Глава 24
А потом они уснули, убаюканные стуком дождевых капель по крыше сарая. Ветер утих, и густые клубы тумана проникли сквозь щелястые стены, скапливаясь в углах. Сырой, прохладный воздух в сарае пропитался запахом сена. Хоук проснулся первым. Он долго лежал, не открывая глаз, наслаждаясь темнотой, полусном, воспоминаниями о пылкой страсти… Он не был еще готов увидеть резкий свет дня, думать об обязанностях и ответственности. Он расслабил плечи, его насытившееся тело отказывалось шевелиться… и Хоук чуть улыбался, прислушиваясь к шуму дождя снаружи.
Он зевнул и лениво вытянул руку и тут же наткнулся на шелковистую кожу. Эффект прикосновения оказался мгновенным и оглушающим. Хоук вздрогнул, словно сунул руку в огонь, и его чресла стиснуло желанием. Хоуку показалось, что он разбух при мысли об обладании этой женщиной… этой гордой, непокорной пленницей, спящей рядом с ним.
Боже праведный, она — дочь лорда Персиваля Мэйтланда! Богатая, избалованная, благородная… Своевольная красавица, с ошеломляющей силой отозвавшаяся на его страсть… Женщина, которая чуть не убила его, пытаясь отомстить за отца!
Мрачная усмешка заиграла на точеном лице герцога, когда он припомнил, как близка была к нему смерть… но выстрел Александры лишь загасил свечу. Чертовски хороший выстрел! Хоук прекрасно знал, что девушка с такой же легкостью могла всадить эту пулю в его сердце.
Но она не сделала этого.
«Осторожнее», — сказал себе Хоук. Женщина — это Господне проклятие, наложенное на мужчину, она создана для того, чтобы одурманивать и предавать. Ни одной женщине нельзя доверять. Он не должен забывать о том, в каком яростном плену держана его Изабель…
И незачем повторять ошибку.
На его щеке дернулся мускул, когда он посмотрел на своевольное существо, спящее рядом с ним на сене. Чудесные волосы Александры разметались, как закатные облака, по коже цвета слоновой кости. Она не была похожа на женщин, которых до сих пор знал Хоук…
Может быть, все дело в том, как она отзывается на его страсть, думал Хоук… А может быть, дело в ее дерзком, горячем духе, опалившем его после ледяных лет с Изабель…
Он этого не знал, да и не хотел знать. Он боялся слишком глубоко заглядывать в собственную душу, исследовать собственные чувства. Ему достаточно было того, что он хотел обладать ею, мог обладать и обладал и намеревался быть с ней снова и снова, пока не угаснет его желание.
И не важно, нравится это ей или нет.
И его совершенно не интересовало то, что эта девушка приехала в Лондон затем, чтобы отыскать и убить его! Хоук нахмурился, ощутив прилив крови к пульсирующему паху. Подавив готовое вырваться проклятие, он приподнялся, опершись на локоть, чтобы видеть ее лицо в тот момент, когда она проснется. И стал ждать.
Что-то защекотало нос Александры, и она отмахнулась, не просыпаясь.
Тепло. Мягко. Так устала…
Что-то снова коснулось ее лица, но она лишь перевернулась на бок, не желая выбираться из уютного кокона сна.
Потом она вдруг сморщила нос. Ее легкие наполнил запах сена, влаги, моря. Кожа и лошади. Она чуть шевельнулась, обеспокоенная… запах мужчины?
Она медленно улыбнулась, охваченная сладкой истомой. И тут ее пальцы наткнулись на широкую грудь, густо поросшую вьющимися волосами. Ее глаза резко распахнулись, и она мгновенно села, и от ее движения разлетелись в разные стороны легкие соломинки. На ее щеках вспыхнули пятна румянца.
— Титания проснулась, — холодно сказал лежавший рядом с ней мужчина. — Я вижу, ты отлично выспалась. Что ж, забавы в сене частенько служат хорошим снотворным. Примите мои поздравления, мисс Мэйтланд. Вы просто великолепны в сексе.
— Вы… вы… — пробормотала Александра. И в то же мгновение на нее нахлынули воспоминания — постыдные воспоминания, заставившие ее задохнуться в ужасе. Воспоминания об изысканной муке, о яростном и свободном наслаждении. Отпрянув от Хоука, она закрыла глаза ладонями, словно пытаясь скрыть от самой себя причиняющие стыд и боль мысли…
Потом она вдруг осознала, что совершенно раздета, и, упав назад, попыталась зарыться в сено. Ее лицо залилось краской.
— Дикарь! — прошипела она. — Грубый, безжалостный дикарь!
Она попыталась отодвинуться от него как можно дальше, но тщетно — он мгновенно перекатился и прижал ее крепким бедром.
— Пусть я дикарь, но я тот самый дикарь, который держит в своих руках репутацию твоего отца. И позволь тебе напомнить, что это ты искала меня, ты сама. Это ты жаждала моей крови, ты желала отомстить и исправить то, что в твоем представлении выглядит как жестокая несправедливость. — В его глазах светилась насмешка. — Но я могу лишь гадать, что ты готова предложить мне в обмен на мою помощь.
— Я готова предложить вам унижение и страдание такие, какие пришлось испытать моему отцу! А если вы сделаете то, о чем я прошу, и очистите имя моего отца от грязи, я смогу предложить вам убраться восвояси вместе с вашей никому не нужной жизнью!
— Но ты уже потеряла этот шанс — когда увидела, что я не намерен унижаться, а у тебя не хватило духу на убийство. Так что же тебе остается? — язвительно спросил Хоук, наклоняясь ней так близко, что их лица почти соприкоснулись.
Александра обожгла его взглядом, сжав кулаки. Ох, если бы сейчас у нее был пистолет, чтобы выстрелить в эти насмешливые глаза!..
— Ты не отвечаешь? — прорычал Хоук, хватая ее за руки и гадая на нее всем телом. — Может быть, вот это? — С холодным вниманием он оглядел кремовую кожу ее шеи и плеч, на которых остались розовые следы его поцелуев.
— Прекратите, презренный змей!
— Прекратить? — Он издевательски приподнял брови. — Но мы еще только начинаем, мисс Мэйтланд! И теперь твоя очередь умолять. Ведь за то, чтобы выполнить твою просьбу, я захочу получить высокую плату. И если это будет не твое тело, то что ты предлагаешь?
Александра беспомощно дернулась. Стиснув зубы, она быстро и прерывисто дышала, проклиная в душе негодяя. Она уже была сыта по горло и его насмешками, и его холодной подлостью… Да, на несколько часов он подчинил ее своей воле, грубо и нагло воспользовавшись тем, что она была парализована страхом перед грозой… но больше этого не повторится! Она поклялась себе в этом, стараясь выгнать из памяти безумные сцены их соединения.
— Вам мало того, что вы исправите несправедливость, допущенную по отношению к невинному человеку? — воскликнула она, отгоняя от себя бесстыдные картины.
— Боюсь, это совершенно неприемлемо. Все свидетельствует о виновности твоего отца.
— Свидетельства были представлены лжецами, людьми, ненавидевшими его, завидовавшими ему! Людьми, которых он наказал за продажность, искавшими возможности отомстить.
— Весьма волнующе, дорогая, — мягко сказал Хоук, прищурив серебристые глаза. — Но я спрашиваю себя — почему? Почему богатая и для многих желанная молодая женщина посвящает свою жизнь тяжкой задаче, желая отмыть имя отца и отомстить? Почему бы ей не предоставить это родным и близким? Что-то во всем этом есть нездоровое.
— Это любовь! — огрызнулась Александра. — Это преданность! Это то, о чем вы не имеете ни малейшего представления, ваша дерьмовая светлость!
— Любовь? — циничным тоном повторил Хоук. — А еще что?
— И еще честь! Но я забыла… негодяи вроде вас не знают значения этого слова.
— А ты знаешь? — фыркнул он. — Ну нет, ты можешь лгать другим, даже себе, но не мне. Ты что-то скрываешь, мисс Мэйтланд, но я намерен это выяснить, попомни мои слова. Ну а пока я этим занимаюсь, нам следует обо всем договориться. Что ты предложишь в обмен на мою помощь, что дашь мне, если я сумею снять обвинение с твоего отца?
Александра хотела вырваться из его железных рук.
— Ч-черт бы побрал вашу развращенную душу! — прошипела она, с ненавистью глядя в его смеющиеся глаза. Гнев бешено закипел в ней, и она попыталась, быстро повернув голову, впиться зубами в его запястье.
Но Хоук лишь рассмеялся и убрал руку.
— Вижу, вижу — мне придется самому за тебя ответить, — ворчливо произнес он. — Но у тебя есть лишь одна вещь, интересующая меня, — это твое изумительное отзывчивое тело… тело, способное и святого заставить нарушить свои обеты. И лишь так, моя прелестная и преданная Александра, ты можешь расплатиться со мной — своим телом!
— Никогда, ублюдок! Вы не можете заставить меня…
— О, но я и не намерен заставлять. Я требую твоего согласия — твоей страсти, добровольно отдаваемой мне в постели! Ты придешь ко мне сама, или ничего не будет, дорогая. Если ты хочешь, чтобы дело твоего отца было пересмотрено, ты заплатишь мою цену, — закончил он резко.
— Нет, дьявол! Я никогда не соглашусь на такое!
— Так значит, дочь лорда Мэйтланда не так уж и предана своему отцу? Она не хочет преодолеть небольшое препятствие, мешающее восстановлению его репутации? Так значит, все эти рассуждения о дочерней любви — пустая болтовня? — продолжал издеваться Хоук.
Александра яростно напряглась, но так и не сумела вырваться из его рук.
— Нет, я не стану этого слушать! Вы и белое превратите в гнуснейшее черное! — Она попыталась зажать ладонями уши, но Хоук грубо отбросил ее руки.
— Ну да, и еще я негодяй и дворняжка, — безжалостно продолжал он. — Ты просто боишься посмотреть в лицо собственным страстям. Ты ведь знаешь, что такой договор доставит удовольствие тебе не меньше, чем мне, потому что ты обладаешь огненной чувственностью прирожденной куртизанки. Это проявляется во всем — и в том, как ты опускаешь ресницы, и в том, как облизываешь губки… Каждый раз, когда я встречаю твой взгляд, я вижу в нем твою истинную натуру, моя дорогая Александра. И ведь совсем недавно ты бранила меня за недостаток честности. Так почему ты сама боишься честно посмотреть на себя? Или самообман вошел у тебя в привычку?
— Я испытываю к вам одну лишь страсть — страстную ненависть! — злобно выплюнула Александра. — И еще — безмерное желание содрать с вашего лица эту наглую улыбку!
— Лгунья! — проревел он. — Такая же, как все женщины! Я был дураком, когда предполагал, что ты окажешься иной! Но больше ты меня не одурачишь, — добавил он ожесточенно. — Сегодня я получил первый взнос, но ты будешь платить снова и снова за репутацию своего отца!
Александра содрогнулась от жестокой силы этих слов, холодных и неумолимых…
— Запомни как следует — я буду получать плату так долго, как мне вздумается, где вздумается и когда вздумается. Я получу все, что мне захочется получить. А тебе, мисс Мэйтланд, остается молиться о том, чтобы мое желание не угасло до тех пор, пока дело твоего отца не будет закончено.
— М-молить о… — задохнулась от бешеной злобы Александра. — Да что же вы за вонючее насекомое такое? Неужели ваша низость не имеет границ?
— Оставь свои таланты для более снисходительной публики, прибереги их, не растрачивай зря! — язвительно сказал он. — Это ведь ты задумала убийство, не я. И если тебе так хочется рассуждать о низости, с этого и начни.
— Но я… — Внезапно Александра умолкла. Она не желала оправдываться перед этим наглецом. И она не хотела признаваться в том, что их встреча в Лондоне произошла по воле судьбы, а не по ее желанию. И что в ее планы мести убийство вообще не входило.
— Ну, так на чем порешим? — безжалостно продолжил Хоук. — Пусть лорд Персиваль Мэйтланд останется в истории в роли подлеца или постараемся восславить его как героя, прошедшего над пропастью и справившегося с опаснейшей ситуацией? Все зависит только от тебя, Александра, — от того, насколько мягкой и уступчивой ты будешь в моей постели. Так что ответь мне. Я приму твое слово как задаток в нашей сделке, потому что я верю — ты не станешь нарушать обещания.
— Да неужели в вас нет ни капли мужского достоинства? Как вы можете требовать подобного? — Глаза Александры на побледневшем лице были похожи на штормовое море.
— О, ты же сама заявила, что я дьявол, так чего же ты от меня ждешь? Ну, дай слово, или я не стану связываться с твоим делом.
Александра стиснула зубы в бессильном гневе, но она очутилась в ловушке, и оба они это понимали. Она посмотрела в его замкнутое лицо, горя ненавистью к человеку, не оставившему ей выхода. И долго-долго всматривалась, изучая, чувствуя отвращение к его холодному высокомерию, к его наглой самонадеянности, с которыми он распоряжался ее жизнью.
Она была беспомощна перед ним и теряла желание мстить… хуже того, была готова вот-вот уступить, сдаться своему злейшему врагу ради того, чтобы невиновность ее отца была доказана… И вдруг до нее дошла ирония ситуации: она могла обменять собственную невинность на доказательство невиновности отца! И могла ли она сделать что-то другое? Разве эта цена была слишком высокой, разве не стоило заплатить ее, чтобы отец покоился в мире?
— Вы неописуемо подлы! — воскликнула она. — Но, впрочем, вы и сами это знаете. — Она пыталась быть такой же холодной и безжалостной, как герцог. — Хорошо, негодяй, можете делать со мной что захотите. Но примите к сведению, что в остальные моменты я вас знать не желаю. Просто я люблю своего отца сильнее, чем ненавижу вас. И к вам я всегда буду испытывать только одно чувство — ненависть, — пообещала она, едва шевеля побелевшими губами.
Глаза Хоука сверкнули, по губам проскользнула едва заметная улыбка. Александра ни о чем не догадывалась… но он совсем не был холоден в своем отношении к ней. И его ленивое безразличие было всего лишь привычной маской, приобретенной годами практики.
— Ты бросаешь мне вызов, мисс Мэйтланд. Что ж, мне будет приятно доказать тебе, что ты ошибаешься.
— Не ждите ничего приятного!
Его взгляд опустился чуть ниже и затуманился… и Александра увидела, что ее розовый сосок выглядывает из разворошенного сена, укрывавшего ее тело. Выругавшись, она поспешила глубже спрятаться от насмешливо-изучающего взгляда герцога.
Хоук расхохотался — мрачно и угрожающе.
— Поосторожнее в высказываниях, дорогая! Ведь от моих удовольствий зависят твои радости. Ну, на твое счастье, мне сейчас не хочется обсуждать этот вопрос. Темнеет, и еще нужно отыскать этих чертовых лошадей. Так что одевайся и не принимай таких соблазнительных поз, а то я могу потерять голову.
— Да будьте вы прокляты! — злобно выкрикнула Александра. — Мне бы хотелось как следует соблазнить вас хлыстом!
Хоук, цинично улыбнувшись, покачал головой.
— Такие слова — на губах леди!
Еще раз окинув девушку взглядом, он встал и начал одеваться. Потом бросил Александре ее сорочку и платье и вышел из сарая, со стуком захлопнув за собой тяжелую дверь.
Александра, кипя гневом, схватила лежавшую неподалеку кожаную сумку и запустила ему вслед. Да хоть бы этого урода поразило молнией!
Но герцога, похоже, не пугали никакие проклятия. Во всяком случае, раскатов грома над его головой Александра не услышала, зато до нее донесся его издевательский смех. Она быстро натянула на себя одежду и взялась за ботинки.
«Грязная жаба, — ругала она Хоука, — последняя из рептилий! Если бы только нашелся другой путь…»
Но он не оставил ей выхода. А потому, мрачно решила Александра, она будет делать то, чего он требует. Она ляжет в его постель и позволит терзать себя, но больше он ничего от нее не получит. Только ее тело. И может быть, это скоро ему надоест, и он оставит ее в покое.
Она как раз принялась воображать себе Хоуксворта, подвергающегося изощренным восточным пыткам, когда снаружи донесся незнакомый голос:
— Руки вверх, ублюдок!
Потом Александра услышала глухой удар, потом — выстрел… Она подскочила к двери и приоткрыла ее. Она увидела, как пошатнулась высокая фигура Хоука. На гребне холма рядом с ним стоял коренастый мужик с рябым лицом; он держал в руке пистолет, направив его прямо в грудь герцогу. Хоук выпрямился и бросился на рябого, сбив его с ног и вышибив из его руки пистолет. Александра как зачарованная смотрела на сцепившихся мужчин, на их напряженные тела, перекатывающиеся по мокрой траве…
Какой-то звук в противоположной стороне привлек ее внимание, и, обернувшись, Александра увидела другого мужчину, тоже с пистолетом, огибавшего дальний угол сарая и направлявшегося прямиком к дерущимся.
В отчаянии она озиралась по сторонам, прикидывая, велики ли ее шансы скрыться. Но тут же поняла, что шансы эти без Хоука равны нулю. Она невольно повернулась и осмотрела внутренность сарая в поисках какого-нибудь оружия, но она прекрасно знала, что уже использовала свой единственный выстрел. Шаги за стеной стали громче. И тут взгляд девушки упал на открытую седельную сумку — из нее торчал ствол пистолета… «Пистолет, — радостно подумала она, — отлично! Так, значит, Хоук все же не решился забираться в такую глушь безоружным».
Девушка бесшумно отошла от двери и осмотрела пистолет. Он был великолепен — с серебряным прикладом и казенником. Но что было куда более важно — он был заряжен, и, кроме того, в сумке лежал небольшой ящичек с пулями и капсюлями — выстрелов на тридцать, не меньше, прикинула Александра.
— А ну, оставь его! — приказал хриплый голос возле сарая. Александра осторожно направилась обратно к двери.
— Нам, ваша светлость, велено доставить вас в любом виде, хоть живым, хоть мертвым. Так что лучше не дергайтесь, — сказал вновь появившийся бандит.
Александра оглядела открывшуюся ей сцену. Второй бандит, высокий и тощий, стоял в каких-нибудь трех футах от нее; он нервно сжимал пистолет, требуя, чтобы Хоук отпустил его сообщника. — Ну же, черт побери! Я повторять не стану!
Хоук весьма неохотно отпустил рябого, который тут же, вскочив на ноги, постарался оказаться вне пределов досягаемости герцога.
— Ну, связывай его да давай убираться отсюда, пока отлив не начался!
Хоук тут же снова бросился вперед и свалил рябого на землю.
Тощий, стоявший неподалеку от Александры, злобно выругался и приготовился стрелять. Но через мгновение пистолет из его руки вышибло выстрелом Александры. Он резко обернулся, и на его лице отразились страх и удивление. А потом он бросился бежать к утесу над берегом, и его рябой компаньон лишь на несколько шагов отставал от него.
Хоук, злой и мрачный, пытался приподняться. Его лоб избороздили глубокие морщины, он явно страдал от сильной боли. Наконец он встал, покачиваясь, и Александра увидела сбоку на его белой рубашке расплывающееся красное пятно.
Хоук медленно направился вниз по склону, прижимая ладонь к раненому боку. Лишь гордость заставляла его держаться на ногах. Когда он вошел в сарай, лицо его было чрезвычайно бледным и напряженным. Захлопнув ногой дверь, он неуверенно нащупал засов и, едва успев задвинуть его, свалился на кучу сена. Потом поискал глазами Александру и сказал спокойным голосом:
— У тебя твердая рука, мисс Мэйтланд… и, хотя мне не кажется слишком приятной эта мысль, я все же вынужден признать, что ты спасла мне жизнь. Я только не понимаю, почему ты это сделала.
В полутьме Александра не могла рассмотреть выражения его глаз.
— Уверяю вас, это всего лишь самозащита. Не стань вас — и мои собственные шансы спастись исчезли бы полностью. Но не ломайте над этим голову, ваша светлость, — с горечью добавила Александра. — И не обольщайтесь. Ваша смерть доставила бы мне глубочайшее наслаждение.
— Что ж, придется мне как-то возместить тебе это, поискать другой способ порадовать тебя…
Он попытался улыбнуться, но его лицо тут же скривилось в гримасе боли.
— Что нам теперь делать?
— Сначала дай мне пистолет. — Хоук протянул слегка дрожащую руку.
Александра взглянула на пистолет. Ей отчаянно не хотелось расставаться с этим прекрасным оружием, хотя оно и не было сейчас заряжено. Но тут она случайно бросила взгляд на Хоука и увидела, что красное пятно на его рубашке стало гораздо больше.
— Да вы же истекаете кровью! — задохнувшись, воскликнула она. — Как зарезанная свинья!
— Боюсь, что хотя и грубо, но верно сказано. Но не беспокойся обо мне, я продержусь… Давай пистолет. Эти двое скоро вернутся и, конечно, приведут с собой еще кого-то. На берегу их должна ждать лодка… К их возвращению мы должны быть готовы.
— Вы уверены, что…
— Они обязательно вернутся, можешь не сомневаться. Телфорд должен был на этот раз пообещать им богатую добычу. Он, похоже, дошел до предела.
— Но почему бы нам не поискать помощи? — нетерпеливо воскликнула Александра.
— Черт побери, женщина, нам некуда деваться! Ближайшая деревня в пяти милях отсюда, и без лошадей нам туда не добраться. — Его глаза потемнели. — Во всяком случае, не добраться вовремя.
Александра поняла, что он прав. В таком состоянии ему не уйти далеко. И девушке стало ясно, что в ближайшие часы решится и судьба ее тюремщика, и ее собственная. Он может просто истечь кровью у нее на глазах…
Опять кровь, опять смерть… после многих и многих смертей…
Очень неохотно она протянула пистолет Хоуку.
Сморщившись от боли, он неловко перезарядил его.
— Ты, похоже, счастливица, Александра. Ты можешь очень скоро избавиться от меня — навсегда, — мрачно произнес он. А потом уселся, прислонясь к стене, приготовясь к ожиданию. Положив пистолет на колено, он левой рукой ощупал рану в боку.
— Если вы уснете, я заберу пистолет и брошу вас здесь, — с вызовом сказала Александра.
Пальцы Хоука на мгновение замерли.
— Да, ты можешь это сделать. Но сделаешь ли? Он был очень бледен.
— Ну, честно говоря, не знаю.
— В таком случае, — пальцы Хоука коснулись края раны, и он с трудом подавил стон, — в таком случае у меня еще остается шанс.
В это мгновение кто-то мягко коснулся дощатой двери сарая. Хоук насторожился и приподнял пистолет, направив его ствол в сторону звука.
Снаружи снова послышался шорох, а потом раздался резкий пронзительный писк.
— Ваша светлость! Вы здесь?..
Это был голос Джефферса, хриплый от волнения и тревоги.
— Слава Богу! — выдохнула Александра. А в следующее мгновение Хоук, застонав, без чувств боком свалился в сено.
