Глава 7

Я, должно быть, просто сошла с ума, думала Крессида, яростно намыливая волосы под хилой струйкой чуть теплой воды, сочащейся из допотопного душа. Она действительно согласилась поужинать со Стефано, после того, как приняла условие, что они останутся «друзьями». Друзьями? Она налила на ладонь ополаскиватель и стала втирать его в волосы. Друг никогда бы не стал столь самонадеянно полагать, что она свободна и может пойти с ним в ресторан именно сегодня.

Неужели она действительно думает, что они спокойно и мирно будут сидеть как два интеллигентных человека в столь людном месте, как ресторан, когда в последние недели своего неудачного брака они чуть ли не дрались в подобных обстоятельствах?

Крессида вспомнила, как однажды в ресторане смешила его, когда изображала двух известных американских кинозвезд. И Стефано — серьезный, величественный Стефано, сидел напротив, сотрясаясь от беззвучного смеха.

Она вышла из душа. Думай о плохом, напомнила она себе, заворачиваясь в махровую простыню и обматывая голову полотенцем. Однако сегодня плохие воспоминания как-то не приходили в голову. Если бы она была в своем уме, она позвонила бы ему и отменила сегодняшнюю встречу.

Может быть, все-таки позвонить? Сказать, что передумала? Она слегка покачала головой, как будто кто-то другой задал ей этот вопрос. Она достаточно хорошо знала Стефано, а он был не из тех, кто терпит подобные вещи. По еще влажной от душа коже прошла дрожь, как только она подумала о бесполезности сопротивления. Она прекрасно знала, что если и скажет ему, что передумала насчет ужина, он просто не станет ее слушать.

Со вздохом она открыла свой платяной шкаф, утешаясь мыслью о том, что прекращение враждебных действий пойдет на пользу всей труппе театра.

Она чувствовала, как участился ее пульс. С ней никогда ничего подобного не происходило перед встречей с Дэвидом. И почему вдруг вопрос о том, что надеть сегодня вечером, стал таким жизненно важным? Потому что ты идешь с НИМ, дурочка, — призналась она самой себе. С ним — и этим все сказано, и ты всегда будешь так чувствовать себя с ним.

Она потуже затянула пояс вокруг тонкой талии, споря сама с собой. «Ты не будешь стараться произвести на него впечатление, — подумала она. — У него полно женщин, и ты больше не принадлежишь к их числу». Прежде всего следует одеться так, чтобы не дать ему повод подумать, что она нарядилась ради него, в противном случае это послужит зовом, которому он не станет сопротивляться. Она прикрыла глаза и представила, как он отреагирует на подобное приглашение.

Прекрати, подумала она. Сейчас же прекрати. Ты же актриса — и ты лучше всех должна уметь убедить Стефано, что он уже больше не может управлять тобой только благодаря своей силе и мужскому обаянию. Да, возможно, она сумеет убедить его, усмехнулась она, натягивая белые шелковые трусики; гораздо сложнее убедить себя самое.

В конце концов она выбрала платье, которое подошло бы к сегодняшнему случаю — оно ни в коей степени не было вызывающим, однако было достаточно хорошо сшито, чтобы выдержать критический взгляд Стефано и свидетельствовать о том, что, хотя она и вынуждена экономить, но одевается вовсе не как нищая. Это было изумрудно-зеленое платье из очень мягкого джерси, достаточно простое по фасону и очень элегантное.., цвет подчеркивал цвет ее глаз, который был намного темнее. Она подкрасилась совсем немного — лишь нанесла на веки перламутрово-зеленые тени и подкрасила полные губы светло-розовой помадой. Волосы она распустила, и они ниспадали темно-рыжей блестящей волной на ее плечи.

Быстренько почистив черные туфли и протерев подходящую по цвету сумочку, она была полностью готова как раз к тому моменту, когда раздался звонок в дверь.

Она открыла дверь, чувствуя неожиданное смущение. Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Он выглядел.., он просто выглядел как Стефано, не могла не признать она со смутной тоской, то есть совершенно сногсшибательным.

Была ли его способность с таким непринужденным шиком носить одежду связана с его итальянским происхождением? Или дело было в нем самом? Хотя костюм соответствовал последней моде свободного покроя, тем не менее он подчеркивал его идеальную фигуру, длинные мускулистые ноги, обозначал широкую грудь, обтянутую тонкой тканью дорогой сорочки.

При виде его у нее внезапно пересохло во рту, и она с трудом выдавила:

— Привет. — При этом Крессида машинально провела языком по сухим губам и отметила, что в его темных глазах появилось удивление.

— Привет, — ответил он. — Готова? Она хотела убедить его, что доедет до ресторана своим ходом, однако все возражения оказались напрасными. Стефано и слушать ничего не хотел, сказав, что они поедут на его машине.

Глупо было с ее стороны почувствовать разочарование из-за того, что он ничего не сказал по поводу ее внешности. Она подошла к вешалке, чтобы снять пальто, но он опередил ее, и его смугло-оливковая рука потянулась к крючку. Но увидя, что там висит ее пальто из фланели, он удивленно поднял брови.

— Это? — с недоверием спросил он. Она с вызовом посмотрела на него.

— Совершенно нормальное пальто, — сказала она. — Я его очень люблю.

— Да уж, наверное, — сказал он голосом, в котором сначала прозвучала насмешка, а затем возмущение. — Ну почему, Крессида? Почему ты носишь такие вещи? Я много раз покупал тебе пальто в миллион раз лучше того, а ты все бросила и одеваешься как бродяжка. Ну, почему?

— Ты покупал одежду для своей хорошенькой игрушки, — ответила она. — Чтобы еще одним подарком заставить ее молчать. Конфетка для младенца. Я предпочитаю покупать себе вещи сама — они свидетельствуют о той независимости, которую, как мне казалось, я потеряла навсегда.

— Понятно. — Губы его скривились, когда он взглянул на видавшее виды пальто, затем он перевел взгляд на стены, где в углу от сырости отклеились безобразные обои. — И стоила она этого, твоя независимость? Не слишком ли высокую цену ты за нее заплатила?

— Я не смотрю на вещи с точки зрения их цены, — отрезала она, понимая, что уходит от ответа, потому что он бы здорово посмеялся, если бы узнал, что она играет на сцене с удовольствием и радостью, однако без того самоотверженного горения, которое отличает других, например, Дженну, горения, которое, как она когда-то считала, было и у нее.

Она посмотрела на него.

— Нет смысла нам ужинать вместе, если мы собираемся все время ссориться. Может быть…

Но он не дал ей закончить, спокойно подав ее пальтишко, заботливо помог надеть его, ласково и приветливо глядя на нее. Она призналась себе, что он прав: жаль, конечно, что она не может надеть поверх платья накидку из какого-нибудь благородного кашемира, а не выглядеть как студентка переросток!

Она намеренно шла по лестнице позади него, затем они вышли на улицу, где изысканные линии его роскошного черного лимузина выглядели совершенно неуместными на фоне неказистых строений заурядного квартала, где она обосновалась.

Он помог ей сесть в машину и захлопнул дверцу в той старомодно изысканной манере, которая когда-то очаровала ее. Она невидящим взором уставилась в окно, пока машина набирала скорость. Весь вечер вспоминать прошлое — совершенно бесполезное занятие. «Нужно думать о том, к чему все привело, — напомнила она себе. — Все кончено. Ты совершенно не подходила для этой роли. Стефано нужна покладистая женщина, которая стонала бы от наслаждения в его постели и шикарно выглядела за обеденным столом. Он — настоящий деспот. Заманив тебя замуж своими россказнями о будущем равенстве, он постепенно замкнулся в своих проблемах, заставив тебя ощутить себя одинокой, брошенной и ненужной. Никогда не забывай этого».

— Ты такая серьезная, — послышался его глубокий голос. — Как это вы говорите: «О чем вы задумались, мадам?»

Она бросила взгляд на его чеканный, но жесткий профиль. Когда-то ее сердце таяло при виде него. Но не сейчас.

— Ты прекрасно знаешь, что я не собираюсь тебе рассказывать, что творится у меня на сердце. Вряд ли ты будешь от этого в восторге, — добавила она, подумав.

— Могу себе представить, — сказал он холодно.

Ее пальцы беспомощно барабанили по кожаной сумочке, когда лимузин подъехал к зданию, в котором, вероятно, находился ресторан, хотя снаружи не было никаких опознавательных знаков.

— Это безнадежно, — сказала она. — С какой стати мы решили, что все может измениться? Мы так и будем цапаться, как кошка с собакой.

Темные глаза насмешливо посмотрели на нее:

— Тогда давай не будем цапаться.

— Может быть, мы не можем иначе, — сказала она тихо, не глядя на него.

— Может быть, — повторил он, и что-то в его тоне заставило ее посмотреть на него, в его взгляде был какой-то особый блеск.

— Однако я знаю только одну площадку, где мы никогда не ссорились, ведь так, Крессида?

Она, конечно же, поняла, что он имел в виду, и испуганно замотала головой. Она боялась, что утонет в его объятиях, обольщенная его завораживающим бархатным голосом и воспоминаниями о том, насколько прекрасна была та площадка. В этом-то и заключалась проблема — постель была единственной площадкой их полного взаимодействия, все остальное было только его жизнью, которая не имела к ней никакого отношения. Ее руки сильно дрожали, но, к ее удивлению, он просто положил на них свою сильную теплую руку. Прикосновение длилось совсем недолго, однако подействовало на нее, как электрический удар, и она быстро отдернула руку, словно почувствовала укол, не желая, чтобы он заметил, что она еще ведет себя с ним, как нескладная девчонка-подросток.

Она увидела, как сжались его губы, когда он повел ее в зал, где к ним сразу подскочил метрдотель.

Их посадили за лучший столик. Она уже давно не была в столь шикарном месте и с любопытством осматривалась, стараясь освоиться. Она вспомнила слова Алексии о женщинах в ресторане, которые смотрели на Стефано так, как будто готовы его проглотить. Да, похоже, что женщины в этом ресторане имели такой же аппетит, подумала она, чувствуя что-то вроде ревности. Холеные, красивые женщины смотрели на него с такой нескрываемой жадностью, что у нее дрожь прошла по коже. Стефано же, казалось, совсем ничего не замечал и с невозмутимым видом изучал меню в кожаном переплете, принесенное официантом. Но, разумеется, для него это не было тайной. Его мать рассказывала Крессиде, что представительницы противоположного пола начали заглядываться на него и сходить по нему с ума, когда он был еще подростком.

Она заглянула в меню, которое держала в руках, однако не смогла прочитать ни слова. Крессида не могла заниматься таким прозаическим делом, как выбор блюд, поскольку была взвинченной до предела, всем существом ощущая его присутствие.

— Что ты будешь есть?

Она сглотнула слюну.

— По-моему, я не очень проголодалась.

— Почувствуешь голод, как только увидишь еду. Давай я для тебя закажу.

Это было именно тем проявлением мужской властности, которую, по собственному убеждению, она терпеть не могла. Вот Дэвиду бы и в голову не пришло навязать ей свой выбор блюд, но тем не менее она неожиданно для себя кивнула.

Это был французский ресторан, и официант, судя по всему, работал здесь недавно и очень старался, хотя временами перебарщивал. Он с таким энтузиазмом расхваливал каждое блюдо, что это было похоже на фарс, а когда он стал стряхивать салфетку Крессиды и при этом уронил нож, то с самым униженным видом начал извиняться перед Стефано.

Поскольку извинения официанта были явно направлены не по адресу, Крессида непроизвольно бросила взгляд на Стефано, и его реакция доставила ей мимолетное чувство удовлетворения. Стефано разозлился, хотя Крессида сомневалась, что сам официант или кто-либо в ресторане заметили это. Потому что он был чрезвычайно любезен с официантом. Жестокий и безжалостный в делах, он всегда вел себя очень любезно и мило по отношению к «маленьким людям», работавшим на него, она видела это тысячи раз; он обращался с ними необыкновенно вежливо и предупредительно, что рождало в ответ безоговорочную преданность.

Когда официант наконец удалился, Стефано сплел свои длинные пальцы, как в молитве, и положил на них сильный подбородок.

— Значит, мы не будем есть итальянские блюда? — спросила она с некоторым удивлением.

Он рассмеялся.

— Ты что же, считаешь меня ярым националистом, Крессида?

— Странно, что ты не повел меня в «Скала», — с вызовом произнесла она.

Черные брови надменно взмыли вверх:

— О?

— Алексия рассказывала… — Она замолчала.

— Да? — тихо спросил он. — И что же она рассказывала?

— Она утверждает, что это лучший итальянский ресторан в Лондоне.

— Правда? — Казалось, его это позабавило. — Она ошибается. Он хороший, но я не сказал бы, что лучший.

— Ты с ней спал? — Она произнесла эти слова, прежде чем успела подумать, и теперь в ужасе смотрела на него.

— Вообще-то, это тебя не касается, — сказал он сухо.

Голос ее не дрогнул.

— Да, ты совершенно прав. Это действительно не мое дело.

Он внимательно смотрел на нее, прищурившись.

— По правде сказать, нет. Если женщина себя предлагает, то это вовсе не значит, что мужчина обязан воспользоваться ее предложением. Разве не так? — весело спросил он.

А как сама Крессида поступила бы в тот самый первый вечер в своей квартире? Если бы Стефано не сдержался, она бы позволила ему овладеть собой прямо там, прислонившись спиной к стене, несмотря на то, что была девушкой.

Краска стыда залила ее лицо, но тут появился официант с закуской. Это был артишок — необыкновенно вкусный, но очень неудобный, и она была рада, что ей пришлось сосредоточить на нем все свое внимание.

Стефано обмакнул один листик в растопленное масло и стал зубами обдирать мякоть, и она сделала то же самое.

— Ну что, Крессида, как поживают твои родственники? Твои родители все еще хиппуют? Все еще вне общества?

Она кивнула.

— Боюсь, что так. Прошлым летом я их навещала.

— И как они?

— Как-то странно.

— Почему «странно»? Она пожала плечами.

— Я чувствовала себя так, будто они мои дети. — Она вспомнила их нелепый вид с длинными седеющими волосами, в выцветшей одежде с бусами. Но однако их эксцентричность никак не делала ее любовь к ним менее сильной. Она вспомнила, как рассказала им о своем семейном разладе, о том, что брак рухнул и она больше не любит Стефано.

— Я тебе не верю, — спокойно произнесла мать. — Когда ты говоришь о нем, у тебя загораются глаза.

Крессида потрясла головой, чтобы вернуться в действительность, ясно понимая, что все ее мысли ведут к этому человеку.

Она решила поговорить о чем-нибудь нейтральном.

— А как поживает твоя семья? — спросила она самым любезным тоном.

Он опустил свои длинные смуглые пальцы в миску с полосканием и вытер их салфеткой.

— Все хорошо. Естественно, моя мать все надеется, что я подарю ей наследника. Но для этого мне нужно быть женатым.

Крессида склонилась над полоскательницей, притворившись, что внимательно разглядывает плавающий там кусочек лимона, застигнутая врасплох болезненным чувством ревности, пронзившим ее. Прошло несколько секунд, прежде чем она настолько взяла себя в руки, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Правда? — спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно непринужденнее. — И что, есть у нее кто-нибудь на примете?

Он пожал плечами.

— Ну, разумеется. Одно из главных неудобств для человека, собирающегося разводиться, — не сразу произнес он эту фразу, — это то, что матери и сестры вечно подыскивают какую-нибудь, по их мнению, «подходящую партию».

Именно поэтому он и не хочет с ней разводиться — он сам говорил об этом. Потому что его брак защищал его от этих женщин. Она посмотрела на массивную серебряную вилку, лежащую у ее тарелки, и подумала, а что произойдет, если она треснет этой вилкой по тарелке так, что та разлетится на тысячи осколков.

— Одно из неудобств, — произнесла она сухо. — Многие мужчины отдали бы за это «неудобство» все на свете.

— Ну, может быть, большинство мужчин так бы и поступили. — Он сделал паузу. — Однако я предпочитаю заниматься охотой сам.

Она удивилась, какой самоубийственный порыв заставил ее задать следующий вопрос.

— А у тебя есть кто-нибудь на примете? — с непринужденным видом спросила она. — Для того чтобы иметь честь родить себе наследника?

Но когда она подняла глаза, то была поражена той яростью, которой горели его глаза.

— Тебе действительно нет до этого никакого дела? — вырвалось у него. — Неужели ты настолько бесчувственная, жестокая?..

— О, похоже, я появилась в самый удачный момент, — раздался низкий голос с американским акцентом. — У вас здесь поединок или можно вмешаться?

У Крессиды отнялся язык, однако Стефано вскочил и, схватив женщину за обе руки, наклонился, чтобы расцеловать, как это принято на континенте.

— Эбони! — воскликнул он приветливо. Эбони, с презрением подумала Крессида, какое претенциозное имя, даже если оно ей и идет.

Женщина была ненамного ниже Стефано — примерно ста восьмидесяти сантиметров ростом, у нее была загорелая шелковистая кожа и гордый вид амазонки. Глаза у нее были темно-шоколадного цвета, однако самой поразительной чертой ее внешности были волосы — иссиня-черные, спадающие до пояса густым волнистым шелковым водопадом. Она спокойно положила свою руку с ярко-красным маникюром на плечо Стефано, и Стефано, который не очень любил случайные прикосновения, похоже, совершенно не возражал.

После короткого оживленного разговора, из которого Крессида была полностью выключена, Стефано, казалось, неожиданно вспомнил о ее присутствии.

— Эбони, — сказал он. — Познакомься с Крессидой. Крессида, это Эбони, ты, возможно, видела ее фотографию на обложке «Вог» этого месяца.

Шоколадные глаза сузились.

— Крессида? — переспросила она, и в глазах появился холодный блеск.

— Крессида — актриса, — пояснил Стефано, и Крессида убрала руки под стол, чтобы никто не заметил, как они дрожат. Он сказал «актриса», а не жена. Актриса. Может быть, он влюблен в эту шикарную манекенщицу? Может быть, с ней он не нуждался в защите брачными узами?

— О? — протянула Эбони. — Актриса? Я не могла вас где-нибудь видеть?

— Сейчас мы готовим к постановке «Все или ничего» в театре «Карлисл», и в прошлом году я делала несколько рекламных роликов на телевидении, — тихо и без каких-либо эмоций ответила Крессида.

Наступила небольшая пауза, нарушенная Эбони.

— Ну, хорошо, — улыбнулась она, и в глазах ее, устремленных на Стефано, был недвусмысленный вопрос. — Похоже, что я здесь лишняя. Увидимся завтра, Стефано? — Последовала пара поцелуев, и она удалилась своей змеиной волнообразной походкой, провожаемая взглядами всех мужчин в ресторане.

Стефано вернулся на свое место и внимательно посмотрел на Крессиду.

— Может, хочешь спросить что-нибудь? — насмешливо улыбнулся он.

Ревность в ней боролась с печалью. Только не дай ему увидеть, что тебя это волнует, говорил ей внутренний голос.

— С какой стати? — спросила она спокойно. — Похоже, вы хорошо знакомы. Он откинулся на спинку стула.

— Да, — согласился он. — Может быть, даже лучше, чем ты, знакома с Дэвидом, Крессида.

Эта фраза вызвала волну отвращения, и Крессида поняла, что больше ни одной секунды не сможет выдержать этой пытки, ведь это была настоящая пытка.

Она, конечно, сошла с ума, согласившись прийти сюда сегодня. Вот ведь наивная дурочка! Она отодвинула стул.

— Прости, Стефано, но я не думаю, что это была удачная идея с рестораном. Я не смогу здесь просидеть до конца ужина. Мне очень жаль. Я хочу домой.

К ее удивлению, он не сказал ни слова, попросил счет и настоял, чтобы с него взяли деньги за несъеденные блюда. Крессида видела, с каким удивлением смотрели на них другие посетители ресторана, однако Стефано спокойно повел ее к выходу с совершенно безразличным видом, как будто все это его не касается… Она подумала, что множество мужчин, и Дэвид например, сочли бы ситуацию совершенно неловкой. Но Стефано, подумала она, не похож ни на кого другого, о чем он и сам ей не раз говорил.

Их дорога домой проходила в полном молчании и казалась Крессиде бесконечной. Атмосфера в автомобиле казалась густой от напряжения, и она как-то особенно чувствовала его присутствие рядом с собой. Она вспомнила, как они обычно возвращались из театра, по дороге обсуждая увиденное, и, убедившись, что прислуга ушла домой на ночь, занимались любовью, затем Стефано готовил полуночный пир — приносил хрустящий хлеб, омлет, вино, все это они ели прямо в кровати, хихикая, как нашкодившие ребятишки, когда крошки падали на простыни.

Но почему она вспоминает об этом сегодня? Именно сегодня, когда убедилась, что в его жизни появилась другая женщина. Неужели Джуди права — неужели она все еще любит этого человека?

Она чувствовала себя глубоко несчастной, когда автомобиль остановился около ее дома.

— Тебя проводить до квартиры? — Вопрос прозвучал холодно и сухо.

— Нет, благодарю, — ответила она, сама удивляясь, как жалко и невыразительно звучит ее голос.

Она распахнула дверцу и бросилась к порогу в надежде, что он не заметит слез, брызнувших из ее глаз, чувствуя, что длинный блестящий автомобиль стоит и Стефано ждет, пока за ней захлопнется дверь.

Она добралась до дивана, как раненый зверь, издавая глухие рыдания, понимая, насколько наивен ее вопрос. Потому что сегодня вечером она поняла, что ее мать была права: она не жила с тех пор, как ушла от Стефано — это было существование, спокойное, но лишенное смысла, тусклое существование.

Он опять вдохнул в нее жизнь и огонь, без него она была просто пустым сосудом.

И отрицать это может только самоуверенная идиотка. Она любит Стефано. Ну, конечно же, это так. Она никогда не переставала его любить.

Она вздохнула, вспомнив слова, сказанные им много лет назад…