Глава 17
— Слышала, что устроил Константин де Вер? — спросила Франческу Гетруд тоном, свидетельствующим, что на собрании регентш она узнала очередные обрывки сплетен.
— Надеюсь, то, что пойдет ему на пользу.
Франческа, как все в Делфте, знала, что Константин приказал вынести его из дома, посадить в нанятую карету, и исчез в ночи, не позволив никому сопровождать его.
— Оказывается, он поехал в свой загородный дом в ту ночь. Не выходя из кареты, он позвал экономку и уволил и ее, и всех остальных слуг, оставив только старую горничную, служившую еще во времена его бабушки и дедушки, от которых он унаследовал то имение. Большинство комнат стоят закрытыми, и он живет там в одиночестве, а пожилая женщина готовит и убирает. Он ни с кем не встречается. Ворота постоянно заперты, дежурит сторож с собаками и даже близко не подпускает никого, в том числе и родителей Константина. И это после всех самоотверженных часов, проведенных матерью у его постели! Очевидно, вместе с ногами он потерял и рассудок.
Франческа увидела ситуацию несколько в ином свете и заговорила с глубоким сочувствием:
— Надеюсь, он отправился в родной дом не для того, чтобы умереть.
— Может, и так. — В голосе Гетруд не слышалось и намека на жалость.
— Моя сестра расстроится, услышав все это. Алетта проявляла такой интерес к его выздоровлению!
— Я сама оказалась немного причастна к этой истории. Старая горничная хотела, чтобы кто-нибудь ей помогал: приносил продукты, мыл полы в доме. На собрании в приюте сегодня утром мы рассмотрели ее просьбу прислать сиротку и отклонили. Дом с сумасшедшим человеком — не подходящее место для молодых девушек, находящихся под нашей опекой.
Франческа ничего не ответилд, так как размышляла над планом, пришедшим ей в голову.
Утром, перед тем как идти в студию, она разыскала Алетту, не обращая внимания на Клару, пытавшуюся услышать их разговор. Как она и ожидала, сестра уже знала новость о том, что Константин сделался затворником. Алетта даже кое-что добавила:
— Говорят, что только после того, как все слуги покинули дом, он позволил кучеру опустить его на ступеньки лестницы, а потом приказал уехать. Старая горничная никогда не смогла бы поднять его; это означает, что ему пришлось самому подниматься целый пролет, чтобы попасть в дом. На следующий день он послал за человеком, который когда-то тренировал его в беге на коньках и других видах спорта, и назначил его сторожем. — Лицо Алетты помрачнело. — Если Константин проявил такую отвагу в ту страшную ночь, почему он не сохранил ее сейчас и превратился в отшельника?
— У тебя есть возможность спросить его об этом.
— Что ты хочешь этим сказать?
Франческа объяснила, и глаза Алетты загорелись, когда она услышала, какую работу может получить.
— Я пойду сегодня же. Нельзя рисковать, чтобы кто-то обратился раньше меня.
— А как же с уроками?
— Я поговорю с матерью детей. Только вчера она спрашивала, есть ли у меня на примете еще какое-нибудь место, потому что на следующей неделе они начнут ходить в школу.
Этим же утром Алетта была в пути. Она собрала все свои пожитки, приготовив к перевозке, твердо решив получить эту должность. Девушка вышла из города через восточные ворота, зная, что ей предстоит пройти две мили. Преодолев их, Алетта свернула на посыпанную гравием подъездную дорогу, обсаженную вязами, и, пройдя еще полмили, подошла к запертым воротам старого дома из выдержанного кирпича, со многими окнами. Широкие ступени лестницы вели к входной двери. Как только она потянулась к шнуру звонка, раздался оглушительный лай, и две собаки с рычанием пересекли внутренний двор и бросились на металлическую ограду. Алетта поспешно отступила назад. Хриплый голос отозвал собак назад, и высокий плотный мужчина в добрбтной, но заношенной одежде, со сбитым набок шейным платком и куртке с неправильно застегнутыми пуговицами спросил, что ей нужно.
— Я новая горничная, — храбро заявила Алетта.
— Я ничего не знаю об этом. Вы, должно быть, зашли не в тот дом. — Он повернулся и большими шагами направился к дверям.
Алетта, вцепившись в прутья ограды, закричала вслед ему:
— Экономка де Вера просила прислать кого-нибудь из приюта для сирот, чтобы помочь ей управиться с работой! Спросите ее! Она подтвердит!
Мужчина остановился, повернулся и подошел к воротам, доставая на ходу ключи.
— Почему же ты сразу не сказала? Я знал, что ожидают кого-то из сирот, но думал, что одна из регентш приедет в карете вместе с ребенком. Где твой багаж?
— Его доставят позже.
Он заметил, что девушка, войдя в ворота, осторожно обходит собак.
— Они не причинят тебе вреда. Это охотничьи собаки, я обучил их еще и сторожить. Погладь их по голове. Покажи им свое дружелюбие. Они станут опасными только в том случае, если ты начнешь убегать от них. Тогда они увидят в тебе добычу.
Алетта была непривычна к собакам, не считая той маленькой, что жила в доме булочника. Ей надевали ошейник с колокольчиками, чтобы она случайно не попала под ноги слепому старику-отцу, который жил с семьей сына. Собрав все свое мужество, она погладила собак, и когда они в ответ энергично завиляли хвостами, Алетта успокоилась.
— Как их зовут?
— Йоахим и Йохан. А я — Йозеф. Хорошенькое у нас трио? — Он добродушно рассмеялся, вновь запирая ворота. — А как твое имя?
— Алетта Виссер.
— Пойдем со мной, Алетта, а по пути я дам тебе пару советов, которые помогут тебе правильно вести себя здесь. Хозяин никогда не спускается в переднюю часть дома, но это не означает, что ты можешь, когда тебе заблагорассудится, прохаживаться по комнатам. Второе: он также не выходит в сад позади дома, но так как его окна выходят на ту сторону, он не захочет видеть, как ты срезаешь путь к огороду или фруктовому саду. Тебе следует ходить по тропинкам, предназначенным для слуг, которые не видны из окон, потому что их скрывают высокие живые изгороди. Сейчас здесь только Сара, ты, я и садовники, но они не живут не территории поместья, а уходят домой в три часа зимой и около пяти в это время года.
— Гер де Вер когда-нибудь появляется на улице?
— Нет, и называй его «хозяин», когда говоришь о нем. Он все время остается в своей комнате. Старая Сара объяснит тебе, почему.
— Я уже знаю.
— Тогда не задавай глупых вопросов. Он не выходит на улицу по двум причинам. Первая заключается в том, что он не может ходить, и вторая — его не выносят. Здравый смысл должен был подсказать тебе это. — Сторож подвел девушку к лестнице, спускающейся к двери на уровне подвала. — Иди туда. Если старой Сары нет, громко позови ее.
Алетта очутилась в самой запущенной кухне, какую только видела. На столике для мытья посуды возле таза с холодной жирной водой высилась гора грязных тарелок, блюд и ножей с вилками и ложками. Медные сковороды, которые должны были бы отражать свет, словно зеркала, не чистились несколько дней. Вода бесцельно выкипала в железном котле над топкой, и влажный пар оседал на стенах из делфтской плитки с очаровательным орнаментом из желтых, красновато-коричневых, зеленых и синих фруктов, овощей и трав. К кафельному полу также довольно долго не прикасалась щетка, так что почти невозможно было отличить белые плитки от черных. Затем дверь отворилась, и встревоженная женщина лет примерно шестидесяти четырех-шестидесяти семи, бросилась к кипевшему котлу, чтобы передвинуть его в более прохладное место. Она выглядела чисто и аккуратно, но из-под чепца выбилась длинная прядь седых волос. Женщина начала заправлять ее назад, но тут на глаза ей попалась Алетта. Она горестно всплеснула руками.
— О, боже! Ты гораздо старше, чем я ожидала!
Алетта поняла, что битва за место еще не выиграна.
— Я не сирота, Сара. Мой отец жив. И то, что мне восемнадцать, только к лучшему. Я смогу выполнять тяжелую работу, которую не в состоянии делать ребенок.
Она сняла плащ, демонстрируя свою решимость остаться.
— Но хозяину это не понравится! — Сара разволновалась.
— Почему?
— Да потому что ты — взрослая девушка. Пока он не обручился, в парадных комнатах этого дома появлялось множество хорошеньких девиц, но сейчас он не желает видеть никаких женщин.
— Но вы же общаетесь с ним.
— Это совсем другое. Он помнит меня еще с детства. Я часто тайно приносила ему любимые кушанья, когда его оправляли в свою комнату без ужина в наказание за озорство или шалости. Бабушка с дедушкой относились к нему гораздо строже, чем родители, а у меня мягкое сердце, особенно, если дело касается детей, и мне не нравилось, что он оставался голодным. — Сара решительно выпрямила плечи. — Тебе надо уйти. Прямо сейчас. До того, как он узнает, что тебя впустили в ворота.
Алетта стояла на своем.
— Приют для сирот никого не собирается присылать. Я знаю это точно. Мне кажется, — добавила она, пренебрежительно оглядываясь вокруг, — что здесь очень нужна моя помощь. Это просто одна из кухонь с картин Яна Стена, если мне суждено увидеть ее!
Она нарочно упомянула популярные картины Яна Стена, который изображал бытовые сцены. Сара, понимая, что замечание справедливо, опустилась на ближайший стул с видом упавшего духом человека.
— Я знаю, но одна не успеваю в делах. Обычно здесь работало множество хорошо подготовленных слуг, но хозяин всех отослал. Я могла бы справиться с уборкой и приготовлением еды для него, Йозефа и себя, если бы он не звонил в свой колокольчик по сотне раз в день. Я постоянно бегаю вверх-вниз по лестнице. Время от времени он в приступе ярости разбивает все в комнате. Иногда в бешенстве разрывает простыни, и тогда мне приходится менять постельное белье. — Старая женщина в отчаянии покачала головой. — Так что видишь, тебе надо уйти. Он позволил мне взять ребенка в помощники, но он никогда не допустит, чтобы ты осталась в доме. Я не осмеливаюсь противоречить ему. Силы мои стремительно иссякают. — Она прикрыла уставшими руками глаза.
Алетта оглядела посуду на столе, взяла заварочный чайник и насыпала в него целую ложку лекарственных трав. Залив их кипятком, она оставила чай настаиваться, а сама тем временем нашла две чашки. Девушка собралась передать чашку Саре, когда послышался звон колокольчика. Женщина нервно подскочила на стуле.
— О! Мне надо идти!
Алетта успокаивающим жестом положила ей на плечи руку, подвинула старушке чашку.
— Пусть подождет минутку. Выпейте вот это, а я поднимусь наверх.
— Но я же говорила тебе…
— Он или прикажет мне уйти, или позволит остаться. Дайте мне шанс!
Ароматный запах чая соблазнял Сару, да и спина разболелась. По крайней мере, если на этот вызов придет девушка, то, каким бы ни был результат, она будет избавлена от необходимости лишний раз подниматься по лестнице.
— Хорошо, но будь осторожнее. Он ничего не бросал в меня, но невозможно предсказать, что он сделает, увидев тебя.
— Я не боюсь. Объясните, как найти его комнату.
Алетта вышла из кухни и прошла через зал. Это был величественный дом, но без вычурности. Множество разных картин, несколько портретов, скорее всего, предков, включая портрет мужчины в военной форме в прекрасной раме, с вырезанными в ней знаменами, барабанами и горнами, изящные наборы китайского фарфора. Наверху она без труда нашла дверь в комнату Константина. Алетта постучала и вошла в приемную, обстановка которой состояла из письменного стола, разукрашенного буфета, сундука, отделанного позолотой клавикорда. Еще одна дверь вела в спальню. Прежде чем войти, она вновь постучала в дверь.
В нос сразу ударил запах винных паров, вызвавший в памяти неприятные воспоминания о запоях отца. Сначала Алетта не заметила Константина, так как его скрывала высокая спинка кушетки, на которой он лежал, полностью одетый. Под рукой у него находился столик с изящной рюмкой на тонкой витой ножке и винным графином с серебряным горлышком. В камине горел огонь, пламя было достаточно ярким, но чувствовалось, что до этого порыв ветра в дымоходе направил клубы дыма в комнату. Кровать на четырех ножках, с пологом, аккуратно застеленная и задернутая желтыми шелковыми занавесками, располагалась между двумя окнами, оба они были закрыты. Константин, не поворачивая головы, просто указал пальцем на графин.
— Наполни его вновь, Сара, — невнятно произнес он.
Забирая графин, Алетта посмотрела на молодого человека, но он не открывал глаз и был слишком пьян, чтобы почувствовать присутствие незнакомого человека в комнате.
Когда она вернулась в кухню, Сара нетерпеливо вскочила со стула.
— Что он сказал?
— Он только попросил снова наполнить графин. Он даже не заметил, что это я, а не ты. Как часто он напивается до подобного состояния?
— Каждый раз, когда уже не может читать или устает побеждать Йозефа в шахматы или карты.
Тогда его охватывает скука, и он напивается до беспамятства. А когда он приехал, то той ночью напился до бесчувственного состояния, и так продолжалось несколько дней.
— Значит, он не все время пьет?
— Пока что нет, но запои становятся все чаще. Ты бы лучше отнесла ему вино. Он не любит ждать. Дверь в погреб найдешь за кухней. Возьми любую бутылку с винных полок. Он отдает предпочтение какому-либо сорту только в более трезвом состоянии. В остальных случаях ему все равно.
— Когда начался его нынешний запой?
— Сегодня утром, как только он проснулся. Или он не выспался, или ему приснилось, что он снова может бегать и кататься на коньках. Дважды он падал с кровати во сне, и я находила его на полу. — Затем Сара испуганно вскрикнула, так как Алетта промыла графин и наполняла его свежей водой. — Что ты делаешь?
— Теперь он будет получать вино только во время еды или, как положено джентльмену, стакан или два бренди после обеда. В другое время, если его замучит жажда, он может выпить воды.
Сара машинально снова опустилась на стул, не зная, плакать ей или смеяться.
— Ты сумасшедшая, — пронзительно вскрикнула она голосом, близким к истерике, — он не потерпит подобного!
Алетта пожала плечами.
— А что он сможет сделать? Мы с тобой имеем контроль над всем, что попадает в его комнату.
Сара открыла рот от изумления, услышав столь дерзкое изречение. Не находя слов, она молча наблюдала, как Алетта вновь выходила из кухни с графином воды в руках. Потом поставила локти на стол и подперла голову в натруженными ладонями, в ужасе ожидая исхода.
Константин услышал приближающиеся шаги и слабый звон горлышка графина о стакан, за которым последовал звук льющейся жидкости. По-прежнему не открывая глаз, он протянул руку, чтобы взять стакан. Затем сделал большой глоток. Он проглотил воду и от удивления сел, опираясь на одну руку. Глазам его предстало следующее зрелище: молодая женщина подошла к ближайшему окну и открыла его.
— Вам необходимо немного свежего воздуха, — сказала она, стоя к нему спиной и отодвигая штору, чтобы ничто не препятствовало проникновению в комнату наполненного ароматами весны воздуха.
На секунду ему показалось, будто он знает эту девушку, но уже в следующее мгновение это впечатление исчезло, и он закричал на нее:
— Кто ты такая, черт побери? Ты не имеешь права находиться здесь!
Она повернулась, спокойно посмотрела на него и, неторопливо направляясь к дверям, ответила:
— Меня зовут Алетта Виссер, и я имею полное право находиться здесь. Я новая горничная. Для меня не имеет значения, есть у вас ноги или нет. Мой отец — художник, несмотря на все его недостатки, во многих вопросах он человек просвещенный. Я и мои сестры воспитаны так, что признаем обнаженное человеческое тело во всех его формах. Когда мне было десять лет, меня посадили рисовать почти голого мужчину, родившегося без ног, и его вид не испугал меня и не вызвал во мне отвращения. Единственное, от чего я приходила в ужас в детстве, это вспыльчивость моего отца. Поэтому не думайте, что, потеряв пару конечностей, вы стали чем-то уникальным. Более того, тому натурщику, о котором я рассказывала, приходилось зарабатывать на жизнь, прося милостыню на улицах Амстердама. Он не мог лежать на залитом вином бархате.
Алетта вышла из комнаты. Константин, с побелевшими от ярости губами, только сейчас заметил, что все еще держит в руке стакан с водой, и швырнул его в закрывшуюся дверь, где он разлетелся серебристым дождем сверкающих осколков. Затем потянулся к шнурку колокольчика и с силой дернул за него.
Выйдя из комнаты, Алетта прислонилась к стене лестничной площадки. Она вздрогнула от звука разбившегося стакана и прижала ладони к панельной обшивке, как бы ища опоры. Не зашла ли она слишком далеко, разговаривая с ним подобным образом? Она не собиралась упоминать нищего, передвигавшегося по улице на доске с колесами, но сравнение между его жалкими условиями и положением Константина вызвало слова прежде, чем она успела удержать их. Дрожа всем телом, Алетта отодвинулась от стены. Спускаясь по лестнице, она встретила Сару, медленно и устало поднимавшуюся по ступеням с графином вина в руке. Женщина осуждающе произнесла:
— Я же говорила тебе, что он не примет воду вместо вина! Он должно быть, качается на шнурке колокольчика, если судить по звону в кухне.
Алетта почувствовала, как силы возвращаются к ней. Она должна сделать все, что только может для Константина, пока находится здесь. Сара балует его так же, как делала, когда он был ребенком и, наверно, это был неверный путь и тогда, и сейчас. Алетта загородила женщине дорогу.
— Не относите ему вино! Неужели вы не понимаете, как он закончит свои дни, если не остановится? Мой отец опустился бы точно так же после смерти матери, не найди моя сестра способ заставить его снова вернуться к творчеству.
— Но у твоего отца есть ноги! В этом вся разница. Для несчастного парня в той комнате — нет будущего. Он потерял девушку, на которой хотел жениться, и все, что имело для него значение. У него есть право на то, что дает ему утешение.
— Я не позволю вам помогать ему превращаться в бесчувственного пьяницу! — Алетта схватилась за графин и вырвала его из рук Сары. — Теперь идите и скажите ему, что я забрала вино! Сообщите ему также, что я остаюсь! — Она быстро опустилась по лестнице.
Сара стояла, не зная, идти ли ей вслед за Анеттой или продолжать путь с пустыми руками в комнату хозяина. Затем властный тон, с которым говорила девушка, перевесил чашу весов. С того момента, когда Сара вошла в число домашней прислуги в возрасте двенадцати лет, над ней всегда был кто-то старший, постоянно направляющий ее действия. Несмотря на то, что ей предстояло столкнуться с гневом хозяина, она не испытывала возмущения поведением Алетты, явно решившей взять власть в свои руки и, фактически, уже добившейся этого. Сара прекрасно знала, что у нее нет способности управлять делами. Приятное чувство облегчения охватило ее при мысли, что бремя этого дома отныне не будет лежать полностью на ее плечах. То есть, так будет, если хозяин позволит Алетте остаться.
Молясь в душе, чтобы он дал такое разрешение, Сара переступила через битое стекло и воду у дверей и, подойдя, остановилась перед Константином. К ее удивлению, он не спросил, почему она не принесла вина, и хотя речь его оставалась не совсем четкой, стычка с Алеттой, казалось, отрезвила его. Он не отрывал от женщины сердитого взгляда.
— Как ты объяснишь, что впустила в мой дом молодую женщину вместо ребенка?
— Мне удалось получить только эту девушку, — умоляюще произнесла Сара, — и она очень хочет остаться. — Повторить повелительное заявление Алетты было выше ее слабых сил.
— Ты знала, что она наполнила графин водой?
Сара нервно кивнула.
— Она говорит, что позволит вам пить вино во время еды и виноградный бренди после обеда.
Подбородок Константина дрогнул.
— К черту, что она говорит! — Потом глаза его угрожающе сузились. — В дальнейшем именно она должна являться по моему зову. Когда бы я ни позвонил, она обязана придти, не важно, сколько раз в день. Понятно?
Сара обессилела от радости, что Алетте позволено остаться. В конце концов, ей удалось выдавить:
— Да, конечно. — Потом на лице ее появилось встревоженное выражение. — Но ведь не на двойные звонки?
— Нет. Йозеф по-прежнему будет помогать мне во время купания и там, где это будет нужно.
Сара направилась к осколкам стакана.
— Я уберу это, прежде чем спуститься вниз.
— Пусть Алетта это сделает.
— Я еще не показала ей, где храню тряпки для подобных случайностей.
— Это не было случайностью, Сара, — насмешливо заметил Константин, — и ты прекрасно знаешь. Я бросил стакан нарочно.
— Как скажете, хозяин.
Как только она собрала осколки, Константин велел унести графин с водой.
— Скажи Алетте, чтобы она налила в него виноградного бренди и принесла мне. Сомневаюсь, что она видела пьянчуг в своем сиротском приюте, так что я намерен расширить ее познания.
Алетта, засучив рукава, мыла грязные тарелки и покачала головой, когда ей передали приказание.
— Он получит стакан или два после обеда, как я и говорила, но не раньше.
Вымыв посуду, она составила ее на столе, пока не перемыла все шкафы и полки. Потом занялась стенами, мебелью, дверями и, наконец, так выскребла уложенный квадратными плитками пол, что он засверкал. Все это время колокольчик из комнаты Константина не прекращал свой перезвон, пока Алетта не встала на стул и не обернула вокруг металлического язычка полотняную тряпку. Сара приготовила обед. Она была хорошей поварихой, и радовалась, что ей приходилось сейчас заниматься только приготовлением пищи. Она видела, что с Алеттой можно поладить. Когда в кухне не осталось ни пятнышка грязи и обед был готов, Алетта сменила испачканный передник на чистый. Затем взяла серебряный поднос, на котором Сара расставила суп из спаржи, от которого шел восхитительный аромат, свежий хлеб, сыр, салат, фрукты и небольшой графин с вином.
Константин встретил ее едким замечанием:
— Итак, ты соизволила, наконец, придти. — Затем нахмурился, наблюдая, как Алетта, пристроив край подноса на боковом столике, сняла с него графин с вином, а потом принесла ему обед.
— Я начала приводить дом в порядок, — сказала Алетта, ставя на низкий столик поднос так, чтобы Константин мог дотянуться до всех блюд. — Просто не понимаю, как Сара в ее возрасте ухитрялась справляться. Это слишком тяжкое бремя для пожилой женщины. Сегодня после обеда я принесу себе самые необходимые вещи и, надеюсь, найду носильщика, который согласится доставить мой дорожный сундук как можно быстрее.
— Минутку! Я ожидаю от домашней прислуги немедленного появления на мои звонки, а ты, кажется, становишься глухой и не слышишь их. Если ты не изменишь своего отношения к этим обязанностям, я прикажу Йозефу запереть за тобой ворота и не пускать тебя обратно.
Алетта развернула накрахмаленную льняную салфетку и ловко постелила ее на колени Константину.
— Это будет потерей для вас, — решительно заявила она.
Он с любопытством посмотрел на нее и проводил взглядом, пока она шла наливать вино, стоявшее не очень далеко от него, но все-таки за пределами досягаемости. Казалось, девушка не боялась его, ее не отталкивал тот факт, что он безногий, в словах ее можно было бы прочесть какой-то намек на дружеские отношения. Но Константин мог с уверенностью сказать, что это не входило в ее намерения. Спокойное, невозмутимое поведение девушки охраняло ее, словно щит, и в своем плотно прилегающем белом чепце она казалась целомудренной, как монахиня. Алетта протянула ему стакан с вином, и он с насмешливым видом поднял за нее тост:
— За твой острый язычок!
— Хозяин дома не поднимает бокал за горничную, кроме как на ее свадьбе.
— Ты слишком спесива для прислуги. Что ты здесь делаешь?
— Если вы имеете в виду, почему я в Делфте, то ответ прост. Мой отец в Амстердаме пожелал избавиться от меня. А в вашем доме я потому, что мне нужна крыша над головой и еда. Я уже была до этого няней в семье Вермеров и учительницей двоих детей их соседа.
— Я думал, ты из приюта для сирот.
— Сара тоже так считала. Но регентши отказались прислать кого-то из их подопечных в дом отшельника.
— А! — с горечью воскликнул Константин. — Значит, ты можешь быть тактичной, если захочешь. Почему бы не сказать, что они отказали потому, что без ног я представляю ссбой зрелище, способное напугать ребенка?
Спокойное выражение на лице Алетты не изменилось.
— Ешьте этот вкуснейший суп, пока он не остыл, и перестаньте жалеть себя.
— Ты заходишь слишком далеко! — с угрозой в голосе крикнул Константин. Потом увидел, что она берет графин, собираясь унести его из комнаты. — Подай вино мне!
Алетта, не поворачивая головы, ответила:
— Пока я в этом доме, вы не будете напиваться до бесчувственного состояния. Я вернусь, чтобы наполнить вам второй стакан.
Выйдя за дверь, она затаила дыхание, с испугом ожидая, что на этот раз Константин швырнет тарелку с супом. Произошла еще более ужасная вещь. Оглушительный грохот подсказал ей, что он запустил в дверь весь поднос. Отголоски прошли по всем уголкам дома.
Йозеф пришел на обед, и они с Сарой сидели в кухне, когда там появилась Алетта. Оба пристально посмотрели на нее, пока она ставила на стол графин. Девушка казалась очень бледной. Им не было необходимости спрашивать, что случилось.
— Я обещала ему еще один стакан, — твердым голосом сказала Алетта, — так что вскоре мне придется снова подняться. Боюсь, на этот раз он выгонит меня из дома. Надо бы приготовить второй поднос.
— Садись и поешь супа, — настойчиво предложила Сара, поднимаясь со своего места. — Я подготовлю поднос и отнесу ему наверх. Он будет в ужасном настроении.
— Нет, — непреклонно заявила Алетта. — Я пойду сама. Я не позволю ему запугать меня.
Наверху ее встретило враждебное молчание Константина. Алетта чувствовала на себе его холодный тяжелый взгляд все время, пока снова устанавливала поднос на столике возле кушетки. Она налила стакан вина и, когда он не сделал и попытки взять его, поставила на поднос. Ни слова не было произнесено, пока она убирала остатки прежнего обеда. Ей оставалось только вытереть разлитый суп и вино. И только когда она уже выходила, Константин ледяным тоном обратился к ней:
— Пришли наверх Йозефа. У меня есть кое-какие указания для него насчет ворот.
Алетта чуть не споткнулась, но врожденная гордость не позволила ей показать, какой удар он нанес ей. Высоко подняв подбородок, она вышла из комнаты. За дверью остановилась и сжала руки, борясь с подступающей слабостью. Она проиграла. Он выгнал ее. И его, и ее жизнь обречены.
По крайней мере, она была благодарна, что хоть не упомянула, что видела его до этого дня.
Сара залилась слезами, когда Алетта передала Йозефу, что хозяин хочет видеть его и дать указания насчет ворот.
— Я знаю, что это значит! Он выставляет тебя за дверь!
Йозеф вздохнул, поднимаясь из-за стола, и остановился сказать пару добрых слов Алетте:
— Сара рассказала мне, что ты пыталась сделать. Давно пора кому-то взять хозяина в руки, но Рим, как ты знаешь, не один день строился. Тебе следовало бы приступать к делу постепенно.
Сара, не переставая рыдать, потянула Алетту к скамье возле стола и заставила сесть.
— Попытайся съесть что-нибудь, перед тем как уйти, — прерывающимся голосом убеждала она, наливая суп в миску. — Я думала, мои бедствия кончились, но теперь можно ожидать лишь худшего. Я никогда не смогла бы возражать хозяину, как это сделала ты.
Алетта взяла ложку, но так и не поняла, проглотила она— суп или нет, настолько переполняло ее горе из-за такого глупого промаха. Она слышала шаги возвращающегося Йозефа, но не подняла глаз, пока не услышала его голос. Взглянув на него, Алетта увидела широкую улыбку на его лице.
— Я должен дать тебе ключ от ворот, Алетта. Более того, хозяин приказал отвезти тебя в город, чтобы ты забрала свой дорожный сундук, и привезти обратно.
Радость осветила лицо Алетты. Сара крепко обняла ее, а Йозеф пожал руку. Как будто была выиграна битва, хотя война еще продолжалась.
Йозеф отвез ее в город в щегольском экипаже, и они как раз проезжали мимо дома ван Байтенов, когда Алетта заметила Виллема де Хартога, выходившего из галереи Вермера. Она махнула ему, и Виллем улыбнулся в ответ и подошел, чтобы помочь ей выйти из экипажа. Как Алетта и предполагала, он знал о разрыве с отцом — ему сообщил сам Хендрик, — но понятия не имел до тех пор, пока не приехал в Делфт и не поговорил в студии с Франческой, что она отказалась от живописи.
— Мне не нравится, что ты столько месяцев совсем не рисуешь, — сказал он. — Но как только ты возьмешь кисть в руки, все навыки восстановятся.
— То была другая жизнь, которую я оставила позади.
— Никто не в состоянии уничтожить талант, даже если он бездействует. Придет день, когда ты не сможешь не рисовать. Что бы ни наговорил тебе о твоих работах отец, это был голос гнева, а не искреннее мнение.
— Он вам так сказал? — холодно спросила Алетта.
— Нет, — признался Виллем, — но ты можешь сама доказать себе.
— Не думаю. Он слишком страстно осудил мой слабый талант. — Боль заполнила сердце при воспоминаниях о периоде ее жизни, который ей хотелось забыть.
— Известие о разрыве между отцом и дочерью огорчает меня.
— Почему? Он болен?
— Нет, он в добром здравии, как и Сибилла. Что касается Марии, она выглядела как обычно, когда я видел ее всего несколько дней назад в вашем доме. Что мне передать им от тебя?
— Отец не хочет даже слышать моего имени, а Сибилле и Марии скажите, что я здорова и нашла себе новое место. — Алетта объяснила, чем теперь занимается, и Виллем уловил восторженные нотки в ее голосе.
— Франческа говорила, что вскоре намерена совершить так долго откладываемую поездку домой. Ты поедешь с ней?
— Нет, — твердо ответила Алетта. — Пройдет много времени, прежде чем я снова увижу Амстердам.
— Тогда, надеюсь, буду встречаться с тобой, когда буду в Делфте. А пока что желаю тебе удачи. Запомни только одно: художник — всегда художник. Я имел дело с достаточно большим количеством художников, чтобы убедиться в этом.
Старое изречение Виллема звучало в ушах Алетты еще долго после того, как они попрощались. Он направился в еще одну галерею Делфта, а она с Йозефом поехала к дому булочника. Но, подумала девушка, в каждом правиле есть исключения.
Вернувшись на новое место работы, Алетта обнаружила, что Сара уже приготовила для нее спальню и примыкающую к ней небольшую гостиную, которые раньше занимала экономка. Это были две самые удобные комнаты в отведенном слугам помещении, так что ее положение упрочилось. На столе лежала большая связка ключей на кольце.
— Теперь они твои, — сказала Сара, с радостью передавая всю власть Алетте. — Мы с Йозефом будем называть тебя «госпожа», соответственно твоему положению.
Алетта задумчиво взяла ключи.
— Я собираюсь кое-что изменить.
— Все, что скажешь.
— Никаких больше подносов с едой для хозяина. Он не калека. Ему надо прекращать валяться целыми днями на кушетке. Начиная с сегодняшнего дня, он будет есть за столом, чтобы он не падал, можно пристегнуть его ремнями к стулу, и стол поставить почти вплотную к нему. Каждый раз должна быть постелена чистая скатерть из камчатного полотна и салфетка, а также подаваться столовое серебро и фарфор. Поднос с горячими блюдами в серебряной посуде с крышками Йозеф может оставлять на том длинном столе, что стоит в приемной, и оттуда я буду подавать кушанья хозяину.
— Да, госпожа. — Сара улыбнулась. Этот поток приказаний напоминал старые добрые времена.
— До того, как распаковать вещи, я хочу осмотреть весь дом и погреба.
— Открыт только винный погреб. Остальные, занимающие примерно две трети пространства под домом, заперты уже много лет.
Начав вместе с Сарой осмотр дома, Алетта подумала, каким знакомым показался бы ее семье этот командный тон. Он снова толкнул бы Сибиллу на насмешливое замечание, что ей суждено остаться до конца своих дней раздражительной старой девой. Переходя из комнаты в комнату, Алетта почувствовала, что вид пыльных простыней и закрытых ставнями окон угнетает ее.
— Сколько времени они находятся в таком состоянии?
— С тех пор, как в этом доме прошла последняя вечеринка, примерно три года назад. Раньше хозяин предпочитал жить в Делфте или Амстердаме. Здесь оставалось лишь самое необходимое количество слуг.
— Нам потребуется время, Сара, но постепенно мы поработаем во всех комнатах и сделаем их чистыми и пригодными для жилья. Хозяина не выманить из его приятных покоев, если остальная часть дома будет находиться в запустении.
— Он приказал, чтобы они оставались закрытыми.
Алетта ничего не ответила, только еще решительнее вздернула подбородок, и Сара при одном взгляде на нее поняла, что предстоит борьба между новой экономкой и хозяином. Собираясь осматривать винный погреб, Алетта избавила Сару от необходимости преодолевать очередную лестницу и спустилась одна. Погреб представлял собой большое квадратное помещение с полками в нескольких нишах. Две запертые двери вели в разные отделения под домом. Алетта попробовала отомкнуть замки самыми большими ключами из связки, но ни один не подошел. Как в большинстве погребов, включая и в ее родном доме, сюда не проникал звук из остальных помещений, и она не слышала, что Сара зовет ее, пока старая женщина не крикнула ей с верхней ступеньки лестницы.
— Бутылки с самым старым французским вином находятся в дальней нише. Хозяин имеет в виду именно их, когда просит бренди.
— Спасибо, что сказала. А где ключи от этих дверей?
— Я не знаю. На моей памяти их ни разу не открывали. Ты ведь не собираешься вычищать все и здесь, не так ли?
Вопрос Сары прозвучал настолько недоверчиво, что Алетта рассмеялась.
— Нет! Но каменный пол надо мыть регулярно, даже несмотря на то, что бутылки должны оставаться в своей пыли и паутине.
— Некоторые из них были опущены сюда много-много лет назад.
Алетта тщательно отметила, где хранятся все редкие вина. Уходя, она взяла бутылку старого французского бренди. Стаканчик этого вина станет достойным завершением трапезы. Ведь Константину следует пообедать с шиком сегодня вечером.
В следующее воскресенье, когда Франческа изъявила желание повидаться с Алеттой, Гетруд с готовностью вызвалась сопровождать ее.
— Это будет очень приятная прогулка, Франческа. Ты, конечно, хочешь сообщить сестре, что собираешься на неделю домой. — Сама же Гетруд хотела попасть в загородный дом де Вера, и эта возможность показалась ей великолепной, хотя она подозревала, что в главную часть дома их не поведут. Она также слышала о слуге и двух свирепых на вид собаках, охранявших поместье. Чего она совершенно не ожидала, так это того, что, когда сторож привел к воротам Алетту, их не пустят даже за ограду. Алетта вышла за ворота поговорить з ними.
— Мне очень жаль, что я не могу пригласить вас в дом, но никому, кроме Сары, Йозефа и меня, не разрешается появляться там. Даже садовникам нельзя заходить в кухню.
— Правда, что большинство комнат заперты? — с любопытством спросила Гетруд, в то время как взгляд ее пытливо пробегал по фасаду дома.
— Да, это так. Но я содержу их в чистоте и порядке. — Алетта взяла сестру за руку. — Как мило с твоей стороны, что ты прошла такой путь, чтобы повидаться со мной.
Не успела Франческа ответить, как снова заговорила Гетруд:
— Где те комнаты, которые занимает Константин де Вер?
На лице Алетты появилось напряженное выражение.
— Не думаю, чтобы ему понравилось, что мы обсуждаем его у его же собственных ворот.
В глазах Гетруд промелькнула досада.
— То, что он не позволяет принять в доме родную сестру своей горничной с ее компаньонкой, свидетельствует об отсутствии учтивости. — Затем язвительным тоном добавила: — Он ведет себя как надсмотрщик над рабами? Я никогда не видела тебя такой уставшей. Жаль, что ты не посоветовалась со мной, прежде чем принять эту должность.
— Я не высыпаюсь, — честно ответила Алетта. Каждый день у нее возникали конфликты с Константином, и ночью она не могла выбросить их из головы.
— Неужели? — Гетруд безразлично пожала плечами и отправилась бродить вдоль ограды, заглядывая через прутья, словно могла высмотреть что-то интересное для себя.
Сестры обрадовались, что сейчас она не слышит их. Франческа обняла Алетту за плечи.
— Ты уверена, что хочешь остаться здесь?
— Да! — горячо заверила ее Алетта. — Не волнуйся за меня. Так приятно тебя видеть.
— Я пришла сказать, что наконец-то поеду домой. И не только потому, что узнала дату свадьбы Греты, но есть кое-что еще. Сибилла пишет, что встретила, в конце концов, мужчину своей мечты и скоро обручится с ним. — Франческа вытащила из кошелька письмо. — Почитай сама.
Алетта прочитала, вздохнула и вернула листок сестре.
— Она пишет только о том, какой он богатый, какой красивый, какая у него прекрасная карета и о прочей подобной чепухе. Как будто это имеет какое-то значение! Она ни разу не упомянула, что любит его.
— Я тоже это заметила.
— Значит, ты поедешь домой, чтобы самой взглянуть на будущего зятя.
— Я хочу быть уверена, что она не делает ошибки.
— Если Сибилла уже приняла решение, ты ничего не сможешь сделать, даже если она собралась замуж за Людольфа ван Девентера.
— Боже упаси!
Франческа выглядела настолько ошеломленной, что Алетта рассмеялась.
— По крайней мере, этот Адриан ван Янс должен оказаться лучше его.
Франческа улыбнулась.
— Сибилла хочет, чтобы мы обе присутствовали на вечеринке в честь ее помолвки.
— Я читала. Наша сестра все еще ребенок. Она совсем такая, каким был отец до того, как в нем появилась эта непростительная черта. Сибилла считает, что о неприятностях можно легко забыть, если притвориться, будто их вообще не было, не важно, что остаются серьезные последствия. Она не дает ни малейшего намека на то, что отец как-то смягчился по отношению ко мне, да ничего не изменилось бы, если б она и заметила это. Мне кажется, что у этого ее молодого человека дружная семья, и ей хочется представить и нас такими же, невзирая на то, какие чувства мы с отцом испытываем друг к другу.
— Когда-то мы тоже были близки.
— Все кончилось после смерти мамы. Все пошло по-другому. Тебе придется ехать домой одной. Когда ты выезжаешь?
— На следующей неделе.
Они еще несколько минут постояли вдвоем, потом вернулась Гетруд, сгорая от нетерпения поскорее отправиться назад в Делфт. Алетта прошла в ворота, помахала им и медленно пошла к дому. Неудивительно, что она выглядит усталой. Константин сделал из нее противоядие от своей скуки, и ей приходилось терпеть его колкости и насмешки. Он никогда не улыбался, не считая циничных ухмылок, никогда не смеялся, не считая дикого хохота, но хуже всего были периоды его глубокой меланхолии. Удивительно, но он никогда не возмущался тем, что она ограничила выпивку, а иногда не допивал или вообще не брал второй стакан вина, но в отместку периодически напивался до безумия из источника, который Алетте не удалось обнаружить. Ключ от погреба был у нее, и так как Сара с Йозефом поклялись, что свои запасы он получает не от них, она могла только сделать вывод, что Константин прячет бутылки в потайном месте в своей комнате. Он получал истинное удовольствие и откровенно развлекался, наблюдая, как Алетта ищет тайник, простукивая обшивку и тщетно пытаясь сдвинуть с места резные украшения.
— Почему бы не поднять половицы? — насмехался он. — Или посмотреть наверху, — на пологе кровати?
Как-то раз, обнаружив его напившимся до бесчувствия и увидев пустые бутылки из-под голландского джина и бренди возле кушетки, Алетта принесла невысокую лестницу, осмотрела верхнюю резную перекладину, на которой крепился полог, но ничего не нашла. Она знала, что Константин — довольно активный человек. Хотя она ни разу не видела, как он передвигается из одного места в другое, но знала, что он многое делал для себя сам и по привязанной к кровати веревке мог самостоятельно забираться на нее. Чего он не мог делать, — это выходить на улицу, хотя в хорошие дни ему выносили на балкон стул.
Когда она вошла на кухню, колокольчик трезвонил, как бывало бесчисленное число раз за день. Гадая, что ему понадобилось сейчас, Алетта поднималась по лестнице. Константин находил особое удовольствие в том, что призывал ее наверх и велел принести ему книгу из библиотеки или давал еще какое-нибудь подобное поручение, а потом, когда она приносила то, что он просил, отсылал ее назад, за второй книгой или каким-то предметом. Она заменила Йозефа в качестве партнера Константина в картах и шахматах, так как иногда могла нанести ему поражение, и все это составляло часть непрерывной борьбы между ними. Ее победа придет в тот день, когда она увидит, что он снова начнет жить нормальной жизнью — выходить на улицу, развлекаться, принимать друзей. Возможно, тогда и ее разбитая жизнь вновь приобретет какой-то смысл. Открыв дверь, Алетта подошла к Константину.
Гетруд и Клара, а также все дети Вермеров пришли провожать Франческу, уезжающюю дилижансом в Амстердам. Она махала рукой, пока они не скрылись из вида. Потом устроилась удобнее, приготовившись к путешествию. Она едет домой! К родным и друзьям! К Питеру и свободе! Возбуждение опьяняло ее.
Ян разрешил ей взять домой свою последнюю картину, чтобы показать отцу, что было очень любезно с его стороны, так как он мог продать ее на следующий день после окончания. Все работы девушки находили покупателей, а ее цветочная композиция, которую она завершила с появлением первых тюльпанов у фрау Тин, принесла довольно крупную сумму. Франческу это радовало. Она знала, что Ян, имея так много детей на содержании, чаще находился в долгах, чем без них. Он наконец-то окончил и продал изящный портрет Катарины, сидевшей с пером и бумагой за столом, — на зеленовато-желтом лифе сверкала брошь, в уши были вставлены ее любимые жемчужины, а хорошенький, отделанный кружевом чепец, скрывал волосы. «Женщина, пишущая письма, и ее служанка» — выбор названия был очевиден, так как Элизабет стояла за спиной Катарины, скрестив на груди руки, явно ожидая, когда письмо будет дописано, чтобы отнести его. Сейчас Ян писал портрет местной женщины: она должна была стоять в гостиной, у верджинала, положив руки на клавиатуру.
— Я собираюсь сменить картину на стене в гостиной. Мне это нужно для работы, — сказал Ян Франческе, получив заказ. Она знала, как тщательно он подбирал всегда необходимый фон, так как впоследствии каждая деталь вносила свою лепту в передачу содержания законченного произведения.
Франческа помогла ему снять большое полотно Теодора ван Бабурена под названием «Сводня», которое было бы совершенно не к месту. Потом они вместе заменили его картиной с противоположной стены; на ней был изображен Купидон, державший открытку с надписью, что любить следует только одного человека. Так как все знали, что дама на портрете состоит в счастливом браке и верна своему мужу, данное полотно вполне подходило, чтобы изобразить его на стене позади женщины.
Ян уже задумал портрет, составляющий пару, хотя это не означало, что продаваться они тоже будут парой. Так как один изображал чистую любовь, Ян решил, что было бы интересно передать в такой же едва уловимой манере любовь нечестивую.
— Натурщица, играющая на верджинале на парном портрете, будет в роскошном платье, — сказал он Франческе, а также Катарине, тоже находившейся в тот момент в мастерской. — Я вижу ее в темно-синем шелке, и в юбке насыщенного желтого цвета.
Катарина незаметно подмигнула Франческе. Они обе знали, что в гардеробе Катарины есть именно такое платье, и Ян хочет позаимствовать его для своей модели. Так как натурщицей станет, вероятнее всего, их дочь Мария, иногда позирующая отцу, не возникнет никаких проблем.
— На стене позади натурщицы, — продолжал Ян, — я повешу «Сводню» ван Бабурена и, в противоположность прозрачному дневному свету, заливающему первый портрет, я приглушу свет и добавлю теней. Внешне это будет просто еще один портрет — превосходно выполненный — красивой женщины за музыкальным инструментом, но совершенно с иным подтекстом.
Франческа, сидя у окна дилижанса, с удовольствием рассматривала пейзаж с его аккуратными сельскими домиками и лужайками, на которых овцы, коровы и лошади составляли друг другу компанию. Живые изгороди были не нужны, потому что узкие каналы со сверкающей на солнце водой отделяли одно поле от другого. Время от времени дорога подступала довольно близко к очередной ветряной мельнице, и Франческа различала характерное «звуки» огромных крыльев, пока они величественно вращались, перемалывая зерно или осушая почву. Она чувствовала, как сердце волнуется от любви к Голландии, а потом точно так же оно вол ювалось при мысли о Питере, когда в поле зрения появились ослепительные тюльпановые поля. Были также места, где головки уже срезали со стеблей, а на каналах повсюду виднелись баржи, увозившие разноцветные тюльпаны, сверкавшие на солнце, словно драгоценные камни, на продажу. Еще одно достойное внимания зрелище представляли собой дверные проемы, окна, кареты и телеги, и даже сами баржи, украшенные гирляндами из тюльпанов повсюду, где дети или терпеливые взрослые нашли время сплести их.
Все это еще раз напомнило Франческе, что сейчас безумно занятый сезон для Питера и далеко не лучшее время ожидать его визитов в Амстердам. Затем сердце радостно забилось при неожиданно пришедшем решении. Она не станет сообщать ему, что приехала домой, а проведет с ним день по пути назад в Делфт, удостоверившись сначала у его экономки, фрау Хаут, что он точно в Харлем-Хейсе. Неважно, если он окажется слишком занятым, потому что она будет счастлива просто побыть рядом с ним, а может, даже помочь. Она как-то пообещала ему приехать в Харлем, когда цветут тюльпаны, и вот представится случай выполнить обещание.
Дома ее не ожидали, поэтому никто не встретил Франческу на площади Дам. Шумная, наполненная морем атмосфера Амстердама сама по себе стала приветствующими ее трубами. Только сейчас девушка осознала, как сильно она скучала по родному городу. У Франчески была с собой только ручная кладь, так как она знала, что это все, что ей понадобится дома. Поэтому, взяв в одну руку сумку и зажав завернутое в полотно картину в другой, она поспешила к дому. Оставшиеся несколько ярдов она пробежала и через боковой проход вошла во внутренний двор. С треском распахнув заднюю дверь, Франческа пронеслась по голубым плитам коридора и влетела в кухню. Там была только Грета, которая чуть не выронила сковороду, широко распахнув от изумления глаза.
— Юффрау Франческа! — закричала она. — Вы приехали домой на мою свадьбу!
— Я не пропустила бы ее ни за что на свете!
Смеясь, они обнялись, словно сестры. Грета была вне себя от радости, что первой расскажет домашние новости. Все здоровы, Хендрик с Сибиллой обедают сегодня с Адрианом и его родителями, а Мария спит в маленькой гостиной. Что касается самой Греты, то утром она пойдет домой готовиться к предстоящей свадьбе. Потом ей дали три дня провести наедине с мужем, прежде чем она вернется к работе.
— Симону разрешили остаться со мной здесь до тех пор, пока он снова не уйдет в море, — закончила Грета. Затем, чтобы Франческа не подумала, будто это означает лишний рот в семье, добавила: — Он плотник на судне и починит крышу, чтобы не текла, потом сделает мебель, которую поставим во внутреннем дворике, и в хорошую погоду можно будет есть на свежем воздухе. Он выполнит еще ряд поручений, я уже записала их.
— Я знаю, что ты никогда не выбрала бы в мужья лентяя! Надеюсь, он останется здесь подольше, и я уверена, что точно так же думают и все остальные члены семьи.
Грета не питала надежд насчет длительного пребывания вместе, зная, что вскоре ему снова придется уйти в море, но весело заявила об их намерении взять все, что можно, от предоставленного им времени. Затем Франческа пошла будить Марию, но при звуке ее шагов старая женщина открыла глаза, сразу же догадавшись, кто здесь.
— Ты дома, дитя мое! — радостно воскликнула она.
Грета поставила еще один прибор на кухонный стол, за которым они с Марией ужинали, когда хозяев не было дома.
Франческа ничего не имела против парочки тихих, спокойных часов в первый вечер возвращения домой. После ужина Мария рано легла спать, а к Грете пришел ее жених — румяный, светловолосый молодой человек — и они посидели часок на кухне. Франческа побродила по дому, замечая происшедшие перемены. В столовой появились новые кремовые шторы, а керамический цветочный горшок, в котором Питер принес гиацинт, пополнил коллекцию делфтского фаянса за стеклом в гостиной. В комнате для приема гостей она подняла крышку верджинала, внутренняя сторона которого была украшена голландским пейзажем с ветряными мельницами и танцующими детьми; Франческа, будучи еще маленьким ребенком, пришла в восторг, когда Анна первый раз показала ей эти сценки. Ей всегда казалось, будто крошечные фигурки танцуют под звуки звенящей музыки. Проиграв несколько тактов припомнившейся пьесы, она снова опустила крышку.
В спальне Франческа обнаружила дожидавшийся ее золотой браслет, присланный тетей Янетье в последний праздник Святого Николаса. Она надела его, восхищаясь тонким мастерством флорентийцев; он имел также особую ценность, потому что был подарен дорогим для нее человеком. Затем она вытащила два привезенных с собой платья. Одно — на свадьбу Греты, другое — на помолвку Сибиллы. Вытащив из упаковочного холста картину, Франческа понесла ее вниз, в студию. Там она остановилась перед портретом Анны, потом подошла взглянуть на последнюю работу Хендрика, стоявшую на мольберте. Ее прикрывал кусок полотна. Отбросив его в сторону, Франческа увидела перед собой наполовину законченный пейзаж с несколькими величественными деревьями. Вряд ли он обнаружил их растущими вот так вместе. Хендрик делал наброски каждого из них в разных местах — обычный прием пейзажистов, которые могли убрать стену, если она заслоняла вид, или опустить дом или какое-то другое строение, если они не придавали выразительности их картинам. И крайне маловероятно, что именно такое небо Хендрик увидел над выбранным им пейзажем. Как-то раз, прогуливаясь с отцом, Франческа восхитилась необычно красивым небом чистейшей голубизны и необходимым, чтобы привлечь взгляд художника, наличием облачков. Хендрик презрительно щелкнул пальцами.
— Мои небеса намного лучше, — самодовольно сказал он.
Но для него всегда было предметом гордости то, что на полотнах он мог совершенствовать природу. Франческу крайне удивило, что краска на холсте — твердая и сухая. Должно быть, прошло несколько дней с тех пор, как Хендрик в последний раз прикасался к ней кистью.
Хендрик и Сибилла приехали домой в карете ван Янсов — в сопровождении Адриана — почти в одиннадцать часов. Франческа вышла в прихожую встретить их и с первого взгляда поняла, что по внешности и манерам Адриан — именно тот, о ком мечтала ее сестра. Хендрик, увидев ее, издал радостное восклицание, а Сибилла очаровательно вскрикнула. Последовал обмен теплыми приветствиями, затем ей представили будущего родственника. Он отвесил изящный поклон в пышной французской манере, приведшей Сибиллу в восторг.
— Для меня слишком большая честь познакомится с вами, Франческа, — сказал он. — Сибилла очень гордится вами как художницей и как сестрой. Алетта тоже здесь?
— Нет. Она не смогла приехать. Я прибыла одна.
Сибилла надула губки, но не слишком сильно, чтобы не испортить очертания свежего ротика.
— Как жаль! Я так хотела, чтобы она присутствовала на вечеринке. — Она печально взглянула на Адриана, который произнес подходящие утешительный фразы. Будь они наедине, она бы выдавила пару слезинок, а он осушил бы их поцелуями. Она знала, как пользоваться нужными моментами.
Франческа могла с уверенностью сказать, что Сибилла, несмотря на устроенную демонстрацию чувств, питала крайне слабую надежду на приезд сестры.
Что касается Хендрика, то появившееся на его лице выражение облегчения свидетельствовало о радости по поводу отсутствия Алетты. Пора было передать Сибилле послание, переданное у ворот дома де Веров:
— Алетта желает тебе всего самого наилучшего.
Затем, пожелав всем спокойной ночи, Адриан покинул их. Не успел он скрыться за дверью, как Сибилла, ликующая и сияющая, бросилась к Франческе с распростертыми объятиями.
— Ну? Как твое мнение? Разве он не самый красивый мужчина из всех, что ты видела?
Франческа улыбнулась.
— Полагаю, что да.
— Ага, я знала, что он произведет на тебя впечатление! Все женщины обожают его, но он мой! Мой! Я так счастлива, правда, отец? — Она бросилась к Хендрику и сжала его руку.
— Да, а я счастлив за тебя, малышка. — Он погладил ее по голове, будто ей семь лет, а не семнадцать. — Ложись спать. Уже поздно, и я хочу поговорить с Франческой, хотя она, должно быть, тоже устала.
Оставшись с отцом в семейной гостиной, Франческа первым делом спросила его о руках. Он сжал пальцы, показывая, что все хорошо.
— Они побаливали зимой, но уже не так сильно, как прежде.
Хендрик сгорал от нетерпения узнать о ее успехах и о работе Вермера, он расспрашивал Франческу, позабыв о времени. Когда она заговорила о пейзаже на мольберте, отец ответил, что оставил его на время работы над крупным заказом — портретом служащих городской стражи, который установлен в углу церкви Зейдеркерк.
— Он отнимает не очень много времени от работы в мастерской, потому что я нанял одного молодого художника, Ханса Румера, написать почти все, кроме лиц и кое-каких деталей. Он только что закончил ученичество и представляет харлемскую школу, а в Амстердам приехал разбогатеть! — Хендрик рассмеялся от такой дикой для художника мечты юноши.
— Ты выбрал его, потому что вы оба — из одной и той же Гильдии?
— Осмелюсь заметить, что это повлияло как-то на мой выбор. И мне понравились образцы работ, которые он показал мне.
— Я завтра же взгляну на это полотно.
Хендрик откашлялся.
— Этот заказ мне принес Питер.
Франческе не удалось скрыть волнение:
— Вы помирились с ним? Ты его простил?
— Да.
— Я так рада. Значит, ты ждешь возвращения Алетты домой?
— Нет! Это совсем другое дело.
Франческа не стала продолжать. По крайней мере, сделан один шаг — примирение с Питером. Она была уверена, что со временем Хендрик смягчится и по отношению к сестре.
— Питер не упоминал в своем последнем письме о встрече с тобой. Говоря откровенно, отец, ты ведешь себя порой непредсказуемо. Поэтому Питер промолчал, не очень надеясь, что твое отношение к нему вновь не переменится.
Хендрик взглянул на нее из-под нахмуренных бровей.
— Значит, вы переписываетесь?
— Мы также и встречаемся.
— Это было запрещено.
— А разве что-нибудь могло удержать тебя от встреч с мамой, когда ты полюбил ее?
— То был совсем другой случай. Между нами никто не стоял.
— Фрау Вольф делает все от нее зависящее, чтобы выполнить твои немыслимые указания. Ты не должен винить ее. Я понимаю, ты впал в меланхолию, когда я уехала из дома, и забота о моем благополучии переросла все границы, но те соглашения, которые ты заключил от моего имени, были совершенно не нужными. Питер не является преградой между мной и живописью. — Голос Франчески дрогнул. — Он вдохновляет меня. Я могу сказать, что с того момента, когда я почувствовала, что люблю его, моя работа стала улучшаться. Это было на праздник Святого Николаса. Ты, конечно же, заметил, как выросла моя техника, пока я рисовала тот гиацинт?
Хендрик сжимал и разжимал пальцы на коленях, а при последнем вопросе стукнул по подлокотникам кресла, заставив Франческу подпрыгнуть от неожиданности.
— Хватит! Ни слова больше о Питере! По крайней мере, сейчас! Пусть сначала Сибилла выйдет замуж.
Франческа улыбнулась.
— Не расстраивайся. Пока что нет и речи о том, что мы с Питером собираемся пожениться. В любом случае, мне нужно сначала закончить обучение. Я привезла одну из своих картин и завтра утром покажу ее тебе.
— Хорошо. Сейчас пора ложиться спать, у тебя был долгий и трудный день.
— Мне хотелось бы задать еще один вопрос, прежде чем я лягу. Как тебе удастся дать Сибилле подходящее приданое?
— Отец Адриана оказался в высшей степени тактичным и понимающим человеком в этом вопросе. У нас была обычная в таких случаях встреча, и я прямо сказал, что не могу предложить ничего, кроме самого маленького приданого, то есть — как ты знаешь — небольшой суммы, оставленной вашей мамой для каждой из вас. Он любезно принял ее в качестве символического приданого, и все уладилось.
— Какое облегчение, что супруги ван Янс ставят счастье сына выше денег.
А в это время упомянутая супружеская чета в огромном доме на Херенграхт обсуждала предстоящую помолвку сына. Гер ван Янс, уставший от того, что ему пришлось весь вечер развлекать за столом будущую невестку и ее отца и желавший как можно быстрее лечь спать, с раздражением заметил, что жена в очередной раз близка к слезам.
— Почему он предпочел именно ее? — причитала фрау ван Янс, повторяя материнский возглас, звучащий на протяжении многих веков.
— Ну, выбрал и выбрал.
— Но у Адриана был такой богатый выбор среди прекрасных молодых женщин нашего круга.
— Послушай меня, дорогая. Мы говорили об этом уже не раз. Никто не испытывал большей ненависти к его затянувшейся любовной связи, чем ты. А теперь ты согласна, чтобы он навсегда остался никчемным любовником этой замужней шлюхи?
— Нет! — Она была шокирована грубыми словами мужа. — Но почему дочь ремесленника? Что он увидел в ней?
Гер ван Янс знал совершенно точно, что мог его сын увидеть в Сибилле, но это не относилось к тому типу объяснений, которые можно было бы дать жене.
— Не стоит пытаться понять, что привлекает молодых людей. Сибилла — единственная девушка, которая оказалась в состоянии выманить его из той отвратительной связи, которую мы оба давно осуждаем; именно поэтому я отказался от приданого. Благодари бога, что наконец-то у тебя появятся внуки, которые продолжат род Янсов и наше дело, в противном случае, ты их никогда не дождалась бы. А сейчас я иду спать.
Выйдя от жены и направляясь в свою спалъню, гер ван Янс со всей откровенностью признался себе, что Сибилла — совсем не та жена, которую он выбрал бы для сына, но в данном случае подходила старая поговорка, что во время шторма сгодится любой порт. Самым важным в его понятии было не счастье молодой четы, а то, что ужасный позор возмутительной связи Адриана будет, наконец, похоронен. По крайней мере, на Сибиллу можно рассчитывать в этом плане: она явно никогда не позволит, чтобы подобный скандал вновь разразился вокруг уважаемого имени ван Янса. Отец — в отличие от сына — распознал в ней довольно пустую и жадную особу, которая никогда не допустит, чтобы то, что принадлежит ей по праву, перешло к кому-то еще, будь это сам Адриан или богатство и роскошь, заставляющие ее прекрасные глаза загораться, как у кошки при виде сливок.