К концу недели моя скука достигла высшей точки. Клэр уехал в Йорк: некоторые его распоряжения, касающиеся меблировки дома, были исполнены неподобающим образом.

Занятия музыкой никогда не увлекали меня, не лучше обстояло дело и с рукоделием, а чем еще могла заниматься леди? Мне нравилось болтать с Анной о ее семье. Теперь, когда лед был сломан моей помощью ее брату, она разговаривала со мной свободно и дружески, но у нее немного было времени для пустой болтовни. Под руководством миссис Эндрюс жизнь в доме была так налажена, что у меня не было ни желания, ни необходимости вмешиваться.

Все обитатели дома, казалось, вздохнули свободно после отъезда Клэра. Я услышала, как служанки смеются в холле, и с удивлением подумала, что в первый раз слышу смех в этом огромном доме.

Пока Клэра не было, я по-старомодному обедала в середине дня, а вечером мне подавали суп в мою комнату. В огромной столовой было страшновато даже днем, а когда наступал вечер, свечи озаряли маленькие островки пространства и шаги слуг гулким эхом отдавались в полной тишине, это было для меня чересчур. Отдавая распоряжения миссис Эндрюс, я не называла ей истинную причину, а сказала полуправду — дескать, слугам новый порядок будет легче. Услышав это объяснение, она была потрясена сильнее, чем, если бы услышала правду. Удобство слуг никогда не волновало Клэра. Не думаю, чтобы миссис Эндрюс меня одобрила, но ей ничего не оставалось делать, кроме как подчиниться.

Однажды я решила предпринять самостоятельное исследование дома. Несмотря на ранний час, было темно, как в сумерках, дождь шел не переставая. Слуги еще обедали, во всем доме царила полная тишина, и я поймала себя на том, что крадусь на цыпочках. Я вынуждена была напоминать себе, что я здесь хозяйка, и никто в этих стенах не смеет задать мне вопрос о том, что я делаю.

Библиотеку я нашла случайно. Как и во всех остальных комнатах, все здесь было готово к внезапному приезду хозяина. В камине пылал огонь. Как я и предполагала, Клэр имел превосходное собрание книг. Среди них было много новых. Тома в красивых переплетах выстроились рядами вдоль стен, отсветы пламени играли на резных панелях, глубокие кресла так и манили присесть в такой ненастный день.

Я довольно робко шла вдоль разноцветных полок, сцепив руки за спиной. Тихое шуршание моих юбок, шум дождя за занавешенным окном и потрескивание огня сливались в мягкую гармонию звуков. Только войдя в эту комнату, я почувствовала себя очень маленькой; теперь же, осматривая все вокруг, мне казалось, что я еще уменьшилась. Некоторые названия и некоторых авторов я знала — немногих. Знаменитые имена были знакомы мне только понаслышке, я ничего не читала. Казалось, здесь были книги на всех языках. Мои поверхностные знания итальянского, французского и немецкого позволили мне опознать эти языки, кроме них я узнала латынь и греческий. Когда-то я хотела выучить греческий: мне нравилось написание букв. Но мисс Плам пришла в ужас и сказала, что девушки не изучают греческий язык. Припомнив уроки истории, я набралась дерзости возразить, что великая королева Елизавета прекрасно владела этим языком. Мне было приказано попридержать свой язык и не приводить неуместные доводы. Мисс Плам просто не знала греческого и не могла меня учить ему.

Я искала какой-нибудь роман из тех, которые девочки украдкой приносили в школу, но ничего похожего на заголовки вроде «Секрет знатной дамы» или «Тайны безумного монаха» я не нашла. Не было и книг о шахтах или фабриках. Я надеялась найти доклад, о котором упоминал Джонатан, но потом поняла, что Клэр не будет держать ничего подобного в своей библиотеке. В конце концов, я выбрала толстый том по истории средних веков и устроилась с ним в большом кресле. Мне всегда нравились коротенькие исторические рассказы мисс Плам.

Будь я героиней, эта книга открыла бы передо мной новые перспективы и вызвала бы желание больше знать. С сожалением вынуждена признаться, что единственным результатом чтения явился мой глубокий сон. Если это зовется историей, то она имеет очень мало общего с рассказами о королях, королевах и святых, которые мы учили.

Когда я проснулась, огонь догорал. Я побежала к двери, чувствуя себя нашалившей школьницей. Миссис Эндрюс быстрым шагом спускалась по лестнице. Когда она увидела меня, на ее лице отразились обида и облегчение.

— Миледи! Как вы нас напугали! Я не знала, где вас искать.

— Я выбирала себе что-нибудь почитать, — ответила я гордо. Миссис Эндрюс взглянула на тяжелый том, который я позабыла поставить на место и теперь держала в руках. Это произвело на нее впечатление.

— Да, миледи. Надеюсь, огонь в библиотеке…

— Все в порядке, — снисходительно сказала я.

Она осталась стоять внизу, а я начала подниматься по лестнице, стараясь не хромать. Войдя в свою комнату, я опустила книгу на столик, покачнувшийся от ее тяжести, и уныло посмотрела на нее. Раз уж она здесь, я продолжу чтение. Может, в один прекрасный день я начну ее понимать.

И я читала ее — так грешник исполняет наложенную на него епитимью. Когда Клэр следующим вечером вернулся, я корпела над пятидесятой страницей. Он прошел прямо наверх. Он всегда педантично расспрашивал меня о здоровье. Как только он вошел, я поняла, что он не в духе. Когда его взгляд упал на книгу — она была слишком большая, чтобы ее легко можно было спрятать, — выражение недовольства усилилось.

— Вы были в библиотеке?

— Я не знала, что этого нельзя делать. — Я пыталась держаться с достоинством, но голос сорвался на писк.

Клэр глубоко вздохнул:

— Естественно, вы можете ходить повсюду. Вы здесь хозяйка. Признаюсь, я до глупости привязан к своим книгам и терпеть не могу, когда они в беспорядке.

— Я поставлю ее на место.

— Я знаю. — Он помолчал с минуту. Потом его лицо смягчилось. — Извините. Я не хочу, чтобы вы думали, что я выговариваю вам. Но зачем вам этот фолиант? Он весит столько же, сколько вы сами.

— Ну, — произнесла я беззаботно, — я подумала, что он поможет мне освежить в памяти историю средних веков.

— В самом деле? Если вы интересуетесь историей, я мог бы найти вам что-нибудь полегче… Полегче, — добавил он с одним из своих редких проблесков юмора, — как по весу, так и по содержанию.

Потом мы заговорили о его поездке, которая явилась причиной его раздражения. Он зря проездил и опасался, что ему придется ехать в Эдинбург или даже в Лондон. Посидев немного, он удалился со своей обычной любезностью.

После его ухода я глубоко задумалась, сидя с книгой на коленях. Я жалела, что у меня не хватило смелости признаться в своем невежестве; он мог бы мне помочь, если бы захотел. Почему я не сделала этого? Справившись с неудовольствием, он подобрел, а из того, что я слышала об отношениях мужей к женам, этот небольшой нагоняй был необычайно мягок. Я должна была сказать правду. Я уважала человека, бывшего моим мужем. Когда-нибудь я, может быть, полюблю его. Но главное — я его боялась.