Огонь и ливень
Мы с Чарли приехали в Лондон к концу дня. Меня взволновало это возвращение, вид знакомых мест вызвал во мне смешанное чувство радости и боли. Везде я встречала что-то напоминавшее мне о ней. Чарли и я почти не разговаривали, но каждый из нас понимал состояние другого, потому что испытывал то же самое.
Я остановилась в лондонском доме Чарли. Конечно, я могла бы пойти в мой бывший дом, но решила, что это будет слишком болезненно, а дом Чарли для меня был чем-то безликим, лишенным индивидуальности, что в данный момент меня вполне устраивало.
На следующий день Чарли отбыл на континент, а я отправилась в адвокатскую контору «Мейсон, Мейсон и Кревитт». Там мне подтвердили, что деньги, доставшиеся мне от мамы будут давать мне небольшой доход, достаточный, чтобы обеспечить мое скромное существование, поэтому в ближайшее время у меня нет необходимости искать дополнительные источники существования. Приблизительно так я себе это и представляла. Если бы обнаружилось, что мои дела в значительно худшем состоянии, это подтолкнуло бы меня на какие-то реальные действия. И я почти жалела, что это не так.
Я решила не торопиться с возвращением в Леверсон.
Мне стало ясно, что посещения моего бывшего дома мне не избежать. Я несколько раз проходила мимо, сопротивляясь мгновенному желанию постучать в дверь. Даже на улице перед домом было слишком много такого, что пробуждало воспоминания — место, где Лайза Феннел упала перед экипажем и так вошла в нашу жизнь. Окно, из которого я так часто смотрела на улицу, поджидая возвращения мамы из театра.
В тот момент я почувствовала, что войти внутрь будет для меня невыносимо.
Но на следующий день желание войти в дом возникло с новой силой, и я уже не могла противиться ему.
Я постучала, дверь мне открыла Джейн. Секунду она смотрела на меня круглыми глазами, потом лицо ее расплылось в широкой улыбке.
— Мисс Ноэль!
— Да, Джейн, это я.
— Ох, проходите. Я сейчас скажу миссис Кримп.
— Я просто шла мимо, — начала было я, — и решила…
Но она, уже не слушая, бежала через зал, а я следовала за ней.
— Миссис Кримп, миссис Кримп! Посмотрите, кто пришел!
Появилась миссис Кримп с изменившимся от волнения лицом. Она бросилась ко мне и обняла.
— О, миссис Кримп! — произнесла я дрогнувшим голосом.
— Ну, полно, полно! — проговорила миссис Кримп. — Ах, мисс Ноэль, хорошо, что вы пришли.
— Вчера я проходила мимо, но не могла…
— Я понимаю, понимаю. Но проходите же, проходите! Ах, мисс Ноэль, опять все так, как будто это было вчера, — она достала платок и поднесла его к глазам. Потом выпрямившись, проговорила уже другим, радостно оживленным голосом: — Пойдемте-ка лучше в мою комнату. Я хочу послушать, как вы поживаете.
— А как вы поживаете, миссис Кримп?
— Да что говорить… Теперь все по-другому. «Сторожа, вот мы кто теперь!» — сказала я мистеру Кримпу. Когда я вспоминаю прежние времена, клянусь вам, мне хочется разреветься.
Я почувствовала, что лицо мое исказилось страдание, а она продолжала:
— Мы все так переживаем. Другой, как она, больше нет. Никогда не было и не будет. Она удивительный человек Но все это в прошлом, и мы должны постараться забыть. Чего бы я только не отдала за то, чтобы она вернулась! Пойдемте ко мне в комнату, посидим, поговорим. Джейн, скажи Кэрри, чтобы принесла нам наверх того особого вина и к нему сдобного печенья. Оно свеженькое, только сегодня утром испекла.
Я поняла, что мне не следовало приходить. Все невыносимой болью отзывалось в сердце. Каждый уголок дома напоминал мне о ней.
Мы расположились в комнате миссис Кримп, и она спросила:
— Как вам живется у мистера Чарли?
— О, у него великолепный дом. Но я не уверена, что останусь там. Понимаете, мне нужно что-то решать.
— Мы все надеялись, что вы вернетесь.
— Теперь это не мой дом, миссис Кримп.
— Но мсье Роббер возражать не станет. Он такой приятный джентльмен. Очень покладистый. Взять хотя бы нас — опытные дворецкий и экономка, а кого нам здесь обслуживать, для кого вести хозяйство? Раньше было не так. Господи, как вспомнишь, каждый день гости, одни приезжают, другие уезжают! А теперь, разве что мсье Роббер заглянет на минутку, и все. Предоставляет нам полную свободу действий, лишь бы дом был в порядке. По-моему, он бы только обрадовался, если бы вы вернулись к нам, мисс Ноэль. Он заезжал сюда две недели назад — узнавал, не вернулись ли вы. Думаю, он бы хотел, чтобы вы жили в этом доме. А эта мисс Феннел, похоже, решила поселиться здесь насовсем.
— Как у нее дела?
— Она занята в «Лоскутках и тряпках». Говорят, получается неплохой спектакль, но и не то, чтобы уж очень хороший. Как он может быть хорошим без …? А мисс Феннел собой довольна. Мы часто слышим, как она репетирует. Она все твердит, что собирается подыскать себе собственное жилье, но здесь ей удобно и платить не надо, так что ее можно понять. Ну, а нам тоже лучше, когда в доме кто-то есть, хоть какая-то жизнь. Мсье Роббер не возражает. Я думаю, ему хочется, чтобы здесь кто-нибудь оставался из тех, кто жил прежде.
— Мисс Феннел сейчас здесь?
— Нет. Выскочила куда-то ненадолго. Она будет рада узнать, что вы заходили. А, может, вы останетесь? Я бы мигом приготовила вашу комнату. В доме все по-старому. Ее комнаты мы не трогаем. Мсье Роббер так велел. Он, когда бывает здесь, идет в ее комнату и остается там подолгу. Я даже тревожусь за него — уж очень он ее любил.
— Я знаю.
— Вы пока не собираетесь возвращаться?
— Мои планы пока не определены.
— Мы бы все были рады, если бы вы вернулись, -сказала она задумчиво. — Вот, вчера только, разговариваем мы с мистером Кримпом и я говорю: «Если бы мисс Ноэль вернулась, это было бы хоть немного, как прежде».
— Невозможно повернуть время вспять, миссис Кримп.
— Что верно, то верно. Мы с мистером Кримпом иногда так расстраиваемся, вспоминая прежние времена. Всегда что-то происходило. То зайдет мистер Чарли, то — мистер Роббер. А уж про Долли и говорить нечего — от него постоянно можно было ждать сюрпризов. Да еще Марта Ги — ну прямо настоящая бой-баба.
Я выпила бокал вина, похвалила ее печенье, помня, как она всегда любила получать похвалы.
— Вот сидим мы с вами, мисс Ноэль, разговариваем — и прямо как в старые времена, — сказала она. — Вам надо сказать пару слов Джейн и Кэрри. Экипажа мы сейчас не держим — не для кого, так что нас теперь осталось мало. Мсье Роббер был бы так рад, если бы вы решили вернуться. Мы так думаем, он для того и купил дом, чтобы вы могли здесь жить. А теперь получается, что он все это сделал ради этой мисс Феннел. Я, конечно, ничего не имею против, но она ведь чужой человек, не так ли? Мы с мистером Кримпом только на то и надеемся, что вы вернетесь.
В голосе ее послышались умоляющие нотки, и я сказала:
— Пока что я ничего не могу обещать, миссис Кримп. Посмотрим, как дальше пойдут дела.
— Вам нравится жить за городом, в доме мистера Чарли, да?
— Это не мой дом, конечно, вы понимаете…
— Живите лучше с нами. Да, я знаю, здесь вам все напоминает… Со мной тоже это каждый день случается — посмотришь куда-то и думаешь, вот здесь она делала то, здесь — другое. От этого не избавишься. Но я бы не хотела отсюда уехать. Я не хочу расставаться с насиженным местом, хотя без нее здесь стало совсем по-другому.
— Я понимаю, что вы хотите сказать. Я тоже люблю этот дом, но с другой стороны, он слишком напоминает обо всем.
Мы молча посидели еще немного, думая о ней, потом я сказала, что должна идти.
— Скажите только несколько слов Джейн и Кэрри, и, может быть, вы захотите взглянуть на ее комнаты? А, может, и нет. Возможно, позднее. Я уже говорила, в них все так, как было раньше, по приказанию мистера Роббера. Он, когда приезжает, идет наверх, в ее комнаты. Иногда даже спит в ее спальне. Он, конечно, чудак, этот мсье Роббер. Да что с него взять — иностранец. Мистер Чарли, он не такой. Хотя вы это и без меня знаете, живя в его доме.
Я поговорила с Джейн и Кэрри, и разговор этот обрадовал меня, потому что они, так же, как и миссис Кримп, были счастливы меня видеть.
Как это разительно отличается от отношения ко мне леди Констанс!
Может быть, мне действительно лучше вернуться сюда, хотя бы на короткое время. Поможет ли мне это разобраться в моей жизни, здесь, в этом доме, где каждый уголок наполнен ее присутствием?
Я набралась мужества войти в ее комнаты. Там все было так, как она оставила их. Ее платья висели в шкафу, и еще чувствовался запах ее духов. Как будто она все еще оставалась в доме, не желая покидать его навсегда.
В этих комнатах ко мне пришло ощущение, что она где-то рядом, смотрит на меня любящим взглядом и старается направить по нужному пути.
Был уже вечер, когда я вернулась в дом Чарли. Я чувствовала себя опустошенной, но немного успокоенной.
Не прошло и получаса после моего возвращения, как мне сказали, что внизу меня ожидает гость. Я спустилась в гостиную. Там была Лайза Феннел.
Она выглядела довольной и благополучной. Лайза взяла обе мои руки и поцеловала их.
— Мне передали, что ты заходила, — сказала она.
— Я была рада увидеться с ними.
— Жаль, что меня не было дома. Я, как только узнала о твоем приходе, так сразу — сюда. У меня мало времени, скоро нужно отправляться в театр, но сначала я должна была повидаться с тобой. Сколько еще ты пробудешь в Лондоне?
— Я приехала всего на несколько дней, но могу немного задержаться.
— О, ты просто обязана это сделать. Ноэль, ну как ты на самом деле?
— Спасибо, у меня все в порядке. А ты?
— Все хорошо. Тогда это было ужасно. Никак не могу забыть. Тебе лучше жить у Чарли.
— Он уезжает на несколько недель.
— Уезжает? А…?
— Родерик? Он в Леверсон Мейнор, разумеется. Такое большое поместье — управление им отнимает много времени у Чарли и Родерика.
— Еще бы. Наверное, вы с Родериком часто видитесь?
— Да. Он учил меня ездить верхом. Говорит, я скоро стану настоящей наездницей.
— Это, должно быть, очень интересно. Ну, сам-то Чарли, конечно, прекрасный человек. А его жена?
— Да — леди Констанс.
— Надеюсь, ты с ней ладишь.
— Она держится со мной довольно официально.
Лайза кивнула, показывая, что понимает смысл моих слов.
— Расскажи мне лучше о себе, Лайза. Как ты живешь?
— Жаловаться не на что. Когда есть работа, все хорошо.
— Мне говорили — в «Лоскутках и тряпках». Что это за спектакль?
— Обычное представление с пением и танцами.
— Все идет хорошо?
— Неплохо. Первый ряд кордебалета и, что бы ты думала? Долли назначил меня дублершей Лотти Лэнгдон.
— Это большая удача, правда?
— Думаю, да. Я никогда не перестану быть благодарной твоей маме.
— Да, это она заставила Долли тогда взять тебя.
— Она была замечательной.
Несколько секунд мы обе молчали. Потом я сказала:
— Мы должны постараться забыть о прошлом.
— Это не легко, — она попыталась весело улыбнуться. — Ты должна обязательно посмотреть «Лоскутки и тряпки», пока ты здесь.
— С удовольствием.
— Пока что спектакль идет с аншлагом. Но Лотти ведь не…
— С ней никто не смог бы сравниться.
— Я бы нашла для тебя хорошее место на вечер послезавтра. Долли это устроит.
Я была в нерешительности. Это могло бы оправдать мою задержку в Лондоне. Однако была причина, по которой мне хотелось вернуться в Леверсон. Я хотела видеть Родерика, о котором скучала сильнее, чем могла предположить.
— Это было бы прекрасно. Буду ждать с нетерпением, — сказала я.
— Значит, договорились. Послезавтра вечером.
Родерик сам приехал в Лондон. Я довольно равнодушно готовилась пойти на этот спектакль, когда в дверь тихо постучали.
Я сказала:
— Войдите.
На пороге стоял Родерик. Лицо мое, наверное, так и просияло от радости. Смеясь, он поймал мои руки.
— Я подумал, не навестить ли тебя, — сказал он. — Мы так давно не виделись.
— Три дня, — сказала я.
— А кажется, что дольше. Когда ты возвращаешься?
— Я пока не знаю.
— Я думал, ты поехала только за тем, чтобы встретиться с адвокатом. Но ты ведь это уже сделала? Вот я и решил съездить, узнать, что тебя здесь задерживает.
— Ах, Родерик, как это мило с твоей стороны.
— Я всего лишь говорю правду. Мы скучали о тебе.
«Мы, — подумала я. — И леди Констанс тоже?»
— Родерик, — сказала я. — Ты должен понять, что я не могу дальше злоупотреблять гостеприимством вашей семьи.
— Что за ерунда! Отец бы ужасно расстроился, если б услышал такое.
— А твоя мама?
— Ну, она со временем изменит свое отношение.
Я вздохнула. Мне не очень в это верилось. В то же время было приятно, что он так хочет, чтобы я вернулась, что даже отношение матери к этому не принимает в расчет. Мне бы хотелось серьезно поговорить с ним о мое положении, но я понимала, что это — не тема для легкой беседы.
— Как прошло твое свидание с адвокатом? Надеюсь все в порядке?
— Как я и ожидала. Мне хватит денег, чтобы жить довольно скромно. Но это дает мне возможность спокойно решить, чем заниматься в дальнейшем, не делая опрометчивых шагов.
Лицо его стало задумчивым, и я поняла, что он собирался что-то сказать, но потом вдруг, казалось, изменил свое решение. Помолчав, он спросил:
— Что еще ты успела сделать?
— Ты помнишь Лайзу Феннел?
— Конечно. Она же была дублершей.
— Верно. Я с ней виделась. Она все еще живет там, в доме. Робер сказал, она может остаться, пока не найдет, где жить. Она сейчас занята в каком-то спектакле под названием «Лоскутки и тряпки». Сегодня вечером я как раз собираюсь пойти.
— Одна?
— Ну, не совсем. Мне ведь там все знакомы. И, конечно, там будет Долли, он отвезет меня домой.
— Я думаю, тебе не стоит ехать одной. Я составлю тебе компанию.
— Да? Ты в самом деле этого хочешь?
— Больше всего на свете. И прямо сейчас собираюсь заняться билетами.
Я сразу повеселела.
— В этом нет необходимости. Лайза участвует в кордебалете. Она обещала сама это сделать. Я только должна предупредить, что мы будем вдвоем.
— Это будет замечательный вечер.
Мне было очень хорошо с ним. Мы перекусили в небольшом кафе недалеко от Гайд-парка, потом погуляли, посидели на скамейке у Серпантина. За это время он сумел убедить меня вернуться с ним на следующий же день. Должна признаться, долго уговаривать меня не пришлось. Моя поездка в Лондон подтвердила, что здесь меня не ждет ничего, кроме болезненных воспоминаний, от которых некуда скрыться.
Более того, размышляя о том, как я на самом деле отношусь к Родерику, я поняла, что с ним мне так хорошо, как я уже думала, никогда не будет после смерти мамы. Я начинала понимать, что он — единственный, в ком я могла бы найти утешение.
В тот день в Гайд-парке я была почти что счастлива.
Лайза известила Долли, что я собираюсь прийти на спектакль вместе с другом, и он оставил для нас места в ложе. Я понимала, что мне предстоит испытание — пойти в театр, где в последний раз пела на сцене мама — и я постаралась собрать всю свою волю, чтобы выдержать его.
Когда поднялся занавес, я сразу же узнала Лайзу. Я внимательно следила за ней. Она выделялась среди других, пела с подъемом и самозабвенно танцевала. Ничего удивительного, что Долли выбрал ее в дублерши Лотти Лэнгдон. Будучи высокопрофессиональной актрисой, сама Лотти не обладала тем неотразимым обаянием, которое в такой степени было свойственно маме.
Пьеса была довольно банальной, хотя не в большей мере, чем «Графиня Мауд», однако ей не хватало «изюминки», особого шарма, что означало — не хватает Дезире.
В антракте Долли зашел к нам. Он хотел узнать, как я живу, и смотрел на меня с такой нежностью, что я боялась расплакаться.
— Если тебе что-нибудь нужно, ты ведь знаешь, я…
— Да-да, Долли, конечно, я знаю, — сказала я.
— Ну и молодец. Что скажешь о спектакле?
И я, и Родерик в один голос заявили, что он исключительно интересный.
— Да, неплохой, — грустно вздохнул Долли. — Если бы только…
— Как идут дела у Лайзы Феннел? — спросила я.
— Неплохо, — повторил он. — Совсем даже неплохо. Она так и рвется в бой, а это, считай, уже наполовину выигранное сражение. Конечно, это не Дезире, но разве с ней мог бы кто-нибудь сравниться?
Мы оба помолчали, вспоминая о ней.
— Мне бы хотелось встретиться с Лайзой после спектакля, — сказала я.
— Пройди к ней в гримерную, там ее и увидишь. Это вторая гримерная кордебалета. Дорогу тебе показывать не надо.
— Да, дорогу туда я знаю хорошо.
— Ты еще долго пробудешь в Лондоне?
— Нет, — ответил Родерик за меня. — Завтра мы возвращаемся.
— Как там Чарли?
— Все хорошо. Он сейчас в отъезде, на континенте. Возможно, пробудет еще несколько недель.
— Жаль, но мне придется вас оставить. Там, за кулисами, сейчас обязательно разыграется какая-нибудь драма, без этого ни один спектакль не обходится. Надеюсь, мы с тобой опять скоро увидимся, Ноэль. Знай, что на любой спектакль для тебя есть место.
— Спасибо вам, Долли.
Он поцеловал меня и ушел, а когда спектакль закончился мы пошли в гримерную кордебалета к Лайзе. Она была счастлива видеть нас.
— Вы должны поехать с нами поужинать, — сказал Родерик.
Ее лицо вспыхнуло от восторга.
— Это просто замечательно! Вы дадите мне несколько минут, чтобы переодеться?
В ожидании Лайзы я поговорила со швейцаром, он был невероятно рад меня видеть.
— Давненько вы сюда не заходили, — сказал он мне. — Похоже, все меняется. Дезире была такая хорошая. Всегда улыбнется, скажет ласковое слово. Без нее — совсем не то.
«Все и все здесь будут напоминать мне о ней», — подумала я.
За ужином Лайза была очень оживлена. Она с жаром рассуждала о собственной карьере, которая продвигалась весьма успешно.
— Да, конечно, пока я всего лишь в кордебалете, — говорила она. — Но все изменится, и то, что Долли поставил меня дублершей Лотти, разве не подтверждение тому? Мне бы только дождаться своего шанса, и я покажу, на что способна.
Я не могла не вспомнить об этом ее шансе, который возник из-за болезни мамы — легкое недомогание, обернувшееся смертью.
— Что ж, возможность показать себя когда-нибудь обязательно предоставится, — сказал Родерик. — Важно быть готовым к ней, когда это произойдет.
— Да, это верно, я знаю, и я буду готова. Мне хочется играть в чем-то получше, чем «Лоскутки и тряпки».
— Все так и будет, — уверил ее Родерик. Она улыбнулась ему.
— А теперь расскажите о себе и об этом необыкновенном месте, где жили древние римляне.
— Ноэль это тоже очень заинтересовало.
— Да, — подтвердила я. — Это так увлекательно. Мне разрешили почистить несколько найденных черепков и других предметов.
— Удивительно! Как было бы интересно это увидеть!
— Вы должны как-нибудь приехать к нам.
Я невольно подумала, какова будет реакция леди Констанс, если ей придется встретиться с танцовщицей из кордебалета, занятой в спектакле «Лоскутки и тряпки». Мысль эта испортила мне настроение, напомнив о том, как я сама была встречена ею.
В этот вечер я была довольно молчалива, и Родерик, с его природной чуткостью, понял, что театр заставил меня опять вернуться к печальным воспоминаниям. Прошло еще слишком мало времени.
Мне следовало воспользоваться возможностью уехать из Лондона, чтобы постараться оставить позади пережитое горе. И я, пожалуй, была права, решив вернуться с Родериком в Леверсон, хотя бы на время.
Леди Констанс встретила меня прохладно и дала мне понять, что недовольна моим возвращением. Она надеялась, что я останусь в Лондоне. Зато Герти была в восторге. От нее-то я и узнала эту новость.
— Гроза была — не приведи Господи. Дождь как зарядил с того дня, как вы уехали, так больше и не переставал. Река поднялась, и мы даже боялись, как бы вода не дошла до этих древнеримских штуковин. Да и как не бояться — все бы эти раскопки затопило. А еще Грейс спускалась по лестнице и подвернула ногу.
Грейс была одной из горничных, в чьи обязанности входило наводить порядок в комнатах леди Констанс. Она была постарше остальных и работала в доме с тринадцати лет.
— Надеюсь, ничего серьезного? — спросила я.
— Ну, ей придется полежать. Нельзя наступать на ногу, так сказал доктор. Леди Констанс посылала за доктором. И теперь вот мне приходится убирать в комнатах ее светлости, — она скорчила недовольную гримасу.
— И это тебе не нравится, Герти?
— Вы ведь знаете, какая она, ее светлость — с причудами. Я бы лучше у вас убирала, мисс.
— Спасибо, Герти; я надеюсь, Грейс скоро поправится.
— Поскорее бы, а то я жду — не дождусь.
Я сходила навестить Фиону. Она обрадовалась моему приходу и рассказала о наводнении и образующихся провалах в земле.
— Это недалеко от мозаичной мостовой, — сказала она. — Я очень разволновалась, когда это произошло. Думала, обнаружится что-нибудь новое. Там вскоре будут произведены пробные раскопки, но сейчас земля еще слишком мокрая. Как только немного подсохнет, так и начнут.
— Интересно, найдут там еще что-нибудь?
— Не исключено. Подождем — увидим. А пока что взгляни-ка на этот сосуд для питья. Обрати внимание на замысловатую гравировку. Мне доставляет огромное удовольствие составлять из этих фрагментов единое целое.
В то время, как она показывала мне сосуд, подошла миссис Карлинг. В ее глазах я прочла молчаливый упрек и поняла, что она огорчена тем, что я не последовала ее совету и не уехала насовсем.
— Мисс Тримастон ездила в Лондон, — сказала Фиона. — Она и Родерик вернулись вчера.
— Ездили вместе, не так ли?
— Да, — ответила я. — Он приехал в Лондон, когда я была там. Поэтому мы и вернулись вместе.
— В Лондоне, должно быть, вам показалось интереснее, не то, что здесь, — сказала миссис Карлинг.
— Нет, мне здесь очень нравится. Все это, — я махнула рукой в сторону окна. — Я нахожу это невероятно интересным.
Она испытующе посмотрела на меня, а Фиона сказала.
— Я приготовлю кофе.
— Я сама этим займусь, — предложила миссис Карлинг — а ты продолжай показывать мисс Тримастон эти находки.
Мы сели пить кофе, и я постоянно ощущала на себе пристальное внимание миссис Карлинг.
Полагаю, мое пренебрежение ее советом серьезно задело и раздосадовало ее.
Было уже часов десять утра. Родерик рано утром уехал с земельным агентом по делам, а я размышляла, чем бы мне заняться. Может быть, проехаться верхом к морю или по ближайшим деревням, но я еще не чувствовала себя достаточно умелой наездницей, чтобы отправиться куда-то одной. Хотя надеялась, что скоро смогу это делать.
И я решила пройтись пешком к Фионе, такие прогулки уже вошли у меня в привычку. Мне казалось, она всегда рада моему приходу и с нескрываемым удовольствием рассказывает о найденных предметах и своей работе над ними.
Спускаясь по лестнице мимо комнат, занимаемых леди Констанс, я заметила, что дверь одной из них приоткрыта.
Герти, вероятно, услышав мои шаги, вышла на лестницу.
— Мисс, — прошептала она. — Я должна вам что-то показать, я нашла это там. — Она приложила палец к губам, потом добавила: — Пойдемте.
Я остановилась в нерешительности. Это была спальня леди Констанс, которую должна была убирать Герти с тех пор, как Грейс повредила ногу.
— Вы должны это видеть, — продолжала Герти. — Вам это будет ужасно интересно.
Я все еще не решалась войти.
— Смотрите. Я вам сейчас покажу.
Она вернулась в комнату. Я по-прежнему стояла у двери. Я видела, как она подошла к туалетному столику, выдвинула один из ящиков и достала из него какую-то книгу. Это был внушительных размеров альбом, вроде тех, чтo используют для наклеивания вырезок. Она разложила альбом на столике и, заговорщицки глядя на меня через плечо, кивала головой, подзывая к себе.
Я понимаю, что должна была отказаться, но подчиняясь мгновенному порыву, на цыпочках вошла в комнату.
Герти ткнула пальцем в открытый альбом.
Я подошла поближе и ахнула — там была фотография мамы. Я хорошо помнила этот снимок. Он был сделан, когда она играла в «Нежной лаванде». Я узнала ее платье — сиреневого цвета бальный наряд с кринолином. На шее была розовато-лиловая бархатная лента с несколькими брильянтами спереди.
Тут уж я была не силах остановить себя и подошла ближе.
«Дезире, мисс Лаванда, царит на сцене, — прочитала я. — Ее искрометный талант сумел зажечь даже этот серый спектакль».
Я почувствовала, что слезы навернулись мне на глаза, и на какое-то время перестала думать о том, каким образом фотография мамы оказалась в альбоме, по всей видимости принадлежавшем леди Констанс.
— Здесь все про нее, мисс, — шептала Герти. — Посмотрите-ка. — Она перевернула страницу. Это были фотографии мамы, иногда вместе с другими актерами. «Дезире в спектакле „Цветок страсти“, Дезире в спектакле „Красные розы к маю“. Все вырезки были посвящены ей. „Дезире, выглядевшая изысканно очаровательной, придала новое звучание старым, заигранным мелодиям“; „Девушка из провинции“ — весьма посредственная пьеса, но Дезире, как всегда, на высоте.»
Весь альбом был заполнен подобными вырезками. Кто-то не поленился вырезать их и вклеить.
Я была полностью поглощена увиденным. Моя память опять предательски уводила меня в прошлое.
Вдруг я испытала ужас. Дрожь пробежала по телу. Инстинктивно, еще не оборачиваясь, я почувствовала, что за нами следят.
В дверях стояла леди Констанс.
Она двинулась к нам. Взгляд ее упал на альбом с вырезками. Ледяным тоном она произнесла:
— Хотелось бы знать, чем я обязана вашему присутствию в моей комнате?
— О-о… — запинаясь, проговорила я. — Я просто шла мимо и остановилась поговорить с Герти.
Герти била дрожь. Судорожным движением она захлопнула альбом и сунула его в открытый ящик туалетного столика, откуда он был только что извлечен ею.
— Я полагала, вы закончили с уборкой, по крайней мере, десять минут назад, — сказала леди Констанс, обращаясь к Герти. — Грейс никогда не возилась так долго.
Я пробормотала что-то о том, что собиралась выйти на воздух. Она кивнула, и я, смущенная и подавленная от сознания своей вины, выскользнула из комнаты.
Мысли мои путались. Даже прохладный ветер не мог остудить мое пылающее лицо. В каком ужасном положении я оказалась! Как можно было допустить такую глупость? Ведь я позволила себе вторгнуться в ее тайну.
Сомнений в том, что именно она собирала эти вырезки, у меня не было. Да, это она наклеивала их в альбом, читала и перечитывала, подвергая свою душу неимоверным страданиям.
Я знала, насколько глубоки были чувства Чарли к маме. Леди Констанс тоже это знала.
Герти была напугана. Она сказала мне, что ее «песенка спета» и теперь покорно ожидала, когда разразится гроза.
— Она не ругалась, — говорила Герти, — но если бы взгляды могли убивать, я бы уж давно лежала мертвой. Теперь, я знаю, она все время будет следить за мной, искать, к чему бы придраться. Уж это ясно, только и ждет, чтобы наброситься на меня. Не знаю, что мне делать, просто не знаю. Ну, как мне теперь найти другое место? Ясно, что она не даст мне рекомендации, верно? Дома восемь ртов, все — мал мала меньше. Сами еще зарабатывать не могут. Понимаете, какие дела, мисс.
Я понимала и очень сочувствовала ей.
Мне также было немного жаль леди Констанс, потому что, казалось, теперь я знаю, что сделало ее такой, какая она есть. Я не могла не думать о том, какие муки она должна была испытывать все эти годы. Ведь она, наверное, любила Чарли. Я чувствовала это. Чарли и Родерик составляли смысл ее жизни. И уже долгие годы она знала о пламенной страсти своего мужа к Дезире. Естественно, ей хотелось узнать как можно больше о своей сопернице. Все это вызывало жалость. Бедная леди Констанс! И бедная Герти.
Через три дня приключилась неприятность с каменным бюстом, стоявшим на лестнице. Это был бюст одного из родовитых предков семьи. Водруженный на резную подставку из красного дерева, бравый генерал в форме украшал собой лестничную площадку между вторым и третьим пролетами лестницы.
В обязанности Герти среди прочего входила уборка лестницы. Я слышала, как она упоминала о бюсте, называя его «тот старик, который в шляпе и с бакенбардами». Бакенбарды действительно были выполнены мастерски, а треуголка и мундир придавали генералу суровое достоинство и величие.
— У меня от него мурашки по коже, — жаловалась Герти. — Так и кажется, что он следит за мной, проверяет, как я вымела в углах, и хочет дать нагоняй. А вчера он покачнулся. Эта штука для него слабовата, боюсь, не выдержит. Он слишком здоровый.
Когда я поднималась по ступенькам, Герти находилась около бюста, смахивая с него пыль перьевой метелкой.
— Здравствуйте, мисс, — сказала она. — Идете прогуляться?
— Да.
— Небось к этой мисс Вэнс. Вам ведь нравятся все эти старые осколки и обломки, правда?
— Да, нравятся.
Герти снисходительно улыбнулась. Потом, подойдя чуть ближе к бюсту, она слегка качнулась и схватилась за подставку, ища в ней опору. Бюст, пошатнувшись, с грохотом свалился на пол. Отскочив в сторону, я с ужасом уставилась на поверженного генерала. Герти в полном смятении озиралась вокруг.
— Ах ты, Господи! Это конец, — пробормотала она.
Должно быть, мы обе одновременно заметили, что кончик генералова носа лежит на ковре рядом с кусочком уха. В голове промелькнула мысль, что бедный генерал уже навсегда потерял свой грозный вид.
Но когда я увидела несчастное лицо Герти, искаженное паническим ужасом, от моего легкомыслия не осталось и следа. Мне стало стыдно за то, что хотя бы на миг ситуация показалась мне забавной.
Я приняла решение.
— Я скажу, что это я его уронила, — объявила я Герти. — Скажу, что шла мимо, а подставка неустойчивая; я случайно дотронулась, бюст и упал.
Лицо Герти осветилось надеждой.
— О, мисс, но как же? Вы не сможете этого сделать.
— Смогу.
— Ее светлость очень рассердится.
— Придется это пережить.
— Она и так-то не очень вас любит, мисс, хотя меня еще меньше.
— Но ты потеряешь работу. А что касается меня, она не может не любить меня больше, чем уже не любит сейчас, и если она предложит мне уехать, я так и сделаю. Поэтому я — совсем другое дело.
— Хозяин не отпустит вас. Да и мистер Родерик — тоже. Они вас слишком любят. А она им перечить не станет.
— Не волнуйся, Герти, предоставь это мне.
— О, мисс, вы просто чудо!
— Пожалуй, мне лучше поговорить с ней прямо сейчас.
Я решительно направилась вверх по лестнице. Герти с обожанием смотрела мне вслед.
Я постучала в дверь гостиной леди Констанс.
— Войдите. Добрый день, — холодно проговорила она.
— Добрый день, — ответила я. — К сожалению, произошла небольшая неприятность.
Она вопросительно подняла брови.
— Мне очень жаль, — продолжала я, — но когда я проходила мимо бюста, который стоит на лестнице, я, должно быть, задела его, и он свалился с подставки. Боюсь, что он пострадал.
— Бюст? Вы имеете в виду генерала?
— Да, — подтвердила я. — Бюст, который стоит на лестничной площадке.
— Я должна сама посмотреть, что с ним случилось.
Я последовала за ней вниз, по дороге успев заметить поспешно удаляющуюся Герти.
Леди Констанс в растерянности смотрела на статую.
— О, Боже, — проговорила она. — Этот бюст был семейной реликвией.
— Не могу вам передать, как я огорчена случившимся.
Она внимательно разглядывала кончик генеральского носа.
— Да, все это крайне неприятно.
Я чувствовала себя уязвленной, но думала о Герти, которая теперь была спасена — хотя бы на какое-то время.
После этого случая я заметила, что леди Констанс просто не спускает с меня глаз. Казалось, она беспрестанно следит за мной. И хотя больше ни слова не было сказано о разбитом бюсте, мы обе постоянно помнили об этом. Я думала, что она радовалась моему проступку, надеясь, что я совершу еще что-нибудь такое, после чего уже не смогу оставаться в их доме.
Я пообещала себе, что как только Чарли вернется, я скажу ему, что должна отсюда уехать. Но не раньше его приезда, так как дала ему слово дождаться его. В то же время я могла бы ненадолго съездить в Лондон. Однако если говорить правду, мне не хотелось этого делать. Я не знала, что хуже: оставаться здесь, под негодующими взглядами леди Констанс или вернуться в Лондон к своим воспоминаниям.
Я жила в мире отчаяния, в котором блеснул тонкий лучик надежды. Надежды на то, что благодаря Родерику, мне, может быть, удастся вырваться из него в более светлое будущее.
Я призналась себе, что остаюсь из-за него.
И тем не менее, мысли о леди Констанс не покидали меня ни на минуту. По ночам меня преследовали кошмары, и даже во сне я боялась ее. Один раз мне приснилось, что она подходит к моей кровати и протягивает мне стакан с вином, которое, как я знаю, отравлено. С криками «Нет! Нет!» я проснулась.
Днем я подсмеивалась над собой. Я убеждала сама себя: ты пережила тяжелый удар, гораздо более тяжелый, чем сознаешь. Ты сейчас не можешь быть самой собой, такой как всегда. Вполне естественно, что леди Констанс не хочет, чтобы ты оставалась здесь. Со стороны Чарли было ошибкой привезти тебя сюда, а сейчас, когда ты разобралась в ситуации, тебе следует вежливо удалиться, даже если это и будет неприятно Чарли. Однако, и ты должна себе в этом признаться, тебе не очень хочется поступать так. Потому что ты нуждаешься в участии, поддержке, и Чарли, давний мамин друг, лучше других может тебе это дать. Так полагала мама. Кроме того, есть еще Родерик. Но взамен тебе нужно терпеть неприязнь, даже враждебность леди Констанс.
Однако ситуация становилась совершенно непереносимой, к тому же и туманные предупреждения миссис Карлинг немного обеспокоили меня. Днем, гуляя на свежем воздухе, я думала о ней, как о безобидной старой леди, которой нравится разыгрывать из себя пророчицу. Какой от этого вред, если потакая ее странностям я, будучи у нее в гостях, выслушала ее. Но ночью, когда я просыпалась после кошмарного сна, фигура ее приобретала для меня мрачную значимость. Я говорила себе, что следует прислушаться к ее пророчествам о зле, нависшем надо мной, и невольно вспоминала о ненависти, которую, я была уверена, питала ко мне леди Констанс.
Я старалась спокойнее ко всему относиться, уговаривала себя, что сейчас я особенно легко ранима, а то, что со мной произошла ужасная трагедия, еще не означает, что другие только и ждут, чтобы напасть на меня. Я должна набраться терпения, дождаться возвращения Чарли и тогда уже строить планы на будущее. А пока что нужно забыть и о неприязни ко мне леди Констанс, и о мистических предупреждениях странноватой миссис Карлинг. Кроме того, меня беспокоило мое отношение к Родерику. Я, определенно, начинала влюбляться в него и замечала, что и он, несомненно, тоже испытывает ко мне особые чувства.
Однажды утром Герти вошла ко мне в комнату чем-то крайне взволнованная. Поставив на место таз с горячей водой, она повернулась ко мне.
— О, мисс, — проговорила она. — Ночью был пожар. И, как вы думаете, где? Во флигеле. Ну, вы знаете, там, где работает мисс Вэнс.
— Какой ужас! — я присела в кровати. — Много выгорело?
— Да нет, почти ничего. Говорят, дождь помог. Всю ночь лил как из ведра. Он, наверное, начался как раз после начала пожара. Меррит, здешний фермер, ехал в своей таратайке домой поздно ночью и заметил дым над флигелем. Он и поднял тревогу. Ну, и потом, конечно, этот ливень. Так что вреда меньше, чем могло бы быть.
— О, Господи! Что же теперь будет делать мисс Вэнс хотела бы я знать.
— Говорят, не так ух там плохи дела. Что и удивительно. Хорошо еще, в доме никого не было.
Все обсуждали случившийся пожар.
За завтраком я встретилась с Родериком. Он сказал, что уже съездил туда, чтобы взглянуть на все своими глазами.
— Это на верхнем этаже, — сказал он. — Хорошо, что прошел этот ливень, и что Том Меррит в тот момент оказался поблизости. Они с женой возвращались домой — были в гостях у друзей — и решили выбрать короткий путь, мимо раскопок. Он поднял тревогу, и вскоре все было потушено.
— Бедная Фиона.
— Она должна быть там сегодня утром. Почему бы тебе не пойти со мной? Я как раз сейчас собирался туда.
Я с готовностью согласилась. По дороге он сказал:
— Удивительно, как мог начаться пожар в таком месте.
— Но ты ведь не думаешь, что…?
— Что это умышленный поджог? Господи. Конечно, нет. Кому это могло бы понадобиться?
— Есть люди, которые считают, что нельзя тревожить покой мертвых и тому подобное.
Он засмеялся.
— Я не знаю никого, кто бы мог испытывать подобные чувства по отношению к древним римлянам.
— Но ведь какая-то причина должна все же быть.
— А молнии прошлой ночью были? Может быть, в дом ударила молния?
— Да, такое возможно.
Фиону мы нашли уже во флигеле. Она была сильно расстроена.
— Как это могло случиться? — воскликнула она. — Просто ума не приложу.
— Ничего, — успокаивал ее Родерик. — Большой урон?
— Наверху в комнатах сплошной разгром. Что-то предется делать с крышей. К счастью, внизу все в порядке.
— И ни одна находка не пострадала?
— Похоже, что так. Все на своем месте.
— Уже за это мы должны быть благодарны.
— Давайте посмотрим, что там делается в верхних комнатах, — предложил Родерик.
Мы поднялись по лестнице. В каждой комнате стояло по кровати, и они в конец промокли. В потолке зияла дыра, через которую видно было небо.
Родерик сказал:
— Это можно исправить прямо сегодня, пока опять не пошел дождь.
— Мы еще должны сказать спасибо дождю.
— И Тому Мерриту, — добавил Родерик.
— Да, было бы страшным ударом, если бы сгорел весь дом.
На ступеньках виднелись следы, и мы все посмотрели на дверь. Она распахнулась, и перед нашими взорами предстала миссис Карлинг.
— Я ходила посмотреть, большие ли разрушения, — сказала она. — Бог мой, Фиона! Ты больше не сможешь здесь работать.
— Внизу все нормально. Даже не заметно, что был пожар.
Миссис Карлинг поджала губы.
— Здесь нужен серьезный ремонт, — проговорила она.
— Если оценивать повреждения, то они не велики.
— Все равно.
— Давайте спустимся вниз, посмотрим, что там, — предложил Родерик, направившись к лестнице.
Мы вошли в комнату, где обычно работала Фиона.
— Видишь, — сказала Фиона бабушке, — здесь ничего не изменилось. К счастью, фермер Меррит вовремя заметил пожар. Да еще этот дождь.
— Такого дождя я давно не помню, — заметила миссис Карлинг.
— Это провидение заботится о нас, — пошутила Фиона. — Было бы настоящей трагедией потерять что-нибудь из этого.
— Ах, иногда бывает, что из плохого получается хорошее, — сказала миссис Карлинг.
Фиона бросила на нее быстрый взгляд.
— Во всяком случае, — продолжала миссис Карлинг, — может быть, у тебя появится лучшее место для работы.
— Но у меня здесь идеальное место! — воскликнула Фиона. — Оно рядом с раскопками, все под рукой. Лучше просто не бывает.
— Фиона, ты знаешь, что в любой момент я могу найти тебе комнату в Леверсон Мейнор, — сказал Родерик.
— Вот именно, Фиона! — воскликнула миссис Карлинг. — Это было бы замечательно.
— Замечательно уже то, что ты, Родерик, предложил это — огромное тебе спасибо. Но здесь мне лучше. Понимаешь, важнее всего быть рядом с местом раскопок.
— Я и раньше тебе предлагал, — сказал Родерик. — В конце концов, это все на землях Леверсона.
— Мне и здесь хорошо, — настаивала Фиона. — А крышу починить — много времени не надо.
— Ее починят сегодня же, — пообещал Родерик. — С этим нельзя тянуть. Потом, конечно, нужно будет вынести сверху всю эту рухлядь. Что тебе нужно взамен?
— Да совсем немного. Один-два стула, стол. Возможно, что-нибудь из того, что наверху, вполне пригодно.
— Ладно, это мы уладим. Ты уверена, что я не смогу уговорить тебя перебраться в Мейнор?
Миссис Карлинг напряженно следила за внучкой.
— Это было бы так прекрасно, — сказала она почти просительным тоном.
— Я в этом не сомневаюсь, но мне и здесь хорошо, — отрезала Фиона.
Миссис Карлинг скривила губы. На какой-то момент лицо ее стало почти злобным. Было заметно, что она очень недовольна Фионой. Пробормотав, что ей нужно идти, она сердито удалилась.
— Бедная бабушка, — сказала Фиона. — Она всегда считала, что я не должна здесь работать. В этой, как она говорит, «лачуге».
— Что ж, мое предложение остается в силе, — сказал Родерик. — Я бы подыскал для тебя удобную комнату.
— Я знаю. Но ведь ты понимаешь меня, правда? Это было бы совсем не то. Я должна быть здесь, рядом с раскопками.
— Разумеется, — сказал Родерик.
— Когда все подлатают и подкрасят, здесь будет отлично.
— Я сейчас поеду и распоряжусь, чтобы подлатали. Прежде всего нужно починить крышу. А то, похоже, что сегодня опять будет дождь. Так что это нельзя откладывать.
Когда он уехал и мы остались одни, Фиона сказала:
— Эта идея — получить комнату в Мейноре — мне вовсе не кажется привлекательной.
— Да? Но разве тебе там не будет удобнее?
— Конечно, нет. Это не понравилось бы ее светлости. Честно говоря, она меня недолюбливает.
— Разумеется. Любая приятельница Родерика, если только не она сама ее выбрала, ей не нравится.
— Да, понимаю.
— Ты и я относимся как раз к этой категории. Она опасается, что мы имеем виды на Родерика, а ей хочется приберечь его для какой-нибудь высокородной претендентки. Это даже забавно. Она готова сделать все, что угодно, лишь бы мы с Родериком общались поменьше. Только представь себе, что будет, если я появлюсь у них в доме! И здесь-то она меня едва терпит. Наверняка она жалеет, что эти древнеримские развалины были найдены.
У меня немного улучшилось настроение — я с облегчением обнаружила, что кто-то еще находится в таком же положении, как и я. Хотя, я полагаю, недоброжелательность леди Констанс ко мне объяснялась прежде всего отношениями Чарли с моей мамой. Но, конечно же, она заметила мою крепнущую дружбу с Родериком.
— Так вот, почему ты не хочешь занять комнату в доме.
— Знаешь, если бы я была уверена, что так будет лучше для работы, я бы не посмотрела на неодобрение леди Констанс. Но дело в том, что я так не считаю. Я действительно думаю, что для работы здесь лучше.
Ее работа, подумала я, значит для нее много больше, чем близость к Родерику, и эта мысль принесла мне некоторое успокоение и облегчение.
Таинственная причина пожара во флигеле была основной темой обсуждения во всей округе в течение еще нескольких дней. Выдвигались различные версии, и наиболее популярным было предположение, что в дом забрался какой-нибудь бродяга и поджег его. Некоторые задавали вопрос, зачем ему было разрушать то, что служило ему убежищем. В ответ говорили, что он зажег трубку, от нее все и пошло — огонь разгорался все больше и больше, его уже невозможно было погасить, тогда бродяга испугался и убежал. Все эти разговоры мне пересказывала Герти. Она считала — и таково было общее мнение — что мисс Вэнс получит комнату для работы в Мейноре. Якобы слышали, как мистер Родерик говорил, что именно так и следует поступить, по крайней мере, на время ремонта.
— Бедная мисс Фиона, — говорила Герти. — Такая симпатичная леди. Настоящая леди, никогда голоса не повысит. Говорят, ей не сладко живется с этой старухой.
— Она никогда не жалуется.
— О, нет. Конечно, она не будет. Тем более на свою бабушку. Все таки странная она, эта миссис Карлинг.
— Я полагаю, она пользуется определенной репутацией.
— О, да. Она помогает девушкам, у которых случаются неприятности. Все эти травы, что она выращивает у себя в саду, просто творят чудеса. И еще говорят, она предсказывает будущее. Пойдешь к ней и она скажет, что должно случиться. Скажет, что надо делать и что случится, если не сделаешь.
— И вы в это верите. А у вас есть какие-нибудь доказательства?
— Ну, некоторые говорят, что есть. Но все равно, она чудная. Бредит, например, по ночам. От нее всего можно ожидать.
— Откуда ты знаешь?
Немного помолчав, Герти сказала:
— Ладно, я расскажу вам, мисс. Это все Китти.
— Ее служанка?
— Да, мисс. Я жалею ее. Она наполовину помешанная. Я с ней вроде как подружилась. Тут на днях она шла из магазина, несла огромную сумку, а ручка возьми да оторвись — все и вывалилось на дорогу. Она стоит, чуть не плачет. Я ей и говорю: «Эй, послушай, это еще не конец света». Собрала все, сложила обратно в сумку. Потом кое-как привязала ручку, чтобы можно было нести. Вы не поверите, мисс, она так обрадовалась, будто я спасла ее от смерти. Смотрела на меня, словно я Господь Бог — ну, как такое не понравится. Китти — она как беспризорная, никому не нужна. В семье ее не любили, обращались — хуже некуда. И все из-за того, что у нее не все дома. Потом Китти попала к старой миссис Карлинг — так она ею помыкает, ну как рабыней! А я, так прямо полюбила бедняжку. Наверное, это потому, что она считает меня такой хорошей.
Я засмеялась.
— По-моему, ты часто рассуждаешь очень умно, Герти.
— Ну, спасибо, мисс. Я Китти пообещала… Говорю, если у тебя какая беда, иди ко мне, и я тебе всегда помогу. Вы бы видели ее. У нее было такое лицо, что я подумала, я тоже что-то значу.
— О, да, Герти, конечно.
— А что, мисс, все-таки у меня на плечах голова, а не кочан капусты. Мы с Китти часто видимся, она то и дело забегает ко мне, рассказывает. Она считает мисс Фиону прямо таки святой при том, что ей приходится выносить. А что до старой леди, иногда она ведет себя очень чудно. А мисс Фиона старается, чтобы это не бросалось в глаза. Думается мне, миссис Карлинг, бывает, и сама что-то делает, чтобы ее предсказания сбывались.
— Что ты имеешь в виду?
— По-моему, она как бы дает небольшой толчок, чтобы все шло так, как она хочет.
— Я полагаю, если уж заниматься пророчествами, надо следить за тем, чтобы у них была возможность сбыться.
— Да, можно и так сказать. Какая жалость, что мисс Фиона не переедет сюда работать. Это было бы получше, чем сидеть в старой развалюхе. Миссис Карлинг прямо таки вышла из себя, когда мисс Фиона не согласилась перебраться в комнату в Мейноре. Она без конца твердит ей об этом, пока мисс Фиона не начинает терять терпение. А она — все свое: «После того, что я столько для тебя сделала» и все такое прочее. Это очень расстраивает мисс Фиону. А миссис Карлинг говорит: «Если ты не используешь данный тебе шанс, значит ты сама ищешь себе беды». Ничего хорошего из этого не выйдет. Конечно, от Китти толку трудно добиться. Пришлось собирать из кусочков. Но, в любом случае, думаю, мисс Фионе не легко приходится.
