Это не то, о чем ты подумал, – сказал Линдлей.

В лунном свете Джейн достаточно ясно видела графа – достаточно ясно для того, чтобы понять: он взбешен. И она инстинктивно отступила назад, испугавшись вдруг того, что сделала.

– Если бы ты не был моим другом, – процедил граф сквозь стиснутые зубы, – я бы тебя просто убил.

– Ник…

– Заткнись! – загрохотал граф. – Тебе нечего больше делать в Драгморе! Складывай вещи и убирайся!

Последовало долгое молчание.

Джейн показалось, что земля пошатнулась у нее под ногами, что мир рушится вокруг нее. Ведь Линдлей был единственным другом графа! Она не должна позволить, чтобы они вот так расстались! Боже, как же она виновата!

– Но он ни в чем не виноват, – задыхаясь, проговорила она. – Это я…

Граф резко обернулся к ней.

– И вы тоже заткнитесь! – Он снова посмотрел на Линдлея: – Поторапливайся!

– Когда ты немного успокоишься, – сказал Линдлей, – мы сможем поговорить об этом…

И тут граф ударил его. Это был удар, нанесенный со скоростью молнии и силой локомотива. Голова Линдлея резко дернулась назад и ударилась о ствол клена. Джейн закричала. Линдлей, пошатываясь, выпрямился и приложил руку к носу. Граф стоял, расставив ноги, сжав кулаки; лицо его потемнело.

Линдлей оттолкнулся от дерева и, посмотрев на Ника, ушел.

– Ох, Боже!

При звуке голоса Джейн Ник дернулся и повернулся к ней.

– Вы просто маленькая кокетка! – прорычал он, чувствуя боль в душе – такую острую боль. Его руки сами собой схватили девушку за плечи и притянули Джейн близко, очень близко. Граф приподнял ее над землей и приблизил лицо Джейн к своему. Джейн не издала ни звука, но смертельно побледнела.

А ему хотелось причинить ей такую же боль, какую она причинила ему. Он был не в состоянии думать, его обуревали чувства.

– Вы маленькая кокетка! – повторил он, встряхивая девушку. – Я-то думал, вы отличаетесь от других женщин, но вы точно такая же, как и все! Вы такая же, как и все, верно?

– Нет! – выдохнула Джейн. Их лица были так близко друг к другу. Она видела глаза Ника, и эти глаза пугали ее.

– Мужской поцелуй? – выкрикнул он. – Так вы хотите узнать, что такое мужской поцелуй?

Джейн яростно замотала головой.

Граф еще раз встряхнул ее, а потом вдруг одной рукой крепко прижал девушку к своей груди, а другой схватил пышные светлые волосы и откинул назад голову Джейн. Она пискнула. Но он уже склонился над ней и впился в ее губы, жестоко и сильно.

Граф вел себя как дикарь, он и не думал ждать согласия Джейн. Он заставил ее приоткрыть губы, он проник языком вглубь… он терзал ее снова и снова.

Но постепенно до него начало кое-что доходить.

Джейн была мягкой и теплой и куда более соблазнительной, чем все женщины, которых он знал. И каждый дюйм ее тела трепетал, прижимаясь к Нику. И поцелуй, продолжаясь, как-то сам собой изменился, стал нежным… а Джейн страстно отвечала графу. Вообще-то, она уже сама целовала его. И… и она крепко обнимала Ника, ее пальцы жадно гладили его волосы, и она вовсе не стремилась избежать прикосновения его бедер.

Рука Ника выпустила волосы девушки и скользнула по спине Джейн, по ее талии, бедрам… по аппетитному изгибу ягодиц…

– Джейн… – прошептал он с болью в голосе и прижал ее к себе еще крепче. Она тихонько застонала в ответ и вдруг приникла лицом к изгибу его шеи, в то же время приподняв колено, словно вознамерившись взобраться на Ника, как на дерево, раскрываясь навстречу ему.

Он отчаянно, безнадежно хотел ее.

Хотел ее каждой клеточкой своего существа, всеми фибрами души…

Но тут он увидел все как бы со стороны и ужаснулся. Похотливое животное и невинная школьница. А Джейн стонала, прижимаясь губами к его шее, обнимая его…

Собрав в кулак всю свою волю, Ник оттолкнул от себя ее, и она упала на землю.

Задыхаясь, она подняла голову, и посмотрела на него.

– Николас… – В ее голосе звучала неприкрытая мольба. Он выпрямился, переводя дыхание, и посмотрел на нее, напуганный, как никогда в жизни. Да, он был просто в ужасе…

– Боже мой, да что же я делаю! – закричал он вдруг. А потом повернулся и убежал.

Джейн кое-как добралась до своей комнаты. Ее платье было перепачкано, волосы спутались. Она с облегчением упала на кровать; ее сердце все еще отчаянно колотилось. Она прижала руку к груди, надеясь утихомирить его. Она была влюблена.

И оказалось, что в любви гораздо больше страдания, чем радости.

Ей никогда не забыть этого поцелуя и огня, загоревшегося в ней от прикосновения губ Ника. Никогда. «Николас, я люблю тебя», – прошептала Джейн – и вдруг разрыдалась.

Она любила его, – но он ее не любил. Несмотря на всю свою наивность, Джейн поняла это. Он поцеловал ее просто от злости. Просто потому, что был безумно разгневан… ну а уж потом поцелуй продолжился сам по себе.

Но неужели он не ревновал?

Джейн не была в этом уверена. С того момента, как граф появился под кленом, все ее мысли перепутались. Граф был мрачным, сложным человеком. И, как все мужчины, мог заниматься сексом с женщиной, которую вовсе не любил.

Но Джейн совсем не хотелось становиться второй Амелией.

Она желала стать женой графа.

Джейн серьезно и трезво обдумала этот вопрос. Возможно ли это вообще? Пожалуй, нет. Джейн ничуть не сомневалась, что граф не имеет намерения жениться. Она это чувствовала. Но если даже он влюбится и решится вступить в брак – то ведь вовсе не обязательно, что его избранницей станет Джейн? В мире множество прекрасных женщин, а граф – заманчивая добыча.

Но в таком случае сможет ли Джейн удовлетвориться крохами?

Сможет ли стать его любовницей?

В этом Джейн не была уверена. Она знала одно: что любит Ника до боли. Она знала, что желает его, что хочет обнимать его, утешать его, заставлять его смеяться. И быть в его объятиях – снова и снова.

При воспоминании о поцелуе Джейн почувствовала, как в ней закипает кровь… и как ее охватывает отчаяние. У графа так мало друзей. Может быть, Линдлей – вообще его единственный друг. И что же она натворила? Она погубила их дружбу. Джейн чувствовала себя виноватой. Если бы она могла представить, что из этого выйдет, если бы не была так порывиста, так беспечна – как всегда! – она бы и не подумала так нахально флиртовать с Линдлеем. Она должна как-то помирить этих мужчин… о Боже!

– Николас, прости меня! – прошептала Джейн.

Граф замер на месте, остановившись посередине библиотеки. Он услышал, как захрустели по гравию подъездного пути колеса кареты. Его голова повернулась сама собой; через окно он увидел, как освещенный газовым фонарем экипаж Линдлея отъезжает от его дома. Граф на мгновение испытал безумное желание выбежать наружу и остановить его. Но он этого не сделал. Но ему стало больно, и он потер ладонью грудь, словно надеялся уничтожить эту боль простым движением руки.

О Боже…

Граф тяжело опустился на стул и уронил голову. Линдлей предал его. Неважно, что Джейн сама его спровоцировала; Линдлей старше ее, он должен был понимать, что делает. Он предал Ника. Лучший друг, единственный друг! Человек, который постоянно был рядом с ним во время следствия и судебного разбирательства, и позже…

– Черт бы тебя побрал! – закричал Ник на всю библиотеку. – Черт бы тебя побрал!

Он проклинал себя.

Он думал о Джейн.

О Джейн, в которой прямо у него на глазах пробуждалась чувственность, и которая была, видит Бог, и горячей и желанной… и опасной.

Ник сжал кулаки. Она была влюблена в него, пока не явился Линдлей. А потом вдруг увлеклась Равесфордом. Понятно, это все лишь детские увлечения, ничего более. Кто заинтересует ее завтра? Уж лучше бы это оказался тот самый человек, за которого граф сможет выдать ее замуж!

Он обязан присматривать за Джейн. Он должен заботиться о ней. Но доверять ей после сегодняшнего вечера он не может. Она сама попросила Линдлея поцеловать ее! Она кокетка! Законченная кокетка! А потом она страстно целовала Ника, хотя он хотел всего лишь оскорбить ее.

Она была капризна и переменчива.

Ник подумал вдруг о Патриции и громко расхохотался.

Патриция тоже была капризной и переменчивой, но на этом сходство между этими женщинами заканчивалось. Патриция была настоящей леди, в ее венах вместо крови был лед. А Джейн леди не была. Возможно, она была внучкой герцога… но в первую очередь она была дочерью актрисы. И этим объяснялись ее необузданные эмоции, ее необычайная природная чувственность.

– Джейн… – Он повертел на языке ее имя, пробуя его. И уронил голову, словно имя это весило невероятно много, графу не вынести было его тяжести. И снова потер ладонью грудь. Но боль не проходила. Потому что это была не физическая боль.