Глава 29

Пекос задрожал от возбуждения, его красивое лицо потемнело от страсти. Он застонал от наслаждения, его глаза закрылись в экстазе. Анжи смотрела на него, затаив дыхание. В любую секунду эти огромные серые глаза могут открыться, и он посмотрит на нее. Что увидит она на его лице? Недоверие? Сожаление? Отвращение?

Она обнимала его спину и ждала, испуганная, что и на этот раз все будет по-старому. Пресыщенный, он снова может холодно оттолкнуть ее, словно она была нечистой, отвратительной. Будет ли он сожалеть о том, что случилось? Будет ли жалеть, что снова коснулся ее? Будет ли оскорблять и унижать?

Его густые черные ресницы медленно поднялись. Пекос смотрел на Анжи. Сердце ее сжалось от радости. Нескрываемая нежность читалась в его глазах и смягчала черты его красивого лица. Анжи страстно хотелось покрыть его поцелуями и засмеяться, как счастливый несдержанный ребенок. Но она побоялась сделать это. А Пекос — нет.

— Мой Бог, ты такая сладкая, такая сладкая, — пробормотал он восторженно, покрывая теплыми поцелуями ее пылающее лицо, и легкий смех вырывался из его широкой груди. — Детка, ты доставила мне такое наслаждение. — Он ущипнул ее за мочку уха и весело засмеялся. — Ты сделала меня таким счастливым, что я не могу удержаться, чтобы не засмеяться. — Его открытый рот вновь стал играть ее губами.

Анжи крепко обняла его. Она смеялась с ним, счастливая, потом удовлетворенно вздохнула и убрала густую прядь волос, упавшую ему на лоб: — Пекос, мой дорогой, ты такой милый. Сейчас ты выглядишь, как маленький мальчик. — Ее рука скользнула к его губам.

Игриво укусив ее за пальчики, он простонал.

— Милый? Котенок, меня по-всякому называли, но милым? — Медленно он стал было отклоняться от нее, но Анжи не хотела его отпускать. Безотчетный страх охватил ее, когда Пекос разжал объятия. Но этот страх улетучился через мгновение. Он протянул руку к своему тяжелому пальто, снова повернулся к ней и накрыл их обоих. Улегшись поудобнее на спине, он опять притянул к себе Анжи. Его мускулистая рука была ей подушкой, и Анжи прильнула к нему, чувствуя себя совершенно счастливой. Тепло и умиротворение охватило Анжи, и она глубоко набрала в легкие воздух, вдыхая запах своего возлюбленного. Восторг от их пылкой любви поблек в сравнении с благодатным покоем, который она ощутила теперь. Молодая женщина наслаждалась этим чувством, и оно действительно было восхитительно. Пекос поцеловал ее волосы.

— Детка, ты в порядке? Тебе не холодно? — Он плотнее подоткнул полы пальто сбоку от нее. — Я не сделал тебе больно, нет? — Он крепче обнял ее.

Анжи томно улыбнулась. Ее рука покоилась на его груди, а колено — на его плоском животе. Она поцеловала теплую шею Пекоса и нежно, мягко пробормотала:

— Мне тепло, хорошо, и я счастлива.

— Чудесно, — сказал он, целуя ее в нос. — Я не мог забрать тебя отсюда. Я должен был подождать, пока мы…

Анжи теснее прижалась к нему.

— Я так рада, что ты именно так и поступил.

Пекос улыбнулся и погладил ее упругое бедро.

— Господи, я так волновался за тебя. Радость моя, зачем ты поехала кататься в бурю? Ты могла погибнуть.

— О, Пекос. — Жестокая реальность нахлынула на нее. — Никогда не прощу себе того, что случилось с Диаболо. Жаль, что я не погибла вместо него. Если бы я могла хоть что-то изменить…

Пекос остановил ее. Его рука повернула лицо Анжи к себе. Желваки яростно перекатывались на его скулах, а глаза сверкали гневом.

— Не смей говорить такие вещи! Боже, я бы не вынес, если бы с тобой что-нибудь случилось. — Он страстно поцеловал ее. Когда его губы оторвались от Анжи, он прижался щекой к ее лицу. — Малышка, я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты всегда оставалась со мной.

Ее глаза расширились, а сердце сильно забилось в груди. Молодая женщина прошептала, не веря своим ушам:

— Ты… Пекос… ты меня любишь?

Он пощекотал ее губами за шею.

— Да! Господи, да, я люблю тебя, я хочу тебя. Меня пугает, как сильно…

— Пекос, — перебила она, — а как же… я имею в виду…

— Не надо. — Он поднял голову и посмотрел ей в глаза. — Мне плевать на твое прошлое, я люблю тебя.

— Но, дорогой, — пробормотала она, — пожалуйста, дай мне объяснить. Понимаешь, я…

Его губы заставили ее замолчать. Он поцеловал ее и прошептал:

— Пожалуйста, не надо. Я не хочу этого слышать, любовь моя.

— Но, Пекос…

— Нет, никогда. Я сказал тебе, я тебя люблю и собираюсь заставить тебя полюбить меня. Остальное неважно. Я хочу тебя. Я должен обладать тобой. Не только сегодня, но всегда.

И не только твоим телом; я хочу твое сердце, твою душу, всю тебя. Я сделаю тебя своей, я сделаю тебя… — Он снова поцеловал ее, и она растаяла от его поцелуя, отбросив все попытки объясниться. Она все расскажет ему потом. А сейчас она просто хочет лежать здесь в свете костра и чтобы этот прекрасный мужчина обнимал и целовал ее. И любил.

Губы Пекоса выпустили, наконец, ее рот и скользнули вдоль подбородка к шее.

— Я голоден, а ты? — Его язык ласкал ее плечо.

— Г-мм, — протянула она со вздохом, — немного.

— У меня в сумке есть ростбиф и хлеб. И виски.

— Поделишься? — она запустила руку в его густые волосы на затылке.

— Не знаю, — торговался он, зарываясь лицом в ее грудь. — А что я получу взамен?

— Всю мою оставшуюся жизнь. Договорились?

Пекос поцеловал ее теплую грудь, носом отодвинув закрывающее ее пальто. Подняв голову, посмотрел на нее. Его глаза светились теплом, но и немым вопросом.

— Ты любишь меня?

— Да, Пекос, я люблю тебя, — прошептала Анжи тихо. — Я люблю тебя, я люблю тебя, я… — Его рот приник к ее губам.

Когда долгий жаркий поцелуй закончился, Пекос хрипло сказал:

— Я должен отвезти тебя домой.

— Мы, правда, должны ехать?

— Домашние будут волноваться.

— Думаю, да, но…

— Но что, моя драгоценная любовь?

Анжи улыбнулась и провела пальцами по его черной брови.

— Я хочу, чтобы ты весь принадлежал мне этой ночью.

— Тебе придется спать на довольно жесткой постели, если мы останемся здесь. — Пекос поймал ее запястье и притянул ее руку к губам.

— Я не хочу спать, Пекос.

— А чего же ты хочешь, счастье мое?

— Лежать в твоих объятиях до утра и думать, что в целой Вселенной нет никого, кроме тебя и меня.

— А в действительности кто-нибудь есть?

— Что? — лениво протянула она.

— Кто-нибудь, кроме тебя и меня?

— Нет, и никогда не будет, Пекос. Для меня никогда никого не будет существовать, кроме тебя.

— Докажи.

— С радостью. — Анжи взяла руками его лицо и притянула к себе, целуя со все возрастающей страстью. Когда у нее перехватило дыхание, она слегка оттолкнула его. Пекос взял инициативу в свои руки. Он убрал ее ладони с лица и, положив их над ее головой, осторожно сбросил с Анжи пальто и пробормотал:

— Тебе не будет холодно?

— Мне никогда не будет холодно в твоих объятиях. — Она потянулась, вытягивая руки над головой. — Ведь не будет?

— Нет, — пообещал он хрипло и приблизил губы к ее груди. Его приоткрытый рот потянулся к розовому соску, и он целовал его, превращая в маленький затвердевший кусочек страсти. Пока он двигался губами по ее груди, полные неги глаза Анжи приоткрылись, и сквозь опущенные веки она с восторгом следила, как его красивая голова целует ее трепещущую грудь. Рука Пекоса тоже ласкала ее, а язык медленно поглаживал возбужденный сосок. Острыми зубами он легонько покусывал его, отпускал и целовал снова, пока, наконец, не услышал легкие стоны, срывающиеся с открытых губ Анжи, и его обжигающий рот вобрал в себя сладость ее груди. Молодая женщина почувствовала, что его возбуждение достигло предела. Пламя проникало в ее тело с его ласками, она тяжело дышала и шептала что-то от охватившего восторга.

— Пекос, да, да, — шептала она в восторге. — Дорогой, и… о, да… — Ее руки скользнули вниз, чтобы прижать его лицо теснее к своей груди, в то время как огонь бушевал в ней с неописуемой силой. Ее рот приоткрылся, а губы пересохли; она нервно увлажнила их кончиком языка.

Пекос приподнялся, его губы оторвались от ее груди. Он опять с любовью смотрел на нее, и Анжи почувствовала, как он двигается над ее животом. Ее упругие бедра раздвинулись для него.

— О, малышка, — простонал он и, взяв ее маленькую руку, потянул ее вниз к своей дрожащей от напряжения плоти. Его губы горели, он наклонился и поцеловал ее, бормоча ей в рот:

— Пожалуйста, дорогая, пожалуйста.

Легкий стон сорвался с приоткрытых губ Анжи, когда ее рука сомкнулась у него под животом. Пекос задрожал. Он вновь приник к ней, и язык его глубоко проник в ее рот. Прикосновение ее руки превратило его кровь в огонь. Он поднял голову и ободряюще посмотрел ей в глаза, в то время как она робко, но настойчиво, вводила его в свою сокровенную теплую влажность, пульсирующую от всеобъемлющего желания, заставляя их сгорающие от страсти тела погрузиться в наслаждение.

— Пекос, — вздохнула Анжи, когда ее рука впустила его в ее мягкое податливое нутро.

Он глубоко проник в нее. Руки Анжи обвились вокруг его шеи, а ее бедра поднялись навстречу к нему, когда всеохватывающее наслаждение вновь наполнило все ее существо. Решив не торопиться на этот раз, Пекос шептал слова любви и, раз за разом, двигал стройными бедрами, желая продлить удовольствие настолько, насколько это возможно. Это было нелегко. Маленькое женское тело, распластанное под ним, крепко обнимало его. Пылающая кровь в его жилах начала закипать, и непреодолимое желание излить себя в любимую стало практически невозможно побороть. Нечеловеческим усилием воли он сдержался, медленно водя бедрами и нежно двигаясь вверх и вниз, сдерживая силу, которая рвалась наружу с пугающей мощью. Ему было очень тяжело; но удовольствие, которое он дарил этой женщине, стоило того. Великолепные волосы Анжи разметались и поблескивали в свете костра, очаровательное лицо увлажнила испарина. Она без устали двигалась ему в такт, ее руки скользили по его телу, нежный голосок пылко шептал ласковые слова, а изумрудные глаза смотрели с восхищением.

Анжи почувствовала, что вот-вот наступит момент высшего блаженства. Но она не хотела, чтобы этому пришел конец. Она жаждала, чтобы этот человек, которого она любила, оставался глубоко в ней вечно. То, что она чувствовала, было слишком прекрасно. Анжи застонала и посмотрела в расплавленные от страсти глаза Пекоса.

— Мне так хорошо, дорогой… так хорошо, — шептала она пересохшими губами. — Люби меня так всегда… всегда…

Пекос закусил губы и вновь сдержал слепящий поток, стремящийся вырваться из его тела.

— Да, любимая, — пробормотал он, двигаясь в ней умело, глубоко.

Губы Анжи растянулись в улыбке наслаждения, для нее сейчас не существовало ничего, кроме этого чувственного физического ощущения любви. В эти минуты она была похожа на животное, которое существовало словно только для того, чтобы чувствовать мощные проникновения в себя своего самца.

Удовлетворение подступало к ней, вершина наслаждения была уже близко. Чувственный и страстный, Пекос шел до конца, уводя ее к вершине блаженства. Ее изумрудные глаза молили о счастье. Она прижалась к Пекосу и почувствовала, как желанное завершение окатило ее, вознося на небеса.

Пекос последовал за своей любимой. Оба в крике исторгли свое безумное ликование, осознав, что они одни, на многие мили нет никого, кроме них, и они могут кричать о своей любви, не смущаясь и не сдерживаясь. Залитая светом костра пещера, где лежали их сплетенные тела, и темные горы вокруг принадлежали только им в эту снежную вьюжную ночь.

Они оба опрокинулись на спину, чтобы перевести дыхание. Анжи рассмеялась. Пекос повернул голову и посмотрел на нее. Ее смех становился громче, и вскоре его хохот присоединился к ее. Он обнял ее, и они лежали, счастливые, громко смеясь. Слезы радости катились по их пылающим щекам. Наконец Анжи положила руку на свой заболевший от смеха живот и подогнула колени. Но смех все еще продолжал срываться с ее губ.

В конце концов, заставив себя успокоиться, Пекос протер влажные веки. Немного подвинувшись, он повернулся на бок, лицом к Анжи. Он смотрел, как эта чудная красавица катается по одеялу, держась за живот, с разметавшимися золотистыми волосами, ореолом окружающими ее лицо. Его смех умолк. Он наклонился над ней и поцеловал смеющийся рот. И тут же прошептал:

— Ты даже не понимаешь, какая ты везучая, моя сладкая лакомая малышка.

— Да? — все еще смеясь, спросила она.

— Да.

— Почему? — Она начала успокаиваться.

— Потому что, что бы ты ни сделала, тебе не удастся рассердить меня. — Он лег на спину и положил длинную шелковую прядь ее волос себе на горло. — Господи, никогда не думал, что доживу до того дня, когда женщина будет смеяться, после того как я занимался с ней любовью. — Он усмехнулся.

Но Анжи не видела его улыбки. Испугавшись, что ранила самолюбие Пекоса, она села, склонившись над ним, чтобы поцеловать.

— Дорогой, я не… я… — Она увидела озорные огоньки в его глазах и с облегчением перевела дыхание. — Ты ведь знаешь, почему я смеялась.

Он притянул ее к себе.

— Да, знаю. В жизни бывают минуты, когда радость столь велика, когда ты чувствуешь себя таким счастливым, таким жизнерадостным, что просто не можешь удержаться от смеха. Сейчас ведь именно такая минута?

— Гмм, — она пощекотала его нос прядкой волос. — Что-то вроде этого. — Анжи поцеловала нос, который щекотала. — Я люблю тебя, Пекос. И ты любишь меня. Ты меня любишь! — Она покачала головой от изумления. — Это наполняет меня таким счастьем, что даже и не знаю, плакать мне или смеяться. А что ты чувствуешь?

— Котенок, — улыбнулся он, — я чувствую то же самое. Сделай мне одолжение: смейся всегда, когда счастлива, а не плачь.

Она прильнула к нему.

— Люди подумают, что я странная, если смеюсь в такие моменты.

— Дорогая, ты такая милая, когда смеешься, что, думаю, многих это будет волновать так же, как и меня. Я первый раз увидел, как ты расслабилась и дала волю своим чувствам.

Это было так заразительно и совершенно очаровательно!

Анжи ответила мелодичным голосом:

— Это на самом деле первый случай, когда я по-настоящему смеялась. — Ее несчастливое одинокое детство и все, что последовало за ним, промелькнуло у нее в памяти, но она не могла вспомнить моменты настоящего счастья.

Пекос поцеловал ее в висок. Конечно, она говорит о своем безрадостном прошлом проститутки в Пасо дель Норт. Он почувствовал, как его сердце сжалось.

— Счастье мое, — прошептал он мягко, — наша жизнь началась сегодня. Я обещаю, что наполню твои дни смехом, если ты позволишь мне сделать это.

Анжи наклонилась, поцеловала его грудь и обняла своего любимого.

— Пекос, — прошептала она, — почему бы нам не съесть то, что есть у тебя в сумке? — Она подняла голову и, поднеся губы к его уху, сказала, поддразнивая:

— А потом, полагаю, мне опять захочется посмеяться.