Глава 10

Крессида не выходила из комнаты два дня, почти ничего не делала, а в основном спала. Где-то она читала, что организм часто обороняется, используя сон в качестве укрытия, оберегая мозг от слишком тяжелых мыслей.

Но даже во сне она не могла освободиться от Стефано. Видения преследовали ее, его надменно красивое лицо насмехалось над ней, ее мучили воспоминания о том, как унизительно чувствовать себя покинутой.

На третий день она проснулась и решила сделать над собой усилие. Она надела синее с белым платье, которое ей шло больше всего, и пошла на встречу с Арни, своим агентом.

Арни, взглянув на нее, раздраженно пожевал свою сигарету.

— Черт возьми, Крессида! — воскликнул он. — Что ты с собой сделала? Она пожала плечами.

— Я немного похудела, — сказала она, защищаясь. — Ну и что? Многие женщины худеют.

— Но не такие худые, как ты, — возразил он, а затем покачал головой. — Я не могу посылать тебя устраиваться на работу, когда ты выглядишь как полуголодный бродяга. Знаешь что, почему бы тебе не взять на две недельки отпуск? Подкормись, погуляй, пусть щеки немного порозовеют. Нет ли у тебя тети где-нибудь в деревне?

— В Корнуолле.

— Хорошо, не могла бы ты немного пожить у нее?

Конечно, могла бы, размышляла Крессида, заехав в супермаркет по дороге домой. Но стоит ли волновать свою старенькую тетю, если ее внешний вид произвел на Арни такое жуткое впечатление?

Поэтому она осталась в своей квартире и старалась лучше питаться. У нее было такое плохое настроение, что она не хотела ни с кем разговаривать, поэтому отключила телефон, а если бы позвонила тетя и услышала ее безжизненный, лишенный всяких эмоций голос, то встревожилась бы не на шутку. Она была не в состоянии чем-либо заняться — не могла ни читать, ни смотреть телевизор, и постепенно нервное напряжение стало давать о себе знать. Однажды вечером, размышляя о своем безрадостном будущем, она начала дрожать и не могла остановиться. Ей удалось доползти до кровати, хотя ее ноги стали ватными. Она свернулась калачиком, накрывшись всеми одеялами, до которых смогла дотянуться, и провалилась в глубокий без всяких сновидений сон.

Где-то бил барабан — где? Далеко, приглушенно и настойчиво. Крессида открыла распухшие веки, чтобы узнать, кто посмел стучать на барабане в ее квартире.

— О, это кто-то у входной двери, — проворчала она удивленно. И обратила внимание, что, хотя в окна лился, дневной свет, у нее горели все лампы, из телевизора неслись громкие звуки ее самой нелюбимой теленовеллы.

— Заткнитесь, — проворчала она, когда стук в дверь возобновился, поглядела через открытую дверь спальни, и рот ее открылся от удивления, потому что в этот момент ее входная дверь наклонилась вперед, потом с ужасным грохотом сорвалась с петель и, почти падая, ввалился Стефано в черных джинсах и черной футболке, сердито оглядывая квартиру. Увидев ее, он подошел, схватил ее за плечи, поворачивая лицом к себе.

— Это что еще за игры, черт возьми? — закричал он. Оглянулся, услышав громкий гудок из снятой телефонной трубки и, тихо выругавшись, положил ее на рычаг. — Ты что, хочешь убить себя? Люди с ума сходят от беспокойства.

— Люди? — пробормотала она. И он тоже?

— Никто не мог тебя найти. Адриан и Алексия пытались несколько раз дозвониться до тебя. Они видели, как мы вместе уходили из ресторана, и подумали, что я могу знать, где ты. Они оставили целую кучу записок у меня в конторе. И вот я возвращаюсь из Италии и нахожу тебя полумертвой. Ты сошла с ума? — Он впился пальцами ей в руку.

— Мне больно, — пожаловалась она. — И холодно.

Он, прищурившись, посмотрел на нее, перевел взгляд на груду одеял и пуховиков и с приглушенным ругательством отбросил их в сторону.

— Не дотрагивайся до меня! — закричала она, действительно испугавшись. Она не смогла бы этого вынести. Даже находясь в таком смятении, она предпочла бы не иметь ничего, нежели случайную подачку, которую он собирался ей предложить.

Он скривил рот.

— Ты что ж, считаешь, я способен воспользоваться слабостью больной женщины? — с горечью спросил он, и потом его голос неожиданно стал нежным. — А свитер, дорогая, все-таки придется снять.

Она отметила, что прежде чем уложить ее снова на подушки, он с ловкостью прилежной сиделки снял с нее свитер и лыжные брюки.

Потом все поплыло как в тумане: Стефано что-то быстро говорит по-итальянски по телефону, Стефано кричит на нее, заставляя что-то выпить, и, казалось, прошла целая вечность, прежде чем она закрыла больные веки и уснула на чем-то одновременно мягком и упругом, сильно напоминающем грудь Стефано…

Проснувшись, Крессида услышала непрекращающийся гул и поняла, что чувствует себя отвратительно. Прошло несколько минут, прежде чем она открыла глаза и недоуменно огляделась. Она находилась в самолете — это был частный самолет, которым иногда пользовался Стефано. Что, черт возьми, происходит? Она с трудом повернула голову и увидела, что Стефано сидит рядом.

Он посмотрел в ее огромные глаза.

— Ну, наконец-то ты проснулась, — заметил он.

В голове у нее творилась странная неразбериха.

— В чем дело? Куда ты меня везешь? — требовательно спросила она.

Стефано нажал на кнопку звонка сбоку от сиденья, и, когда появилась стюардесса с глазами как у лани, заказал кофе и минеральной воды.

— Сначала выпей немного воды, — приказал он. — Ты была очень больна.

— Больна? — Неуверенными руками держа чашку, она сделала глоток и почувствовала, как к ней возвращаются силы.

— Куда ты меня везешь? — повторила она вопрос.

— В Италию. На мою виллу.

Она уставилась на него в изумлении.

— Тебе надо отдохнуть, чтобы поправиться, а это невозможно в твоей квартире, — спокойно продолжал он. — Там некому за тобой ухаживать. — Он мгновение помолчал. — Нравится тебе это или нет, но я несу за тебя ответственность.

Несу ответственность… Каким холодом повеяло от этих слов. И какая унизительная причина ее путешествия. А Эбони, что с ней? Реальная возможность того, что Эбони уже живет на вилле, заставила Крессиду содрогнуться. Нет, она уверена, что Стефано не может быть столь непорядочен.

По всей вероятности, он заметил ее смятение. Стефано наклонился к ней и заговорил, четко произнося слова.

— Послушай меня. У тебя нет работы. Ты была очень больна. Ты истощена и в последнее время плохо питалась. Когда я вернулся из поездки и нашел тебя в твоей квартире, ты была в ужасном состоянии. — Он покачал головой. — Ты понимаешь? Ты выглядела полумертвой.

— Почему это должно тебя волновать? — со злостью спросила она.

— Меня это волнует, — медленно произнес он, и, несмотря ни на что, ее сердце дрогнуло. — Потому что ты можешь быть беременна моим ребенком.

Ошеломленная, она подняла на него испуганные зеленые глаза.

— Нет, — прошептала она. — Не может быть… Я думала, что ты…

Он посмотрел на нее с едва скрываемым нетерпением.

— Боже!.. — воскликнул он. — Ты — замужняя женщина, а не младенец. Да, я обычно бываю осторожен, но не в тот раз. Тогда я потерял голову. Ты была слишком… — Он нарочно остановился, — Неистова, любовь моя.

Она закрыла лицо руками. Его слова ударили ее подобно чугунному молоту.

— О, Господи, — сдавленно прошептала она и посмотрела ему в глаза. — А что, если это правда?

Его лицо было совершенно невозмутимым.

— Мы перейдем через этот мост, когда подойдем к нему. Этого может не произойти. Допивай кофе, дорогая, мы действовали сообща и должны разделить ответственность. Я собираюсь заботиться о тебе до тех пор, пока ситуация не прояснится.

Она облегченно вздохнула, поскольку теперь не сомневалась в том, что Эбони на вилле нет. Даже если она покладистая любовница, вряд ли Стефано станет с ней обсуждать вопрос о том, сделал он своей жене ребенка или нет. Крессида попыталась сесть повыше и не смогла. — Как я сюда попала?

— Когда приехал доктор, ты была практически без сознания, — сказал он сухо. — Тебя перевезли ко мне в гостиницу и диагностировали серьезную вирусную инфекцию. Мой врач рекомендовал полный покой, и как раз это я намерен тебе создать. Он дал тебе легкое успокоительное.

— Ты меня усыпил! — перебила она, и в ее голосе зазвучали истерические нотки. Он проигнорировал ее слова.

— Получить твой паспорт было легко, — продолжал он. — И я решил, что мы должны без промедления вылететь в Италию. Ты выглядишь ужасно, — закончил он с характерной для него прямотой.

Но его слова остались незамеченными; она лихорадочно пыталась сопоставить даты, соображая, может ли оказаться беременной. Как сказал Стефано? «Мы перейдем через этот мост, когда подойдем к нему. Этого может не произойти».

А вдруг его ребенок сейчас зреет в ее чреве — эта мысль приводила ее в отчаяние. Не замечая своего жеста, она протянула вниз свою бледную руку и машинально положила на живот. Что, если она беременна? Она украдкой бросила взгляд на Стефано, который погрузился в свои бумаги, решительными движениями золотой ручки с черными чернилами обводил слова и вычеркивал целые предложения.

Что, черт возьми, она будет делать? Ведь даже если она и беременна, Стефано она все равно не нужна. У него теперь есть Эбони.

Самолет приземлился, и их быстро провели через таможню и паспортный контроль к стоящему прямо у входа в аэровокзал лимузину, двойнику автомобилей, которые были у Стефано в Лондоне, Париже, Нью-Йорке. Она села рядом со Стефано на заднее сиденье, бросив на него тревожный взгляд.

— Это безумие, — сказала она. — Чистое и совершенное безумие.

Он пожал плечами.

— Ну и что? Время от времени полезно совершать безрассудные поступки. Успокойся. Наслаждайся природой.

Сельские виды проносились мимо, она смотрела на них невидящими глазами, гул мощного мотора действовал на нее странно успокаивающе, так что вскоре она уснула.

— Крессида… — Нежный низкий голос донесся до нее как бы издалека, и Крессида медленно пришла в себя, проснувшись, обнаружила, что лежит, прижавшись к Стефано, а голова ее покоится у него на груди. И первое, что она почувствовала, проснувшись, был его мужской запах и шелковистая поверхность его рубашки, о которую терлась ее щека.

— Мы приехали.

— Да. — Она отодвинулась от него, подальше от дразнящей близости его сильного тела, и потянулась, а выходя из машины, зажмурилась от солнечного света. Первый же взгляд на виллу причинил ей острую боль. Она никогда не была здесь счастлива. В течение всей их скоротечной семейной жизни они приезжали сюда в конце недели в окружении семьи и слуг — и проводили время в вихре светских развлечений, которые обожали знатные родственники Стефано. Порой ей казалось, что она видела Стефано только в постели, и она думала, что по крайней мере там сможет компенсировать свои жалкие попытки поговорить с ним за обеденным столом, где она чувствовала себя маленькой забитой иностранкой.

Но даже в постели она чувствовала себя неуверенно, и удовольствие, которое он ей давал, стихало, она порой лежала без сна, сравнивая свою робость с изощренным искусством любви других женщин, которых он знал раньше…

— Крессида. — Голос Стефано вынудил ее вернуться в настоящее. — Роза ждет.

Реальность встречи с Розой, экономкой, и мужем Лучано, который был одновременно и разнорабочим, неожиданно испугала ее, и она подняла голову и посмотрела на Стефано.

— Что, черт возьми, мы им скажем? Он усмехнулся и в этот момент выглядел как настоящий итальянский аристократ.

— Ты не обязана объяснять свои действия слугам, — высокомерно сказал он. — Ты — хозяйка этого дома.

Ее зеленые глаза стали огромными. Он взял ее за плечи и посмотрел ей в лицо.

— По крайней мере, пока находишься здесь, ты — хозяйка моего дома.

Пока ты находишься здесь. Эти слова были брошенной в лицо насмешкой над краткостью ее господства. И от плаксивости, которая с самого утра донимала ее, колени подкосились, она услышала, как выругался Стефано, подхватив ее, как пушинку, на руки.

Веки ее дрожали, она боялась, что Стефано догадается, как замечательно она чувствовала себя в его руках, но это же с болью напомнило ей, что, привезя ее сюда после их медового месяца, он точно так же перенес ее через порог. Только тогда у него было смеющееся лицо, и он ничем не походил на человека с жесткими чертами лица, который нес ее на руках сегодня. Ее охватило отчаяние от того, что ей было так хорошо на его руках. Она хотела бы ничего не чувствовать в этих руках.

— Не надо, — прошептала она. — Отпусти меня.

— Ты, может, предпочитаешь снова свалиться? — строго спросил он, но не отпустил, а отнес в прохладную белую комнату, выходящую в сад. — Роза поможет тебе раздеться, — сказал он. — Тебе следует отдохнуть.

Она взглянула на него, готовая сопротивляться до конца, даже если сил у нее осталось как у новорожденного котенка.

— Я не хочу…

— Отдыхай, — приказал он тоном, не терпящим возражений, положил ее на середину большой кровати и вышел из комнаты.

Она запомнила, что вечером Роза нежно, как ребенку, расчесывала ее длинные рыжие волосы. Но большую часть времени она спала глубоким без сновидений сном, где даже Стефано не мог ее преследовать. А иногда ей казалось, что скорее всего ночью она просыпалась и видела Стефано, стоящего над ней, следившего за ней с непонятным выражением на лице. Почти с.., нежностью? Нет, ведь этого не могло быть. Нет, наверняка, ей это снилось, потому что на следующее утро, проснувшись, она увидела его около своей кровати со знакомым язвительным выражением лица.

Зная, что она одета в кружевную прозрачную ночную рубашку, которую ей дала Роза, Крессида почувствовала, как краска заливает ее лицо.

— Что такое? — спросила она.

— Ты очень долго спала, Крессида. Приехал доктор. Он хочет осмотреть тебя.

Вошел доктор, быстро задал ей дежурные вопросы, а Стефано стоял позади, поправляя бретельки ее ночной рубашки после осмотра. Она почувствовала, как его руки скользнули по ее спине и не смогла сдержать дрожь. Она увидела, как понимающе сузились его глаза, и откинулась на подушки, ненавидя себя за предательскую слабость. Не из-за этого ли в первую очередь она и попала в сегодняшнюю переделку?

— Я не сомневаюсь, что это стресс… Но она молода, мой друг. Отдых лечит многие недуги.

Когда Стефано обратился к врачу, его глаза блестели.

— Может, вам будет интересно узнать, пока вы здесь, доктор, что моя жена,

— голос Стефано звучал странно глухо, но глазами он просил ее не возражать, — возможно, ждет ребенка.

— В самом деле? — воскликнул доктор. — Когда вы ждете месячные, синьора ди Камилла?

Крессида снова покраснела. Как бы ужаснулся доктор, если бы знал обстоятельства, сопутствующие ее предполагаемой беременности.

— Семнадцатого.

— Они приходят регулярно?

— Как часы.

— Когда предположительно мы сможем узнать? — спросил Стефано с нетерпением.

Ему не терпится от меня отделаться, решила она и снова опустила голову на подушку. Доктор улыбнулся.

— С помощью существующих сегодня методов это можно узнать быстро. Скажем, через семь дней. Ты, должно быть, очень счастлив, Стефано?

— Что толку предполагать, — сказал Стефано резко.

Она отметила, как ловко он ушел от ответа на вопрос врача. Счастлив? Как он может быть счастлив, если она беременна? Для него это, скорее, ловушка.

Она дождалась, пока он вернулся, проводив доктора.

— Ты, наверное, молишься, как сумасшедший, — медленно сказала она.

Его темные глаза сверкнули, посмотрев на нее.

— О чем?

— Чтобы я не была беременна. — В мире ее мечтаний он бы с яростью опроверг подобное обвинение. — Это была бы для тебя катастрофа, не так ли? Что бы ты сделал? И как, черт возьми, ты сообщишь об этом Эбони?

Он повернулся к ней спиной и уставился на стоящие вдалеке высокие синие кипарисы.

— Я бы выбрал наиболее подходящий способ действия, Крессида, — осторожно ответил он, а потом, словно не желая продолжать, резко сменил тему. — Ты можешь спуститься сегодня к ужину. Врач считает, что ты хорошо отдохнула.

Она смотрела на него, а он стоял у окна, засунув руки в карманы, так что тонкая ткань брюк натянулась на мускулистых бедрах. Конечно, думала она, он выберет наиболее подходящий способ действия — он всегда умел наилучшим образом выходить из любых уготованных ему судьбой ситуаций. А что будет с ней? Она что, только средство для достижения цели?

Стефано вопросительно посмотрел на нее.

— Но, может быть, ты хочешь поужинать здесь? Принести поднос тебе в комнату?

Если бы у нее хватило здравого смысла, она бы ответила утвердительно и держалась от него подальше. Его присутствие действовало на нее разрушительно, и все же она чувствовала, что ее как магнитом тянет к этому человеку.

— В котором часу ужин? — спросила она.

— В восемь.

— Я спущусь.

До семи часов она проспала, потом приняла душ. В дверь постучали, и Крессида поспешно завернулась в плед, потому что не хотела, чтобы Стефано застал ее почти раздетой, не хотела видеть, как в его глазах разгорается свет, бросающий вызов, который она не в силах принять.

Но это был не Стефано, а Роза, она стояла в дверях, приветливо улыбаясь. Она заговорила на ломаном английском.

— Синьор ди Камилла сказал, что в шифоньере вы сможете найти, что надеть к ужину. Вам помочь одеться?

Крессида покачала головой. Она собиралась надеть то, в чем приехала.

— Спасибо, Роза. Я отлично справлюсь сама, — ответила она и, подождав, когда за экономкой закроется дверь, распахнула дверцы шкафа и, к своему удивлению, обнаружила, что вся одежда, которая принадлежала ей в замужестве, висела в шкафу. Ее пальцы коснулись черного бархата, блестящего шелка с вышивкой бисером, кашемира, батиста и настоящих швейцарских кружев. Даже ее белье, ночные рубашки, как разноцветные бабочки, лежали в подобранных по цветам стопках. Он все сохранил, но зачем? В тот яркий солнечный день, когда она мерзла, несмотря на жуткую жару, собираясь уезжать, она решила не брать с собой ничего.

Крессида села на кровать, чувствуя себя смущенной и взволнованной. Встреча с прошлым вызвала странное ощущение. Целый гардероб, совершенно нетронутый — как будто дожидающийся? Нет, конечно, нет. Она покачала головой и принялась выбирать, что же надеть к ужину. Она убрала в дальний угол шкафа белоснежное гипюровое платье с черными кружевами. Она ему очень в нем нравилась, и всегда, когда она его надевала… Она прикусила губу, прогоняя эти мысли. Если она позволит себе бродить по тропинкам памяти, то заблудится.

Наконец Крессида выбрала короткое шелковое платье изумрудного цвета, перекликающееся с зеленью ее глаз. Завязала в узел свои густые волосы и медленно направилась вниз.

Стефано стоял на террасе, спиной к ней, в белом фраке, который очень шел ему. Он услышал ее шаги и медленно повернулся, оглядев ее от блестящих рыжих волос до кончиков зеленых туфель, которые она выбрала к платью.

— Ты очень красивая, — наконец проговорил он.

Она покачала головой.

— Не надо, Стефано. Это красота не принесла мне ничего, кроме проклятия.

В темных глазах появилось любопытство.

— Да? — протянул он. — Ты меня интригуешь, Крессида. Я не верю, что ты говоришь правду.

— Неужели? — Она отвернулась, поскольку не могла выдержать его испытующего взгляда. — Красота — очень изменяющееся качество. Из-за нее ты в меня влюбился. — Она снова посмотрела на него. — Хочешь знать? Женщина чувствует себя очень неуверенно, если ее любят только за красоту. Красота со временем блекнет в отличие от старинных вещей, она становится менее ценной, а отнюдь не наоборот.

Он прищурился и несогласно покачал головой.

— Не могу отрицать, что меня привлекла твоя красота, но влюбился я в то, что было спрятано под ней — твоя душа, темперамент. В тебе очаровательно сочетались невинность и сексуальность. Лед и пламя. И это было неотразимо. — Он улыбнулся. — Так же, как и твое полное равнодушие к моему богатству. Это было довольно странно. Впервые в жизни я почувствовал, что женщина хотела меня, а не мой банковский счет. — Уголки его губ опустились. — Большинство представительниц твоего пола ослеплены блеском. Но не ты. Видишь, оказывается, твоя красота была только глазурью наверху торта.

Впервые Стефано объяснил, что его в ней привлекало. Он никогда не говорил ей об этом. Стефано вполне устраивал выбранный стереотип сильного молчаливого мужчины, не привыкшего анализировать свои чувства. Сейчас он изменил своим правилам, но, к сожалению, слишком поздно. Ей было невыносимо тяжело осознавать, что он говорит об этом в прошедшем времени. Она закусила губу, чтобы унять дрожь.

— Дай мне что-нибудь выпить, пожалуйста, — попросила она.

— Да, конечно. — Он незаметно передернул плечами. — Извини. Я забылся. Что ты хочешь? — и повернулся к бару.

Как только она заговорила, близость немедленно улетучилась, и она поняла, что больше не услышит от Стефано никаких откровений. Его учтивый вопрос красноречиво подтверждал догадку, и она обнаружила, что ей совсем не нравится официальность. Уж лучше ссориться с ним, или отвечать на обиды — все, что угодно, лишь бы не эта модная вежливость, как будто она приглашена на званый обед и они только что познакомились.

— Немного сока было бы замечательно, — проговорила она, подстраиваясь под его официальный тон.

Он кивнул, наливая в стакан ее любимый сок папайи. Она приняла стакан из его рук и посмотрела на него.

— Давай сядем? — Он указал на небольшую софу, но она покачала головой.

Стоя она чувствовала себя не такой беззащитной. Если бы они сидели рядом на софе, неизвестно, как бы она на это отреагировала. Потому что ей хотелось, чтобы он ее обнимал и прижимал к себе, как тогда, ночью, в ее квартире, он же стоял, наблюдая за ней, невозмутимый, как статуя.

— Ты сохранил всю мою одежду, — заметила она, испытующе глядя ему в лицо.

— Ты, кажется, удивлена.

— Да. Зачем ты это сделал?

— Я предполагал, что ты вернешься.

— Вернусь? — спросила она дрожащим голосом.

— Естественно. Я думал, ты вернешься хотя бы для того, чтобы забрать весь этот огромный гардероб, который тебе самой будет трудно восстановить. — Он раздраженно нахмурился. — Мне в голову не приходило, что ты будешь настолько упряма, что даже не попытаешься его забрать.

Ее зеленые глаза засветились.

— Я хотела начать все сначала.

— А-а!

Его язвительный тон взорвал ее.

— Да, сначала! Новую жизнь! А эта одежда совсем бы не подошла к тому образу жизни, который я намеревалась вести.

— Конечно, — отпарировал он. — Мешковина подошла бы больше, судя по тому, что я понял о твоем образе жизни.

— Мне хотелось попробовать независимости, — сказала она тоненьким голосом, в последний раз пытаясь объяснить, какой одинокой она себя чувствовала. — Независимости, которую ты мне обещал, а потом отказал.

— Но независимость не дается, Крессида, — сказал он мягко. — Она завоевывается.

— Как же я ее могла получить, если ты полностью подчинил меня себе!

— А почему ты это позволила мне? — спросил он.

«Потому что ты был сильный, а я слабая» — подумала она грустно. «Я испытывала благоговейный страх перед твоей житейской мудростью».

Она поставила стакан на маленький столик.

— Ничего не получится из моего пребывания здесь, и мы оба знаем это, Стефано.

— Наоборот, — примирительно сказал он. — Я ничего такого не знаю. Сейчас не время и не место обсуждать этот вопрос. Ты еще слаба и только что встала с постели, а Роза ждет нас к столу. И… — Его лицо мгновенно стало серьезным. — Ты должна есть и поправляться. Ты обязательно должна заботиться о себе.

И, конечно, о его ребенке, если появится необходимость. Намек был очевиден. Крессида вдруг четко представила, как он станет баловать и оберегать ее, если это подтвердится.

— Мы ужинаем одни? — спросила она, ожидая, что будет присутствовать кто-нибудь из членов его семьи, как это часто бывало.

Он сверкнул глазами.

— Одни. Совершенно.

Во время ужина Стефано пустил в ход все свое обаяние, но для Крессиды эта фальшивая нежность была слишком мучительна, чтобы чувствовать себя спокойно и, несмотря на вкусную еду, приготовленную Розой, она почти не ела, а лишь ковыряла вилкой в тарелке. А когда они пошли пить кофе в гостиную, она собрала все свое мужество, наблюдая, как он молча бросил ей маленький кусочек сахара в кофе, и спросила:

— Ты действительно думаешь, что мы сумеем мирно прожить здесь следующую неделю?

— Я думаю, мы можем попробовать. Видишь ли, я уже говорил тебе об этом раньше, Крессида, я предприму наиболее подходящий способ действия.

Конечно, это был не тот ответ, на который надеялось ее глупое сердце, но, наверное, это был самый лучший вариант из всех возможных в данных обстоятельствах.

Он внимательно смотрел на нее.

— А завтра, — сказал он, — мы поедем в горы.

— Ты не работаешь? — удивленно поинтересовалась она.

Он продолжал внимательно смотреть на нее.

— Завтра — нет. А сейчас, я думаю, мне нужно отправить тебя спать. Ты ведь устала?

И ни одной попытки дотронуться до нее. Даже это осталось в прошлом. Она кивнула, не решаясь заговорить. Закрывая дверь в своей комнате, она услышала глубокий голос Стефано, тихо разговаривавшего по телефону. С Эбони, без сомнения. Считая дни, когда они снова смогут быть вместе.

И тут она действительно почувствовала себя усталой — такой усталой, что ничего не могла делать, кроме как доползти до кровати и упасть на шелковые белоснежные простыни.