчиво остановились на ней, и Юджиния снова подумала, какая же необыкновенная личность эта женщина. Впечатление было такое, что ей известно все, но ничто не выводит ее из равновесия.

— А мне иногда кажется, что неплохо бы пожить в таком местечке, — ответила миссис Джарвис. — Ну а сейчас отдыхайте. Это распоряжение доктора.

— Доктора?

— Доктора Ноукса, мэм. Разве вы не помните?

Юджиния всполошилась.

— Мои гости! Я должна была заботиться о них. Что они делают?

— Насколько я знаю, играют в карты. Но сейчас уже одиннадцать часов, и, я думаю, они скоро отправятся спать.

— Я, собственно, уже здесь именно с этой целью, — послышался у двери голос Гилберта. Он вступил в полосу света и остановился над Юджинией. Его громадная тень едва не касалась потолка. — Дорогая моя деточка, я вижу, вы чувствуете себя уже получше. Ноукс сказал, что вас надо оставить в покое, дать отдохнуть, но я беспокоился.

— Что с тем человеком?

— Ссыльным? Да выбросьте вы его из головы! Завтра он вернется на работу и сам же себя будет поздравлять с тем, что так легко отделался. А теперь не будем больше об этом говорить. Я отложу нотацию до тех пор, пока вам не станет лучше.

Юджиния с трудом приподнялась и села.

— Но я не больна!

Почему это, подумала она, на губах у Гилберта мелькает веселая полуулыбка?

— Нет, не больны, но я хочу, чтобы Фил Ноукс повнимательнее вас осмотрел. Похоже, он думает, что вы беременны.

У Юджинии сжалось сердце. Неужели ребенок, которого она так хотела, подал о себе знак в столь неподходящий момент? В глазах ее потемнело при одном воспоминании о пережитом ужасе.

— Но не сейчас же, Гилберт! — молящим голосом воскликнула она. — Только не так!

— Что вы имеете в виду? — спросил он ласковым поддразнивающим голосом, который обычно ей очень нравился. — А как еще это могло случиться?

Гилберт и понятия не имел о сложных мыслях, теснившихся в голове жены. Да и как он мог догадаться о них? Ведь он ничего не знал о тайно преследующем ее кошмаре. Да и вообще он мало что о ней знал, впрочем, как и она о нем.

Право же, надо всерьез взяться и исправить эту ситуацию, уложившуюся в их отношениях. Но сейчас ей нужен лишь покой, нужно ощутить себя в чьих-то нежных объятиях, слышать успокаивающий шепот.

Но Гилберт даже рубашку не переменил — на манжете виднелось темное пятнышко крови. Юджиния не могла допустить, чтобы он дотронулся до нее. Она снова откинулась на подушку и закрыла глаза, ожидая, что муж уйдет.

— Юджиния, я пошлю наверх Фила. Он даст вам снотворное.

Доктор Ноукс не вызывал у нее чувства протеста, ей нравилась его простая манера держаться, его чуткие руки. Пожалуй, ему она даже готова была рассказать о мучившем ее кошмаре, но он не дал подходящего повода это сделать. Он лишь подтвердил свое первоначальное подозрение, хотя и предупредил, что с полной уверенностью можно будет сказать, так это или нет, недели через две-три.

— Старайтесь не перетруждать себя.

— Мне никогда это не грозило. Гилберт не позволяет мне напрягаться.

— Напряжение бывает разным, моя дорогая. Слишком живое воображение тоже истощает силы. Вы скучаете по своим родным, по дому?

— Конечно, доктор, ужасно!

— А как вам Ярраби?

— Дом очень красивый. Как вы считаете? Когда будет разбит мой сад…

— Ну ясно. Нельзя ожидать, чтобы вы здесь почувствовали себя как дома через неделю или даже через год. Моя жена до сих пор не свыклась со здешней жизнью. Но, если бы ее ребенок не умер, все было бы по-иному. Вам повезет больше.

Гилберт наверняка ожидал в коридоре, потому что, как только доктор Ноукс вышел, она услышала их разговор.

В голосе Гилберта слышалось нетерпеливое ожидание.

— Ну так как, будет у меня сын?

— За пол, милый мой, поручиться не могу.

— Как Юджиния?

— С ней все в порядке. Она уже говорит о своем будущем саде. Вам бы следовало и самому относиться к ней как к своего рода саду: когда нежное растение пересаживают на незнакомую почву, за ним надо тщательно ухаживать.

— Мне это сравнение нравится, — сказал Гилберт, явно польщенный. — Можете не сомневаться: я буду всячески ее оберегать. Очень жаль, что она стала свидетельницей сегодняшнего эпизода, но когда моя жена решает что-то сделать по-своему, она этого, как правило, добивается. Правда, я и не хочу, чтобы она была иной. В ней есть сила духа.

Голоса удалялись. Юджиния успела расслышать слова Гилберта: «Когда освобожусь от одного незаконченного дела…» и протестующий голос доктора Ноукса: «А так ли уж это необходимо? Может, хватит с парня того, что он уже получил?» — «Вы не понимаете, Фил. Я рискую потерять себя в их глазах. Если это случится, они могут в любой момент перерезать мне глотку или же поджечь мой дом. Даже самому тихому из этих типов доверять нельзя, слишком долго они перебирали в уме якобы причиненные им обиды. Но я долго не задержусь. Вернусь, и мы выпьем за моего сына».

Спустя час Юджиния отказалась от дальнейших попыток заснуть. Она позвонила в колокольчик возле постели. На звонок явилась миссис Джарвис.

— Не принести ли вам чего-нибудь, мэм?

— Почему вы не в кухне? Почему на звонок не ответила Джейн?

— Я позволила себе остаться в бельевой, мэм. Я думала, что, если вы позвоните, никто, кроме меня, не услышит. Джентльмены слишком шумят.

— А что они делают внизу?

— Хозяин открывает бутылки со своим вином. Он говорит, все должны выпить за его сына. Даже Джейн, Фиби, Эллен и мне пришлось выйти и выпить рюмку. В настоящий момент все леди разошлись по своим спальням, а джентльмены допивают последнюю бутылку. Нельзя лишить их этого удовольствия, мэм.

По дому снова эхом прокатился громкий взрыв смеха. Кто-то начал декламировать стихи. Кто-то стал ему аккомпанировал одним пальцем на рояле. Слышался звон разбитого стекла.

Юджиния сказала бесстрастным тоном:

— Их никто не высечет за то, что они пьяны.

— Ну это же совсем другое дело, — заметила миссис Джарвис.

Она двигалась неторопливо и спокойно, прибавляла огонь в лампе, приводила в порядок простыни, а затем взяла какой-то белый порошок, высыпала его в рюмку и добавила воды. Юджиния подумала: Молли немного похожа на Сару — у нее такие же спокойные, тихие движения.

Эта мысль породила в душе Юджинии ощущение близости, заставившее ее спросить:

— А ваш муж обрадовался, когда узнал, что у вас будет ребенок?

Наступила короткая пауза, после чего миссис Джарвис сказала:

— Он не узнал об этом. Я не сказала.

— О! Но почему же?

— Мне казалось, такая новость лишь утяжелит бремя, лежавшее на его плечах. — Миссис Джарвис помешала мутную смесь в рюмке. — Я бы сказала ему со временем.

— Он бы захотел мальчика?

— Наверное. Все мужчины хотят иметь сыновей. Вероятно, в них говорит тщеславие. Им хочется увековечить себя. А разве вам не приятно, что мистер Мэссинхэм хочет мальчика? У меня вот нет никого, кто бы поинтересовался, кого я рожу. Каторжное отродье…

Поздний час, слабость Юджинии, интимность обстановки, спальня, освещенная светом керосиновой лампы, — все способствовало тому, что в комнате теперь тихо переговаривались не госпожа и служанка, а просто две женщины, волей природы очутившиеся в одинаковом положении.

— Я не думала, что у вас так горько на душе, — удивленно сказала Юджиния.

— Я пытаюсь освободиться от этого…

Глаза женщин встретились. Что-то произошло между ними, а что именно Юджиния не могла установить, так как была в этот момент слишком утомлена и недостаточно проницательна. Она поняла только, что это нечто весьма знаменательное. Их жизни оказываются связанными воедино, подумала она, а хорошо это или плохо, решить не могла. Это попросту представлялось неизбежным. Но почему — на этот вопрос она также не могла ответить.

Тут миссис Джарвис, словно поняв опасность ситуации, вдруг снова превратилась в простую прислугу.

Она протянула Юджинии рюмку:

— Выпейте, мэм. Это снотворное, которое доктор Ноукс велел дать вам, если вы не сможете заснуть. Через пять минут вы уснете и ни звука больше не услышите.

Через полчаса Молли Джарвис на цыпочках снова вошла в комнату, чтобы проверить, спит ли хозяйка. Несколько минут она стояла, глядя на юное личико на подушке: длинные ресницы спокойно лежат на бледных щеках, слишком чувствительный рот уже не искажен напряженной гримасой.

Хозяйка производила впечатление крайне нежного создания. Как-то она выдержит предстоящее испытание? Брачная постель у нее, быть может, и мягкая, но койка роженицы у всех женщин одинакова. Может, ей даже придется и потруднее — очень уж хрупкая, узкобедрая.

Молли провела руками по своим сильным и пышным бедрам. Сегодня она впервые почувствовала, как ребенок шевельнулся в ней. На какое-то мгновение ее охватил настоящий восторг. Пусть ее дитя — каторжное отродье, она постарается обеспечить ему хорошую жизнь здесь, в Ярраби.

Когда она спустилась вниз, мужчины собирались разойтись по своим спальням. Она быстро прошла мимо открытой гостиной, надеясь, что никто ее не заметит.

Но в тот момент, когда Молли шла по коридору, чтобы пересечь двор и пройти к себе, она наткнулась на высокую фигуру, внезапно вышедшую из темноты. Чьи-то руки схватили ее, и чьи-то губы на мгновение прижались к ее губам. Затем она услышала смех хозяина, который продолжал шагать наугад, очень довольный тем, что сорвал чей-то поцелуй. Ему было все равно чей, так как все мысли были сосредоточены на одном — благополучно взобраться наверх и повалиться на постель рядом со своей женой.

Молли стояла неподвижно, из глаз ее вдруг хлынули слезы. С каких же это времен она не плакала? Трудно даже припомнить. И чего же она плачет сейчас, и из-за такой малости, как мимолетный безадресный поцелуй?!

Ответ был прост: потому, что Гилберт Мэссинхэм никогда о нем не вспомнит, а она никогда не забудет — об этом ясно говорила забурлившая в ней кровь.

«Так что здесь я нахожусь и здесь должна оставаться», — писала Юджиния спустя несколько дней Саре. Она имела в виду тот факт, что ей все еще велели лежать на диване в гостиной. Однако ее слова имели и некий скрытый, внутренний смысл, который должен был дойти до необыкновенно проницательной Сары. Она находится в этой стране, куда прибыла по своей доброй воле, а потому, невзирая на многие неприглядные стороны здешней жизни и постоянную тоску по родине, она должна как можно лучше приспособиться к окружающей обстановке. Она перестала покусывать перо и продолжила письмо:

«Я в полном восторге от того, что у нас будет ребенок. Гилберт тоже страшно рад. Когда он подходит ко мне, в глазах его поблескивает веселый огонек, и он говорит: «Поцелуйте папу». Доктор велел по утрам дольше лежать в постели, а днем — на диване в гостиной. Такой режим надо выдерживать в течение ближайших двух-трех недель — тогда все будет в порядке. Мне кажется, нашим гостям у нас понравилось, несмотря на то что хозяйка оказалась такой бездельницей. Все они уехали во вторник утром, но Гилберт пригласил миссис Эшбертон вернуться и пожить в Ярраби, пока ее сын будет исследовать глубинные районы страны. Он, по всей видимости, проникся большим расположением к этой болтушке, и ему также кажется, что мне, в моем положении, требуется общество веселого оживленного существа. Как будто вечные поиски пропавших вещей миссис Эшбертон и ее неумолчная болтовня могут поднять мое настроение!

Зима уже почти наступила, дни становятся короче. Гилберт очень занят: расчищает новые участки под виноградник, копает, устраивает канавы, сажает кусты, которые могут служить заслоном от ветра. Существует также вечная проблема — следить за тем, чтобы наши работники, принадлежащие к весьма своеобразной категории наемных рабочих, трудились честно. Каторжная колония — очень тяжелое место, и я часто понапрасну трачу время на то, что мечтаю, как было бы хорошо, если бы не было каторги. Однако мне не следует продолжать в этом духе. Гилберт не любит, когда я рассуждаю о политике…»