Собаки простучали лапами по коридору, подождали, пока Чарлин отпирала дверь агентства, затем проследовали за ней в святая святых — в ее кабинет.

В кабинете стояла давящая утренняя тишина. Телефоны пока молчали. На Мэдисон-авеню работа начиналась после десяти, но Чарлин всегда нравилось прийти пораньше.

Картотечные шкафы помещались позади ее массивного дубового письменного стола. Чарлин сразу посмотрела на ящик, в котором хранилась бутылка. Сейчас, после этой ужасной истории с таксистом, ей без глотка не обойтись. Глоток действительно помог.

Солнце уже палило вовсю. Чарлин включила свет — она специально заменила лампы дневного света на особые светильники, в мягком освещении которых хорошо смотрелась, и задернула тяжелые шторы, укрываясь от беспощадных лучей. Когда солнце переместится, она откроет окна. Ее взгляд устремился на противоположную стену, увешанную прекрасными фотографиями, сделанными с нее лет сорок назад. В двадцатые — тридцатые годы она была одной из признанных красавиц Нью-Йорка, о чем красноречиво свидетельствовали портреты: ясные и выразительные глаза — ей часто говорили, что у нее глаза абиссинской кошки, — точеный нос, волосы, мягкой волной обрамляющие лицо совершенного овала. Больше всего она любила фотографию в рост, на которой отсвет жемчугов, подаренных французским маркизом, отражался в ее блестящих глазах, делая лицо почти призрачным.

Зазвонил телефон, возвещая начало новой недели.

— Брось, Чак, за минимум, установленный Гильдией, девушки из «Райан-Дэви» не рекламируют трусики, прыгая на батуте в клетке со львами! Как тебе известно, лифчики, трусики — нижнее, одним словом, — автоматически предполагают двойную оплату. Во-вторых, если кто-то из наших девушек и согласится на твои бредовые затеи, так тебе придется заплатить за их участие в трюках! Да плевать мне на то, что это ручные львы!

Чарлин услышала стук дверцы лифта и шаги. Собаки навострили уши.

— Чарлин? — раздался женский голос. — Я слишком рано? Мне было назначено в десять.

Голос выговаривал слова мягко и чуть протяжно, как говорят уроженцы юга.

— Привет, Кэрри, моя радость, заходи!

Кэролайн Ричардс возникла в дверном проеме как в раме, стройная, прекрасно сложенная. Мягкие черты выразительного лица оттенены длинной шелковистой гривой медово-янтарных волос, взгляд ореховых с зеленоватыми искорками глаз свидетельствует о недюжинном уме. Чарлин настолько привыкла к сотням нью-йоркских моделей, совершенно однотипных, будто отштампованных одним прессом, что почти забыла, какое воздействие производит естественная, всегда единственная в своем роде красота, а именно ею была наделена Кэрри Ричардс.

На миг, утратив контроль над собой, Чарлин остро позавидовала этой прекрасной юности — и быстро перевела глаза на фотографии, висевшие на противоположной стене. Спохватившись, она приступила к делу.

— Что за народ работает в агентствах! — проворчала она, демонстрируя занятость передвиганием папок на столе.

— Я не вовремя?

— Ничуть, лапочка, заходи, заходи! Тебе придется привыкнуть к моей воркотне. Я всегда нахожу, о чем поворчать!

— Я принесла вам пробы.

Чарлин быстро просмотрела фотографии.

— Я же тебе сразу сказала, что ты далеко пойдешь в нашем деле. Ты так же обалденно смотришься на фотографиях, как и в жизни. Я чувствовала, что ты окажешься фотогеничной!

Чарлин достала увеличительное стекло, красный карандаш и сосредоточилась на фотографиях.

Через минуту появился Рекс с жизнерадостными приветствиями:

— Салют всем — Чарлин, Кэрри, псы! Салют, вселенная!

В это утро его высокая фигура была облачена в тесные бежевые полотняные брюки и дорогую батистовую рубашку цвета зеленой нильской воды от наимоднейшего в среде гомосексуалистов портного. Подкрашенные бронзовые кудри — он доставал головой почти до притолоки — ниспадали на лоб и шею. Обут он был в кокетливые итальянские сандалии.

— Я уверен, — заявил Рекс, — что фотографии у Кэрри просто экстра!

Он прошел за стол и заглянул через плечо Чарлин.

Рекс Райан когда-то мечтал об актерской карьере, но дальше выходов и крохотных ролей дело не пошло. Восемь лет назад Чарлин, всю жизнь, дружившая с его покойной матерью, помогла ему вложить весьма скромное наследство в рекламное агентство и преуспеть. Рексу было тридцать четыре, и он был в полном порядке. Красивое лицо с чувственным ртом, но слабым подбородком, с ноздрями, трепетавшими, стоило им только учуять запах мужского тела… Однако Рекс прилежно занимался всеми моделями, занесенными в картотеку агентства, независимо от их пола.

— Кэрри просто молодчина, я так и знала! — откликнулась Чарлин. — Всего неделю в городе, даже еще альбома фотографий нет, а уже рекламирует мыло «Зест» и вызывает интерес у других рекламодателей. Кэрри, через две недели весь город будет узнавать тебя в лицо, готовься!

— Что я тебе говорил?! — сказал Рекс. — Фотографии — что-то потрясающее! — Он присел на один из плетеных стульев, стоявших в кабинете Чарлин, и начал перебирать контрольные снимки. — Просто экстра! Я тебе предсказываю: твое лицо годами не надоест, и ты заработаешь агентству миллионы!

Зазвонил телефон, Чарлин подняла трубку.

— Валери? Привет, привет! Рекс? Одну минуточку, моя радость, я посмотрю, пришел ли он… — Она нажала на кнопку, отключающую микрофон. — Рекс, это Валери дю Шарм. Будешь говорить?

— С такого ранья? — скорчил гримасу Рекс.

— Он еще не приходил, светик! — отпустив кнопку, сказала в трубку Чарлин.

— Как тебе нравится в Нью-Йорке? — спросил Рекс у Кэрри.

— Очень нравится.

— Не скучала в выходные?

— Ничуть, я все время была занята. Ходила в зоопарк в Бронксе.

— С ума сойти, — восхитился Рекс.

— У тебя отважные друзья, — заметила Чарлин. — В зоопарк!

— Я ходила одна.

— А почему бы и нет? — спохватился Рекс. — Юная девушка, едва успевшая закончить колледж… Кстати, как он называется?

— «Сара Лоуренс».

— Именно. «Сара Лоуренс». У меня там был знакомый, чудный парень, он преподавал на факультете искусствоведения. Пробыл там всего год, потому что его попросили покинуть заведение. Он был слишком… своеобразен для них. У тебя, должно быть, много друзей в Нью-Йорке, раз ты училась в таком престижном колледже.

— Ты ведь из Вирджинии? Ваша семья давно живет там? — поинтересовалась Чарлин.

— Две сотни лет. Чарлин расхохоталась:

— Ничего себе! Ты случайно не из Дочерей Американской революции? Бог мой, только не это!

— Нет, — успокоила ее Кэрри, — я из квакерской семьи, а квакеры не принимали участия в революции.

Рекс даже рот открыл от изумления.

— Ты из квакеров? Это же просто потрясающе! Мне всегда хотелось познакомиться с квакерами, но в нашем бизнесе с ними как-то не встречаешься!

Уперев руку в бедро и изящно склонив голову набок, он пристально рассматривал Кэрри.

— Я сразу почувствовал, что ты какая-то другая, не как все, но чтоб мне в голову пришло насчет квакеров… Конец света!

Телефон снова зазвонил, и Чарлин взяла трубку:

— Что-что? В Голливуде актеру платят тысячу долларов за прыжок из машины на ходу!

Она что-то черкнула в блокноте.

— Черт знает что! Понедельник, только что началась рабочая неделя, а уже посыпались безумные предложения рекламных агентств! Слава тебе, Господи, у Кэрри хоть нормальная реклама: ей надо выглядеть красивой и мыться мылом «Зест». По крайней мере, компания «Бентон и Боулз» еще не спятила — в отличие от всех остальных на Мэдисон-авеню!

— В принципе, сам процесс съемок не так ужасен по сравнению с тем, как рекламщики описывают свои затеи. Винс Огаст всю ночь не мог сомкнуть глаз, засыпал на минутку и просыпался в холодном поту, когда они ему сказали, что утром его поднимут на воздушном шаре, и он будет спускаться с пачкой «Вайсрой» в руках. Он совершенно изнервничался, а потом выяснилось, что будет трюковая съемка. Рекламщики обычно выкручиваются из трудных ситуаций. Ладно, я отобрал фотографии, которые мне нравятся.

— Киска, ты вступила на прошлой неделе в Гильдию актеров экрана, да? — спросила Чарлин.

— Вступила и заплатила двести пятнадцать долларов.

— Не волнуйся. «Зест» тебе даст пять сотен потиражными. Это выгодный контракт.

— Но скоро ей придется вступить и в АФТРА, — напомнил Рекс.

— Что за АФТРА? — спросила Кэрри.

— АФТРА защищает твои права на записи и на прямой эфир, а Гильдия — на телевизионный прокат.

— И я не поняла, что такое потиражные, — созналась Кэрри.

— Это действительно сложно, сложней всего в нашем бизнесе. Начать с того, что Гильдия установила минимальную оплату за съемочный день в сумме ста двадцати долларов. Это и есть твой базовый гонорар. «Зест» берет тебя на три съемочных дня, значит, ты получаешь в три раза больше.

— Это мне ясно…

— Если они используют этот ролик, тебе будут дополнительно платить каждые тринадцать недель, а оплата будет зависеть от количества точек, то есть крупных городов, где ролик покажут.

— Смотри, киска, — вмешался Рекс. — Рекламные ролики делятся по категориям — А-2, А-3, программа, врезка…

— Все это очень сложно, — снова взяла слово Чарлин. — Например, ролик получит категорию врезки, если он демонстрируется между передачами или поздно ночью одной из мелких телестудий.

— А выгодней всего, — опять вмешался Рекс, — если ролик крутят крупные телецентры в лучшее время в популярной программе. Это называется «программный ролик».

— Поправочка! — перебила Чарлин. — Выгодней всего, если ролик пойдет и в программе, и как врезка — сразу в нескольких категориях.

— Платят по-разному, — продолжил Рекс, — иногда мелкими суммами: по девяносто, семьдесят пять или пятьдесят долларов, а иногда компания выкупает ролик — и сразу платит, скажем, семьсот двадцать семь долларов.

— Я только поняла, что мне этого не понять, — вздохнула Кэрри.

— Этого и нам не понять, — утешила ее Чарлин. — Нам приходится доверять бухгалтериям рекламных агентств. Но ты, Кэрри, на этой неделе будешь сильно загружена. У меня для тебя еще один показ-собеседование. Записывай.

Кэрри раскрыла здоровенную сумку и достала ручку и толстый блокнот, многие страницы которого были уже исписаны разноцветными чернилами.

— Что это у тебя за рабочая тетрадь? Студенческие заканчиваешь? — заинтересовалась Чарлин.

— Нет, это дневник. Я дневник веду и всюду ношу его с собой.

— Ты что, пишешь?

— Пытаюсь.

— Писать для тебя — это одно, а вот жить литературой — совсем другое дело, — заметила Чарлин. — Мне это хорошо известно, моя радость, поскольку один из моих мужей был писателем. Манекенщицы зарабатывают больше. Заработаешь кучу денег — и можешь отдыхать. Так, записывай: два часа десять минут у «Комптона». Это реклама мистера Клина. Ты должна выглядеть свежей и сдержанной.

— Поняла, — Кэрри строчила в блокноте.

— Видишь, Рекс, в этой девушке нет ничего банального. Высокий класс, аристократичность. Что называется: «леди в гостиной, сука в постели». Именно то, что надо.

Кэрри вспыхнула.

— Ну ладно, мой ангел. Готова, так иди. Начинается блестящая карьера, не упусти свой шанс. У Дж. Уолтера тебя ждут в одиннадцать.

Кэрри, волнуясь, собирала свои вещи, когда снова зазвонил телефон и Чарлин взяла трубку:

— Ева Петроанджели? Конечно, светик… Отлично. Мы с Рексом ждем тебя в пять… Пока, лапочка!