Глава 22

Все свое свободное время Кендалл проводила в бухте.

Время шло, и она все больше убеждалась в том, что окружающие жалеют её и считают нелепым и безнадежным ее ожидание Брента.

Но жизнь без надежды стала бы и вовсе невыносимой. Месяц проходил за месяцем, и шансов на то, что Брент жив, становилось все меньше. Но в душе Кендалл была уверена, что он жив, что его не могли убить, что он непременно вернется. И она продолжала упрямо ходить на берег океана.

Нельзя сказать, что она не пыталась вести себя разумно. Она помогала Эйми в саду, шила, штопала и выполняла другую домашнюю работу. Но ее состояние вызывало у Эйми тревогу. Пожилая леди любила Брента как родного сына, но и она считала его погибшим, а о Кендалл думала, что та не должна жить пустыми надеждами, погрузившись в прошлое. Лолли замкнулась в себе и разговаривала с людьми мало и неохотно.

Только Рыжая Лисица понимал, что происходит с Кендалл. Она знала, что иногда вождь приходит на берег и издали наблюдает за ней, а потом незаметно исчезает. Она была тронута его вниманием и благодарна за понимание. Иногда он приглашал ее к себе в Эверглейдс, и она с удовольствием приходила туда — Рыжая Лисица никогда не читал ей морали и не навязывал своего мнения о том, как надо себя вести. Он ни разу не выказал неодобрения по поводу того, что Кендалл часто ищет одиночества. Семинол любил Брента как кровного брата, и Кендалл очень привязалась к нему. После разговора на борту «Дженни-Лин» они не прикасались друг к другу, но узы дружбы, которая связала их, остались такими же крепкими, как и прежде, неподвластные времени.

Ей все равно, что будут говорить другие, — она будет ждать. Обычно Кендалл сидела на берегу, обняв руками колени. Она пристально вглядывалась в морскую даль. Апрель был чудесным месяцем в Глейдсе. Легкий бриз ласково обдувал Кендалл, солнце отражалось в водной ряби тысячами мелких ослепительных осколков. Изменчивая поверхность воды успокаивала и умиротворяла ее, вселяла покой в душу. Кендалл закрывала глаза и слушала неумолчный рокот прибоя, шелест листьев прибрежных пальм и приглушенный треск птичьих крыльев.

Но сегодня к знакомым звукам прибавилось что-то еще. Кендалл не могла сказать, что это был какой-то новый звук, нет, просто в звуковой гамме что-то неуловимо изменилось. Она улыбнулась, открыла глаза и, глядя в море, громко произнесла:

— Рыжая Лисица, тебе незачем следить за мной. Ты ведь хорошо меня знаешь: я не прыгну в море и не утоплюсь!

Ответа не было, и Кендалл ощутила, как по ее спине пробежал холодок. Повинуясь шестому чувству, она медленно обернулась. Дыхание ее пресеклось, сердце едва не остановилось. В следующую секунду она ощутила бешеный стук в груди, и теперь казалось, что сердце ее вот-вот выпрыгнет.

Конечно, ей следовало бы изумиться, остолбенеть от неожиданности, но она даже не удивилась. Она всегда знала, чувствовала, что он жив… что обязательно придет к ней. Сюда. В бухту.

И вот он здесь, действительно здесь — живой, из плоти и крови. В потертом сером с золотом мундире, высокий, широкий в плечах, загорелый до черноты, как всегда. Глаза его затуманились. Он просто стоял, не произнося ни слова. Боль и тоска в любимых глазах были красноречивее любых самых красивых слов.

— Брент… — не веря тому, что видит, прошептала Кендалл. В следующую секунду она была на ногах. Не помня себя, она летела к нему, протягивая руки, чтобы обнять его, покрыть поцелуями любимое лицо, плакать от счастья, прильнув к его сильному плечу.

Они долго стояли, обнявшись, и только теперь Кендалл окончательно поверила, что жизнь неправдоподобно, ослепительно хороша! С ней ее Брент — горячая плоть и кровь. Он обнимает ее, вливая в нее неведомые доселе силы. Легкий бриз обдувал их, солнце ласкало своими лучами, море пело свою вечную песнь. Они долго стояли молча, наслаждаясь объятиями, прикосновениями, дарившими и нежность, и любовь.

Кендалл наконец отстранилась и, вытирая слезы, посмотрела в глаза любимого:

— Где ты был? Почему не писал? Я едва не сошла с ума после этой страшной битвы при Вилдернессе…

— Я послал тебе телеграмму, но провода оказались перебитыми, — ответил он, нежно коснувшись, пряди ее волос, упавшей на лоб, — и я не смог послать тебе весточку.

— Так что же случилось, и где ты был все это время? Он пожал плечами и снова обнял её.

— Я был ранен и попал в огненную ловушку. Пролежал в лесу несколько дней, подхватил ужасную лихорадку. По счастью, меня нашла одна женщина и приволокла к себе домой. Много дней спустя она рассказала мне, что я очень долго был в бреду, а когда пришел в себя, то был в силах лишь что-то бессвязно лепетать. Я смог встать с постели только в августе, а в Ричмонд вернулся лишь в ноябре. Именно тогда я попытался послать тебе телеграмму, но Чарли потом сказал мне, что ты не получила ее.

Кендалл уткнулась лицом ему в грудь.

— Какое все это теперь имеет значение? Ты здесь! Я всегда знала; что ты вернешься, Брент… — Голос Кендалл задрожал, когда она почувствовала, как напрягся Макклейн. Она отпрянула и с тревогой и страхом посмотрела ему в глаза.

— Что это значит, Брент? Что…

— Кендалл, война еще не кончилась.

Не веря своим ушам, она, словно пораженная громом, на мгновение застыла на месте, потом вырвалась из объятий и отбежала в сторону.

— Нет! Ты никуда не уедешь! Брент, война кончилась! Мы редко получаем здесь новости, а те, что доходят до нас, давно устарели, но, Брент, каждому ясно, что все кончено. Шерман сокрушил Джорджию! Атланта и Колумбия сожжены дотла. Все кончено! Армия Ли уничтожена почти полностью.

— Не надо рассказывать мне сказки об армии Ли, — взорвался Брент, — я только что оттуда! Армия дерется, и Кирби Смит тоже сражается на Западе! Кендалл, сейчас особенно важно снабжать припасами этих людей!

— Нет! — Кендалл сорвалась на крик. — Я никуда тебя не пущу! Да и на чем ты будешь доставлять боеприпасы? Чарли увел «Дженни-Лин» на Багамы.

— Я привел сюда «Гордость повстанца», — тихо произнес Брент.

Она недоверчиво уставилась на него. Судно, которое она захватила своими руками, теперь увезет от нее ее Брента! Какая ирония судьбы!

— Нет! — снова крикнула она. От возмущения и горя, не сознавая, что делает, она изо всех сил колотила его кулаками по мощной груди. — Нет! Конфедерация и так уже отняла у меня все! Ты никуда не уедешь! Слышишь, никуда!

Он схватил ее за руки и прижал ее к себе. Но это нисколько не охладило ее пыл.

— Послушай, Кендалл, я приехал сюда к женщине, которую люблю, а не к капризной, крикливой гарпии!

— Что?! — взвилась она. — Я исполняла твои капризы целых четыре года!

Это была последняя капля — Кендалл окончательно разъярилась. Она столько раз расставалась с Брентом, не надеясь снова его увидеть, и вот теперь… Ей казалось, что сердце не выдержит и разорвется на тысячи кусочков.

Ярость была так велика, что Кендалл ухитрилась вырваться из железных объятий Брента и снова замолотила по нему кулаками.

— Прекрати немедленно! — закричал Брент. Схватив за руки, он повалил ее на песок, подмял под себя и прижал к земле всей своей тяжестью. Потом закинул руки ей за голову и придавил к песку.

— Кендалл, если я перестану выполнять приказы, то пойду под суд за дезертирство. Пойми, если мы не выиграем эту войну, то для нас не останется места на этом свете. Насколько я знаю, Джон Мур жив и здоров. Если янки победят, мы никогда не найдем суд, который разведет тебя с ним. Послушай меня, Кендалл, судьба Конфедерации — это и наша судьба.

— Мне все равно, получу я развод или нет! — взорвалась Кендалл. — Какой от него толк, если тебя убьют? Брент, прошу тебя! Мы можем куда-нибудь уехать, например, в Англию или на Багамы.

— Кендалл, ты же прекрасно понимаешь, что ни один из нас не может вот так просто взять и уехать!

— Я не хочу ничего понимать! — В ее глазах закипали злые слезы. Не желая показывать их Бренту, она неистово забилась под ним, стараясь освободиться. Но единственно, чего добилась, — это оторвала две верхние пуговицы на своем платье, отчего обнажилась ее упругая белая грудь. Брент напрягся и застыл неподвижно, глаза его заволокло столь хорошо знакомой дымкой.

Всего несколько секунд назад она была счастлива до самозабвения тем, что видит его, и с удовольствием бы разорвала свою одежду, чтобы ничего не мешало ему ласкать ее тело. Наслаждение от его прикосновений и страсти было незабываемо. Влечение сыграло с Кендалл странную шутку. Все ее желание, весь ее голод по мужской ласке мгновенно всколыхнулись, стоило Бренту появиться. Она уже понимала, что ее тело предаст ее же решимость не уступать мужчине.

Она судорожно вздохнула:

— Брент, не смей…

Но он посмел. Его губы с жадностью нашли ее губы, полностью отметая саму возможность отказа или сопротивления. Протест был подавлен в зародыше. Это был шторм, буря, сметающая все на своем пути. Язык Брента с наслаждением пробовал сладкий нектар уст Кендалл, неистово требуя ответа на ласку.

Кендалл сопротивлялась, сколько могла, но хватило ее ненадолго, сознание затуманилось, разум уступил место чувствам, нахлынувшим под ураганным напором Брента. Желание в ней самой было слишком сильным, чтобы ему противостоять. Огонь любви расплавил ее тело, которое таяло, как воск, в умелых руках Брента. Она вернула ему все поцелуи, пылая злой страстью, горечь которой усиливалась от сознания того, что она не может ни в чем отказать ему.

Она почувствовала, как его ладонь проникла в вырез платья, приласкала грудь; шершавая кожа дразняще потерлась о сосок. Текучий жар разлился по всему ее телу, взрывая его изнутри. Она задрожала от гнева, но уступила обоюдной страсти. Она прикрыла глаза, когда он приподнял ее и начал срывать мешавшее ему платье дрожащими, неуклюжими от возбуждения пальцами. Она снова почувствовала песок своей обнаженной спиной, когда Брент начал стягивать с нее панталоны, услышала хриплый вздох, когда Брент увидел ее нагое тело. Отдых и время пошли ей на пользу: груди и бедра налились и стали маняще округлыми, талия могла свести с ума любого мужчину.

Кендалл открыла глаза, чтобы насладиться зрелищем, как Брент снимет с себя одежду. Но когда он, обнаженный, встал над ней и склонился, чтобы лечь на нее, она ощутила головокружение и снова закрыла глаза. Брент был сухощав, жилист и мускулист, как тигр, мощен, но поджар, его мужское естество было твердым, как и взгляд его беспощадных серых глаз.

Она любила, обожала, хотела и жаждала его — навсегда. Если он погибнет, исчезнет смысл ее жизни. Она поняла это за время мучительного многомесячного ожидания.

— Нет! — вдруг вскрикнула она и вскочила на ноги.

— Какого черта?.. — прорычал Брент и попытался схватить ее, но она с быстротой молнии пробежала мимо него и голая бросилась в кусты.

— Кендалл! — зло крикнул ей вдогонку Брент. Она изо всех сил бежала, продираясь сквозь прибрежные заросли, но разве могла женщина убежать от такого мужчины, как Брент Макклейн? Догнав Кендалл, он схватил ее за волосы, резко повернул и прижал к своей нагой груди.

— Кендалл!

Она отчаянно дралась и кусалась, стараясь освободиться от его мертвой хватки, но Брент крепко держал ее. Они вместе повалились на кучу пахнущих летним дурманом листьев. Кендалл отвернулась, стараясь не смотреть Бренту в глаза.

— Я не позволю тебе умереть! Не позволю!

— Кендалл, я не собираюсь умирать!

— Не умирай, Брент, я умоляю тебя! Я изо всех сил старалась научиться жить без тебя. А теперь ты здесь, но только для того, чтобы снова меня покинуть. Я жила одной лишь надеждой снова увидеть и обнять тебя. О Боже, я не вынесу, если ты опять бросишь меня здесь, не вынесу!

Силы ее внезапно иссякли, она перестала сопротивляться. Она обвила его шею и приникла к его губам в страстном поцелуе. Пальцы ее ерошили его волосы; она оторвалась от его губ только для того, чтобы прижаться губами к его плечу. Она лгала: она так и не научилась жить без него и до смерти хотела его сейчас, немедленно, прямо здесь, под теплыми лучами солнца, на листьях, приятно щекотавших их обнаженные разгоряченные тела. Она страстно желала его всегда, в любое время, в любом месте.

— Брент…

— Кендалл, о Боже милостивый, Кендалл! Я люблю тебя, люблю. Я мечтал о тебе все дни и ночи, я жил только для того, чтобы снова обнять тебя, прикоснуться к тебе, любить тебя…

Она почувствовала, как Брент коленом раздвинул ее бедра, ощутила, как его руки приподняли ее, и громко закричала от наслаждения, ощутив в себе его твердую плоть. Казалось, в душе Кендалл взорвались тысячи солнц, она неистово выкрикивала имя возлюбленного, задыхаясь от охватившей ее бури. Крик сладостной муки смешивался с рыданиями, волны страсти накатывали одна за другой, вызывая жаркий трепет во всем ее существе.

Она чувствовала и свежесть весеннего ветра, и мягкость листьев, и тепло солнца, растекавшееся по их телам, как расплавленное золото. Она наслаждалась мужским запахом, чудесным прикосновением сильного, мускулистого тела, шершавостью волосатой груди, от которой твердели ее соски, Она чувствовала, как его жизненная сила вливается в нее, удесятеряя ее собственные силы. Эта сила переполняла ее, словно поток реку во время половодья. Тело ответило на призыв Брента и сотрясалось на вершине наслаждения.

Мир перед ее глазами медленно прекратил кружиться. Она опять отчетливо увидела небо, землю и листья — ложе их любви. Брент приподнялся, тяжесть ослабла, он нежно погладил пальцами щеку Кендалл. Как он ей нужен, но он снова покидает ее!

— Вот и все, а теперь можешь ехать, — прошептала она, прикрыв руками глаза.

— Кендалл, прошу тебя, будь благоразумной.

— Я очень благоразумна! — Она вскочила на ноги. Брент тоже быстро поднялся и попытался обнять ее, но Кендалл с силой оттолкнула его руку. — Я не стану возвращаться домой голая, а надену платье и буду, благоразумна, обязательно буду.

— Черт бы тебя побрал, Кендалл! Иди! Но я не собираюсь уезжать сегодня! В моем распоряжении три дня.

— Мне все равно, три дня или три недели.

— Тебе надо как следует искупаться в холодной воде! — крикнул задетый за живое Брент. — Только не вздумай бежать. Нам есть, чем заняться сегодня вечером.

Кендалл подобрала с песка одежду и быстро натянула не себя. Взгляд ее упал на серые брюки, мундир и высокие черные сапоги. Схватив мундир, она швырнула его в море. Но волна выбросила его обратно на берег, и Кендалл разразилась слезами. Она повернулась и медленно пошла в лес, не по тропинке, а сквозь чащу, чтобы не встречаться с Брентом. Она не стала возвращаться к Эйми, а долго и бесцельно бродила по берегу моря. Ей хотелось все обдумать, но мыслей не было: на нее напало какое-то оцепенение. А когда она силилась думать, в ее душе вспыхивала только жажда мести.

Как заставить его остаться?

Эта фраза стучала в ее мозгу, как навязчивый ритм. Кендалл подняла глаза и поняла, что вышла к устью реки. Она села на мокрый песок и бесцельно уставилась на воду. Невдалеке от берега покачивалась на волнах «Гордость повстанца». А что, если угнать судно, мелькнуло в ее голове. Кендалл прищурилась и внимательно посмотрела на свой корабль, потом взгляд ее рассеянно скользнул по заливу.

И тут сердце ее бешено застучало, готовое выпрыгнуть из груди. На горизонте появился другой корабль, и он стремительно приближался к устью реки. На грот-мачте развевался звездно-полосатый флаг.

Кендалл вскочила и несколько раз моргнула глазами, но судно не исчезло — то не был призрак. Несколько мгновений она стояла, тупо уставившись на шхуну, потом повернулась и, что есть духу, бросилась к Эйми.

Пожилая женщина работала в саду. Заслышав шаги Кендалл, она подняла на нее счастливые глаза.

— Кендалл, разве это не чудо? Ты, наконец, встретилась с Брентом! Но где он?

Кендалл едва устояла на ногах.

— Разве он не здесь?

— Нет, он пошел искать тебя.

— Боже мой, Эйми, ты знаешь, что к нам идет федеральное судно?

Хозяйка уронила на землю только что сорванные цветы.

— Господи, этого еще только не хватало! Кендалл, беги! Бери лодку и плыви в болота. Тебе надо спрятаться!

— Я не стану прятаться, пока не узнаю, где Брент и что с ним.

— С Брентом ничего не случится, если только он не будет тревожиться за твою судьбу. Мы не хотели тебя расстраивать, но Гарри узнал, что недавно твоего мужа снова перевели в Форт-Тэйлор. Наверное, это он ищет тебя. Тебе надо уходить отсюда, и поживее!

Кендалл ощутила противное головокружение, дневной свет померк в ее глазах.

— Джон…

Эйми нетерпеливо подтолкнула ее:

— Беги, Кендалл!

— Погоди! Мне надо взять с собой Лолли и малышку. Один только Бог знает, что может сделать с ними Джон, чтобы выведать, где я.

— Иди в лодку, Кендалл. Я приведу Лолли и девочку. Ты найдешь хорошее место, где можно спрятаться, ведь ты хорошо знаешь болота. И не возвращайся, пока мы не придем за тобой.

— Но янки…

— …Не причинят нам никакого вреда, У нас нет ничего такого, что было бы им нужно. Беги сначала в дом и захвати провизию, потом скорее в Лодку, а я пойду позову твою сестру.

Кендалл до крови закусила губу. Она не хотела уходить без Брента, но Эйми была права. Если он будет уверен, что она в безопасности, то сумеет постоять за себя и с ним, скорее всего ничего не случится. Видя, что Эйми уже побежала за Лолли. Кендалл опрометью бросилась в дом, набрала пресной воды в бидон и положила на скатерть хлеб, фрукты и копченое мясо, завязав крест-накрест углы скатерти. Она задержалась в доме, моля Бога, чтобы появился Брент, но его не было. Ждать было больше нельзя.

Кендалл побежала к лодке и бросила в нее мешок с провизией. В этот момент она увидела светловолосую голову Лолли. Сестра забралась в лодку, крепко прижимая к себе недовольно хнычущую Юджинию. Лолли посмотрела на старшую сестру, в глазах ее не было упрека, и Кендалл начала выгребать на середину реки, чтобы потом направить лодку к болоту.

Сестры не разговаривали, пока Кендалл не миновала первый поворот. Теперь они стали невидимы для людей на федеральном судне.

— Прости меня, Лолли, — прошептала Кендалл. — Я думала, что здесь будет безопаснее, я не могла даже подумать, что сюда пожалует Джон. Какой же он мстительный! Никогда не знаешь, Лолли, чего от него можно ожидать,

— Кендалл, но ты же думала, что так будет лучше, — успокаивала сестру Лолли.

Нервно облизнув губы, Кендалл продолжала грести изо всех сил.

— В болотах есть свайный поселок, там мы и спрячемся…. Только индейцы знают, где он находится. — Лолли улыбнулась:

— Я верю тебе, Кендалл.

— Не надо мне верить! Мне кажется, я просто притягиваю к себе разные беды.

Лолли снова улыбнулась:

— Я видела твоего капитана, он не очень-то похож на несчастного! Он придет за нами? Я уверена, он придет.

С наступлением ночи женщины добрались до свайного поселка. Лолли следила, чтобы Юджиния не наелась ядовитых ягод, пока Кендалл сооружала какое-то подобие шалаша. Через час Кендалл даже сумела развести небольшой костер, чтобы защититься от холода весенней ночи.

— Я, конечно, понимаю, что костер может привлечь к нам внимание, Лолли, — сказала Кендалл, — но зато он предохранит нас от змей и насекомых.

— Я предпочла бы иметь дело с гремучей змеей, а не с янки, — буркнула Лолли, — но делай, как знаешь.

Девочка безмятежно уснула на руках Лолли, но сестрам было не до сна. Они как-то незаметно поменялись привычными ролями — теперь сильной была Лолли, а Кендалл жаловалась ей, изливая душу, рассказывая о своей любви к Бренту и о том, как он подчинил ее своей воле и не хочет считаться с ее требованиями. Однако Лолли настаивала на том, что Кендалл напрасно ссорится с Брентом.

— Ты не можешь изменить мужчину, который сражается за свои идеалы, Кендалл. Ты можешь только молиться, чтобы он остался жив. — Лолли внезапно рассмеялась. — Должно быть, у вас была бурная встреча после долгой разлуки — полюбуйся на свое платье!

Кендалл опустила глаза и вспыхнула до корней волос — с воротника были оторваны те самые две злосчастные пуговицы. Лолли снова заговорила серьезно:

— Разве ты не понимаешь, Кендалл? Это конец. Наступило время, когда тебя кто-то должен позвать — либо Брент, либо Джон.

Кендалл вздрогнула от этих слов сестры, по спине побежал неприятный холодок страха. Она хотела, было посмотреть в глаза Лолли, но та отвернулась и уставилась на кусты.

Кендалл посмотрела в ту же сторону, и тут Лолли лихорадочно зашептала полным ужаса голосом:

— Из-за кустов на нас смотрит какой-то индеец!

— Рыжая Лисица! — радостно прошептала Кендалл. Она подбежала к вождю и бросилась ему на шею, спрятав лицо на его широкой груди.

— Что вы здесь делаете? — хрипло спросил он.

— Янки… снова пришли сюда, — ответила Кендалл, заглядывая в его темные бесстрастные глаза. — А Брент…

— Я знаю, где Брент. Он вернулся на «Гордость повстанца».

— Откуда ты это знаешь? — спросила пораженная Кендалл.

— Он разыскал меня сегодня днем. Как раз перед тем, как отправился к устью.

— Один? — в ужасе вскрикнула Кендалл. — Он же попадет в ловушку! Боже! Я должна обязательно его найти.

— Ты должна остаться здесь, Кендалл, — твердо сказал Рыжая Лисица. — К Бренту пойду я. — Он взглянул на остолбеневшую Лолли: — Кто эта женщина?

— Моя сестра.

Рыжая Лисица величественно кивнул:

— Она останется с тобой. Я ухожу. Возьми мой нож, ты знаешь, как с ним обращаться.

— Да, — ответила Кендалл, но вождь исчез из вида прежде, чем в воздухе растаял звук ее голоса.

— Индеец! — воскликнула потрясенная Лолли. — Ох, Кендалл, как ты можешь доверять дикарю?

— Он не дикарь, Лолли, и вообще это долгая история. — Лолли задрожала от нетерпения.

— Расскажи мне эту историю, Кендалл. Поговори со мной. Надо же что-то делать, чтобы хоть как-то перенести это ужасное ожидание.

Сестры проговорили всю ночь до утра, пока не проснулась девочка и не захныкала, прося есть. Над болотами занимался рассвет.

Ближе к вечеру Кендалл играла с маленькой Юджинией — насыпала в чашку мелкие камешки, а девочка высыпала их оттуда. Восторгу ребенка не было предела. Кендалл не переставала поражаться ее красоте. Глазенки ее были голубые, как весеннее небо, волосы, как у матери, отливали светлым золотом солнечного блеска.

Лолли, которая весь день дремала, не обращая ни малейшего внимания на окружающее, проснулась и улыбнулась Кендалл.

— Настанет день, когда ты станешь чудесной матерью. — Кендалл пожала плечами и ответила, стараясь казаться равнодушной:

— Я… Не думаю, что когда-нибудь вообще ею стану. Мне кажется, я не могу иметь детей, Лолли.

К ее удивлению, сестра в ответ только весело рассмеялась:

— Ты хочешь сказать, что много раз спала со своим капитаном, и у вас ничего не получилось? Перестань глупить, Кендалл. Когда вы начнете жить вместе, ты обязательно забеременеешь.

— Если увижу его снова, — тихо прошептала Кендалл.

Лолли промолчала.

Когда на землю спустились сумерки, Кендалл решила собрать топлива для костра. Лолли с малышкой, прижавшись друг к другу, уже спали, а Кендалл никак не могла успокоиться. Бродя вокруг шалаша, она собирала хворост. Она так увлеклась этим мирным занятием, что прошло время, прежде чем она поняла, что слышит, как трещат сухие ветки под ногами неизвестного. Теперь он стоял рядом с ней…

Медленно, с чувством обреченности Кендалл подняла глаза и увидела Джона Мура.

Война не изменила его. Он выглядел так же, как тогда, во время бойни на болотах. Мур был все тем же человеком, которого она слишком хорошо знала.

Она выпрямилась и молча, настороженно взглянула на мужа. Ее обуяли страх и ненависть. Время не залечило ее раны. Она до сих пор отчетливо помнила во всех подробностях ту резню, которую учинил Джон в индейском поселке. До сих пор призраки этого побоища преследовали ее по ночам… Она не забыла и никогда не забудет низость его мести…

— Кендалл!

Он произнес ее имя так тихо и мягко, словно обратился к ней на званом вечере за чашкой чая. На лице его медленно, как при проявлении дагерротипа, появилась улыбка.

— Я знал, что найду тебя, если зайду подальше в лес. — Кендалл все еще никак не могла обрести дар речи. Она отступила на несколько шагов, не спуская глаз с Джона.

— Наконец-то все кончилось! — приятным тихим голосом сообщил ей Мур. — Неужели ты думала, что я забыл о твоем существовании? Если да, то ты меня явно недооценила. Ты, оказывается, плохо меня знаешь, Кендалл, а я-то надеялся. Я думал, ты знаешь обо мне все! В конце концов, ты моя жена, и теперь мы, наконец, воссоединились. Сегодня поистине благословенный день. Наконец-то ты моя и пойдешь со мной, Кендалл. Мы упустили столько времени, и теперь нам предстоит наверстать упущенное.

Отвращение и ужас обуяли Кендалл. Никогда. Никогда, ни теперь, ни потом, не пойдет она с ним! Никогда после всего, что ей пришлось выстрадать и пережить по его милости.

— Зачем это тебе? — хрипло спросила Кендалл. Она все еще не верила, что живой Джон Мур стоит перед ней. Самое странное заключалась в том, что Джон был и остался красивым мужчиной со стройной фигурой, на которой ладно сидел хорошо сшитый мундир. Лицо его украшали романтические усы, голубые глаза контрастировали с темными волнистыми волосами. Он мог бы найти женщину, которая полюбила бы его от всего сердца, и тогда, возможно, Джон Мур стал бы нормальным человеком и был бы счастлив до конца своих дней.

Да, он мог бы…

В это когда-то верил и Трейвис. Трейвис, который дружил с Джоном всю сознательную жизнь. Но даже он отвернулся от Джона, ужаснувшись произошедшей в нем перемене. Кендалл была бы рада пожалеть Джона — пожалеть человека, который потерял себя из-за уязвленной гордости. Но их разделяло многое такое, чего ни за что нельзя было простить, и теперь Кендалл чувствовала по отношению к Джону только страх и отвращение.

— Зачем мне это? — повторил он ее вопрос и усмехнулся. — Не знаю, Кендалл. Знаю только, что я желал тебя с того самого момента, когда увидел впервые. Я молил Бога, чтобы ты исцелила меня. Никогда в жизни мне не приходилось видеть такой красивой женщины…

Он пожал плечами.

— Мне пришлось заплатить за это, и я заплатил без малейшего сожаления огромную сумму! Но с самого начала мне стало ясно, что ты ненавидишь меня, считаешь себя выше, чем я. Ты вела себя, как все эти хвастуны, которые затеяли войну, но оказались биты. Великие солдаты Юга! Но ты не исцелила меня, Кендалл. Вместо этого ты нанесла мне еще один удар. Но с тех пор многое изменилось, Кендалл. Я узнал, что страдал нервным заболеванием, которое поразило меня вследствие лихорадки. Но, как и многие другие болезни, этот недуг тоже вылечило время. Он помолчал, наклонился и посмотрел на спящих Лолли и Юджинию.

— Это твой ребенок, да?

— Нет! — поспешно произнесла Кендалл, энергично мотнув головой, боясь навлечь беду на головы ни в чем не повинных родных. — Это ребенок моей сестры — Лолли. Ты посмотри сам, у девочки такие же платиновые волосы, как у ее матери.

— У тебя тоже светлые волосы, — напомнил ей Джон. — Впрочем, твой повстанец тоже блондин. Или мне лучше сказать, что он был им…

— Что ты хочешь этим сказать? — с трудом сохраняя спокойствие, проговорила Кендалл. Она хотела и боялась услышать ответ и, задавая вопрос, невзначай взглянула за плечо Джона, чтобы посмотреть, откуда он пришел и один ли он. Злорадная усмешка заиграла на губах Джона — движение. Кендалл не осталось незамеченным.

— Ах, какие искорки страха засверкали в ее прекрасных синих очах! — издевательски произнес он. — Как это мило, видеть твой испуг. Но не переживай, я не встретил знаменитого капитана Макклейна — пока не встретил. Но знаешь, Кендалл, война окончилась. Ваш генерал Роберт Ли сдался нашему генералу Гранту два дня назад. Джефф Дэвис бежал из Ричмонда, а преданный делу повстанцев губернатор Флориды Милтон покончил с собой.

Улыбка Джона исчезла, лицо его стало злым, он молчал, ожидая, пока смысл его слов дойдет до Кендалл. Какое это было наслаждение — рассказывать Кендалл о последнем акте постигшей ее трагедии!

— Все кончено, Кендалл. Твой великий Юг, твой рай больше не существует. Он превратился в прах и пепел. И если мои люди не найдут Макклейна и не убьют его, то я сам это сделаю. Со временем я заставлю тебя забыть о нем. В Новом Орлеане я встречал множество южных красавиц. Они очень сердечно принимали федеральных солдат — знали, что у нас есть деньги на то, чтобы покупать им шелковые чулки. Но знаешь, Кендалл, несмотря на то, что я был поражен, как чудом, собственным исцелением, даже понимая, что я снова настоящий мужчина, я не переставал желать только тебя. Тебя вместе с твоим несгибаемым духом, твоей страстью и яростью и даже с твоей ненавистью. Ты не хотела иметь со мной ничего общего и добилась своей цели. Но теперь все изменится, Кендалл. За тобой долг, ты моя любовь, ты моя жена. Но ничего, теперь все в полном порядке. Я еще раз обещаю тебе, что теперь все изменится. Я заставлю тебя забыть о прошлом.

— Ничто и никогда не изменится, — прошептала Кендалл. — Я не смогу ничего забыть и не хочу этого. Господи, Джон! Я не хотела выходить за тебя замуж, но во мне не было ненависти до тех пор, пока я не узнала, каким жестоким ты можешь быть. Наверное, ты действительно изменился, но я никогда — слышишь, никогда! — не смогу забыть прошлое. Я не забуду ни то зло, которое ты причинил мне, ни того, что ты сделал с другими. Не так далеко отсюда ты устроил бойню и убил людей, которых я успела полюбить, как родных, — женщин, детей. Совсем еще младенцев. Я не могу насиловать свою душу, Джон. Не важно, что мы проиграли эту войну, я все равно люблю Брента Макклейна.

— Кендалл, пойми, это не имеет ровным счетом никакого значения. Я тебя разыскал, и ты пойдешь со мной. Сейчас.

— Нет! — ответила Кендалл, вложив в свой шепот всю ярость, на какую была способна.

— Кендалл, на борту моего судна двадцать хорошо вооруженных солдат. Они будут здесь с минуты на минуту, так что тебе не стоит драться со мной, Кендалл. Ты моя жена и побежденная конфедератка, шпионка и беглая пленница, вот так-то, милая. Закон на моей стороне.

Ах так, закон…

Никогда!

Рыжая Лисица дал ей свой нож и когда-то очень давно научил ее пользоваться этим оружием. Если бы только незаметно дотянуться до подвязки на ноге…

Она усмехнулась и присела на корточки, словно показывая, что останется здесь и не собирается никуда идти.

— Джон, — тихо произнесла она, — я дралась целых четыре года, а теперь мне все безразлично… — Она стремительно выхватила из-под юбки нож. Но то ли Джон предвидел ее поступок, то ли понял, до какой степени она отчаялась, но он опередил ее. Молниеносно наклонившись к Лолли, он приставил лезвие своего ножа к горлу спящей женщины. Она была уязвима и беззащитна.

— Брось нож к моим ногам, живо? — приказал Джон. Кендалл судорожно сглотнула.

— Ты не ударишь ее, Джон. Черт бы тебя побрал, но даже ты…

— Бросай нож! Быстро!

Кендалл не знала наверняка, как далеко он может зайти в своей жестокости, и не решилась рисковать жизнью сестры. Признав свое поражение, она бросила на землю нож. Глаза ее наполнились слезами, плечи безвольно опустились. Она сама зашла слишком далеко! И так бездарно проиграла! Кендалл подумала о Бренте, который совсем недавно держал ее в своих объятиях после долгой, бесконечной разлуки и томительного ожидания в неизвестности. Он вернулся к ней. Война надолго разлучала их, но взаимная страсть и обоюдное притяжение только росли от этих расставаний. А, едва прикоснувшись к любимому, она тотчас убежала от него, охваченная гневом и злобой.

Однако она даже помыслить не могла, что никогда больше не увидит его, что все ее ожидания, мучения и страдания будут перечеркнуты так нелепо, как сейчас!

Джон мрачно ухмыльнулся, спрятал нож Кендалл в карман и подошел к жене, поигрывая сверкающим в лучах закатного солнца лезвием своего ножа.

— Пожалуй, мне стоит вырезать у тебя на лбу букву "п" — прелюбодейка… или сделать это на твоих щечках?..

Он рывком поставил Кендалл на ноги и приложил лезвие ножа к ее щеке. Она не отводила взгляда, изо всех сил стараясь сохранить твердость духа и не выказать страха. Он провел холодной сталью по ее горлу, не причиняя, однако, боли и не царапая кожу. Лезвие скользнуло ниже, в ложбинку между грудями, нож срезал пуговицу платья.

— Есть, правда, и другие места, которые подходят для того, чтобы вырезать на них эту букву. Например, на груди. Мне не нужно, чтобы о тебе судачили соседи, но зато ты дважды подумаешь, прежде чем броситься в объятия следующего любовника…

Кендалл скрипнула зубами и содрогнулась, когда лезвие надавило сильнее. Из-под кончика ножа выступила капелька крови — Кендалл не смогла сдержать стон. Страх ее превратился в панику — она поняла, что Джон не шутит. Но что она могла сделать — одна, с усталой женщиной и маленьким ребенком?

— Джон, прошу тебя, не…

— Тебе придется платить, Кендалл, и ты это прекрасно знаешь. Становись на колени, как вся твоя драгоценная страна. Давай, давай, Кендалл, проси у меня пощады!

По выражению ледяных глаз Джона Кендалл поняла, что совершенно не важно, станет она на колени или нет. Она дважды унизила Джона: сначала — с другим мужчиной, потом — когда бежала из плена. Он действительно собирался заставить ее платить за эти унижения.

Кендалл осталась стоять. Глаза ее наполнились слезами, которые она изо всех сил старалась скрыть. Сквозь этот туман Кендалл разглядела фигуру какого-то человека, который только что причалил к берегу в лодке и оставил ее возле той, в которой, без сомнения, прибыл сюда Джон. На мужчине была синяя форма.

Помощи ждать неоткуда. Люди Джона — такие же звери, как и он сам. Они тоже считают, что Кендалл должна заплатить за все.

Злоба Джона внезапно взорвалась вспышкой неистовой, ничем не сдерживаемой ярости:

— Кендалл — помоги мне Бог — я просто убью тебя, сука! — Он воткнул нож в ее грудь и повернул лезвие. Кендалл вскрикнула от острой боли. Она смотрела в глаза Джону, с ее губ была готова сорваться мольба о пощаде, но слова застыли на губах. Вместо торжествующего взгляда в выражении лица Джона появилась какая-то отрешенность, глаза его уставились куда-то в пустоту и остекленели.

Нож выпал из его руки.

Джон Мур наклонился вперед, едва не свалив Кендалл, и тяжело рухнул на землю. Широко раскрытыми от изумления глазами смотрела Кендалл на это неожиданное падение и вдруг увидела нож, торчащий из тела Джона, — лезвие вонзилось между плечом и лопаткой. Кендалл подняла глаза.

Человек в синей форме шел прямо к ней. Лицо его выражало муку, печаль и одновременно тревогу.

Трейвис Диленд остановился перед Кендалл и, прежде всего, убедился, что ее рана не опасна. Тогда он опустился на колени рядом с Джоном. Кендалл видела, как вздымается его грудь, как побелели костяшки пальцев — с такой силой Диленд сжал кулаки. В этот момент мимо Кендалл промелькнула какая-то тень.

— Проклятый янки! — закричала Лолли, вцепившись в Трейвиса. — Ты сделал мою сестру вдовой! Я убью тебя, разорву в клочья своими руками!

— Лолли! — воскликнула Кендалл. — Остановись! — Но было уже поздно. Лолли и Трейвис покатились по земле. Лолли отчаянно дралась, вымещая на Диленде все горе, гнев и ненависть, накопившиеся в ее душе за годы войны.

Трейвис изо всех сил пытался не причинить вреда Лолли и одновременно защититься — задача явно не из легких.

— Уймись, психопатка! — рявкнул Трейвис и, схватив Лолли за плечи, как следует встряхнул ее, стараясь привести в чувство.

— Уймитесь вы оба, — вмешалась Кендалл в потасовку. — Трейвис! Лолли!

Но она не успела разнять дерущихся: чья-то рука схватила ее и оттолкнула в сторону. Это прикосновение Кендалл могла бы узнать даже во сне. Грубое или нежное, оно могло принадлежать только одному человеку. Бренту.

Брент…

Он подумал, что Трейвис напал на Лолли, и решил вмешаться в драку сам. Он оттолкнул Диленда от женщины. Мужчины, вцепившись друг в друга, полетели в грязь. Схватка могла стать смертельной.

— Слава Богу! — закричала Лолли. — Убей его, капитан Макклейн, убей этого янки!

— Нет! — Кендалл оглянулась и увидела рядом с собой Рыжую Лисицу, который спокойно взирал на драку.

— Рыжая Лисица! — воскликнула Кендалл. — Останови Брента! Останови его! Трейвис только что спас мне жизнь! Вождь хладнокровно пожал плечами:

— Да не убьют же они друг друга…

— Трейвис спас меня, и он — мой друг, — решительно объявила Кендалл и приблизилась к дерущимся: — Прекратите! Да остановитесь же, черт бы вас побрал!

В воздухе мелькали кулаки, издавая глухие звуки при соприкосновении с живым телом. В отчаянии Кендалл бросилась к реке и, набрав воды в ведро, которое отыскала в лодке, вылила ее на головы дерущихся.

Враги отпрянули друг от друга, с изумлением и гневом уставившись на Кендалл.

— Не лезь не в свое дело, — прошипел Брент. — Этот человек напал на тебя и твою сестру…

— Ни черта я на них не нападал! — запротестовал Трейвис.

— Он не напал на нас! — вскричала Кендалл. — И я не могу не лезть в это дело. Трейвис спас мне жизнь, а ты теперь хочешь сделать из него отбивную.

— Прошу прощения, Кендалл! — возмущенно воскликнул Трейвис. — Я сумею постоять за себя и сам. Этот человек не слишком-то хорошо дерется на кулаках,

— Это, верно, драться ты научился неплохо! — неожиданно раздался резкий, язвительный, как жало змеи, голос.

Кендалл попыталась обернуться, но не смогла. За талию ее схватила чья-то окровавленная рука; к горлу прикоснулось холодное, острое, как бритва, лезвие ножа. Она была не в состоянии вздохнуть и застыла на месте.

Джон! В суматохе они все забыли о нем, решив, что он мертв. Он и должен был умереть, но может быть, этот человек бессмертен?

Драка Трейвиса и Брента закончилась сама собой. Противники вскочили на ноги. Побледневшая Лолли спряталась за их спинами. Рыжая Лисица, ничем не выказывая свое волнение, спокойно стоял рядом с ней.

Полумертвый, Джон сохранил ровно столько сил. Чтобы, почти лишившись жизни, попытаться отнять ее у Кендалл.

— Проклятые ублюдки! — прорычал он голосом, в котором не осталось ничего человеческого, и со звериной злобой взглянул на Трейвиса. — Вы все проклятые ублюдки!

Брент сделал шаг вперед, глаза его горели темным, мрачным огнем.

— Отпусти ее немедленно!

— А вот и он — бесстрашный, непотопляемый и непобедимый, безупречный капитан Макклейн! Великий и неподражаемый! — злобно произнес Джон. — Соблазнитель чужих жен! Уверяю тебя, когда я разберусь с ней, она будет не слишком дорого стоить. Но я еще раз говорю тебе: она моя! Моя, чертов мятежник! И теперь она пойдет со мной в мой дом.

Нож прыгал в его руке. Кендалл не смела дышать, чувствуя, как лезвие щекочет ей кожу, грозя вот-вот проткнуть ее…

— Джон! — крикнул Трейвис. — Ради всего святого, отпусти ее! Это я…

— А-а, про тебя-то я совсем забыл! Вот он стоит, мой заклятый друг! Человек, который ударил меня ножом в спину! Ничего, дай срок, я поквитаюсь и с тобой, Трейвис. Но сейчас мне не до тебя, все мое внимание только для Кендалл. Я не буду ее убивать, если, конечно, вы не вынудите меня к этому. Так что освободите дорогу и дайте нам пройти. Моя жена возвращается домой, в мои ласковые объятия! Ей уже никогда не быть прежней Кендалл, я обещаю это тебе, мятежник! Смотри внимательно на это лицо, оно никогда не будет прежним, и ее нежная грудь… О, я тоже ее видел, и она тоже изменится до неузнаваемости. Ничего, мятежник, потерпи, может быть, когда-нибудь я снова покажу тебе эту женщину, когда мы все снова встретимся… в аду!

Джон начал пятиться назад к лодкам и поволок за собой почти бездыханную Кендалл. Внезапно раздался низкий, почти звериный рев…

Брент с быстротой молнии бросился вслед за ними, в мгновение ока пролетев разделявшее их расстояние, и с силой столкнулся с Муром, откинув его от Кендалл. Он схватился с Джоном в последнем смертельном поединке. Джон взмахнул ножом, рассчитывая поразить Брента в грудь, но того не надо было предупреждать об опасности, он перехватил руку Джона и пригвоздил к земле. Нож выскользнул из ослабевшей руки. Брент сжал кулак и обрушил на лицо Джона страшный удар. Глаза Брента загорелись сумасшедшим огнем — он принялся остервенело бить Джона.

Кендалл бросилась к дерущимся и упала на колени рядом с ними:

— Брент, Брент!

Кендалл ни в коем случае не желала, чтобы Джон остался жить. Она сама столько раз мысленно убивала его…

Но она не могла вынести того, чтобы Брент забил его насмерть. Если бы он это сделал, то между ними навечно встала бы проклятая тень Джона Мура.

— Брент, он повержен и не опасен, Брент… — Она не могла словами выразить свои чувства. Кендалл испытывала почти то же самое, что испытала, когда Брент и другие собирались убить отравившую своих гостей старуху. Джон заслуживал смерти за свои дела, но он не должен был умереть вот так. Брент не должен стать палачом, нет, только не это!

Макклейн посмотрел на свою возлюбленную. Казалось, прошла целая вечность. Все, кто видел эту сцену, застыли онемев, словно статуи. Стих даже ветер. И вдруг Кендалл осознала, что Брент ее понял без всяких слов. Он вздохнул, подошел к Кендалл и погладил ее по щеке.

— Боже, как я все-таки люблю тебя, — нежно произнес он. Брент взял ее за руку и повел прочь от человека, который причинил им обоим так много боли и горя. В этот миг мимо них пролетела серебряная стрела. Пораженные Брент и Кендалл застыли на месте и оглянулись.

Джон снова начал подниматься, готовый схватить нож, и он диким взглядом искал свою жертву. Душа его жаждала крови, он был готов зарезать кого угодно: Брента, Кендалл — любого, кто осмелился бы стать на его пути.

Но ему не суждено было сделать это. В одно мгновение в груди его оказался вонзившийся по самую рукоятку нож. Темное кровавое пятно расплылось по мундиру.

Рыжая Лисица прошел мимо Лолли, Трейвиса, Брента и Кендалл. Наклонившись над трупом — ибо Джон Мур был теперь бесспорно мертв, — вождь вытащил из его груди нож и еще раз воткнул его в бездыханное тело.

— Первый удар — за Аполку, мою жизнь, второй — за сына, мою кровь.

Рыжая Лисица выпрямился. Брент подошел к Трейвису.

— Диленд, — хрипло произнес Брент. — Я искренне прошу у вас прощения, но теперь, сэр, прошу вас, убирайтесь с нашей территории, прежде чем…

— Брент, — заговорила Кендалл дрожащим голосом. — Брент, это больше не наша территория. Все кончено, Брент. Война кончилась.

Макклейн посмотрел на Кендалл, несколько раз моргнул глазами, потом посмотрел на Трейвиса. Недоверчиво покачал головой:

— Кендалл…

— Генерал Ли капитулировал! — продолжала Кендалл. — Трейвис, скажи ему, он не верит.

Брент вперил в Диленда тяжелый взгляд. Тот многозначительно кивнул:

— Клянусь вам, Макклейн, это сущая правда. Генерал Ли капитулировал в Аппоматоксе девятого апреля в здании городского суда.

Брент тяжело вздохнул. Он стоял, прямой как палка, выпустив руку Кендалл. Пальцы его непроизвольно сжались в кулаки.

— У нас есть и другие генералы — не только Ли. Я уверен, что Кирби Смит все еще сражается на западном театре. Ничего еще не потеряно. Война не может так кончиться, не может!.. Зачем же было столько жертв, зачем все эти годы страданий, вся эта кровь?!

— Да, слишком много крови и смертей! — согласилась с ним Кендалл. — Брент, прошу тебя, успокойся. Пойми, все действительно кончилось.

Он замолчал. Заплакала дочка Лолли.

Брент постоял немного, потом направился к лодке, передвигаясь, словно слепой, не видя ничего и никого вокруг себя.

— Макклейн! — окликнул его Трейвис. — Я уполномочен объявить, что будут прощены все мятежники, которые добровольно сложат оружие.

Брент на мгновение остановился, но затем продолжил свой путь к реке. Кендалл бросилась было за ним вслед, но ее удержал Рыжая Лисица.

— Пусть он побудет один, — мягко сказал вождь. — Он очень любит тебя и готов ради тебя умереть, но должно пройти время, чтобы он научился жить ради тебя. Пусть он сам осознает, что война кончилась. Только тогда он сможет прислушаться к твоим словам.

Кендалл остановилась, глядя, как Брент садится в лодку и отплывает от берега. Ее сердце было готово разорваться. Она едва ли слышала, как Лолли, взяв на руки плачущую девочку, подошла к Трейвису и обратилась к нему с нескрываемой враждебностью:

— Скажи-ка, янки, что твои дружки сделали с поселком?

— Ничего! — огрызнулся Трейвис. — Вам же сказано: война окончилась, я приказал своим людям уходить.

Лолли направилась к лодке, в которой они с Кендалл приплыли сюда.

— Ну и компания — индеец, янки! — ворчала она. — Кендалл, мы можем ехать домой, если этот янки говорит правду и у нас еще есть дом?

— Да, я говорю правду. — Трейвис начинал терять терпение.

— Кендалл, ты идешь? — нетерпеливо спросила Лолли.

— Нет еще.

Она не испытывала никакой горечи, оттого что Джон умер, но прекрасно сознавала, что хоронить его придется им с Трейвисом.

— Ну ладно, — продолжала ворчать Лолли, — видно, мне придется привыкать к обществу индейца. Рыжая Лисица рассмеялся.

— С дикарями надо быть поосторожнее, Золотоволосая Женщина, — спокойно сказал он. — Но ради вашей сестры я отвезу вас в поселок.

Кендалл посмотрела, как Лолли с Рыжей Лисицей садятся в лодку, а потом повернулась к Трейвису:

— Ты пришел, чтобы спасти меня, и я знаю, чего это тебе стоило.

Он с деланным равнодушием пожал плечами, но поспешил прикрыть глаза.

— Джон умер уже давно, — заговорил Трейвис. — Он и не жил все последние годы. Но когда-то он был моим другом. Я молю Бога, чтобы Джон, наконец, обрел мир и покой.

— Я тоже, — пробормотала Кендалл.

Веслом и черпаком они вырыли могилу и похоронили в ней Джона и свое прошлое.

Они водрузили над могилой самодельный крест, и пошли к последней лодке на берегу. Возвращаясь в поселок, они говорили о будущем.

Как и ожидала Кендалл, она нашла Брента на берегу бухты, Он смотрел в море невидящим взглядом. Она знала, что Макклейн слышит ее шаги, но он не повернул головы. Она села рядом с ним. Он по-прежнему не смотрел на нее и не произносил ни слова. Помолчав, она положила голову ему на плечо.

— Я люблю тебя, — нежно произнесла она.

Брент вздрогнул как от удара и положил руку на плечо Кендалл.

— Юг потерян, Кендалл. Все жертвы войны оказались напрасными. Мы банкроты — у нас нет ровным счетом ничего.

Кендалл ужаснулась, почувствовав обреченность и отчаяние в его голосе. Она встала перед ним на колени, обхватила ладонями его лицо и заставила посмотреть себе в глаза.

— Брент, у нас есть все.

— Все! — с горечью воскликнул он. — Кендалл, у меня нет ничего! «Южные моря» исчезли в огне, у меня нет ни цента, кроме бумажных купюр Конфедерации, которые теперь годятся только на растопку. Прежняя жизнь закончила свое существование вместе с нашим Югом. Все умерло.

— Нет, не умерло! — решительно запротестовала Кендалл. — Земля осталась, Брент. Да, нам придется заново строить наш дом, но есть земля, на которой он будет стоять, а это самое главное! О, Брент, мы многое потеряли, но выиграли мы намного больше. Мы вместе, и мы живы. И я люблю тебя, Брент. Прикоснись ко мне. Я тоже жива, и ты мне нужен. Наконец-то у нас с тобой будет что-то реальное, настоящее, осязаемое. Мы можем быть вместе навсегда.

Она схватила руку Брента и прижала ее к своей груди, где сильно билось ее любящее сердце, из горла ее вырвалось глухое рыдание.

— О Боже, Брент, все это кончилось, но мы можем все начать заново! Прошу тебя…

Она прижалась к нему и горько расплакалась. Она потеряла его из-за этой войны! Он не может принять поражения, он снова покинет ее и отправится на запад, где, как он думает, продолжают сопротивление некоторые повстанцы.

Прошло несколько долгих, томительных минут, и пальцы Брента ласково прикоснулись к ее волосам.

— Мне нечего тебе предложить, Кендалл. У меня нет даже дома. Я не знаю, где «Дженни-Лин».

— У меня тоже ничего не было, пока в моей жизни не появился ты, — прошептала Кендалл. — Но мы можем построить дом прямо здесь. — Она мгновение поколебалась, но его тихая ласка ободрила ее. — Трейвис хочет построить здесь порт и основать судовую компанию.

— Ты советуешь мне вести совместные дела с янки? — изумился Брент.

Кендалл вздрогнула, но не отступила:

— Нет, я советую тебе серьезно рассмотреть предложение человека, который всегда, несмотря ни на что, оставался нашим с тобой другом.

Брент на мгновение напрягся, но потом неожиданно успокоился. Кендалл подняла голову и, ладонью вытерев слезы, посмотрела в глаза любимому. Он нежно взял ее за подбородок.

— Я обязательно буду иметь в виду его предложение.

— О Брент! — От избытка чувств Кендалл с такой силой прижалась: к нему, что оба они повалились на песок. Она поцеловала его так быстро, что он не успел отвернуться или оттолкнуть ее.

Сначала его губы были холодны как лед, но постепенно он оттаял, обнял ее и приник к ней своим жадно ищущим ртом. К нему вернулись любовь, жизнь, желания… Она немного отстранилась и увидела, что отчаяние уступило место ласковой улыбке.

— Я так люблю тебя, моя маленькая южаночка, — проговорил Брент хрипловатым голосом и обнял ее. — Кажется, у нас действительно есть все. У меня, во всяком случае, всегда будет мужество и красота Юга — до тех пор, пока со мной будешь ты.

— О Брент!.. — Кендалл прижалась щекой к его груди, чувствуя тепло его сильного и горячего тела. Они улеглись под пальмами, наслаждаясь миром и красотой ночи. Кендалл сказала: — Брент, Трейвис сделал мне еще одно предложение.

— О?!

Она почувствовала, как напряглись его твердые мышцы, но не смогла отказать себе в удовольствии немного помучить его:

— Да, да…

— Кендалл! — Руки Брента сильно сжали ее талию. Она посмотрела на него умопомрачительно красивыми синими глазами.

— Он предложил нам с тобой пожениться на его судне. Трейвис имеет законное право на это.

Брент рассмеялся, и Кендалл поняла, что между ними наступил настоящий, крепкий мир. Пусть им придется заново отстраивать свою жизнь, главное — мир, который воцарился, наконец, в их душах и отношениях.

— Мне кажется, что это вполне достойное предложение, оно мне нравится, — прошептал Брент, привлекая к себе Кендалл.

Она позволила ему поцеловать себя, но потом попыталась выскользнуть из его объятий.

— Брент, если ты хочешь, он может поженить нас сегодня же.

— Я хочу.

— Ну, так за чем же дело стало?

Глаза Брента загорелись неистовой чувственностью.

— Подожди немного, — проговорил он. — Прежде чем стать женатым человеком, я хочу провести часок под луной с одной капризной девчонкой. Которая затеяла все это много лет назад..

Кендалл поджала губы, но тут же забыла о своих обидах и улыбнулась, отдаваясь нежной силе его рук. Луна так ослепительно прекрасна… они с Брентом так желают друг друга… Какое чудесное время — весна. Время исцеления и радости.

Два часа спустя Брент Макклейн стал женатым человеком. На церемонии присутствовали и янки, и южане. Командиры приказали проявлять сдержанность. Так они и стояли рядом — люди в синих и серых мундирах.

Начало встречи было напряженным. Янки несколько лет проклинали южан за все те лишения, которые выпали на долю северян. Южане со своей стороны никак не могли примириться с тем фактом, что все пошло прахом, что все жертвы и вся пролитая кровь напрасны…

Но когда пастор призвал Бога в свидетели таинства брака, казалось, в души присутствующих проникло что-то неуловимое, то, что не могло принадлежать только синим или только серым. Оно возвращало их в истинный дом всех людей, давая возможность понять, что война кончилась, и кончилась навсегда. Природа тоже обновлялась — наступила весна. Этим людям теперь не надо было убивать себе подобных, называя их чужаками. Настала пора возвращаться домой.

Когда недолгая церемония закончилась, бывшие противники смешались. Напряжение, конечно, оставалось, была в их взглядах и враждебность… но говорили они о том, как будут жить теперь. И чем больше они говорили друг с другом, тем крепче становилась их решимость начать новую — мирную жизнь.

Брент и Кендалл вышли на палубу корабля Трейвиса. Весенний ветер, освежая, обдувал их, запах моря бодрил и дарил радость бытия. Прижавшись к мужу, Кендалл указала рукой в сторону устья реки:

— Смотри, Брент.

В устье, слегка покачиваясь на волнах, стояла на якоре «Гордость повстанца». Судно было похоже на гордую леди, приготовившуюся к празднику. На фоне звездного неба выделялся великолепный силуэт, мачты устремлялись ввысь в свете полночной луны. Кендалл умиротворенно подумала, что корабль хочет напомнить им всем: жизнь не кончилась и ничто еще не потеряно. Гордость и честь принадлежат людям, мужчинам и женщинам, а не просто нации. Гордость, честь и мужество нельзя потрогать руками, но они с Брентом крепко придерживались этих понятий и так же крепко держались за свою любовь.

Брент положил подбородок на голову Кендалл, и она почувствовала, что он улыбается. Думает ли он сейчас о ней? Кендалл была уверена, что да.

— Я хочу сохранить судно, — сказал Брент, и Кендалл знала, что так и будет.