Глава 4

В глазах Баррета МакКлэйна мелькнула злость, когда он увидел сына, стоявшего за креслом Эмили с издевательской ухмылкой на лице. Пекос всегда появлялся, когда его меньше всего ждали. Надеясь, что этот несвоевременный визит будет коротким, Баррет заставил себя улыбнуться и ласково сказал:

— Как приятно видеть тебя, сын. Не знал, что ты вернулся в Марфу.

Пекос поставил свободное кресло рядом с тетей и устало опустился в него, подмигнув ей.

— Здравствуйте, сэр, — сказал он, кивнув недовольному отцу. — По правде говоря, я был в Мексике, когда у меня вдруг возникло странное предчувствие. — В его серых глазах мелькнули хитрые искорки. — Что-то подсказало мне, что я должен немедленно ехать на Тьерра дель Соль. И вот я здесь. — Он откинулся назад, в то время как счастливая тетушка наливала ему кофе из серебряного кофейника. — Здесь что-нибудь случилось?

Это ваши молитвы я услышал, отец? Разве не вы призывали меня вернуться домой? — Пекос посмеивался, глядя ему прямо в глаза.

— Ты не думаешь, что сейчас слишком ранний час для твоего неуместного юмора? — Баррету МакКлэйну вовсе не было весело. — Я не знаю, что ты здесь делаешь, но…

— Как, папочка, — воскликнул Пекос с притворной болью в голосе, — вы не рады видеть меня? Я был уверен, что вы…

— Достаточно, Пекос, — теряя терпение, прервал его Баррет. — Почему ты всегда приводишь меня в бешенство? Я, наверное, так никогда и не пойму тебя.

— Пожалуйста, Баррет, — вступилась за племянника Эмили, — мальчика так долго не было дома. Не мог бы ты…

— Все в порядке, тетушка Эм, — сказал Пекос. Он улыбнулся ей. — Вероятно, я приехал не вовремя. — Его взгляд вновь остановился на отце. — Ведь так? Есть какая-то причина, по которой вы не хотели бы видеть меня сейчас?

— Как долго ты собираешься пробыть здесь, Пекос? — Баррет проигнорировал вопрос сына. Слегка прищурив глаза, Пекос взял полную чашку кофе и сказал спокойно:

— Сначала скажите, почему не желаете меня видеть, а потом, возможно, и я сообщу вам дату своего отъезда. — Он сделал глоток кофе и ждал.

Начиная выходить из себя, Баррет МакКлэйн стукнул по столу крепким кулаком:

— Останешься ты здесь навсегда или уедешь немедленно — для меня это не имеет никакого значения, но я не буду повторять несколько раз: я не хочу от тебя слышать ничего по поводу принятого мной решения. Я вскоре жду гостей на Тьерра дель Соль. Мой старый друг, Джереми Уэбстер, смертельно болен; фактически он при смерти. Он приедет сюда с дочерью. После смерти Джереми его дочь останется здесь с нами.

Серые глаза сына внимательно смотрели на Баррета МакКлэйна:

— Это все, что ты хочешь сказать? Объясни! Эта женщина будет работать здесь, на ранчо? Или она будет постоянной гостьей? Дочерью тебе? Сестрой мне? Так как же?

— Она будет моей женой! — прошипел Баррет МакКлэйн, разгневанный тем, что сын вечно заставляет его чувствовать себя непростительно глупо.

Пекос взглянул на тетю. Ее бледное лицо выражало беспокойство.

— Пекос, дорогой, — начала она, боясь, что он скажет или сделает что-нибудь не так.

Он улыбнулся ей. Стройное сильное тело юноши вытянулось в кресле, а голос был спокоен, когда он начал говорить. Никогда не реагируя так, как от него этого ожидали, он промурлыкал:

— Новая мамочка. Грандиозно. Надеюсь, она будет рассказывать мне сказки на ночь и убаюкивать, когда меня будет мучить бессонница.

— Ты когда-нибудь перестанешь над всем издеваться и все высмеивать? — Баррет был в бешенстве. — Повторяю, я собираюсь жениться вновь, и ты не сможешь мне помешать. Ты можешь сказать что-нибудь дельное, по существу?

Ровным и низким голосом Пекос прервал отца, поднимаясь с кресла:

— Какая разница. Я не помню, чтобы вы когда-нибудь просили моего совета по какому бы то ни было вопросу. — Он стоял, глядя на Баррета сверху вниз. — Поступайте, как знаете; женитесь на женщине, которую прежде не встречали, мне все равно. — Пекос наклонился, чмокнул тетушку в щеку и прошептал: — Я хочу пойти поздороваться с Рено, затем освежиться с дороги и немного поспать. Тетя, давайте позавтракаем попозже вместе, когда я проснусь.

— Да, дорогой, с удовольствием, — ее усталые глаза остановились на дорогом лице, в то время как он вновь взглянул на Баррета МакКлэйна.

— Когда прибудут смущенная невеста и ее гордый батюшка?

Безуспешно пытаясь сдержаться, Баррет ответил:

— Еще не скоро. Я уверен, что к тому времени ты устанешь от Марфы и Тьерры дель Соль.

— Г-м-м, — промычал Пекос. Он поскреб заросший щетиной подбородок и ухмыльнулся: — Я так долго не был дома, что, пожалуй, останусь встретить мою новую мамочку. — Громкий хриплый смех вырвался из его широкой груди, когда он пошел прочь, оставив своего побагровевшего от гнева отца и сияющую тетушку смотреть ему вслед.

Рено Санчес лежал на узкой кровати. Его темные глаза открылись на мгновение, затем снова плотно сомкнулись. Храп вырывался из его открытого рта, а одна из темнокожих рук свесилась с края кровати.

— Рено, сукин ты сын, открывай дверь! — Низкий мужской голос взорвал тишину маленького жилища. Темные глаза моментально распахнулись. Рено облизнул губы, нахмурился, протер заспанные глаза и поднял голову. Думая, что это кто-нибудь из ковбоев прервал его крепкий сон, он грубо крикнул:

— Пошел к дьяволу, косоротый гринго! Или я…

Гнев Рено улетучился, когда входная дверь распахнулась, и ранний посетитель появился, усмехаясь, в ее проеме. Он подошел прямо к узкой кровати, стоявшей в углу, и сдернул простыню с ошеломленного мексиканца.

— Давай, поднимай свою грязную задницу! — громко смеясь, воскликнул Пекос.

Вскочив с кровати и схватив брюки, Рено тоже расхохотался.

— Черт тебя побери, Пекос! — заорал он счастливо. — Когда ты приехал? — Торопливо натянув брюки, он обнял друга, похлопав его по спине.

— Только что, амиго, — сказал Пекос, отстраняясь от него. — Черт побери, Рено, вечно ты обнимаешься. Убери от меня свои масляные руки.

Вовсе не обиженный, Рено, сияя, нежно смотрел на человека, которым всегда восхищался. Его золотой зуб поблескивал в свете залитой солнцем комнаты. Он засмеялся еще громче и снова сгреб сопротивляющегося Пекоса в объятия, обхватив более высокого ростом друга за пояс своими короткими сильными руками.

— Бездушный ублюдок, я так рад видеть тебя! — Он еще сильнее обнял Пекоса. В конце концов, тот смирился и послушно сносил объятия друга. Но все же почувствовал облегчение, когда, наконец, богатырь Рено отпустил его и спросил:

— Хочешь кофе, Пекос?

— Есть бурбон? — Пекос оглядел скудно обставленную хижину, сложенную из необожженного кирпича, которая служила Рено домом с незапамятных времен.

Родившийся на Тьерра дель Соль пятью годами раньше Пекоса, Рено, сын красивого погонщика и очаровательной домашней служанки, осиротел в четырнадцать лет. Его часто увлекающийся женщинами отец не смог устоять перед чарами одной молодой красотки, которая служила на ранчо помощницей повара. Он совершил роковую ошибку, отправившись как-то ночью на свидание, когда, как он думал, его жена и Рено спали. Но ревнивая мать Рено, Кони, заподозрила неладное, Она выследила своего влюбчивого муженька на сеновале одного из принадлежащих Баррету МакКлэйну сараев и, застигнув на месте преступления, вскипела от ярости. Кони выхватила из-под юбки маленький острый кинжал и глубоко вонзила его в обнаженную спину ничего не подозревающего супруга. Но еще не успев выдернуть кинжал, Кони Санчес горько пожалела о своем необдуманном поступке. Завопив во весь голос, Кони оторвала ослабевшее тело мужа от разлучницы и упала на него, пытаясь заговорить с ним. Но Рауль Санчес был мертв. Обливаясь слезами, Кони выдернула кинжал из широкой спины мужа и ласково уложила его на солому. В то время как другая женщина причитала, прижав к себе одежду, Кони Санчес легла рядом с мертвым мужем и уверенным движением вонзила себе кинжал прямо в сердце, разом покончив счеты с жизнью. Юный Рено Санчес проснулся среди ночи, услышав крики. Он тут же понял, что случилось что-то страшное. И, едва успев надеть брюки, со всех ног кинулся на сеновал. Он прибежал туда первым. Его большие темные глаза сверкнули ненавистью в сторону виновницы трагедии, все еще стоявшей над его мертвыми родителями. Но тут же он упал перед ними на колени и стал слушать, не бьется ли у них сердце. Нет. С сухими глазами он поднялся, снял со стены лошадиную попону и накрыл ею их тела.

— Диос, упокой их души, — прошептал мальчик, перекрестился и вышел из сарая.

С этого момента он больше не был ребенком. И в эту теплую лунную ночь четырнадцатилетний Рено Санчес поклялся, что сам он никогда не нарушит брачного обета. Он никогда не позволит внезапно возникшей страсти разрушить его жизнь или жизнь другого человека. Рено всегда помнил о своей клятве. Влюбчивый и увлекающийся по природе, как и его отец, Рено всегда держал свои эмоции под жестким контролем. Когда-то у него была жена, и он был ей верен. После ее смерти женщины уже ничего не значили для Рено. И он был уверен, что так будет и впредь. У него была самая лучшая женщина на свете, и он не желал никакую другую.

Когда разыгралась эта трагедия, Пекосу было девять лет. Взрослые не рассказали ему тогда всю историю, хотя он и догадывался о том, что произошло на самом деле. Страстно желая узнать все подробности, он пришел к Санчесу через несколько дней после похорон. Когда опечаленный юный мексиканец не выказал особого желания рассказать обо всем любопытному Пекосу, тот заявил, что Рено, в конце концов, всего-навсего бедный работник, принадлежащий всесильному Гаррету МакКлэйну. А поскольку он его сын, то Рено должен ему подчиняться.

Пекос приблизился вплотную к более высокому парню и сказал:

— А ну, выкладывай все по порядку, мексикашка. Твой отец развлекался с этой новенькой кухаркой там, на сене?

В черных глазах Рено вспыхнуло бешенство. Они остановились на наглом лице Пекоса, а темная рука схватила его за воротник рубашки. Притянув испуганного мальчишку к себе, Рено холодно процедил сквозь зубы:

— Ты, тупой маленький грязный ублюдок! Не смей больше никогда заикаться об этом. Моя мать и отец умерли. Как они умерли, не имеет для тебя значения. Я любил их обоих, и я изобью тебя, если еще когда-нибудь услышу, что ты зубоскалишь о них. Это мой дом, убирайся отсюда немедленно!

Наконец он отпустил Пекоса, но ошеломленный мальчишка заметил слезы печали, наполнившие темные глаза Рено. С того дня Пекос МакКлэйн, благоговея перед гордым мужественным мексиканцем, решил с ним подружиться. Это получилось не сразу, но Рено, от природы незлопамятный и дружелюбный, вскоре перестал гонять девятилетнего мальчишку, когда он каждый вечер после ужина приходил к нему. Более того, тот ему понравился: маленький мальчик откровенно заявил своему мексиканскому кумиру, что хочет с ним подружиться. А что думает по этому поводу Рено?

Сверкнув белоснежными зубами, Рено Санчес засмеялся и потрепал иссиня-черные волосы мальчика.

— Si, Пекос, — заверил ребенка Рено, — мы станем друзьями, но только при том условии, что ты не будешь мне напоминать о своем имени МакКлэйн. Si?

— Si, Рено, — усмехнулся Пекос. — Почему бы и нет?

С того дня минуло восемнадцать лет. Пекос МакКлэйн и Рено Санчес стали близки, как братья. После той июльской трагедии они большую часть свободного времени проводили вместе, катаясь верхом, плавая, охотясь или, лежа на спине под звездами, мечтали о будущем, когда они оба пустятся в полные небывалых приключений путешествия. Не обращая внимания на ругань Баррета МакКлэйна, который был недоволен дружбой сына с оборванцем, Пекос заявлял отцу, что для него не имеет никакого значения, что имя его друга — Санчес. Пекоса жестоко наказывали за его дерзкий язык и непочтительность к старшим. Но толку от этого было мало: Пекос твердо решил во всем походить только на своего друга Рено. Он был единственным человеком, с кем ему хотелось бы проводить время, и никакие наказания недовольного отца не могли этого изменить.

Пекос сидел, широко расставив ноги, на стуле с высокой спинкой, наблюдая, как его старый друг наполняет водой кофейник. Ополовиненная бутылка кентуккского бурбона была извлечена из потайного местечка и поставлена на стол. Пекос налил себе виски, выпил, поморщившись, и налил еще.

— Ты должен сопровождать меня в этой поездке, Рено. Я встретил женщину своей мечты в Пасо.

Пасо дель Норт на границе Техаса и Мексики было восхитительным местом, где любой отважный юноша мог с легкостью найти удовольствия, которыми жаждал насладиться. В городке, в котором все салуны, рестораны и игорные дома были открыты 24 часа в сутки, было довольно просто удовлетворить любые желания и вкусить плоды запретных наслаждений. Для Пекоса МакКлэйна этот городок стал излюбленным местом, и он провел много счастливых часов за игорными столами, крытыми зеленым сукном, в театрах и чудных ресторанчиках. Этот развеселый городок прекрасно подходил к его неугомонной натуре и давал ему возможность пускаться в бесконечные приключения.

Исколесивший весь юго-запад, Пекос был хорошо знаком с владельцами таверн и хозяйками заведений в Пасо дель Норт. Его уважали и побаивались картежные шулеры и бродяги, за ним охотились женщины всех сортов.

— Расскажи мне об этой девушке твоей мечты, — попросил Рено, потерев руки, как ребенок, с нетерпением ожидая услышать рассказы друга о его последних приключениях. — Но сначала дай-ка мне закурить.

— Черт побери, ты когда-нибудь начнешь покупать себе сигары сам? — несмотря на резкость слов, красивое лицо Пекоса осветилось теплой улыбкой, говорившей о привязанности. Достав сигару из нагрудного кармана, он протянул ее через стол. — Позволь мне обрисовать тебе обстановку. — Пекос потянулся и откинулся назад, пока Рено закурил и одобрительно кивнул в ответ. — Это случилось в мою последнюю ночь на границе. Я проспал весь день и проснулся перед самым заходом солнца. Хорошо промочил горло в отеле, принарядился в надежде приударить за какой-нибудь девочкой.

— Еще бы, — возбужденно воскликнул Рено, — я даже знаю, что…

Предостерегающе подняв красивую руку, Пекос призвал своего чересчур шумного друга к молчанию:

— Кто, черт возьми, рассказывает эту историю, ты или я?

— Прости, прости. Я больше не буду тебя прерывать, — улыбаясь, заверил его Рено.

— Прекрасно. Так вот, слушай: я нарядился, как денди, и вышел из гостиницы на площадь. Я еще не знал, чем бы мне заняться, пересек пыльную площадь и очутился как раз у таверны «У Хрисана Гузи». Я благословил счастливый случай, который привел меня сюда, так как вспомнил, как кое-кто из джентльменов, с которыми я время от времени перекидывался в покер по вечерам, говорил, что видел в этом заведении одинокую красивую девушку с золотыми волосами и очаровательной фигуркой, которая словно создана для любви.

Пекос остановился, зевнул и потер уставшие глаза. Рено затянулся сигарой и ждал продолжения.

— Полагая, что вновь встретить эту девушку здесь было маловероятно, я все же зашел в таверну. Пробираясь через толпу к бару, я кивнул одетому в белый жилет бармену и взял бутылку превосходного виски. За ней последовал сияющий хрустальный бокал. Пока бармен наливал мне виски, в ближайшем углу раскрылись красные вельветовые занавески, и пианист у сцены ударил по клавишам. Словно ниоткуда появилась эта красавица. Она взошла на сцену не дальше, чем в двадцати футах от меня. Все в зале начали приветствовать крича: «Ангел, Ангел!», пока я, раскрыв рот, пялился на это великолепное создание, которое когда-либо видел. Она начала петь, и ее голос был сладким как мед. Говорю тебе, Рено, просто дух захватывало. Прозвище «Ангел» очень подходило ей. — Он помолчал, опустив руки на стол, и вздохнул.

— В чем дело? Ангелочек тоже увлеклась тобой? — Рено уже забыл свое обещание не прерывать друга.

— Да. Ее огромные изумрудные глаза обвели комнату и остановились на мне. Она пела свою песню о любви только для меня, и я чувствовал, что за этим последует самая прекрасная ночь в моей жизни. Когда она закончила петь, то подошла прямо ко мне, и мы устроились за отдельным столиком, чтобы поужинать вместе. Мы пили шампанское, ели самые изысканные блюда, и Ангел дарила мне сладкие поцелуи и обещания. Она действительно заигрывала со мной, и когда, как я и ожидал, мы пошли наверх, она была очень податлива. Мы оба были слегка навеселе, и когда поднимались вверх по ступенькам, устланным залитым вином ковром, наши руки тесно переплелись. Мое нетерпение возрастало. Когда мы уже почти вышли из клуба, какой-то тупой английский ублюдок, прорвавшись сквозь толпу, выхватил револьвер и заорал, что Ангел принадлежит ему и что он пристрелит каждого, кто к ней прикоснется.

Глаза Рено округлились, он громко сглотнул и пробормотал:

— Dios!

— Я заслонил Ангел и выхватил ружье, но не успел я опомниться, как этот придурок пальнул в меня. Он целился мне прямо между ног!

— О-о-о! — простонал Рено и бессознательно схватился за свое сокровище. — Неужели…

— Счастлив заверить тебя, что я все еще мужчина. Мне повезло, что это был неудачный выстрел. Пуля пролетела мимо, вонзившись в один из тех вырезанных из дерева шаров, что обычно украшают лестничные перила, прямо рядом с моим бедром.

Счастливо ухмыльнувшись, Рено кивнул головой:

— Ты счастливчик, Пекос! Везунчик!

— Не такой уж я счастливчик. Будь я проклят, если начальник полиции не услышал выстрел и не влетел внутрь, два раза пальнув в воздух. Без лишних слов он схватил нас обоих и отвел в тюрьму. Так что вместо того, чтобы провести ночь любви в теплой постельке Ангелочка, я провел ее на холодном каменном полу в окружной тюрьме. — Пекос придвинулся к столу и засмеялся. — На следующее утро, прежде чем выпустить на волю, он оштрафовал меня на 25 долларов. — Пекос поднялся со стула, продолжая смеяться. — Мне надо выспаться. Я ведь пришел просто, чтобы поздороваться. Почему бы нам сегодня не отправиться вместе, скажем, в Марфу?

Поднявшись, Рено проводил друга до двери.

— Si, мы могли бы поехать туда и навестить Джорджину и Лупу. Лупа так скучала о тебе, Пекос.

— Возможно, — сказал Пекос и вздохнул. — Она хорошенькая, но она не Ангел. Понимаешь, Рено, это такая девушка, что… Господи, да если бы она не была проституткой, я бы женился на ней!

— Господи, что ты говоришь, Пекос МакКлэйн!

— Да не волнуйся ты. — Пекос усмехнулся и хлопнул Рено по широкому плечу. — Кстати, ты слышал? Мой отец собирается жениться.

— Да, слышал, Пекос, — ответил Рено, уныло покачав головой. — Мне очень жаль, ведь это не самая лучшая новость для тебя, не так ли?

Пекос уже уходил, но при этих словах обернулся:

— Не так уж все и страшно. Ты же знаешь, как скуп мой старик. — Он лениво ухмыльнулся. — Эта Уэбстер, скорее всего, какая-нибудь высохшая старая дева. Я-то знаю, что для того, чтобы выманить у папочки даже четверть доллара, женщина должна быть так же дьявольски хороша, как моя Ангел.