Я не буду бояться.

Я не боюсь.

Джейн все повторяла и повторяла про себя эти слова, полная отчаянной решимости. Но чем ближе они подъезжали к Драгмору, тем страшнее ей становилось. Она сидела не двигаясь, словно приклеенная к сиденью кареты, которую они наняли на железнодорожной станции в Лессинге. Руки Джейн, затянутые в белые кружевные перчатки, нервно тискали подол платья. Девушка почти не замечала пейзажей за окном кареты – она не видела ни широко раскинувшихся лугов, ни зеленых деревьев, четко обрисовывавшихся на фоне низкого августовского неба. Легкий, чисто английский туман залегал кое-где в низинах. Но девушку не трогала красота суссекского ландшафта. Она чувствовала лишь, как испуганно сжимается ее сердце…

Ох, думала Джейн, ну как она могла совершить подобную глупость! Зачем она напялила платье покойной Шарлотты Мак-Кинни, зачем решила напугать хулигана Тимоти Смита? Вообще-то, весь этот план, родившийся в ее живом воображении, имел целью как следует осадить задиру, заставить его дрожать от страха, и, надо признать, проделано это было неплохо. Шарлотта Мак-Кинни была тетушкой Тима, и умерла она всего месяц назад. И Джейн действительно перепугала Тимми до полусмерти, среди ночи вплыв в его комнату… Она кланялась и кивала, как самое настоящее привидение – в конце концов, не зря же она была актрисой. Джейн от всей души наслаждалась ролью. Тимми стал белым как простыня и затрясся от страха! Он был не в состоянии пошевелиться! Джейн, увлекшись игрой, надвигалась на него – и не расслышала шагов в коридоре. И чуть сама не умерла от страха, когда позади раздался женский голос:

– Что это такое?!

В спальне Тимми было темно, ее освещали лишь слабые лунные лучи, просачивающиеся сквозь окно; и почти так же темно было в коридоре. Джейн обернулась – и лицом к лицу столкнулась с матерью Тимоти, сестрой покойной Шарлотты, Абигайль Смит. Та, увидев платье Шарлотты и огненные волосы, потеряла сознание и свалилась на пол. Джейн едва сумела удержаться от крика. Подобрав юбку, она бросилась бежать. Но второпях налетела на дверной косяк и сильно ушибла ногу. Тут уж она вскрикнула от боли. И это было началом конца.

– Да ты никакое не привидение! – завопил Тимоти.

Джейн оглянулся на него. Тимоти жутко покраснел, но от смущения или от ярости, Джейн не знала. Но, поскольку он был пятнадцатилетним хулиганом почти шести фунтов роста и весил в два раза больше, чем Джейн, она решила, что ее положение весьма затруднительно. И пустилась наутек.

Но Тимоти догнал ее.

Джейн смахнула внезапно набежавшую слезу. Все шло просто отлично до того момента, как явилась Абигайль Смит и решила упасть в обморок. Черт, черт, черт бы побрал все это! Если бы только Абигайль выбрала другое время, чтобы отправиться в свою спальню, если бы только сама она, Джейн, не так увлекалась представлением и закончила его вовремя, если бы только ей вообще не приходили в голову подобные идеи… Если, если!..

Она уже слышала, что его называют Властелином Тьмы.

Джейн содрогнулась. Она твердила себе, что незачем быть такой дурочкой, незачем по-идиотски повторять одно и то же. Никакой он не дьявол. Он обычный человек. И ничего она не боится.

Джейн метнула в тетушку отчаянный взгляд. Но она прекрасно знала, что ей не дождаться сочувствия от этой чопорной вдовы. Матильда сидела чрезвычайно прямо, словно аршин проглотила, и смотрела в окно кареты. Но все же Джейн решила попытаться.

– Тетя Матильда, ты уверена, что не передумала? – спросила Джейн, и ее голос дрогнул.

Матильда неторопливо повернула к племяннице пухлое неулыбчивое лицо.

– Мы уже почти приехали. И не вздумай тут выкинуть какой-нибудь из своих фокусов, Джейн. Я тебя, не шутя, предупреждаю! Тебе все сходило с рук, пока был жив Фред, потому что ты умела обвести его вокруг пальца, да, ты умела одурачить его. А в последние шесть месяцев, пока я была вне себя от горя, ты совсем разболталась. Но граф – это тебе не наивный деревенский священник. – Матильда погрозила девушке пальцем: – Никаких фокусов, слышишь?

Джейн отвернулась; она побледнела и закусила нижнюю губу. Да, Матильда никогда ее не любила, никогда. Вот дядя Фред, умерший полгода назад от сердечного приступа, – тот ее любил. Ну, может быть, все и к лучшему. Она бы сошла с ума, если бы ей пришлось жить с суровой, чересчур серьезной Матильдой. Джейн вообще ни разу не видела, чтобы эта женщина улыбалась.

Вообще-то, Джейн решила сбежать от нее. В конце концов, ей было уже семнадцать, почти восемнадцать. Но Матильда совершенно неожиданно решила отправить ее в Драгмор, и Джейн просто не успела ничего предпринять. Но ведь она может сделать это позже. Джейн подумала о своих друзьях, и ее сердце наполнилось теплом. С друзьями, которые, по сути, и были ее настоящей семьей, она рассталась в Лондоне четыре года назад. Труппа актеров королевского театра «Лицей»…

Если бы Роберт не решил тогда отослать ее прочь!

Матерью Джейн была Сандра Беркли, прославленная актриса. Ее постоянно приглашали на гастроли, и девочка разъезжала вместе с ней по всей стране. Когда Джейн была младенцем, ее колыбелька стояла в гримерной Сандры. И Джейн привыкла засыпать под бурные овации, которыми заканчивалось каждое выступление ее матери. Едва начав ходить, она, как зачарованная, следила за тем, как Сандра врывалась в гримерную в изысканных и сверкающих туалетах и, мгновенно переодевшись, снова исчезала под гром аплодисментов, крики и одобрительный свист публики. Будучи подростком, Джейн с расширенными от восторга глазами смотрела из-за кулис, как ее мать плачет и смеется на сцене, а иной раз даже умирает… лишь для того, чтобы снова подняться под громовые овации. К ногам Сандры летели розы. И все это происходило снова и снова.

– Твоя мамочка изумительна, правда? – говорил обычно отец Джейн, обнимая ее и сажая к себе на плечо. Джейн, сияя от счастья, соглашалась. – Почти так же великолепна, как мой маленький ангел! – добавлял он, гладя прекрасные платиновые локоны девочки. – Мой голубоглазый ангел!

Джейн смеялась и ерошила ему волосы. А потом за кулисами появлялась ее мать, невообразимо прекрасная, разгоряченная. Джейн окликала ее. Сандра при виде дочери мгновенно смягчалась, забирала ее из рук отца и крепко прижимала к себе.

– Милая моя! Милая! Мама так взволнована! Тебе понравился спектакль? – И Сандра прижималась к нежной щечке дочери. Да, это была Сандра Беркли, признанная лучшей актрисой века, известная всему Лондону. А отцом Джейн был лорд Вестон, третий сын герцога Кларендона, виконт Стэнтон. Те дни были наполнены счастьем, и Джейн постоянно вспоминала о них, о том, как они все трое были то в одном театре, то в другом… пока ее отец не умер. Джейн было тогда шесть лет.

То было страшное время. Сандра не желала никого видеть, и Джейн едва узнавала свою мать – та превратилась в бледную, худую женщину и была не в состоянии улыбаться даже собственной дочери. Роберт Гордон, менеджер труппы, осторожно объяснил Джейн, что ее папочка теперь на небесах. Джейн не раз слышала это выражение, но не слишком понимала его, и потребовала:

– Так скажи ему, чтобы он вернулся!

– Я не могу, Джейн, – мягко ответил Роберт. – Но поверь, он на небесах, рядом с Господом, и он счастлив.

– Папочка умер?

Роберт заколебался, удивленный, а потом погладил ее по голове:

– Да, ангелок. Но не бойся. Когда-нибудь ты с ним встретишься.

Джейн вцепилась в его рукав.

– Я хочу видеть его сейчас! – настойчиво закричала она. – Скажите ему, чтобы он проснулся!

– Я не могу, – с болью в голосе произнес Роберт.

– Нет, можешь! – отчаянно расплакавшись, сказала Джейн. – Мамочка все время умирает, а потом встает и едет домой!

Сначала Роберт не понял. Потом, наконец, сообразил, что девочка говорит о том, что ее мать «умирает» во время спектаклей, на сцене.

– Радость моя, на этот раз все по-другому. Твоя мама только делает вид, что уходит на небеса. А твой папа ушел туда на самом деле.

Джейн ничего не понимала. Она не поверила Роберту. Ее папа должен был вернуться! Джейн пыталась сказать об этом матери, но Сандра лишь рыдала в ответ. Рыдала, обнимая дочь, крепко прижимая ее к себе – так крепко, что Джейн было больно. А потом, со временем, Джейн поняла правду. Отец ушел навсегда.

Прошел целый год, прежде чем Сандра оправилась от горя и снова вышла на сцену. И критики утверждали, что после пережитой трагедии она стала еще сильнее как актриса. Публика ломилась на ее спектакли. И тот, кто видел Сандру Беркли на сцене, не в силах был забыть ее.

Сандра отказалась послать Джейн в школу и наняла ей учителя. Читать и писать Джейн училась в основном в гримерной матери, или в пустом зрительном зале, или, изредка, в кабинете лондонского дома матери, в Челси. А когда Джейн исполнилось десять, Сандра внезапно заболела и спустя три месяца умерла. Доктора так и не сумели объяснить, что это была за болезнь.

В десять лет Джейн была уже достаточно взрослой и образованной, чтобы понять суть случившегося. Это не было спектаклем. Ее мама умерла и никогда больше не вернется. Роберт и друзья Сандры – актеры, актрисы, музыканты, рабочие сцены – не оставляли девочку. Они горевали вместе с ней, и Джейн чувствовала всеобщую любовь и сочувствие. А Роберт, чтобы отвлечь Джейн от тяжелых мыслей, дал ей первую в ее жизни роль. Она играла мальчика в пьесе «Лекарь». У нее было всего пять реплик, но… она вышла на сцену, изображая кого-то другого, не себя… она стала другим человеком, она играла для тысячи зрителей – и это было самым волнующим событием в ее жизни.

А когда закончился спектакль и Джейн вместе с другими актерами вышла на поклон, аплодисменты вдруг превратились в настоящую бурю. Джейн, сложив руки на груди, как это делали все актеры и актрисы, кланяясь снова и снова. На ее личике появилась улыбка. А сердце ее было готово выпрыгнуть из груди.

Кто-то в зрительном зале закричал:

– Это дочь Ангела! Это девочка Сандры!

Одна из актрис подтолкнула Джейн вперед:

– Поклонись им отдельно, Джейн! Они ждут этого.

И Джейн вдруг обнаружила, что стоит одна перед залом, а все актеры отступили назад, и она кланялась, кланялась… Зрители словно обезумели при виде маленькой голубоглазой блондинки.

– Ангел, Ангел! – кричали они, аплодируя.

И вскоре она стала любимицей лондонских зрителей. Ее называли Ангелом Сандры.

– Джейн, очнись, перестань грезить! Мы приехали!

Теплые воспоминания девушки были прерваны резким голосом Матильды. Джейн почувствовала, что на ее глазах выступили слезы, и осторожно вытерла их. И увидела перед собой огромный темно-серый особняк, выстроенный в неоготическом стиле. Ну, она и ожидала увидеть что-нибудь в этом роде – темное, унылое, даже зловещее, так что ее не постигло разочарование. Единственное, чего не хватало этой картине, так это плюща. Вьющиеся розы и тщательно выровненные лужайки и газоны казались неуместными рядом с гнетущим замком. Джейн оглядела контуры Драгмора с возвышавшимися над крышей башенками и вдруг увидела, что южное крыло дома разрушено огнем. На его месте торчали остатки стен и обгоревший остов башни. Ясно было, что пожарищу уже не один год. Почему крыло не привели в порядок? Было ли это выражением непочтительного отношения к прошлому? Или руины оставили в качестве некоего жуткого напоминания? Джейн вздрогнула, когда карета по извилистому подъездному пути покатила к парадному входу в дом. А потом она увидела его. Он стоял под древним каменным козырьком, выступающим из стены дома, полуобернувшись к подъезжающей карете, высокий, сильный и исполненный угрозы. Джейн он показался похожим на ожившего духа одного из его собственных предков, на неукротимого лорда-язычника, принадлежавшего совсем другому месту и времени.

Властелин Тьмы.

Да, это имя весьма подходило ему.

Говорили, что он убил свою жену.